Lover Dearest

– Лиам. Лиам стонет и переворачивается на другой бок, вслепую отмахиваясь рукой: – Нет. – Лиам. Нет. Он хочет спать дальше. Видите ли, ему снится прекрасный сон, и он не хочет, чтобы тот прервался. Он превосходный, чудесный, и Лиам хочет жить в этом сне, где Зейн улыбается ему, без клыков. Они находятся на заднем дворе, солнце припекает им головы. Гарри и Найл вдалеке пинают мяч, их громкий смех слышно даже на расстоянии. Но всё внимание Лиама сосредоточено на влажных и мягких губах Зейна, который целует его шею, а он проводит руками по волосам брюнета и смеется, когда Зейн вскрикивает из-за того, что пальцы Лиама запутались в прядях, и он слишком сильно потянул. Но кто-то трясет его за плечо, и сон рушится. Лиам привстает, злобно зыркая. Зейн смотрит на него сверху вниз нежным взглядом, который Лиаму сейчас совершенно не хочется видеть. – Я запер дверь не просто так, – говорит он. – Уходи. Зейн неуверенно хмурится: – Пожалуйста, дай мне хотя бы с тобой поговорить. – А о чем тут говорить? – спрашивает Лиам, понимая, что напоминает капризного ребенка, но ему правда сейчас на это плевать. – Обо всем, – вздыхает Зейн. Он поднимает одеяло и залезает к Лиаму в постель, не дожидаясь приглашения (в любом случае, он бы его не получил). – Можно мне хотя бы объяснить? – Объяснение не изменит то, что случилось. Зейн вздыхает, перекатывается и оказывается верхом на Лиаме. Парень охает от удивления, но вампир еще не закончил. Он сгребает запястья Лиама в одну руку и тянет вверх, пока его пальцы не касаются спинки кровати. Зейн упирается на них, не делая больно, но демонстрируя парню, что тот полностью находится в его плену. – Я не хочу делать тебе больно, – говорит Зейн. – Я никогда не хочу делать тебе больно. Тебе нужно это понять. Лиам не может думать. В его голове всё плывет, и, господи, он совсем сошел с ума. Лиам сошел с ума, потому что сейчас он должен быть напуган, особенно после случившегося вчера, но вместо этого по его телу словно пробегает электрический ток от того, что Зейн прижимает его к матрасу, от того, что его воображение рисует картинки, на которых в данной позиции происходит многое другое. Если бы он только слегка толкнулся бедрами и... – Лиам, – резко обращается Зейн. – Сосредоточься. – Извини, – бормочет тот. – Ничего страшного. Просто... подумай. Если бы сейчас я хотел сделать тебе больно, у меня бы получилось? Еще бы! – Конечно. Ты, блять, не даешь мне сдвинуться с места. – Не надо, – говорит Зейн, насупив брови. – Тебе совсем не идет это слово. – Блять, – повторяет Лиам. – Блять, блять, блять... Зейн наклоняется, касается губами его уха: – Хочешь продолжить, детка? Потому что я готов просидеть так весь день. Лиам закрывает рот, клацая зубами, отказывается дрожать от его слов. Он не может, зная, что Зейн это почувствует. – Хорошо. Говори, что ты хочешь сказать, и слезь с меня. Зейн снова вздыхает: – Лиам, я пытаюсь объясниться, ага? Просто подумай об этом. Если бы я сейчас захотел, я бы мог тебя убить. Запросто. Я бы мог разодрать твою глотку зубами. Я бы мог пронзить твою грудь когтями и вырвать сердце, которое все еще пытается биться. Я бы мог вогнать в тебя клыки и выпить всю кровь до остатка, пока тебя не станет. Лиам пытается вырваться из хватки Зейна: – Зачем ты... зачем ты такое... – Последнее, – перебивает его Зейн, – ты даже не представляешь, как трудно устоять перед последним. Всё время. Ты и понятия не имеешь, Лиам, какой ты сладкий, правда. – Ты чокнутый, – осознает Лиам. Он не понимает, как ему удалось упустить из виду эту жестокую сторону Зейна. – Что с тобой не так? – Много чего, – признается вампир. – Но дело не в этом. Дело в том, что я бы мог убить тебя, и так легко. Ты понимаешь это? – Понимаю, – огрызается Лиам. – Я, блять, прекрасно это осознаю, всё время. – Это хорошо, – Зейн все еще его не отпускает. – Но я не убил, Лиам, – в его голосе больше не слышно игривого, слегка раздраженного тона. – Не убил. Я никогда нарочно не причиню тебе вреда. Я не смогу. Ты должен это понять. Ты самое хрупкое, что у меня когда-либо было, и я так с тобой осторожен, потому что даже мысль о том, что тебе больно, меня убивает. – Вчера вечером... – Вчерашний вечер был ошибкой, – говорит Зейн. – Я постоянно ведусь на уловки Луи. Это не оправдание, и я не пытаюсь оправдаться, но Луи научился втягивать меня в глупости еще много лет назад. И я не должен был приходить домой в таком состоянии, я знаю, что не должен был. Не зря вампирам нельзя пьянеть. Мы начинаем терять самообладание. Это опасно для всех окружающих. Но Луи давно научился с этим справляться, а я не должен был приходить домой в таком состоянии. Я просто не подумал, Лиам. Я не думал, что ты окажешься в опасности, если я приду так домой, потому что, честное слово, мысль о том, что я могу навредить тебе, для меня просто непостижима. Лиам отводит от него взгляд: – Я никогда по-настоящему не боялся тебя до вчерашнего вечера. – Идиот, – говорит Зейн. – Ты всегда должен меня бояться. – Но ты только что сказал, что никогда не сделаешь мне больно, – напоминает ему Лиам. – Тогда... – Но я могу. Тебе нужно чаще думать о себе, Лиам. Меня беспокоит, что ты не осознаешь, насколько мы опасны для тебя. Вчерашний вечер это доказал. Одна маленькая ошибка — и ты мог умереть. – Я не понимаю, что я должен вынести из этого разговора, – тихо говорит Лиам. – Ты пытаешься убедить меня, что никогда не причинишь мне вред, но при этом говоришь, чтобы я тебя боялся. Я не понимаю. Зейн отпускает его запястья, но не слазит с Лиама: – Знаю. Я и сам не понимаю, что хочу сказать. Но я знаю точно, что не могу тебе позволить думать, что я когда-нибудь захочу сделать тебе больно, но также ты должен осознавать, насколько ты беззащитен. – Я осознаю, – отвечает ему Лиам. – Я осознаю это, Зейн. Я осознаю это с самого первого дня, как здесь оказался. Но я доверяю вам – вот в чем дело. – Первое правило, детка, – говорит Зейн, наклоняясь ниже. Его губы скользят по щеке Лиама, едва, практически незаметно, касаясь кожи. – Никогда не доверяй вампиру. С улыбкой скатившись с Лиама, он направляется к двери. Парень смотрит ему вслед, думая о том, что он не прав. Первым правилом должно быть не влюбляться в вампира.

***

Следующие несколько дней Лиам прячется в своей комнате. Гарри и Найл приносят ему еду, задавая вопросы о том, что случилось, но Лиам отказывается на них отвечать. Он не хочет об этом говорить, и он не хочет говорить с Зейном. Хотя после первой попытки Зейн больше и не показывался. Может быть, он подумал, что его неумелые извинения сработали. Может быть, он подумал, что прижать Лиама к матрасу и зачитать множество способов, которыми он может его убить, было достаточно, чтобы исправить то, что он натворил, но это не так. Отнюдь. Поэтому Лиам остается в своей спальне, собирая в стопку грязные тарелки на прикроватной тумбочке. Иногда к нему присоединяется Найл, развалившись на кровати и расспрашивая о видеоиграх и о том, как можно нелегально скачать музыку. Лиам впускает его чаще других, потому что компания Найла всегда приятнее всего. Он беззаботный и веселый, и Лиам правда не понимает, как ему это удается. Как-то вечером к нему присоединяется Гарри, притащив ему ужин. Он отдает предпочтение подоконнику, залитому лунным светом. Лиам любит Гарри, правда. Но он немного настораживает. Он выглядит максимум на восемнадцать, с этими ярко-зелеными глазами и ямочками на щеках, но есть что-то такое в его речи и взгляде, что говорит тебе, что он старше. И говоря «настораживает», Лиам имеет в виду «пугает». Это пугает. – Все еще отказываешься об этом говорить? – спрашивает Гарри. Он аккуратно кладет руки себе на колени, выжидательно глядя на Лиама, который набивает рот едой. – Или ты просто отказываешься говорить об этом со мной? – И то, и другое, – глотнув, отвечает Лиам. – Я не хочу об этом говорить, и я не хочу говорить об этом с тобой. Гарри вздыхает: – Лиам, я знаю, что ты злишься, но... – Ты хоть знаешь, что произошло? – сердится тот. – Нет, не знаешь. Так что оставь свои «но» при себе, – он не любит пререкаться с Гарри, но иногда этого нельзя избежать. – Я знаю суть, – говорит кудрявый. – Это связано с Зейном и Луи, так как они оба ходят по дому, поджав хвосты, явно мучаясь угрызениями совести. Что, кстати, весьма впечатляет, потому что я знаю Луи много-много лет, и вызвать в нем чувство вины многого стоит. – Ему не стыдно за то, что он сделал, – ворчит Лиам. – Наверняка, ему стыдно только из-за того, что Зейн с ним из-за этого не разговаривает. Гарри хмурится: – Наверное, ты прав. – Я ненавижу его, – страстно заявляет Лиам, бросая вилку на тарелку. – Все было хорошо до того, как он появился. Гарри кривится и подмечает: – Он был здесь до тебя. Я знаю, что у него тяжелый характер, Лиам. Поверь мне, никто лучше меня не знает, насколько тяжелым он может быть. Но в глубине души он не так уж плох. Он неуправляемый, да. Он немного неуравновешенный. Но за всем этим скрывается доброе сердце. Очень хорошо скрывается. – Ну, молодец он, – говорит Лиам. – Мне плевать. Я не прощаю его, и я не прощаю Зейна. – Да что они сделали? – срывается Гарри. – Просто скажи мне, Лиам, иначе я не смогу помочь избежать повторения этого, не зная, что произошло. Лиам закусывает нижнюю губу. Он не хочет отвечать, но в Гарри всегда есть что-то такое, что не дает уйти от ответа. Внешне в Гарри нет ничего пугающего, но Лиам не рискует снова игнорировать вопрос. – Они были пьяны, – сообщает парень. – Кстати, я не знал, что это возможно. – И не должно быть, – признается Гарри. – Я могу выпить весь ликероводочный магазин и от этого только распухну. Но есть другие способы. Если мы пьем кровь кого-то, кто находится под воздействием алкоголя, это может на нас повлиять. Но это опасно. Когда вампир пьянеет, он полностью теряет самообладание и принципы. – Я ощутил это на себе, – бормочет Лиам и отодвигает от себя тарелку, проводит рукой по жирным волосам. Ему необходимо принять душ перед сном, но вставать с кровати сейчас кажется непосильным трудом. – В таком состоянии они пришли домой, и Луи подошел ко мне, и он... он пытался уговорить Зейна убить меня. Вдвоем, и Зейн... Зейн слушался его. Мне кажется, он бы это сделал, Гарри. – Не сделал бы, – на автомате отвечает вампир. – Он бы себе никогда этого не простил, Лиам. Он может иногда об этом думать. Все мы думаем, ты должен это знать. Когда я долго не пью кровь, и ты нечаянно порежешься ножом за ужином. Или когда ты краснеешь, и твои щеки заливаются краской, а сердце начинает барабанить в груди, я думаю об этом. Это в нашей природе, но мы этого не сделаем. И Зейн тем более. – Он так и сказал, – признает Лиам. – Но после того вечера... не думаю, что я в это верю. Гарри поднимается, поправляет свою одежду: – То, что я скажу, не изменит твою точку зрения, – осознает он. – Но ты сам поймешь. Ты слишком его любишь, даже не отрицай этого. И он загладит свою вину. – Он даже не пытался со мной поговорить с того дня после случившегося. – Потому что он дает тебе время, – объясняет Гарри. – Он не хочет тебя спугнуть. – Он любит меня пугать, – возражает Лиам. – Он сам так постоянно говорит. – Он любит с тобой играть, – исправляет Гарри. – Но он точно не хочет, чтобы ты его по-настоящему боялся. – Ну, что ж, а я боюсь, – говорит Лиам. Гарри кивает, принимая эту информацию: – Я тебя не виню. Этих двоих и я боюсь, – Лиам фыркает. – Ладно, но, по крайней мере, они заставляют меня волноваться. Но ты в порядке, да? Я имею в виду, физически. Никаких смертельных ран? – Я в порядке. – Это хорошо, – он подходит и взъерошивает волосы Лиама, что вошло у них всех, кроме Зейна, в привычку, и это раздражает так же сильно, как и нравится. – Спускайся завтра на ужин? Ты не можешь запереться в своей комнате навечно. – Я заперт в этом доме навечно, – подмечает Лиам. – Какая разница, если я буду придерживаться одной комнаты? В ответ Гарри морщит лоб, но не утруждается отвечать: – Пока, Лиам. Как только он ушел, Лиам ставит тарелку с едой в стопку других грязных тарелок. Стопка становится довольно высокой, и он понимает, что вскоре ему правда придется выйти из комнаты. Но не сегодня. Может быть, завтра, но он не хочет видеть Зейна и уж точно не хочет видеть Луи. Но ему правда нужно выйти из комнаты, и именно это он и делает — отправляется в душ. Он смывает с себя грязь, скопившую за три дня, проведенных в постели, тщательно вымывает волосы и тело. В комнате раздается громкий звук, и Лиам не может ничего поделать со своей реакцией: его глаза расширяются, пульс ускоряется, и он резко разворачивается, чуть не упав в ванну. – Кто там? – зовет Лиам. – Гарри, ты? Нет ответа. – Найл? Ничего. – ...Зейн? И снова никто не отвечает. Лиам убеждает себя, что он просто это выдумал. Он в последнее время на нервах, вот и всё. Там никого нет. Если бы это был кто-то из парней, они бы отозвались, либо поняли, что он в душе, и ушли. Поэтому Лиам продолжает мылить голову шампунем, упрекая себя в своей паранойи. Но, оказывается, это не паранойя. Как только он выходит из ванной комнаты, ему тут же хочется вернуться обратно и запереть за собой дверь. Но Луи опережает его, поднимает взгляд и расплывается в насмешливой улыбке. – Я смогу выломать дверь, – говорит он, как будто зная, о чем думает Лиам. – Но вперед. Это может быть весело. – Чего ты хочешь? – Лиам крепко скрещивает руки на груди, в то время как на его кофту капает вода с мокрых волос. Луи пожимает плечами, листая один из его комиксов: – Вообще-то, я пришел с тобой поговорить, – заявляет он, не отводя глаз от книжки. – А так как Зейна нет дома, я решил, что сейчас самый подходящий момент. И ты можешь перестать смотреть на меня, как загнанный олень. Я тебя не трону, не волнуйся. Лиам отказывается опускать руки или двигаться: – Я тебе не доверяю. – Наверное, это разумно, – говорит Луи. – Я себе тоже не доверяю, по большей части. Лиам вздыхает и опирается на стенку для пущей надежности. Он больше никогда не хочет, чтобы Луи снова очутился у него за спиной. – Говори, если ты так этого хочешь, – говорит он. – Но в первый раз у тебя это не очень вышло. – Потому что ты, засранец, слишком разговорчивый, – улыбается Луи. – Но мне это нравится. Честно говоря, мне кажется, с тобой может быть весело. Лиам глупо моргает: – Что? Луи пожимает плечами: – Если я тебя убью, Зейн мне этого никогда не простит, а я не могу себе такого позволить. Мне будет без него скучно. К тому же, я думаю, в тебе что-то есть. Конечно, ты не знаешь своего места, но, не считая этого, с тобой может быть интересно. – Ты играешь со мной? – сердится Лиам. – Я не играю с едой, солнце. Хотя нет, играю. Но нет, я не играю с тобой. Я говорю серьезно. Если ты перестанешь быть избалованным хамом, мы сможем поладить. – Я? Это я... Я вообще не понимаю, почему я пытаюсь с тобой говорить. Ты явно сошел с ума. – Явно, – Луи хлопает по матрасу рядом с собой. – Я не причиню тебе вреда, питомец. Иди сюда, а? Меня заставляет нервничать то, что ты стоишь там, словно раздумываешь выпрыгнуть из окна. Вообще-то, он раздумывает выкинуть из окна Луи. Но, так как Луи с легкостью приземлится на ноги и запрыгнет обратно, чтобы убить его, он оставляет эту фантазию при себе. – Нет, спасибо. – Как хочешь, – говорит Луи и достает что-то из-за спины. – Но я принес тебе торт. И прежде чем ты спросишь — нет, он не отравлен. Шоколадный бисквит. Лиам слегка открывает рот от удивления: – Ты принес мне торт? – Люди же любят торт, да? – неуверенно спрашивает Луи. – Гарри сказал, это твой любимый. Лиам почти делает шаг назад. Это правда его любимый. Но он не настолько глуп. – Может быть. Луи сгребает немного крема пальцем и облизывает: – Вкусно. Ты должен забрать его, пока я не съел. – Вперед. Луи снова вздыхает и откладывает тарелку в сторону: – Слушай, Лиам. Нам нужно научиться ладить. Мы живем вместе, как бы нам обоим это не нравилось. Я думаю, мы должны просто... оставить прошлое позади. – Ты пытался меня убить, – напоминает ему Лиам. – Ты перебарщиваешь, – говорит он. – Зейн бы этого не сделал. – Ты этого не знаешь. И это не меняет факта, что ты этого хотел. – Нет, я знаю, – возражает Луи. – Я знаю Зейна намного лучше, чем ты, и я знаю, что он бы этого не сделал. Я просто люблю издеваться над людьми. Эта жизнь становится скучной, поэтому я веселюсь. Иногда я выхожу за рамки, и... за это я прошу прощения, наверное. – Если я приму твои извинения, ты оставишь меня в покое? Луи на мгновение задумывается: – А мы разделим твой торт на двоих? – Нет. – Ладно, наверное, я это заслужил. Приятного, питомец. – И хватит меня так называть, – велит Лиам. – Я не питомец. – Лиам, – явно нехотя исправляется Луи. Его глаза слегка прищурены, и Лиам практически слышит слова, которые так и норовят сорваться с его губ, но он сдерживается и напряженным шагом направляется к двери. – Рад, что мы смогли прийти к согласию. – Я сделал это только ради торта. Луи улыбается ему: – Видишь? Ты можешь быть веселым, – он останавливается, положив ладонь на ручку двери. – Я могу превратить тебя. Если хочешь. Тогда мы сможем стать настоящими друзьями. Я не вожусь с теми, кто ниже меня по статусу, но если бы ты был вампиром... Лиам морщит нос. Не то чтобы он совсем против этой идеи, но если кто-то его и превратит, то это точно будет не Луи. – Спасибо, но нет. – В любом случае, Зейн бы меня убил, – признается Луи. – Он установил правило «Не кусать Лиама». Брови парня удивленно ползут на лоб: – Правда? – Он чертов собственник, Лиам, – говорит ему Луи. – Я бы был осторожен. Это слегка пугает. Он пригрозил сотворить со мной такие извращения, если я хотя бы как-то не так на тебя посмотрю. Это безумие. Типа, вырвать мои конечности и вставить туда, куда невозможно засунуть всю руку. Лиам не очень хочет представлять сказанное. Но ему и не надо, потому что он занят тем, что улыбается, как идиот, не в силах удержаться. Зейн угрожает им, чтобы они его не трогали? Наверное, это должно слегка пугать, но не пугает. Это даже... приятно. – М-м-м. – Ты выглядишь довольным, – комментирует Луи. – Уверен, это одна из форм стокгольмского синдрома. От этого Лиам хмурится, а Луи машет на прощание рукой и скрывается за дверью. Лиам подходит к кровати, берет кусок торта, садится и ест. Затем он берет комикс, который листал Луи, и перечитывает его в шестой раз, после чего выключает свет и забирается под одеяло.