***
Антракт, который создала Флавер своим фееричным уходом, прекрасно послужит для разъяснения ситуации. Выдержав под собой натиск годового обучения разгильдяйки всея Токио, Тейко и все ее обширное население со скупыми слезами приняло Флавер Айянуму сюда уже во второй раз. Подробности первого года вполне можно опустить - как ни странно, но вторая его половина прошла весьма спокойно, исключая некоторые стычки благородных баскетболистов и зловредных волейболисток, которые по своему масштабу и грандиозности так и не превзошли великое начало войны. Но, уверяю вас, на этом приключения наследницы Болота Любви не закончены. Самая яркая часть ее эпического обучения в этих и других стенах только начинается, ведь прошел всего один год…
Бешенство, а затем и досадное разочарование наполняло Айянуму потому, как ее старый знакомый – очаровательный Кисэ Рёта, - как с неба свалился с претензиями на вступление в первый состав. Невообразимая наглость! Самое ужасное, что все будто бы в упор не видели ее чрезмерных стараний, усердных тренировок, переступлений через себя и хлещущего желания. Свой стиль игры придумать - это вам не два пальца об асфальт. А какой-то искусный копировщик, плагиатчик, жалкий подражатель уделал ее, как будто она была бестолочью несчастной! — Ну ничего, Айянумы не сдаются. Эти щенки еще побегут за тобой!.. Пф-ф, да без меня их команда вообще ничто. Шоколад неизвестного состава! Хотя кого я обманываю... Вторая часть Марлезонского балета приключилась спустя две недели, когда соперник Айянумы уже плотно прижился в баскетбольном клубе, наживая себе ненавистника не только в лице Флавер.***
Было около семи вечера, когда Айянума с грацией уже упомянутого прежде бегемота выпорхнула из школы. — Вот же... — скрипя зубами от больной досады, выругалась баскетболистка, когда что-то предательски хрустнуло где-то на уровне лодыжки. — Сколько раз им талдычить можно? Ограниченные люди! Школа – обязаловка и пустое растрачивание моих интеллектуальных ресурсов! Тогда черта лысого я торчу до семи вечера у школьного психолога и собираю паззлики? — но монолог Флавер не продлился столь долго, сколько хотелось бы. За спиной послышались гогот и возгласы, которые не могли принадлежать никому, кроме идущих с тренировки баскетболистов. — Ну, вот так мы и стали напарниками, правда, Тецу? — Дайки живо повествовал историю их с Куроко дружбы вновь прибывшему Рёте, который после совместного матча с гениальным распасовщиком всерьез заинтересовался его персоной. Голубоглазый скромно улыбнулся, подтвердив слова мулата кивком. — Так нечестно, Аоминеччи, Курокоччи не может принадлежать только тебе, — Рёта собственнически закинул руки на плечи Тецуи. Флавер с удрученным видом созерцала эту картину. Хоть она и была в обиде на баскетболистов, но Куроко ей было жаль. Оказаться сладким яблочком среди двух дылдин, покушающихся на заветную мякоть плода - ужасно, да и выглядит, что уж таить, весьма по-гейски. С учетом того, что у Флаверины были явные склонности к гомофобии, мысли о таком вызывали у нее рвотный рефлекс. — Фло-тя-ян! — глаза девочки чуть не выпали из глазниц от неожиданности. Милая подружечка испортила буквально всё, ведь теперь ее заметили. Теперь пора драть когти, и Флавер сделала вид, что не услышала горланящую Момои. Широко растопырив локти, девица бодренько зашагала вперед, прочь отсюда, как бравый гусар. Она играла по Станиславскому, как ей это и полагалось, и не подавала никаких признаков раздражения, пока вдруг ее не окликнул... — О, балерина! — шикарно, теперь голос подал Аомине, наконец отставший от расчленения бедолаги Тецуи. — Догоним ее? — он обратился скорее к Кисэ, нежели к остальным сокомандникам. — Если честно, то я немного побаиваюсь... — блондина передернуло от представления возможного развития событий, где одноклассница избивает его до полусмерти, а затем оставляет в одних трусах и вешает на дерево где-нибудь посреди школьного двора. — Я ведь ее очень оскорбил. Может, переждем критические дни... Зато потом мне будет гораздо легче добиться ее расположения! Аоминеччи? О Боже... — Но Дайки уже улепётывал по направлению к Айянуме. Рука Мурасакибары опустилась на плечо бледного Кисэ, а его сонные глаза буквально излучали сожаление и скорбь. Мидорима поправил черную оправу своим фирменным жестом, раздраженно заявляя: — Полностью согласен, пора бы уже оставить эту бестию в покое. Вечно этому самодовольному павлину хочется найти приключений погорячее, — но пока Шинтаро толкал свою речь, и Рёты, и Тецуи, и Сацуки след простыл, оставляя баскетболиста наедине с нервирующим бездельником Мурасакибарой. Пришлось и ему перешагивать через собственные принципы и направиться вслед за ошалелой Флавер. — Идиоты… — Эй, балетмейстер, постой! Я не успеваю за твоей лебединой походкой! — синеволосый настиг девочку и схватил за запястье, однако строптивая Флаверина вовсе не желала идти на мирный контакт. Девочка, не скрывая своего бешенства, вырвала свою руку из его, казалось бы, цепкой хватки, и собиралась было прописать надоедливому Аомине в чело, однако, на счастье парня, рядом оказалась Сацуки, преградившая мальчишку от удара Айянумы своей грудью. Во избежание неприятной и щекотливой ситуации рыжеволосая бестия затормозила свободный полет своего кулака, недовольно взирая исподлобья на бравую защитницу мулатов и не только. — В свое оправдание хочу сказать, что твое заключительное плие было превосходно! — Кисэ засеменил вокруг баскетболистки, пытаясь избежать прямого удара меткого кулака Болотца Любви. — Плие-хрие, ты откуда таких слов понабрался, Паганини? — но в итоге своего кружения вокруг маленькой Айянумы обладатель янтарных глаз напоролся на Дайки, за что получил удар в бок локтем и очередную укоризненную реплику. — Паганини – это французский скрипач, сверхразум ты наш, — ас поколения чудес вздрогнул, когда за спиной неожиданно появился главный снайпер команды. — Не вижу ничего ужасающего в том, что лексикон Кисэ шире цитат из порно журналов, — Дайки хмыкнул - он не видел ничего зазорного в том, что пристрастился к клубничной прессе. Флавер, которую несправедливо тормознули пятеро остолопов и грудастая подружка, начала раздражаться всерьез. — Чего вам надо, евнухи дрочёные? — брови Шинтаро поползли вверх, а бестии, по осмысливающим лицам Аомине и Момои, было видно, что значение слова "евнух" понял лишь зеленоглазый и, возможно, Куроко, но, как всегда, предпочел молчать об этом и всем своим видом в том числе. — Евнухи? — в унисон проговорили менеджер и ас, смотря друг на друга и непонимающе хлопая глазками. — Удивлен, что ты, Айянума, использовала именно это слово. Если, конечно, сама знаешь, кто это такие. — Удивлена, что твой снобизм не оставляет тебя даже за порогом школы. Может ты еще в смокинге спишь, астролог? — А кто такие евнухи? — не унималась парочка, но отвечать им явно никто не собирался. — Что ты сказала? — Мидорима и Флавер зажигались друг о друга, как спичка о коробок, с каждой новой репликой. — Снобизм? Тебе следовало бы поучиться манерам, Айянума. То, что ты эпатируешь публике и фамильярничаешь со взрослыми, не делает тебя дамой голубых кровей, — с чувством заявил баскетболист. Ошарашенная Флавер хлопала глазами. И ей это заявляет он?! Мидорима Шинтаро, сноб и педант, считающий себя августейшей особой?! — Ты... Да ты… — пыжась, она пыталась найти нужное обзывательство, дабы задеть за живое самодовольного Шинтаро, который уже чувствовал сладчайший вкус своей победы, как наяву. — У тебя вообще из сумки пульверизатор торчит! Вот! — Как же вы задолбали говорить этими непонятными словами! — выругался Аомине, оттаскивая ссорящихся друг от друга. Мидорима как ни в чем не бывало запихнул свой талисман дня поглубже. — Хватит уже собачиться, мы, балерина, вообще-то собирались помирить тебя и Кисэ, а не разжигать новый огонь войны. — Прости меня, Айяччи! — когда же Айянума обернулась на голос блондина, то совершенно неожиданно обнаружила его в своих ногах, дрожащего и нервного. — Только не бей, прошу, смилуйся! — Видишь, до чего довела? — своим подмигиванием Аомине намекнул сокоманднице о том, что пора бы дать шанс запуганному пареньку. Но Флавер скривилась и топнула ножкой. Немая сцена, где Дайки убеждал подругу быть милостивой, продлилась около минуты, после чего рыжая буркнула что-то похожее на "Ну ладно, только отвали!" и присела возле красавчика, валявшегося у нее в ногах, почесывая едва доступные части макушки, и начала. — Слушай, Кисэ… — Флавер не знала, с какой стороны подступиться к блондину, и, не решившись на большее, аккуратно прикоснулась к копне его золотистых волос. «Святые угодники, мягче, чем попка младенца...» — Я, в общем... Ну, это самое, короче, ты... — Я знал, что ты меня простишь! — в следующее мгновение Айянума сама не поняла, как оказалась плашмя прижатой к земле в жарких объятиях блондина. Задыхаясь, девочка что-то просипела, но тараторящий мальчик даже не заметил неудобств рыжей бестии. — Ведь на самом деле ты очень добрая девочка! Боже, я так рад, что не лишился самого сокровенного... — пока балерина баскетбола трепыхалась в его мощной хватке, Кисэ облегченно выдохнул, даря Аомине взгляд, полный благодарности: ведь именно мулат подтолкнул развитие этих событий. — От-… кха-кха… отпусти! А то лишишься! — Отлично! Предлагаю по этому поводу отправиться перекусить! — Момои воинственно вскинула кулак вверх, будто бы уже предвкушая веселые посиделочки в каком-нибудь уютненьком кафе. — Командный дух! Он ведь очень хорошо поддерживается с помощью, хм-м, совместного принятия пищи… — но тут ее персиковые глазки хитро стрельнули в сторону Куроко, и она, нагло вторгшись в зону комфорта паренька, деловито схватила его за локоть и защебетала. — А мы с Тецу-куном прогуляемся пока что! — и их след простыл. Любит же это поколение чудес собственнически измываться над призрачным игроком. — Ты только погляди, как улепетывают... — ревниво покосился на семенящую в далекие края парочку Дайки. Отнюдь, соперничать со своей подругой за сердце Куроко он не мог, тут явное преимущество за предприимчивым аналитиком. Вперед продвинулся и Мурасакибара. — А этот куда ринулся? — Вы же говорили, что идем жрать... Я жутко голодный и, похоже, усну, если не слопаю доброе количество ботамочи... — как обычно под нос прогундосил великан. Никто, в принципе, против и не был, тем более, что долго Тецую оставлять в лапах Момои было нельзя. Айянуму подняли с асфальта, привели в порядок и галантно пропустили шествовать в центре.***
Впервые в своей жизни Флавер не шаркала заношенными мокасинами где-то на задворках действий - она шаркала ими в центре, окруженная поистине устрашающе красивой свитой рослых пареньков. Вообще, после вступления в Тейко этих "впервые" у нее было довольно много, и, как она считала, что это очень даже неплохо. Со всей своей ненавистью к учебному процессу и педагогическому составу, Тейко принесло ей массу положительных эмоций. Сперва они шли молча, созерцая серые и разноцветные одновременно улицы города, и пытались разыскать копну персиковых волос, маячащую где-то впереди толпы, но, увы, в планы ускользнувшей парочки это, по всей видимости, не входило. Точнее, в планы Момои. Флавер не решалась заговорить первой, потому что стеснялась, но гробовое молчание удачно прервал Кисэ очередной несуразицей. — Бли-ин, скорее бы найти Курокоччи, я почему-то соскучился. — У вас что, любовь?! — как-то слишком пылко поинтересовался Аомине, и этот вопрос вызвал у Флавер доныне невероятную – нет, просто феноменальную, - реакцию – она засмеялась. Айянума, которая могла быть лишь источником шуток, отделываясь кривой усмешкой, и слыла каким-то чокнутым меланхоликом вперемешку с холериком, что уже делало ее совершенно неординарной личностью, неожиданно выдала редчайший перл – положительную эмоцию. Смех у нее был необычный, его можно было сравнить со смехом дедка на смертном одре: такой же беззвучный, на выдохе, но набирающий децибелы с каждым мгновением. Окружавшие ее юноши впали в замешательство, ведь если можно было предугадать, когда и почему Флавер разгневана, то они понятия не имели, что ждать от ее смеха. Это было так же неожиданно, как и гром посреди ясного дня – на секунду казалось, что это, вроде бы, нереальное действие девчонки влечет за собой неминуемую катастрофу… — Мне это мерещится? — Дайки, не делая резких движений, протер глаза, но и после этого перед ним была рыжая девочка с тремя хвостиками, разразившаяся истеричным смехом. — Тогда у нас коллективные галлюцинации… — завороженно протянул Кисэ, будучи не в силах оторвать глаз от редчайшего явления. Флавер и сама не знала, что на нее такое нашло. Она, можно сказать, впервые услышала собственный голос в такой вариации... Но ей почему-то неистово захотелось засмеяться, эмоции вдруг начали бить ключом, а в голове был полный беспорядок мыслей, гениальная балерина будто бы перенасытилась кислородом в один миг. Хм-м, быть может, предменструальный синдром... — Главное, не делайте резких движений, — деловито осведомил остальных Мидорима, заранее ретировавшись на метров эдак пять от Флаверины. — Ну и куда ты свалил? Оставил нас наедине с бомбой замедленного действия... — Аоминеччи, прекрати, по-моему, это очаровательно! О, это явно мои объятия осчастливили ее! Эх, и почему я раньше не додумался превратить ее в прекрасного лебедя? — Я что, только что смеялась? — тем временем баскетболистка пришла в себя и ощупывала свои покрасневшие щеки. — Скажите, что меня заглючило… — Да нет, Айянума, похоже, мы тут все на спидах, потому что мы видели тебя ржущей вчетвером, правда? — Аомине обернулся посмотреть на ребят. На все той же безопасной точке стоял Мидорима, касаясь оправы очков средним пальцем, а вот Атсуши исчез и, судя по всему, в ближайшей лавке с ботамочи. — Вот, держи, — кот-копировщик любезно протянул Флавер платочек, добавляя с милейшей улыбкой, — можешь смеяться, когда угодно, это великолепно! — девочка закатила глаза, выдавливая из себя: — Извините… — замялась Айянума, потирая плечи. — За что же? — Аомине почувствовал небывалое смущение подруги и задорно подтолкнул ее в бок. — Мы о тебе еще столько не знали, Флавер Айянума!.. Время открытий! Как насчет душещипательного трёпа за житуху? — Я “за”! — другого ответа от Рёты и не стоило ожидать. — Что ж, можно попробовать, — холодно отозвался Мидорима, — попытаюсь понять ваши плебейские души, — отмахнувшись от рослого баскетболиста, все ожидали главного согласия от постепенно раскрывавшей себя героини. Аомине, поблескивая глазами, выжидающе стоял над ней. Наконец, поломавшись минуту, она, закусив губу, ответила: — Придется мне пояснить вам за базар, ребятки, так что погнали! — Вывели саму Айянуму на откровения, это очень интригует! — Аомине панибратски закинул руку на плечо рыжей, в то время как Кисэ ревниво пристроился с другой стороны. — Больше, чем нужно, все равно не узнаете, — резонно заметила Флавер, скидывая с себя груз рук, и быстро переместилась за Мидориму, который заметно занервничал от такого соседства, — но прежде вы, скотобаза, расскажете мне о себе. Мне больно захотелось узнать грани вашей души. И начнем мы с тебя, мудрец… — она легонько ущипнула впереди стоящего парня за бок. — Кстати говоря... — заговорщически прошептала она, постукивая пальцами друг о друга. — … сегодняшний талисман львов - штаны! А ну-ка снимай свои портки, Мидорима, — приказным тоном заявила Айянума и потянула на себя черную ткань.***
Разговорить педанта было сложновато, но в один момент Флавер шепнула ему на ухо что-то особо занимательное, после чего Шинтаро, сглотнув, пошел на контакт. Оказалось, что за кожурой высокомерного юноши скрывался вполне семейный старший брат Шин-тян, обожающий классику и играющий на фортепиано. Конечно, Мидорима говорил весьма сдержанно и сухо, и многое из его фраз ребятам приходилось додумывать самим, но, тем не менее, было приятно вывести зеленоволосого на чистую воду. Флавер с небывалой внимательностью слушала баскетболиста, реплики которого были в основном обращены к ней. Внезапно от недавней неприязни не осталось ни следа. Хоть и в своей манере - металлическим тоном эдакого аристократа, - Шинтаро также поделился тем, что со своей младшей сестрой они в основном обсуждают гороскопы и счастливые талисманы дня. — Да ладно, ты и сестре этим голову запудрил? — Аомине не был удивлен и посему ковырялся в ухе, когда завал вопрос сокоманднику. — И что дальше? Прекрасно, что у тебя ее нет, иначе бедолаге пришлось бы выслушивать твои грязные реплики, отпущенные вслед очередной юбке и, что более ужасно, с родственным интересом осматривать голых женщин, — Дайки вновь хмыкнул – упреки, касающиеся женского пола, его, как обычно, не занимали. Он воспринимал свое пристрастие как инстинкт, такой же, как, например, его желание играть в баскетбол. — Интересно, а джаз играешь? — поинтересовался Рёта. — Я бы послушал это в твоем исполнении, Мидоримаччи. — Не пробовал. Но как направление мне он очень импонирует. — Ладно, моя очередь, — судя по всему, монотонный треп Шинтаро заставил Аомине изнывать от скуки. — Слушай меня, о, Айянума! Ты наверное уже догадалась, по всяким слухам, или растрепала Сацуки, что да, я люблю девушек с грудями. Но я же нормальный мужик, ведь так? — Ты хочешь услышать мое мнение? — ухмыляясь, Флавер оценивающе оглядела мулата. — Если не учитывать некоторые нюансы, то вполне, — Дайки вопросительно изогнул бровь, — да ладно, я же прикалываюсь. Для среднестатистической школьницы ты идеален. — То-то же! Так вот, это еще не все… — О твоей страсти к коллекционированию обуви я знаю, дорогуша, — улыбнулась рыжая. — И даже размер ступни запомнила. Двадцать девять с половиной сантиметров. — Да ладно? Неужто замеряла, пока я спал? — парень наклонился к Флавер слишком близко, скорее всего, пытаясь ее смутить, но вместо этого получил в нос. — Ау! — Айяччи, это правда? — широко распахнул глаза Рёта, хватая девочку за плечи. — А что, хотел, чтобы я и твои ступни замерила? Нет, конечно, Момои рассказала, а память у меня превосходная. И вообще, Аомине, мы договорились говорить о сокровенном, а ты рассказал все то, что я из твоего распутного существования лицезрею каждый день. Гони что-нибудь компроматное! — Ладно-ладно, — Флавер еле сдержала в себе жгущее ляжки желание пропеть песенку о том, что у нее в трусах прохладно, а у него тепло, потому что там... Неважно что, просто она геройски сдержалась. — Я умею писать только на катакане*. Я этого никому не говорил, слышишь? Теперь лишь наш тайный круг знает, что я даун. — Пф-ф, удивил! — всплеснула руками Айянума. — Знаешь, почему у меня по японскому языку не бывает выше E или F? Да потому, что я пишу на ромадзи*! Круто я выношу мозг училке, не правда ли? Но речь не об этом, а о том, что тебе, походу, просто нечего рассказать, рукоблуд ты Иудов! — Что еще раз подчеркивает никчемность твоего существования, — Мидорима победоносно ухмыльнулся, а Кисэ надо сказать спасибо, что удержал разозленного Аомине. — Я тебе сейчас твою поливалку в задницу запихаю, Мидорима! И вообще, Айянума, что за церковные термины?! Евнухи, рукоблуды Иудовы. Только не говори мне, что ты христианка. Хотя от тебя можно ждать всего, что угодно… — Читай Библию, сынок, там много улётной хрени... Ты знал, что Иисус был евреем? — виртуозно ушла от вопроса рыжая бестия, переключившись на третьего собеседника. — И да, Рёта... — она постаралась сделать как можно более ужасающий взгляд исподлобья, могильным тоном призывая одноклассника. — Твоя очередь, золотце. — Айяччи, прекрати меня пугать, — Кисэ вытер выступившую испарину со лба, откашлялся, стряхнул со школьного джемпера невидимые пылинки - в общем, всем своим видом показал, что рассказ предстоит долгий. — Так как очаровательная Айяччи, великолепная балерина и превосходная актриса, хочет знать о моих... — Может уже начнем? — мягко встряла Флавер, не любящая долгих предисловий. — Прошу прощения, — он подмигнул ей, отчего его пушистые ресницы буквально затрепетали, а Флавер завистливо потерла глаза, не обнаруживая там ничего, кроме трех волосинок, — я ужасно люблю свою работу, это очень занимательно: знакомиться с разными интересными людьми, участвовать в различных креативных фотосессиях, отдаваться делу полностью и без остатка! Я очень надеюсь, что с баскетболом у меня возникнет такая же тесная связь, ведь я уже восхищен игрой каждого члена команды, но твоей, Айяччи... — Понятно! Слушай, а как ты попал в модельный бизнес? — Да, Кисэ, мне вот тоже интересно, — гоготнул Аомине. — Наверняка подошел к главному дяденьке со словами: "Смажь меня и поехали...» — Айянуме пришлось закусить кулак, чтобы не рассмеяться и не обидеть впечатлительного Кисэ. — Очень смешно, Аоминеччи, и как ты до сих пор остаешься моим кумиром? Так вот, Айяччи, меня протолкнула старшая сестра, кстати, у меня их две! Но если говорить о том, что мне больше всего нравится, так это петь в караоке. А еще ходить... — Да ты оказывается очень разносторонний человек, Кисэ! Мне так жаль, что я не замечала этого факта целый год, и вообще, мне жаль, что за целый год я не удосужилась ни разу поинтересоваться вашей житухой, парни, — поправив хвостики, она прошлась вокруг них, в конечном итоге втискиваясь между ними, обвивая руки вокруг торсов баскетболистов, тем самым собирая их в полукруг. — Но я так счастлива, что узнала вас поближе. Вы стали мне словно братья! Ну все, пока, увидимся! — но побег не удался, так как она была остановлена их ручищами и за плечи притянута обратно. — Так дело не пойдет, ты ведь обещала рассказать о себе, — возмутился "самый откровенный" юноша с синими волосами. — Нам, между прочим, тоже ужасно стыдно, что мы раньше не интересовались такой многогранной Айянумой, которая, оказывается, может не быть циником. — Да, между прочим, я так рьяно пытался разузнать о тебе от Сесиль, но и она сообщила мне не шибко много. Представляешь, как она удивится, когда узнает, что ты открыла душу быстрее мне, чем ей?! — Мне в принципе индифферентно, Айянума. Так, к сведению, я слушаю это из чистого любопытства. — Ладно, сдаюсь. Ну и что же вам интересно узнать обо мне? — Чем занимаешься после школы, к примеру, Айяччи? — Тусуюсь с апатией и дешевым саке в своей комнате, — Флавер вновь не шла на контакт, и это очень огорчало парней. В голове девочки буйствовал диссонанс: ей, вроде бы, и хотелось открыться, но мешал определенный внутренний барьер, выстроенный годами, а такие вещи преодолеть очень непросто. Больше всех ее состояние ощущал копировщик, славившийся своей проницательностью, и понимал, что если начать донимать импульсивную баскетболистку, то, возможно, они лишь усугубят ситуацию, и внутренний интроверт удобно обоснуется в ее теле и не подпустит к себе ни одну живую душу. И, ощутив себя гениальным психотерапевтом, он уже навоображал, как раскроет другую сущность Флавер и превратит ее в милого карманного котенка, а не тигра. К тому же, всерьез занявшись анализом, до него дошло, что лучший способ вызвать в ней доверие - это развеселить! — Аоминеччи, смажь меня, и поехали, — игривым тоном промурлыкал блондин, подходя к Аомине. — Что, прости? Мидорима, кажется, наша модель поехала, доставай свою поливалку! — но проворный Рёта уже во всю рукоблудствовал, ощупывая поджарую фигуру мулата. Мидорима оказался умнее своего друга, который никак не мог смекнуть, в чем дело, поэтому заявил: — Я, вообще-то, ее покупал для личного пользования, если ты понимаешь, о чем я, — таинственно промолвил он, и стекла в его оправе опасно сверкнули. — Что за хренотень вы несете?! — искренне возмущался Дайки, пытаясь выбраться из крепкой хватки блондина. — Кисэ, меньше гейства! Сейчас я тебя реально смажу твоей кровью, если не перестанешь меня лапать! Э, ты куда лезешь, падла, там святое! — все же блондин получил в лоб, когда его бесстыдство продолжилось на уровне ширинки Аомине. — Любишь пожестче, Аоминеччи? — облизнулся Рёта, вновь подступаясь к парню, в то время как Мидорима уже вертел пульверизатор в своих руках, как бы примеряя его к заднице синеволосого. — Аомине, помнится, ты мечтал запихнуть мне его в зад? — Шинтаро всучил пластмассовый сосуд в руки опешившего баскетболиста. — Дерзай! — Ну все парни, это верх безнравственности! Я не знал, что вступил в команду гомодрилов! Айянума, сделай что-нибудь, я же знаю, что ты гомофобка! — но призываемая помочь уже не могла: ее смех разразился как тот гром, при котором по пословице крестятся мужики. Кисэ торжествовал, ведь ему удалось сбить с головы Флавер терновый венец уныния. Между тем, хохочущая девочка всеми фибрами души ощущала, какой громадный шаг к своей заветной триумфальной арке помогли совершить ей эти трое за прошедшие мгновения. В гортани, не привыкшей к таким нагрузкам, начинало неприятно саднить, и поэтому кряхтения дедульки в ее смехе прорезались все чаще, но это было совершенно неважно, когда она почувствовала себя эдакой французской королевой на празднестве, где спектакль разыгрывали лично для нее, пускай и юродивые, пардон, нетрадиционные шуты. — Что за межвидовую эротику вы тут устроили? Ах-ха-ха-ха, у меня пузо лопается! — Йес! Я знал, что сработает! — Дуралей, так ведь и отхватить можно, ах-ха-ха-ха! Мидорима, ну ты вообще гвоздь программы, не верю, что слышала от тебя эти две реплики... Ух, — раскрасневшаяся и с дурацкой улыбкой, не сползающей с физиономии ни на минуту, она выглядела как никогда добродушной. Триумф копировщика был дополнен милейшей репликой, которую он когда-либо слышал из уст одноклассницы: "Дуралей". Это слово, возможно, плотно засядет у него в голове, как синоним его очередной победы. Но из томных рассуждений его вывела долгожданная речь рыжевласой балерины баскетбола. — Ну, друзья, вы готовы услышать удивительную историю Флавер Айянумы, будущей звезды баскетбольной площадки, а, если не удастся, тогда завербованной персидскими войсками волшебницы? Кстати, мне мама рассказывала, что возможно мой дед – Саддам Хусейн... Но вы сейчас сами все поймете! И тогда Айянумушка изронила свое златое слово, распахнув душу свою необъятную. В каких только позициях она не побывала во время живого монолога - парням еле удавалось успевать за ее перемещениями по пустым закоулкам улицы. А какая у нее была превосходная жестикуляция, какой ритм, тембр! В этой истории было все так же прекрасно, как и в ее рассказчице, которая превратила свою обыденную историю жизни в настоящие мемуары гейши. С замиранием сердца юноши пережили рождение Флаверины, вместе с ней восторгались ее первым шагам и первому пендалю, отписанному старшему брату, неистово горевали, когда Флавер покидал отец – по легенде, он - капитан дальнего плавания, - с раскрытым ртом изумлялись деяниям ее импозантной бабули, с пониманием и сочувствием поддерживали главную кормилицу семьи – носительницу утробы, откуда появилось рыжеволосое чудо света, и синхронно освистали противного старшего брата. В общем, рассказ о ее жизни, от начала до того самого переломного дня - да что там дня, целого периода переломных, исторических дней, - вызвал в каждом из них вихрь эмоций, сопровождающийся то горячкой, то ознобом. — И вот я здесь, с вами, друзья мои! О, верблюды моих пустынь, достигшие одинокой песочницы моей души... Конец!Глубокий реверанс и бурные овации.
— ЭТО ГЕНИАЛЬНО, МАТЬ ВАШУ! ФЛАВЕР АЙЯНУМА, ЕСЛИ ТЕБЯ НЕ ПРИМУТ В ТВОИ ПЕРСИДСКИЕ ВОЙСКА, Я, МАТЬ ВАШУ, ПРИСЯГУ ДАМ ЗА ТЕБЯ! ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ ОСКАРА ПРЯМО ЗДЕСЬ И ПРЯМО СЕЙЧАС! — после восторженных оров последовало короткое "ща", и через полминуты Аомине вернулся с копной подсохших, вялых цветов с клумбы, коими девочка была торжественно окидана. — Как... Как тебе удалось трижды довести меня до слез, прекрасная дриада?! Такое под силу лишь божьим помазанникам, о, Флаверина I Великая! Позвольте мне прикоснуться к вашей драгоценной руке губами?! — руку Кисэ, конечно, не обслюнявил, но присосался добротно, но в этот торжественный вечер Флавер была просто обязана поделиться своим величием с миром, посему простила ему этот панибратский жест. Все-таки они теперь могут считаться ее фаворитами. — Аплодирую тебе стоя, Айянума, до сих пор я думал, что мой эмоциональный диапазон равен зубочистке, но ты словно открыла во мне новые грани! — краткость – сестра таланта, и этой установки у зеленоволосого не отнимешь, достаточно того, что он был вполне искренен с Айянумой. — Хватит вам, — троица и не заметила, как бравая и непробиваемая Флавер теперь стояла перед ними с хлюпающим носом. — Мне еще таких хороших слов никто не говори-и-ил! Обещайте, что забудете то, что сейчас будет! А-а-а! И она кинулась к ним в объятия и, невзирая ни на что, громко расплакалась, попутно сморкаясь в белую ткань школьных джемперов ее фаворитов. А они стояли и улыбались. Баскетболисты точно знали, что, несмотря ни на что, сдержат свое обещание.***
Они могли идти так еще долго, беседуя обо всем на свете, уплетая ботамочи, которые в этот вечер оказались жутко вкусными, даже несмотря на то, что фасоль в них жутко горчила, а рисовая мука, которой они были начинены, стоящая в бадьях в обшарпанной лавочке, не внушала никакого доверия. Впервые в весенний вечер Флавер не огорчало совершенно ничего. Рыжая девочка с напускной бравадой во всем ее существе наконец поняла, что все это лишнее, когда ее окружала шестерка этих забавных ребят из баскетбольного клуба.«Если присмотреться, то я вписываюсь в их компанию…»
— Ребята, подождите! — кричала Момои, смешно путаясь в собственных ногах, пытаясь догнать ребят, от которых отстала. Неожиданно для нее баскетболисты обернулись настолько красиво и синхронно, что у нее перехватило дух. А в этот же момент как по заказу подул легкий ветерок, который обдувал их цветастые вихры. Для впечатлительной Момои эта картина была более, чем эстетически прекрасной. — Да вы же как радуга... — от восхищения девочка даже покрылась румянцем. — Чего? — не понял Дайки, почесывая затылок. — Я просто неважно соображаю, Мидорима мне так-то заехал в дыню. — Ничего страшного, Аомине, переживешь, — зеленоглазый с педантским жаром поправил съехавшую оправу, — но я тоже не совсем понимаю, Момои, о чем ты говоришь? Флавер, тем временем, первая смекнула повернуться в сторону витрины магазина, подле которого они остановились. «Святое дерьмо, это невозможно», — Кисэ почувствовал, как его тянут за рукав, и сразу же обернулся, но заговорить не успел – был прерван немым жестом Айянумы, указывающим на отражение. Флавер всегда сложно было удивить: за тринадцать лет жизни она привыкла к абсолютно любым поворотам судьбы, но, увидя эту волшебную картинку на фоне засыпающего Токио, когда по улицам проходится алое зарево солнца, было просто невероятно. В один момент с немым восхищением парочки встретился взгляд Куроко, который также все понял и скромно улыбался, переводя взгляд с зеркальной поверхности то на Флавер, то на в непонимании спорящих друзей. — Аоминеччи, Мидоримаччи, Мурасакиччи! Взгляните сюда! — Кисэ призвал друзей повернуться в сторону той самой витрины. — Мы и вправду радуга... — Офигеть... — дыня аса Поколения Чудес наконец пришла в то состояние, когда можно вполне воспринимать информацию извне. — Сацуки-то права... Глядите, оранжевый – это Айянума, желтый – Кисэ. — Не хватает только нашего красного кардинала, — завороженно подметила та, кто олицетворяла заводной апельсин. — Зеленый – Мидоримаччи! А Курокоччи голубой! — подхватил эстафету мулата Рёта. — Кисэ, по-моему, последнее звучало, как оскорбление, — гоготнул Аомине, взъерошив волосы рядом стоящему Тецуе. Блондин в ужасе распахнул глаза, но не успел извиниться, как его перебил Мидорима: — Причем довольно искреннее. Кстати, не могу поверить, но Аомине с Мурасакибарой, олицетворяющие синий и фиолетовый, действительно стоят в радужном порядке. Поразительно. — Можно я вас сфоткаю?! Вы такие невероятные... — А может зайдем в магазин и купим еще чего-нибудь покушать?.. Ну вот что зря стоять? Радугу они увидели… — Курокоччи, прости меня! Я не это имел вовсе... Я уже не тот эгоистичный остолоп, что две недели назад! Простишь меня?! — Кисэ-кун, я совершенно не в обиде. —Эй, глиномесы, поддерживаю предложение Мурасакибары. Ай-да затаримся чем-нибудь пожирнее ботамочи! Подыхаю от голода и зуда в затылке. Все из-за тебя, Мидорима! И вообще, оставь ты уже эту поливалку! Кто твои гороскопы составляет?! — Это называется пульверизатор, гений. Тебе какая разница? «Да. Определенно вписываюсь», — все еще не отрываясь от зеркала и уже полностью уверенная в своем умозаключении решила Флавер. Она вновь улыбалась. Отмахнувшись от ребят, которые позвали ее в магазин, она сказала, что подождет снаружи. Девочка спустилась на колени, опасно облокотившись спиной о прозрачное стекло, которое сейчас давало ей небывалый заряд позитива. Для себя она уже отметила, что навсегда запомнит и этот день, и этих ребят, и счастливую витрину. — Превосходно, — выдохнула баскетболистка, запрокидывая голову назад и глубоко вдыхая остывший после знойного дня воздух. Но, как обычно это бывает, произошла осечка, и в этот момент подле тротуара проезжала кастрюлевидная машина, источающая черный дым старого доброго девяносто восьмого, который насытил собой легкие школьницы. Флавер посетил приступ кряхтений и чиханий, словно она - бьющийся в агонии больной. — Сама с собой разговариваешь? — когда она начинала осознавать свою скоропостижную кончину, из приступа ее вывели чьи-то руки, поднявшие за шкирку, а затем дубасящие по спине с садистской силой. — Ай, ты мне сейчас хребет проломаешь! — взвизгнула рыжая, отпрыгивая от нарушителя ее спокойствия. Она дала себе отдышаться, а затем разыграла сцену болезненного потирания ушиба между лопатками. — Хватит следить за мной, Аомине. Сам же пошел себе пузо набивать, скоро я начну подозревать тебя в полигамности и неверности нашей Окаппе, — уголки губ парня дрогнули. Его, ставшего за последний год очень популярным в женских кругах, очень забавляли упреки Флавер. Изо дня в день, его самолюбие тешат толпы девчонок, а он уделяет внимание лишь небольшой группе, и этого вполне достаточно, чтобы быть уверенным в его верности, до поры до времени. — Я оставил тех дурней стоять в очереди, сославшись на то, что мне приспичило, — увильнул от ответа парень, занимая то место, с которого в совершенно благих целях согнал Айянуму. — Веришь в судьбу, рыжая? Что мы со своими цветастыми патлами сведены не случайно? — Уже год, сладенький, — парировала Флавер, ухмыляясь. Если мистер-победа и пытался беззлобно поддеть ее, то сегодня она была в слишком хорошем расположении духа, чтобы попадаться на его провокации. — Примерно с того самого момента, как с ведром на голове поимела нашего астролога. — Уморительно, у самого тот день не выходит из головы, — Аомине заложил локти за шею и мечтательно зевнул. — Помнится, я тебя тогда не переваривал. — Моя душа тоже не содрогалась в томлении по тебе. Уже соскучился по мне? А то ты там, кажется, отливать намеривался. — Я не подозревал, что ты смеяться умеешь, Айянума, а уж, тем более, улыбаться, — паренек вновь увильнул от вопроса. — Ну, и это... Сморкаться в джемпера, если понимаешь, о чем я. — Вы не знали обо мне больше, чем я позволяла. Но сегодня мне почему-то захотелось открыться. И знаешь, Дайки, — хвостатая присела на корточки напротив юноши, — я поняла, что вы прекрасные ребята. Вы растопили сердце закомплексованного и язвительного.