Промах

      Было жарко. Очень. И непривычно страшно. Джон не был трусом, ни в коем случае, но собственная беспомощность всегда пугала его, а сейчас он был именно беспомощен, лежа на спине, на скрученных веревкой запястьях и с повязкой на глазах, с пропущенными под спиной и охватывающими плечи ремнями, не позволяющими не то что сесть, но хотя бы приподняться, с разведенными ногами и закрепленными ремнями щиколотками, с возможностью ориентироваться только на слух. К тому же полная обнаженность тоже не добавляла уверенности в себе. Камень под лопатками, неприятно нагретый, почти горячий, не давал неподвижно замереть, чтобы оценить ситуацию, и шорохи, издаваемые собственным телом из-за постоянного желания хоть как-то поменять положение в пространстве, не позволили вовремя уловить изменения в окружающем его мире. Когда он наконец замер, абсолютно выбившись из сил в попытке освободиться, то, увы, только тогда понял, что уже не один. Чужое тяжелое дыхание и взгляд, ощущаемый всей кожей, вдруг ставшей непозволительно восприимчивой. Джон почувствовал, как существо наклоняется над ним. Горячий пар окутал его, и он с удвоенной силой задергался в путах, ибо тело, в отличии от разума, среагировало моментально, явно не желая повторения прошлого печального опыта. Существо уселось на него сверху, не позволяя пошевелиться, и Ватсон невольно застонал, принимая жгучие поцелуи каменного пола, оставляющие ожоги на лопатках. В ушах зазвенел страстный рык удерживающего его существа. Секунда - и обжигающая горячесть, пожиравшая Джона снизу, стала пеклом, которое обхватило его всего, и он вспыхнул, как спичка, надсадно крича, срывая горло от невыносимой боли. Его мучитель, прижимая его к полу, не позволяя сбить пламя и не обращая никакого внимания на языки огня, которые, по идее, должны были перекинуться на него, практически распластался на нем. - Твоя жизнь принадлежит мне, Джон. Ты весь мой! Признай это, пока не поздно... - Пожалуйста, да… - из последних сил прохрипел Ватсон. - Хороший элг, - усмехнулся его мучитель, и все закончилось. Джон резко дернулся и только через бесконечно долгое мгновение понял, что лежит в насквозь мокрой от пота кровати, в кольце рук и ног тесно прижавшегося к нему Шерлока. Повернув голову, он обнаружил, что детектив не спит и в упор рассматривает его. В какой-то момент ювелиру показалось, что кудри Холмса колеблются, как языки пламени, а зрачки, вытянувшись вертикальными веретенами, мерцают карминно-красным, словно кто-то просверлил отверстие в затылке Шерлока и подсвечивает их изнутри фонариком. Именно пришедшее на ум абсурдное сравнение и еще знаменитое упрямство помогли не заорать благим матом, а для начала просто сморгнуть. Как ни странно, это помогло самым лучшим образом. Конечно, сам Холмс никуда не исчез, но «подсветка» пропала, и детектив принял вид сонный, домашний и приторно уютный. «Переигрывает» - отстраненно подумал Джон и, пробормотав что-то вроде «извини, я, кажется, разбудил тебя», стал выпутываться из клубка чужих конечностей. Уже у двери его догнал немного хрипловатый голос Шерлока: - Майкрофту сахар не клади, он на диете. Джон недоуменно оглянулся, но Холмс лежал на кровати абсолютно неподвижно, с закрытыми глазами, больше похожий на свой собственный труп, нежели на живое существо, и больше никак на Ватсона не реагировал. Так и не поняв, при чем тут старший брат, которого он до этого в глаза не видел (и спасибо Радуге, одного сумасшедшего гения по фамилии Холмс ему более чем достаточно), Джон побрел в ванную немного привести себя в порядок, а после, натянув халат, спустился в кухню, чтобы сделать первый, утренний, самый вкусный кофе себе и Шерлоку. Загрузив ароматную арабику в угрожающего вида агрегат, на поверку бывший обыкновенной, «немного усовершенствованной» одним беспокойным экспериментатором кофемолкой, Ватсон достал джезве, ополоснув ее для порядка водой, зажег газ и поставил посуду на огонь. Потом, выставив на обеденный стол чашки, сахарницу и молочник, привычно подхватил вскипевший кофе, налил в первую чашку, поднял глаза и понял, что его мечты нужно запретить специальным королевским указом как несбыточные и вредные для душевного здоровья, ибо в любимом кресле младшего брата, как ни в чем не бывало, восседал Майкрофт Холмс, Великий и Ужасный, как без капли иронии называл его Джим, с таким видом, словно появление в чужом доме в пять часов утра самое распространенное и обычное явление. Посмотрев на нетронутые печати входной двери, Джон решил про себя, что на мороки и галлюцинации переводить кофе не стоит, решительно потянул чашку несладкого напитка к себе, и тут Майкрофт поймал его взгляд. Чашка задрожала в руках хозяина, пытаясь вывернуться из ставших вдруг ватными пальцев и, если не покончить жизнь самоубийством, то хотя бы подмочить репутацию. Рефлексы, чертовы безусловные рефлексы, как всегда сработали не вовремя. Джон почувствовал, как пространство вокруг него, плетя защитный кокон от чужого вмешательства, почти втащило его в безвременье, чтобы после, придав начальное ускорение, всегда ощущаемое Ватсоном весьма двусмысленно, отправить туда, куда пожелает элг. Неимоверным усилием воли Джон вернул себя обратно, умудрившись при этом не расплескать кофе из кружки, не совсем аккуратно примостив ее на край стола, оставив фарфоровую бедняжку в опасном предполетном состоянии. Все действо заняло не более нескольких секунд, а может и того меньше, но Майкрофт подозрительно прищурился, когда элг, по идее должный стоять неподвижно, вздрогнув, сделал шаг назад, выходя из зоны воздействия Холмса–старшего. - Джон Хемиш Ватсон? – голос Майкрофта был чересчур резким для уже порядком взвинченных нервов элга, тем не менее подействовал так же, как взгляд, обматывая колючей проволокой подчинения и толкая за грань. Что-то неуловимо-знакомое почудилось ему в этой силе, но разбираться было не досуг. Джон, упрямо вздернув подбородок, дернулся повторно, мысленно раздирая кожу до крови, но все же преодолел внутреннее сопротивление и хмуро кивнул гостю: - Майкрофт Холмс, я так понимаю? Ваш кофе, черный, без сахара, – и, подхватив кружку, протянул ее гостю. Тот аристократично кивнул, а через миг, оставив кресельную уютность одним тягучим размазанным движением, оказался рядом, принимая емкость и при этом умудрившись мазнуть пальцами наружную поверхность ладони Ватсона, отчего тот, словно обжегшись, поспешно отдернул конечность. Ощущения и вправду были как от прикосновения раскаленного металла. Джон украдкой глянул на руку – никаких следов, даже не покраснело, но жгло нестерпимо. Холмс-старший довольно хмыкнул, а элг, борясь с навязчивым желанием засунуть невредимую конечность под струю холодной воды, смущенно отвернулся, чтобы сделать еще одну порцию для себя и после, возможно, для Шерлока. Но, видимо, попить сегодня кофе спокойно была не судьба. Стоило повернуться к Майкрофту спиной, как тот, скользнув в узкое пространство кухни, буквально вжал Джона в столешницу, и его руки беззастенчиво скользнули под мягкую ткань халата, прижимая запястья и не давая повернуться. - Не стоит верить всему, что говорит Шерлок, Джон...- выдохнуло в ухо очередное Джоново несчастье, но сделать ничего толком не успело, так как секунду спустя сзади раздался холодный от еле сдерживаемой ярости голос Шерлока: - Майкрофт, немедленно отойди от него, иначе я за себя не ручаюсь. Холмс-старший непозволительно медленно отодвинулся, а Джон вцепился пальцами в стол в отчаянной попытке удержаться на ногах и понять наконец, что же творится сегодня утром в этом доме, в этой семье и в его голове. - Прошу прощения. Не могу без сахара, – Майкрофт царственным жестом подхватил уже остывший кофе, сиротливо ожидавший решение своей участи на столе, и уселся обратно в кресло, позволив облегченно перевести дух обоим хозяевам квартиры. – Иногда я понимаю, что то, что элги не входят в высшие структуры власти, это благо для всех. Джон недоуменно посмотрел на Холмса–старшего, чувствуя себя последним идиотом, так и не сумевшим понять, при чем тут власть, элги и моноспектакль, устроенный Майкрофтом. Впрочем, по всей видимости, Шерлок понял брата прекрасно, потому что уже совершенно спокойно прошел в гостиную и уселся напротив, в кресло Джона. Некоторое время братья молча сидели, изредка обмениваясь совершенно не читаемыми взглядами, и, наконец, младший вынес вердикт: - Это интересно. Но я соглашусь, только если Джон тоже примет участие. Его опыт может быть бесценен. И думаю, что он сам захочет. - Согласен, – спокойно ответил Майкрофт. Ватсон же подумал, что ему уже, пожалуй, ничего не хочется, кроме одного - лечь где-нибудь в уголке и забыть обо всех этих сумасшедших, с которыми приходится иметь дело, или хотя бы попытаться уйти, поскольку он все равно ни черта не понимал, но не тут-то было. - Джон, - голос Холмса–старшего наконец-то стал нормальным человеческим голосом, без каких-либо сверхъестественных модуляций, - я бы попросил Вас остаться. Дело весьма щекотливое и касается королевской семьи Португалии и алмаза «Браганза», надеюсь, Вы слышали о нем? Если бы Майкрофт Холмс ударил его с размаху по голове крокетной клюшкой, то, пожалуй, эффект был бы значительно меньшим. Впрочем, жизнь с Мориарти научила Джона не раскисать и хотя бы внешне держать эмоции в узде. Коротко кивнув, он, выпрямив спину и упрямо вздернув подбородок, прошел в гостиную и уселся на диван. Большая игра началась.