The Dove Keeper

=Всё=

Мы скользили друг по другу губами, наши языки пробирались все дальше, не уставая исследовать. Я изучал его вкус, стараясь прочувствовать его так сильно, как только возможно, потому что я хотел (мне нужно было!) оценить и запомнить все до мелочей. Мы так и стояли, обнявшись, вроде бы на одном и том же месте, но казалось, будто мы несемся сквозь вселенную. Я ощущал каждый рецептор его языка, каждым касанием ощущая, какой он влажный. Поцелуй и сам был влажным и теплым, и чем яростнее мы целовали друг друга, тем слышнее становилось чмоканье. Мои руки, до этого не заходившие дальше, чем просто какое-то неуверенное касание, теперь осмелились на большее. Они покоились на его талии, когда я почувствовал, как поднимаю их выше, к его спине, особенно, когда он вдруг коснулся меня своими удивительными руками, которые могли сотворить что угодно. Моя спина была голой, и одно прикосновение его теплых рук ко мне наполняло мышцы сладкой дрожью. Джерард провел подушечками пальцев вниз, как делал и раньше, но, на этот раз, от его кожи меня не отделяла ткань. Он опустил свои руки мне на талию и притянул меня к себе, отчего мы прижались друг к другу бедрами. Я почувствовал что-то твердое, что уперлось в меня, и от неожиданности я ахнул (скорее, ухнул) в его рот, не разрывая поцелуя. Разумеется, я даже не сомневался, что это всё заведет меня: мои штаны казались мне всё меньше и меньше. Однако я почему-то не подумал о том, что он может чувствовать то же самое. До этого момента я был сосредоточен только на том, что он целовал меня, но теперь, буквально почувствовав его нынешнее состояние, я слегка потерся об него, и, в ответ, он сделал тоже самое. Его тело было мягким и теплым, прижимаясь ко мне, он будто укрывал меня одеялом, отгораживая меня от всего и позволяя раствориться в его тишине. Джерард прервал поцелуй одним быстрым движением, переключая все внимание на мою шею, посасывая мою кожу. До этого никто и никогда не целовал мою шею, и, уж тем более, не сосал мою кожу, особенно так страстно, поэтому теперь я просто извивался в его объятиях от нового удовольствия. Никто не трогал эту кожу прежде, и сейчас все ощущения были сильнее, чем могли бы быть. У меня подгибались колени и тихий стон рвался наружу из горла, которое он целовал. Руки поползли вверх по его спине, и, проведя ладонями по его шее, я запустил пальцы в его волосы. Мы все еще стояли на том же месте, полу прижавшись к стене, и уже казалось, мы стоим так достаточно долго. Однако, несмотря на это, он нигде не задерживался надолго. Его губы на мгновение встречались с моими, потом они снова оказывались на моей шее, потом — возле ключиц, доказывая то, что он действительно хотел абсолютно всего. И я собирался отдать ему всё, без каких-либо сожалений или чувства вины. Я слишком долго ждал и слишком отчаянно боролся, чтобы теперь забыть про это и не насладиться этим моментом. В конце концов, он уже рассуждал так же. На нем больше не было той оболочки запрета, и теперь он мог чуть ли не всё. Еще недавно я думал, что мой поцелуй выразит всю мою благодарность ему, но прошло совсем немного времени, за которое Джерард раскрылся передо мною настолько, что теперь я ясно понимал, что вряд ли все закончится одним лишь поцелуем. Это длилось всего несколько минут (похожие на вечность), но теперь я ощущал в себе столько благодарности, что я не знал даже, что мне с ней теперь делать и как выразить ее. Поцелуи уже зашли слишком далеко, и я, в свою очередь, теперь тоже был способен на большее. Ночное небо стало опускаться на нас, что было нам только на руку. Солнечный свет, который до этого пробивался в окно, укутывал все происходящее в некую золотистую ауру. Это были те самые лучи, которые должны были как-то по-особенному падать на меня, а теперь они падали на нас обоих, расчерчивая очертания наших губ, которые сливались друг с другом снова и снова. И, даже тогда, когда солнце практически скрылось за горизонтом, легкое свечение еще оставалось. Он провел языком по моей шее вверх и вокруг моего уха, согрел его своим дыханием, вдруг спросив меня: — Хочешь зайти в мою комнату? Я чувствовал, как с каждым его горячим выдохом мои колени слабеют все больше, (как я успел заметить, мои уши так же оказались одной из наиболее чувствительных точек), и голос застрял где-то в горле. Мой член дернулся, и я прижался пахом к Джерарду, предоставив довольно четкий ответ на его вопрос. Он воздержался от каких-либо действий, пока я не кивнул и не выдохнул легкое «да» ему в шею, но, как только я это сделал, он начал действовать быстро. Улыбнувшись, он возобновил дорожку поцелуев на моей шее, поднимаясь вверх и заканчивая это путешествие на моих губах, после чего взял меня за руку, переплетаясь со мной пальцами. Мы оба сияли улыбками, когда он повел меня к этой заветной черной двери. Когда Джерард взялся за гладкую черную ручку, все мои мысли вспыхнули пестрым вихрем и замелькали, точно испуганные рыбки. Я стал именно тем человеком, которым хотел стать, который будет рядом с ним, которому он позволит очутиться внутри его комнаты. Той самой комнаты, где возможно все что угодно и где, в то же время, нет абсолютно ничего. Та комната, где, как он сказал, он может быть самим собой. Он позволял мне шагнуть в бездну, которая и была Джерардом, и я не мог быть счастливее. Я ощущал это, как главнейшую привилегию в своей жизни: само разрешение побывать внутри этой тайны будоражило меня так, что я даже совсем не разочаровался, не увидев ничего примечательного, когда он распахнул дверь. Комната была достаточно простой, с белыми обоями, где только кое-где виднелись пепельные пятна и царапины. Здесь были только тумбочка, шкаф и кровать: огромная кровать, с раскиданными по ней одеялами. С одной стороны это разочаровывало, ведь в его доме было столько всего необычного, в отличие от этой комнаты, но, с другой стороны, она была именно такой, какой должна была быть. Это было именно то ничто, которое представляло собой пропасть одних только сырых чувств и эмоций. И черт, я действительно был здесь. Мы с Джерардом собирались заняться тем, что могли сделать на его диване или кухне – на самом деле, где угодно у него дома, но нет, он пригласил меня именно сюда, в эту комнату, в его жизнь, и в его голову. Это было удивительное чувство, которое захлестывало меня волнами, мои глаза едва не выскакивали из орбит, пока я стремился увидеть каждую деталь и впитать в себя все, как губка. Я думал, что лучше уже быть не могло… но я ошибался, и понял это в тот момент, когда его губы снова прикоснулись к моим. Мы снова целовались, стоя в центре его комнаты. Сквозь калейдоскоп моих смешанных мыслей я мог понять только одно – что я был счастливейшим человеком в мире. Я не знал, что может случиться дальше, и от предположений у меня по коже бегали мурашки, но, в то же время, меня это не особенно волновало. Я был с ним и чувствовал себя так, будто ничто в мире не способно навредить мне. Я и раньше чувствовал себя так рядом с ним, но, прямо сейчас, была еще одна деталь, которой не было раньше. Мне предстояло раздеться перед ним, я прекрасно знал это, но при этом я чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы сделать это. Если сегодня у нас будет секс – я ведь разрешил ему делать что угодно – тогда все нормально. Ранее я всегда хотел попробовать это, но, когда начинал задумываться об этом, то сразу же старался думать о чем угодно, но не о сексе. Я не собирался убегать от всех этих мыслей теперь, особенно, когда он аккуратно уложил меня на свою кровать, медленно перебираясь сверху на меня, ни разу не разорвав поцелуй во время этих действий. Он весил больше, чем я думал, но, может, мне так только казалось, потому что во всем моем теле гуляла слабость и я все еще был немного шокирован. Джерард вовсе не был тяжелым и, к тому же, он опирался на руки, целуя мою шею и лицо. Оказавшись на мне, он убрал челку с моих глаз и просто посмотрел на меня. Поначалу, я нервничал: его глаза всматривались чуть ли не вглубь моей души, обнажая меня, правда, уже ничуть не пугая, хоть его взгляд и был пронизывающим и пристальным, как никогда. Мне даже казалось, что этот темный оливковый цвет заполнит собой всю комнату, но я продолжал смотреть на него, желая этой наполненности. Сначала, из-за того, что он смотрел так долго, я уже думал, что он скажет еще что-нибудь в духе «тебе слишком мало лет», или он отступит сейчас, когда мы были так близко, но он не делал ни того, ни другого. Он просто провел своими пальцами – тонкими и изящными – по моей щеке, как он сделал в тот день на кухне. Только в этот раз он не рассматривал мой возраст – сегодня он собирался изменить его. Джерард делал меня старше – видимо, даже старше, чем я уже выглядел — и тогда он смог бы двигаться дальше. Ему нужно было собраться с мыслями и подготовиться, потому что он был напуган не меньше моего. Разобравшись с этим, Джерард снова поцеловал меня в губы, не забывая обо всем остальном: он расцеловал каждую из моих раскрасневшихся щек, мой нос, мой лоб, после чего слегка коснулся губами век, улыбаясь оттого, как мои ресницы щекотали ему кожу. Он снова посмотрел мне в глаза, улыбнувшись уже шире, обнажая зубы, после чего наши рты опять слились в поцелуе. Он справился со своим заданием; я стал старше. Это случится. Теперь, когда последние запреты были сняты, его поцелуи ушли за границы моего лица и шеи. Он сосал кожу на моих ключицах, слегка прикусывая ее зубами, а после спускаясь вниз. Он вздыхал каждый раз, когда открывал рот, вцепляясь поцелуями в нетронутую кожу. Как будто он вдыхал меня, вбирая в себя вместе с легкими укусами, вдыхал, как он вдыхает яд из сигарет, которыми мы теперь оба так увлекались. Его проворный язык исследовал меня, облизывая с разных сторон, увлеченно и с наслаждением. Когда он добирался до моих твердых сосков, он аккуратно прихватывал их зубами, продолжая ласкать их языком. Его руки тоже давно взялись за обследование моего тела. Пока его рот был занят моей шеей, его ладони скользили вверх-вниз по моим рукам. Он давил то сильнее, то слабее, так, что это было похоже больше на массаж, чем на простое поглаживание, его пальцы ощупывали мои мышцы под кожей, или же щекотали меня самыми кончиками, так, что в животе все трепетало. Я пытался ответить взаимностью на прикосновения, которые он дарил мне, но это оказалось нелегко, не говоря уже о том, что он был старше и опытнее меня. Он будто хотел все сделать для меня сам, ничего не требуя взамен. Я обвил руками его шею, и опустил их на его спину. Когда он снова поцеловал меня в губы, я запустил пальцы в его волосы, но когда он стал опускаться ниже, то это стало довольно затруднительно. Он все еще был в своей рубашке и вельветовых брюках, так что я почти не касался его кожи, и потому ощущения были немного не те. А, когда он прижался ко мне бедрами, и мы вместе начали подбирать ритм, я оставил все надежды насчет того, чтобы сделать хоть что-то по-своему. Я собирался позволить Джерарду делать, что он хочет и лежал в состоянии какой-то счастливой тревоги, пока его губы скользили по моим, а теплая ладонь гладила мое разгоряченное тело. Он слегка сместился, и, пусть он все еще целовал меня, наши бедра больше не касались друг друга. Я слегка захныкал, чувствуя, как он отстраняется, оставляя меня толкаться бедрами в пустоту, но он только этого и добивался, опять целуя мое лицо, не в состоянии оставаться на одном месте достаточно долго. Джерард глянул на меня, его рука поползла куда-то вниз. Прижавшись своим лбом к моему, смотря мне глаза, в самую душу, он молча задавал свой вопрос, который требовал ответа, потому что его пальцы уже уперлись в мою ширинку. Несмотря на то, что я согласился войти в его комнату и раздевался перед ним чуть раньше, он все еще хотел быть уверенным, что я действительно согласен, что я знаю, на что иду. Если бы я попросил остановиться, я знал, он бы послушал меня. Если я начну ныть и плакать, говоря, что это просто ошибка, хоть прямо сейчас, я знаю, что он отпустит меня домой. Ради меня он был готов остановить все, что угодно – даже если ему это все ужасно нравилось. Я не собирался останавливаться, особенно, когда почувствовал, как он забрался мне в штаны, обхватывая мой член сквозь тонкую ткань боксеров. Мастурбация не была для меня чем-то новым, но новым было то, что теперь это делает чужая рука, что чувствовалось даже приятнее. Я чувствовал, как он держит меня, как мои глаза закатываются, а рот широко открывается, обнажая мои, пока что беззвучные, стоны. Его рука была сильной, и хватка крепкой, и этого было уже достаточно, чтобы заставить меня толкаться в его ладонь, даже если он еще толком не задал ритм. Сжав меня несколько раз, он нашел край боксеров и влез под них, теперь касаясь моей голой кожи. Потирая большим пальцем мою головку, он медленно возбуждал меня, вытаскивая из меня зарождающиеся стоны, заставляя мой член затвердевать. Вскоре, Джерард обхватил мои губы своими, будто бы вбирая в себя мой звук и проникая языком в мой рот. Я прикоснулся ладонью к его щеке, чтобы он продолжал делать то, что он делал, потому что, Господи, как же это было хорошо. Его рука крепко и даже немного грубо стискивала меня, но он скользил ею по моему члену слишком медленно, чтобы показалось, что единственная его цель – просто возбудить меня. Джерард действовал медленно, заставляя чувствовать каждое его движение раз в десять сильнее. Но прошло совсем немного времени, прежде чем он снова все поменял. Я не понимал, почему он так быстро переключал свое внимание в постели. Я был подростком, который испытывал дефицит внимания, еще почти ребенком, и, на самом деле, я был бы счастлив, если бы он всю ночь целовал меня и ласкал своими удивительными руками. Наверняка, он смог бы без труда заставить меня кончить и без помощи рук, но он был решительно настроен на то, чтобы использовать их, затем останавливался, целовал меня, затем снова останавливался и менял позу. Это доставало, потому что я хотел, чтобы он продолжал делать все так, как делал. У меня просто не хватало терпения! С каждой переменой все только усложнялось. На этот раз, он отстранился, чтобы стянуть джинсы с моих бедер, глядя мне прямо в глаза, выискивая в них согласие, прежде чем снять и боксеры вслед за джинсами. Теперь мои штаны лежали где-то в темноте, отдельно от меня, как и моя обувь. Не открывая глаз, я прикусил губу, когда внезапная прохлада коснулась моего, теперь уже полностью обнаженного, тела. Несмотря на его тепло, прохлада все еще была довольно ощутима, больше потому, что он более не прижимался ко мне, а просто рассматривал меня. Меня не особенно пугало быть голым самим по себе, но все же некоторая разница присутствовала. Я знал, что делал то же, что и делал бы, рисуй он меня, но я всё еще чувствовал себя неподготовленным. И, кроме того, я хотел, чтобы он тоже разделся. Все мои друзья, у которых был секс, говорили, что намного меньше стесняешься быть голым, если партнер тоже голый. Сейчас же, несмотря на все эти ласки и поцелуи, Джерард всё еще был полностью одет. Несколько пуговиц его рубашки были расстегнуты, но всё равно он весь был закрыт, когда я, напротив, был облачен только в телесно-розовый цвет своей кожи. Вместе с тем, как я избавился от штанов, я открыл глаза, только чтобы глянуть на Джерарда, в тот момент, когда он смотрел на меня, изучая то, что у него получилось после изменения моего возраста. Это заставило меня чувствовать себя неловко и уродливо, разговоры о мужском теле и еще миллиарды других мыслей ворвались в мой мозг, но я был так возбужден, что мне было уже наплевать. Я хотел, чтобы он продолжил ласкать меня. Его ладонь покоилась на одном из моих бедер – так близко, и так же далеко одновременно. — Ты великолепен, Фрэнк – наконец произнес он, приглушенно. Его звонкий голос угас в конце, показывая его искреннее удивление. Как будто он смотрел на меня впервые. Так и было; и дело уже не в наготе, но в том, что он, наконец, позволил себе это, убедившись, что всё в порядке, что он смотрит на меня как на сексуальный объект, по отношению к которому он испытывает желание. Этот комментарий смутил меня. Он поднял глаза, чтобы встретиться со мной взглядом, и все чувства ясно читались на его лице. Джерард говорил честно и искренне, его слова так и сочились истиной. В его оливковых глазах теперь не было даже намека на ту пелену, которая застилала их еще совсем недавно, и теперь ему было дозволено видеть меня целиком, поглощая каждую деталь, которая могла хоть что-то ему рассказать обо мне, вызвать в нем хоть какой-то отклик. — Ты – произведение искусства, — снова заговорил он. — Спасибо, — промямлил я, не уверенный, что мне вообще говорить. Мне, наверное, стоило бы тоже ответить комплиментом, но я не совсем мог этого сделать – ведь я его еще не видел целиком. Он подался вперед и быстро поцеловал меня в губы, и пусть я и хотел растянуть этот поцелуй, у него явно были другие планы. Он возобновил свой спуск по моему телу вниз, на этот раз, начав с пупка. Он сосал кожу, которая всегда была вялой и мягкой, а теперь стала упругой от напряженного ожидания. Он проскальзывал своим языком внутрь и наружу маленькой ямки, надавливая мне на живот, и мои попытки сохранять спокойное дыхание теперь уже были просто бессмысленны. Его ладонь снова обхватила мой член, сжала и заскользила вверх и вниз, задевая большим пальцем головку. Мои собственные руки схватили его за плечи и волосы, и, не совсем осознавая, что я делаю, я начал давить на него, желая, чтобы он спустился еще чуть-чуть ниже. Он снова переместился, на этот раз туда, куда я хотел. Устроившись между моих ног, секунду он смотрел на мой член, все еще сжимая его в руке. Он поцеловал самый его кончик, мягко скользя языком вокруг головки. Это было так легко и нежно, что я поначалу даже ничего не почувствовал. Но это были лишь секунды неведения, а потом, как только почувствовал это, я начал дышать тяжелее и быстрее, тихие стоны стали беспрепятственно вырываться у меня из горла. Я и так был немало поражен, как вдруг он снова удивил меня, плотно обхватив губами мой член и, втянув щеки, начал заглатывать его целиком, опуская голову ниже до самого конца. — Оххх, — сдавленно выдавил я между вздохами. Господи, мне еще никогда не было так приятно, и, черт, я еще думал, что его рука может доставить мне это удовольствие; да это было просто ничто по сравнению с его ртом. Его губы, мягкие и теплые, влажным плотным кольцом обхватывали мой орган, скользили от самого основания к головке и обратно. Иногда он проводил по мне горячим, скользким языком, а иногда касался моей плоти зубами для большего эффекта. Я продолжал дышать тяжело и быстро, время от времени шепча или бормоча что-то, хватаясь руками за края простыни, которая выбилась из-под матраса. С каждым разом, когда он опускался, он засасывал все больше и больше моей кожи, и я уже чувствовал, как смазка стекает ему в рот. Его рука, до этого ласкающая мою ногу, теперь ползла к внутренней стороне бедра, а оттуда – вниз, пока он не достиг моей мошонки. Он легко поглаживал ее, едва касаясь своими мягкими подушечками пальцев так же, как моя головка касалась задней стенки его глотки, отчего мне еще больше хотелось стонать. Это было чертовски приятно. У него во рту было тепло и влажно, не говоря уже об отличном ритме. Я практически чувствовал, как белеют костяшки моих пальцев оттого, как сильно я сжимал одеяло, и как сжимаются и разжимаются пальцы на моих ногах. Я готов был кончить в любой момент. Я уже чувствовал, как это чувство зарождается в глубине моего живота, затрагивая и поясницу, и если он и дальше будет позволять мне тыкаться в его горло, то я ничего не смогу с собой сделать. Я так же не смогу ничего поделать с ним. Я все еще стонал, но уже немного по-другому, кусал свою губу, и одновременно с этим старался вести себя потише. Но когда я уже готов был излиться, а член уже безумно пульсировал, Джерард тут же выпустил его изо рта и снова вернулся к коже вокруг моего пупка. В основном он не изменил положения, но приятное ощущение его рта уже улетучивалось, и если быть честным, то я начал слегка сердиться. Я всё еще был возбужден, но я был уже не так близко к концу, как был только что. Я, наконец, открыл глаза и посмотрел вниз на Джерарда, который просто наслаждался тем, что сосал мою кожу, совершая свой путь обратно, к моим губам. — Ч-что… — произнес я в замешательстве, прежде чем он в который раз уже поцеловал меня, и его язык сунулся мне в рот. Все еще пребывая в замешательстве, я, все же, ответил на поцелуй, скользя языком к нему в рот. Теперь его вкус изменился, стал чуть сыроватым, и слюны в нашем поцелуе было чуть менее, чем совсем не было. — Раздень меня, — прошептал он, как только чуть отстранился от меня. Он провел языком по моим губам, ожидая ответа. Я смотрел в его глаза, прикрытые темной челкой. Ну и видок у меня был: взмокший, возбужденный и едва ли не злой, но я смотрел на него, и видел просто поразительную разницу. Он был спокоен, его глаза были все того же оливкового цвета, но чуть светлее. Он смотрел не затуманенным взглядом, позволяя видеть мир таким, каков он есть. Он не был таким же похотливым, как я. Он хотел эмоций и ощущений, но и не только этого. Он был связан со мной: мы делились этими чувствами и ощущениями; мы дарили друг другу наслаждение. Мы становились одним человеком, и, как Джерард сказал, – всем сразу. — Хорошо, — медленно согласился я. Он искренне улыбнулся, горячо поцеловал мои губы и прихватил нижнюю зубами, прежде чем отсесть от меня. Он встал на колени, и вытянул руки в разные стороны. Полуулыбка играла на его лице, когда я встал перед ним так же, на колени. Я оглядел его сверху донизу, внимательно изучая его, прежде чем, наконец, несмело протянуть руку и расстегнуть одну из его пуговиц. Мои пальцы дрожали, пока я вытаскивал из петель маленькие пластиковые кружки, и все, что было в моих силах, это сделать это как можно быстрее, пока Джерард не заметил, как я, на самом деле, нервничаю. Я расстегнул, может быть, три из них, когда вдруг услышал его голос. – Не спеши так, — прошептал он. Я взглянул на него слегка ошарашено, он же смотрел на меня спокойными полуприкрытыми глазами. Он дышал нормальными глубокими вздохами, совсем не так, как тогда, лежа со мной и целуя меня, наслаждаясь всем сразу. Я не мог понять, почему он хотел, чтобы я не торопился. Мой член все еще был тверд и требовал стимуляции, я хотел, чтобы Джерард снова трогал меня так, как он только что делал. Я-то полагал, что он хочет, чтобы я как можно быстрее помог ему раздеться, и тогда мы можем продолжать. Джерард, должно быть, чувствовал мое замешательство, и снова заговорил, объясняя. – Делай это медленно, чтобы прочувствовать все. Чтобы построить воспоминания, полные ощущений, которые ты запомнишь навсегда. Мы так долго этого ждали, так давай насладимся этим сполна. Он полностью открыл свои глаза, глядя вниз на меня. Я кусал свои губы, чтобы те не дрожали, но его голос и душевное спокойствие нахлынули на меня, и я чувствовал, как и мое тело расслабляется. Я подался вперед, и, теперь уже не такими дрожащими, губами коснулся его. Еще одна вечность, по истечению которой я осмелел и смог управлять своими руками. Я проскользнул под его рубашку и приобнял его спину, уже касаясь его голой кожи, и он делал тоже самое относительно меня. Мы снова прижались друг к другу бедрами, и ощущать голой кожей необычную ткань его брюк было довольно странно, она казалась мне жесткой, как щетина. Это напомнило мне, что я все еще раздевал его, пусть теперь я и не собирался спешить. Я проник дальше в его рот, поглаживая руками его спину. Я водил пальцами по его рукам, чуть сжимая его кожу, которая была удивительно мягкой, только кое-где чуть суховатая от недостатка солнечного света и избытка холода по зиме. По некоторым причинам, зная о его возрасте, я ожидал почувствовать под пальцами вялую и обвисшую кожу с множеством морщин, но все оказалось совсем не так. Я не чувствую и не вижу ни складочки на этом теле, только на его лице. Но те складки я и не считал морщинами вовсе: это были линии времени, его года. Накопление моментов, когда он улыбался, смеялся или хмурился, вот что это было. Джерард был экспрессивным; одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять это. Я закончил с пуговицами, стянул рубашку с его плеч вниз, и теперь, когда мы снова сплелись в объятиях, я касался его обнаженной кожи, но недолго, потому что, опустив руки, я наткнулся на пояс его брюк. Я почти выполнил свою задачу и мои пальцы снова начали трястись, особенно, когда я взялся за пуговицу. Это был момент правды. Я никогда не видел чей-либо член так близко. Я видел их в раздевалках и в подобных тому местах, но никогда в такой, во всех смыслах, близости. Я был не больше, чем в дюйме от Джерарда, а совсем скоро он еще будет и без одежды. Я почти боялся того, что спустив с него штаны и освободив его, я вдруг слишком хорошо осознаю, что я делаю. Я могу увидеть его член и вдруг понять, что я собираюсь заняться сексом с мужчиной (!). Это, конечно, было очевидно и без созерцания его члена, ведь Джерард и так мужчина, и я всегда это знал, но я как-то убедил самого себя в том, что я влюбился вовсе не в это. Я влюбился в Джерарда как в человека, художника и учителя. Он был хорошим парнем; то, что у него был член, не имело значения. Это было как раз то, что я сказал себе в самом начале, чтобы отделить какие-либо сексуальные предпочтения от своих настоящих чувств. Но, когда я снова и снова ловил себя на мысли, что хочу прижаться своими губами к его губам, то, разумеется, я знал о сексуальном подтексте этого желания, и о том, что это значит. Я хотел быть с ним; только я все еще не знал, смогу ли я вынести реальность того, что я хочу быть с тем, кто имеет такое же сексуальное строение, что и я. К тому же, на редкость уродливое строение. Я не очень понимал, как Джерард мог возбуждаться от мужского тела, если он считал его настолько уродливым, но, если учитывать то, что я чувствовал, прижимая руку к его ширинке, то со мной у него не было проблем. Или с другими мужчинами, с которыми он был. Джерард был геем, он и сам так говорил, но только одно это не очень-то имело значение в моем понимании. Я всегда нормально относился к геям. Я никогда не думал о них много, преимущественно потому, что я не думал, что стану когда-либо одним из них. Если бы я был одним из них… я даже не знаю, что тогда было бы. Я всецело соглашался с Джерардом, что мужское тело уродливо; я всегда думал, что этот маленький факт точно сделает меня не-геем. Но тут появился этот художник, разглагольствующий о женской красоте и, при этом, всё равно желающий мужчин. Это немного смущало меня, даже если я никогда не нравился таким, как он ранее. Однако было кое-что, что я знал наверняка – что я был чертовски тверд. Несмотря на все эти противоречия, для нас обоих было ясно, что мы друг другу нравимся, независимо от нашего пола. Я только надеялся, что все так и останется. Когда я, наконец, решился спустить его штаны вниз, все мои страхи улетучились. Он не носил нижнего белья под такими узкими брюками, так что я сразу увидел его член, выскочивший наружу. Его размер застал меня врасплох, скорее, по той причине, что я не видел вблизи ничей член, кроме как свой. Я не мог не сравнивать, поэтому заметил, что он был почти той же длины, что и мой, но гораздо больше в обхвате. Он был только наполовину напряжен, и теперь я задавался вопросом, станет ли он еще длиннее и толще. Мы так и стояли, его член выглядывал из ширинки, пока ткань брюк по-прежнему плотно обтягивала его бедра, а я просто пялился на него, затаив дыхание. Это все действительно со мной происходит. Джерард медленно провел руками вверх-вниз по моим плечам, медленно возвращая меня в реальность, которая была создана лично нами. Я опомнился и, наконец, стянул его брюки вниз, заканчивая со своей задачей. Я услышал тихий стон Джерарда, когда я провел по нему руками, и он притянул меня к себе, лихорадочно целуя мои губы. Он уложил меня обратно на кровать, целуя и снимая свои штаны до конца, прежде чем опуститься на меня. У меня перехватило дыхание, когда мы снова соприкоснулись друг с другом обнаженной кожей, и лично мне от этого становилось очень тепло. Между нами было ужасно жарко, но это был не тот липкий жар. Это был нагретый воздух, горячая кожа, опаляемая теплым дыханием друг друга, все ближе и ближе. Я почувствовал его твердый член прямо напротив своего, и поэтому инстинктивно толкнул бедрами вверх. Он все еще целовал меня, когда взял в руку оба наших члена, заключенных между нашими с ним телами. Некоторое время он просто дразнил меня, прежде чем отпустить и двинуться дальше. Он снова прикоснулся к моей мошонке, так же, как делал чуть ранее, но задержался там совсем ненадолго, направляясь еще дальше, как оказалось, к заднему проходу. Он провел кончиками пальцев по этому кольцу мышц, и это было больше похоже на посыл огненных искр по всему моему телу, потому что я вдруг оказался в шоке. Мы будем трахаться. Это произойдет. Эти мысли были в моей голове и ранее, но сейчас, когда он коснулся моего отверстия, все будто бы подвелось к итогу. Он собирался подготовить меня. Я имел смутные представления о том, что такое гей-секс, и, судя по тому, как это звучало, мне вряд ли понравится. Это была моя задница: только одна мысль об этом чего стоит. Я слышал ужасные истории от людей, которые теряли таким образом девственность, и они говорили, что при этом чувствовали боль, которую никогда бы не захотели испытать снова. Конечно, тогда речь шла об обычном сексе, но что, если и ко мне это в какой-то мере относится? Наверное, так даже больнее, потому что, технически, сам по себе, член не предназначен для того, чтобы его пихали куда-либо еще, кроме вагины. Я снова смог дышать, когда он принялся просто поглаживать меня там, не проникая внутрь. Пока что. — Ты хочешь этого? – мягко спросил он, разорвав поцелуй и глядя в мои глаза. Он заметил, как сбилось мое дыхание, и поэтому ворковал мне на ухо, слегка прикусывая мочку, ожидая ответа. Он собирался позаботиться обо всем: я знал это. Опять же, как назло я вспомнил кошмарные истории о том, как один из партнеров, напившись, превращает ночь в сцену насилия, трахая свою жертву на кровати и забивая на все, кроме своих желаний. Джерард был добрым и нежным, не желавшим сделать мне больно делая что-то, чего я не хотел. Но мне все еще было тяжело дышать. Я пытался осознать, чем мы собираемся заняться: ведь, еще немного, и я перестану быть девственником. И это будет больно. Я хотел, чтобы это случилось, но, прямо сейчас, все казалось нереальным. — Ты не должен, — так же мягко сказал он, продолжая ворковать мне на ухо. Он убрал от меня пальцы, и его рука снова вернулась к моему члену. — Мне страшно… — признался я, зажмурившись, когда он снова прикоснулся ко мне. Внезапно он прекратил все движения, оставив руку на моем стволе и просто едва слышно дыша. А потом он прижался к моему лбу своим, говоря слова, которые я никогда не рассчитывал от него услышать. — Мне тоже, — наконец ответил он, его дыхание защекотало мои губы. — Что? – ответил я вопросом на вопрос, распахнув глаза. Я чуть сдвинулся, чтобы посмотреть прямо в его глаза, в его широкие зрачки. Он просто кивнул с какой-то странной улыбкой. Я все еще не совсем понимал смысл его слов, и тогда он снова вздохнул, слез с меня и прилег рядом. Приобняв меня одной рукой, касаясь моего лица, чуть подвинувшись ближе ко мне, он заговорил. — Неужели ты не думал о том, что я боялся того, что это случится с того самого момента, как ты пришёл сюда? – серьезно спросил он, широко раскрыв свои глаза. Я моргнул несколько раз, пытаясь сообразить, что он хотел сказать... – Тогда почему ты продолжал ждать меня? Всё то время, что я провел с Джерардом, я делал только то, что он хотел, чтобы я делал. Если он хотел, чтобы я мыл его кисточки в обмен на алкоголь, то я делал это. Если он хотел, чтобы я почистил птичью клетку, или усвоил уроки рисования, я делал это. Я всегда слушал его и делал всё это, потому что я хотел. Но, если бы однажды он сказал мне, чтобы я убирался из его дома и никогда не возвращался, я бы сделал и это тоже. Если у него был такой контроль над всем, то почему он не отменил игру, в которой, он сам знал, не победит? Он тяжело сглотнул, в темноте я видел, как дернулся его кадык. Он смотрел мне глубоко в глаза, признаваясь этим в искренности его последующих слов: – Некоторые вещи слишком хороши, чтобы их упускать. Эти слова смешались с приятным фоном тишины, так гармонично, как это только могло получиться во вселенной. Я поцеловал его. Эти слова, можно сказать, ударили меня, но в этот раз в нужные места. Это было не так, как вчера, когда он говорил мне о том, как я играю. Те слова причиняли невыносимую боль. Эти слова, интонация и тембр залечивали раны от предыдущих слов, стирая боль, делая меня новым человеком, пустым холстом перед ним. Мне показалось, что желудок усвистел куда-то вниз, но правда только до определенного уровня. Я знал, что то, что я чувствую, нормально, потому что я знал, что я не один. Джерард уже не был опытным любовником. Это был первый раз и для него. Он впервые с кем-то настолько юным, впервые он позволил себе делать то, что, он знал, ему не следует делать. Он был со мной впервые, и, я надеялся, не в последний раз. Я придвинулся ближе к нему, давая понять, что я всё еще хочу сделать всё то, что я обещал. Но, даже спустя несколько минут, что мы целовались, его руки нашли путь к тому же, такому заветному для него, месту, и он спросил снова. — Ты хочешь этого? На этот раз я уже не был поражен, потому что знал, чего я хотел. Я кивнул, уткнувшись лицом в его плечо, посасывая кожу у него на шее. Я был согласен, но, всё еще, понятия не имел, что делать в следующую очередь и я надеялся, что он будет вести меня. Он кивнул в ответ, на мгновение уткнувшись в мою шею и проведя рукой по всей спине. Оставив меня лежать, он зашел куда-то мне за спину. Перед глазами была только чернота покрывал, а спину лизала прохлада, и я чувствовал, как он встал на колени возле меня. Не зная, что еще мне делать, я слегка приподнял бедра вверх, думая, что я делаю правильно. Я почувствовал, как он провел ладонями по моей спине вверх, к плечам, и я знал, что он улыбался, коротко посмеявшись моей неопытности и непросвещенности по части анального секса. — Будет проще, если в этот раз ты встанешь, — прошептал он мне на ухо. Я быстро кивнул, чувствуя, как лицо заливает краска. Я снова встал на колени, как мы уже стояли до этого. Я был рад, что этого достаточно для Джерарда и что мне не надо вставать полностью, потому что я был уверен, что не смогу устоять на ногах. Я чувствовал, что меня трясло, как снаружи, так и внутри, особенно когда я случайно касался задницей его члена. Он заметил мою потерянность, и, взяв мои руки, положил их на изголовье кровати. Мои пальцы стиснули дерево, когда его руки мягко надавили мне на спину, наклоняя меня, так, что теперь я был еще больше открыт ему. Оставив меня в таком положении, он пробежался пальцами вниз по моему позвоночнику, снова вернулся к отверстию. Я замер вместе с ним, после чего он скользнул в меня влажным пальцем, смочив его слюной. Я съежился и напрягся, когда впервые почувствовал, как его костяшки погружаются в меня, и судорожно выдохнул, когда его палец вошел в меня до конца. Он остановился на мгновенье, ожидая пока я привыкну и встану в более удобное положение, хотя, на самом деле, я не искал никакого удобного положения, а просто извивался с непривычки. Я переминался с одного колена на другое, слегка отпуская изголовье кровати, но, все же, не пытался как-либо ускользнуть от этого ощущения. Джерард прижался грудью к моей спине, и, несмотря на то, сколько слоев плоти нас разделяло, я мог почувствовать, как тяжело стучит его сердце. — Будет легче, — сказал он, почти вытащив из меня палец, и затем вставляя его снова. Он чуть согнул его внутри меня, растягивая меня больше. – Это неловкая часть. Я закусил губу и кивнул, не зная, смогу ли я говорить много. Было не настолько больно, сколько непривычно это ощущение вторжения, когда я этим задним местом мог прочувствовать каждый сустав его пальцев. Это ощущение мне не очень понравилось: никакого наслаждения и не очень удобно. Я сказал себе, что это из-за того, что во мне его пальцы, а не член, и что будет лучше, когда не будет костей в том, что он в меня запихивает. Но я так же понимал, что член был больше, намного больше, чем два или три пальца, которыми он скользил внутрь меня и наружу. И, думая, что отсутствие боли — всего лишь вопрос времени. Ужасные истории снова вернулись в мою память, и я почувствовал, как в груди все сжалось в нервном ожидании. Мое волнение только усилилось, когда он вытащил из меня пальцы и потянулся к тумбочке за бутылкой с лосьоном для рук. — Я не занимался этим довольно долго, — сказал он на выдохе с улыбкой, выдавливая немного жидкости себе на руку и затем размазывая ее по своему твердому члену, не забыв и про меня. Казалось, его старания и вправду принесли пользу, но, как только он снова приблизился ко мне, положив мне на талию обе руки, и когда я почувствовал размеры его органа, то теперь мне казалось, что эта растяжка не изменила ровным счетом ничего. Мой зад казался мне самым маленьким предметом на земле, а его член – самым большим. Я вспомнил, что слышал как-то от женщины, которая описывала беременность и роды, что это «входит как банан и выходит, как ананас» и эта мысль вдруг въелась в мое сознание, несмотря на волнующие меня намеки. А что, если это не входит, как банан? – спросил я себя в тихой панике. Что, если по ощущениям это больше будет похоже на ананас? Это все-таки было больше похоже на правду, особенно при соединении с моими предыдущими мыслями. Но, прежде чем страх окончательно завладел мной, я почувствовал губы Джерарда возле моего уха. — Ты готов? – выдохнул он. Вопрос был простой, но каша в голове мешала ответить просто да или нет. Все мои мысли сейчас были заняты непонятными фруктовыми метафорами и сравнениями, и некоторые из них, по ходу, были даже не на английском. — Это будет больно? – я ляпнул первое, что пришло в голову, и, как оказалось, это было то, что волновало меня больше остального. Я чувствовал жар его напряженного органа, который был так близко, что все мои мышцы дрожали в предвкушении боли. Он еще даже не вошел в меня, а я уже точно знал, что будет пиздец, как больно. — В жизни всё больно, Фрэнк, — серьезно сказал мне Джерард, пусть он и пытался сейчас не философствовать, но именно это он только что и сделал. Я тяжело выдохнул, не желая иметь дело с теориями прямо сейчас. Мне нужен был всего лишь обнадеживающий ответ. Разумеется, к этому моменту я уже имел неплохое представление о том, что мы собираемся делать. Я этого хотел, он этого хотел, и я знал, что мы были на волосок от того, что все развалится в этот самый момент. Головка его члена была прямо напротив моего входа, я чувствовал это, не видя этого, а сам он не двигался и лишь ждал, пока я дам четкий ответ, о котором я точно бы не пожалел. Он еще не вошел в меня, но Господи, я уже знал, что он это сделает. Все мое существо было подобно натянутой струне, и сердце застучало быстрее. Уловив все эти изменения, вызванные его ответом, он продолжил: – Да, это будет больно, — честно сказал он, поглаживая меня по спине, чтобы я успокоился. Правда, это меня ничуть не успокоило. – Но это зависит от того, сколько боли тебе нужно. — Как так? – спросил я, не совсем поняв суть сказанного. Я всегда был уверен, что боль это плохо, и ее следует избегать. — Тебе нужно испытывать немало боли, чтобы понять, насколько это всё реально, — сказал он мне, замирая на секунду. Он прижался своей горячей щекой к моей спине. – Но это будет не настолько больно, чтобы тебе захотелось остановиться, – он снова чуть отстранился, поцеловал меня в спину, проведя языком между лопаток. — Так ты готов?— спросил он меня в последний раз, после того как мы простояли в этой неловкой позиции, как мне показалось, вечность. — Да, — честно ответил я, четко и ясно. Я знал, что такое боль. Я немало перетерпел её за свою жизнь, была ли это школа, друзья или семья. Когда я был рядом с Джерардом, то не чувствовал себя опустошенным и ненужным, так же, как и не чувствовал боли. Но теперь Джерард сам предлагал мне ее, говоря, что теперь она мне нужна. Вы можете не помнить фактического ощущения самой боли, только приближенные ощущения, слышал я когда-то. Джерард вызывал из моей памяти этот факт, еще больше убеждая, что я просто не имею права не согласиться на боль сейчас. Она была кошмарной штуковиной, но, когда я был с ним, она стоила того, чтобы сделать из нее воспоминание. Я уверенно кивнул, выдохнул и крепче вцепился в изголовье кровати. Он тоже кивнул, затем принялся устраиваться поудобнее. Я почувствовал, как он оставил последний поцелуй на моей спине, прежде, чем обхватить меня за талию и мягко надавить головкой члена на отверстие. У меня сразу же перехватило дыхание, когда я почувствовал ее внутри себя, как точку зарождающейся и распространяющейся боли. — Тсс... – проворковал Джерард, придерживая меня одной рукой, другой он коснулся моей шеи, проведя пальцами по коже вверх он запустил их в мои влажные волосы на затылке, пока я стоял на коленях весь съежившийся, прижав подбородок к груди и стараясь дышать ровнее. Он замер, но я все еще чувствовал пульс в его органе внутри меня, как в него закачивается все больше крови. Его рука проскользнула к моей щеке, и, слегка повернув мою голову к себе, он поцеловал меня в уголок рта. Я едва ли не растекся в его мягких объятиях, когда он приник ко мне, втискиваясь меня глубже, медленно, но уверенно. — Почти, — прошептал мне, прервав короткий поцелуй. Я заскулил в ответ, опуская голову и сильнее стискивая пальцами гладкое дерево. Мои руки уже побелели от напряжения, когда он вошел в меня полностью, сдержав свое слово. Я и не заметил, что все это время практически не дышал, но теперь облегченно выдохнул. Он был внутри меня. И причинял мне просто адскую боль. Поначалу, был лишь дискомфорт, когда его член растягивал меня сильнее, чем это сумели сделать его пальцы, но дальше — невыносимая жгучая боль, стоило ему войти глубже. Это было больно, несмотря на то, как нежно он шептал что-то успокаивающее, как поглаживал мою спину, больно, несмотря на то, что он уже не двигался, и даже несмотря на то, сколько он использовал смазки. Он все еще ожидал, пока я справлюсь с этой болью, чтобы мы смогли продвинуться дальше, но она все никак не отпускала меня. Хотя, с другой стороны, как Джерард и говорил, её было как раз достаточно для того, чтобы дать мне понять, что всё это реально. Джерард был реален: он был внутри меня прямо сейчас, он был частью меня. И, все же, этой боли было недостаточно, чтобы я не смог ее вынести и захотел все прекратить. Мне ничего не хотелось останавливать. Казалось, мы так стояли довольно долго, ожидая, пока мое тело, наконец, привыкнет к ощущению чего-то еще внутри себя. В конце концов, мои пальцы ослабили хватку, мои руки начали приобретать нормальный цвет, а боль из жгучей и острой становилась тупой. Это многое упрощало. — Готов? – снова спросил он, когда моё дыхание стало более спокойным и ритмичным. Его голос звучал совсем рядом, на мои лопатки ложились новые поцелуи, как и ощущения теплых ладоней, пока он старался отвлечь меня от того, что делал он же. Несмотря на то, что, казалось, меня сейчас разорвет по швам, я был уверен, что все будет хорошо. Джерард никогда бы не сделал мне больно, я знал это. Боль, которую я испытывал сейчас, он не мог контролировать, но, по сути, это было и необязательно: она понемногу отступала. — Да, — снова вздохнул я, не имея возможности сказать что-либо еще. Я почувствовал, как снова напрягаюсь, как пальцы снова сжимают дерево, и я ожидаю от Джерарда действий. Я почувствовал, как он глубоко вздохнул, еще раз поцеловал меня, прижался ко мне и начал двигаться. Он подался чуть назад, позволив холодному воздуху проскользнуть между нашими горячими телами, после чего снова вошел в меня, опять прижимаясь ко мне. Он сделал так еще раз, и еще, и вот уже появляется некий ритм, в котором он двигается. Он двигался медленно, неторопливо, придерживаясь заданного темпа, не смея ускориться, так, что я довольно быстро привык к нему и уже дышал спокойно. Сначала я думал, что он действует медленно из-за меня, но когда я сказал ему, что он может двигаться быстрее, он лишь пожал плечами, уткнувшись лицом мне в шею. — Я хочу прочувствовать все, что сейчас происходит, – сказал он, едва не задыхаясь между вздохами. Наши тела сильно вспотели и теперь мы едва ли не липли друг к другу кожей при каждом толчке. — Я хочу почувствовать тебя. Сказанное им чуть ранее всплыло у меня в голове, заставляя меня улыбнуться, несмотря на легкий дискомфорт, хотя мне уже было намного легче, также, как и легче Джерарду было двигаться во мне. Он просто хочет запомнить весь этот вечер, вплоть до мелочей, сказал я себе. Он хотел насладиться всем, включая меня, изучив все мое тело своими прекрасными руками, пробовать меня на вкус и трахать так долго, как он только сможет. И я чувствовал то же самое. Мне было необходимо запомнить это, потому что все едва не разрушилось. Вспоминая, как тяжело нам это далось, я понял, что еще никогда не был так рад тому, что боролся за то, во что верил. Я поверил, и все стало явью. Я хрипло вздохнул вместо ответа, оборачиваясь к нему и получая от него очередной поцелуй, преисполненный нежности. Мы начали ускорять темп, но лишь понемногу, двигаясь не так быстро, чтобы «дышать в унисон». Мы оба сильно нервничали, и это влияло на наше дыхание: мы уже немного задыхались. Я уже терпел намного меньше боли, так что, осмелев, я тоже начал двигаться вместе с ним, подаваясь назад в тот момент, когда он входил в меня, таким образом, больше насаживаясь на его член, каждый раз испуская едва слышный стон. Я старался не издавать ни звука, изо всех сил закусывая губу, но Джерард наоборот не хотел этого. — Я хочу слышать тебя, — сказал он, проведя языком вдоль верхней части моего уха, — мне нужно слышать тебя, потому что я не вижу твоего лица. И, послушавшись его, я позволил одному из немногих стонов вырваться у меня изо рта, стать, наконец-таки, услышанным. Я не привык стонать, когда сам удовлетворял себя, преимущественно потому, что был дома не один, а с другими людьми, и я действительно не мог издавать никаких звуков, не привлекая внимания. Сейчас же, находясь в мире Джерарда, его черной бездне из ничего, я мог хоть кричать, так громко, как я хотел. Поначалу я вел себя довольно тихо, но лишь поначалу – внезапно он нашел одну точку где-то в недрах меня, и, коснувшись меня там лишь на долю секунды, он как будто провел по этому сверхчувствительному месту жесткой щеткой, и от этого из моего горла вырвался едва ли не вопль. — Здесь? – шепнул он мне на ухо и, остановившись на секунду. Я не представлял, о чём он говорил, но кивнул, выдохнув неразборчиво – «да». Кажется, он улыбнулся, притянул меня ближе к себе, крепко обнял и положил свои теплые ладони мне на грудь. Он снова начал двигаться, быстро набрав ту же скорость, но теперь задевая точку, о существовании которой внутри меня я даже и не подозревал. Каждый толчок отзывался болью в кольце мышц, которое еще недавно просто горело от боли, но только теперь вместе с болью так же пришло наслаждение. Джерард с той же точностью продолжал задевать меня в той самой точке, хотя для меня это было так ощутимо, как если бы он задевал оголенный нерв: каждая эта вспышка наслаждения была настолько же охуительна, как отдельный оргазм, только мимолетнее, и она стремительно вела меня к окончательному финалу, чего я начинал хотеть все больше и больше. Я также начал осознавать, что чувствую и еще кое-что помимо его толчков, а именно – легкое покалывание, которое проходило через все мое тело и достигало кончиков пальцев. Я чувствовал, как внутри меня скользит его член, внутрь и наружу, и это чувство было просто феноменально. Мы будто слились в одного человека, двигаясь, дыша и исторгая из себя стоны почти одновременно. В один момент мне показалось, что мы и кончим в один момент, но я не считал это возможным. Рука Джерарда, до этого прижатая к моей груди, начала спускаться вниз, мягко скользнула по напряженному животу к изогнутым бедрам, после чего добралась до моего члена. Когда он начал меня трахать, я был лишь наполовину возбужден из-за недостатка ласки и достатка боли, но, после того, как Джерард нашел эту точку во мне, а боль почти утихла, я был тверд и снова тек. Я еще не забыл, как мне нравилось, когда он прикасается ко мне здесь, и теперь он снова это делал, большим пальцем растирая по головке мою смазку и придерживая меня другой рукой, чтобы я успевал двигаться вместе с ним. Каким-то образом я чувствовал, что он улыбался, когда сильно сжал мой член, заставляя меня громко застонать, после чего стал дрочить мне быстрее, чем сам двигался во мне. Мы уже оба задыхались в тот момент, когда он задел эту точку в последний раз, и я кончил в его руках, дернув бедрами вперед и невнятно что-то простонав, широко раскрыв рот. Я откинул голову ему на грудь, и он поцеловал меня, зависая со мной в объятиях, пока я еще изливался в его кулак. Он все еще двигался во мне, и я двигался тоже, еще не отойдя от произошедшего, пока наши языки переплетались друг с другом, а челюсть вообще уже не слушалась и я с трудом отвечал на поцелуй. Наконец, я почувствовал, как он сменил темп, вбиваясь в меня жестче, тоже приближаясь к развязке, постанывая мне в рот. Поцелуй высасывал из меня последние силы, и я в изнеможении опустил голову, еще не отойдя толком от только что пережитого оргазма, последствия которого теперь белели на темных покрывалах и на моих бедрах. Я все еще ясно ощущал его скольжение, как и его пульсацию, такую же, какую чувствовал и сам только что. Этот стук волн крови все еще отдавался в моем теле, пока он кончал в меня, а после, когда он вышел из меня, его сперма потекла по моим ногам, теплая и липкая. Его во мне уже не было, но я по-прежнему чувствовал себя наполненным чем-то действительно прекрасным. Как только он высвободился из меня, то сразу же развернул лицом к себе. Мы снова столкнулись губами, также, как когда стояли в центре этой комнаты. Мы оба были потными и липкими, и я ощущал слабость в теле, но это было неважно. Его мягкие губы скользили по моим, он открыл рот и позволил мне скользнуть туда языком и почувствовать его вкус. Нам было так же хорошо, как и до всего этого, и, думаю, это был хороший знак. Это означало, что мы снова сделаем это, и это уже не просто случайность или перепих на одну ночь. Это действительно нечто намного большее, и это не конец. Мы будем наслаждаться друг другом так долго, как это возможно. Он все целовал и целовал меня, будто мы все еще возбуждены и еще не кончили. Но эти поцелуи и не были похотливыми. Он целовал меня, только чтобы целовать; чтобы еще раз убедиться, что я все еще здесь, как и он. Что мы были в безопасности, и все это больше, чем просто секс. Я знал, потому что целовал его в ответ, касаясь его лица, рук и шеи по тем же причинам. Теперь просто стояли, прижавшись лбами, обнимаясь. Влажная кожа слипалась, но это все были мелочи. Мы были живы, и мы были вместе. Пока мы смотрели друг другу в глаза в этой темной комнате, мы знали, что для нас это может стать концом света. Мы сделали то, что никогда не собирались делать, и чего делать были не должны. У нас был секс и море доказательств того, что он у нас действительно был. Здесь негде было от этого спрятаться. Мы и не хотели прятаться. Обнимая друг друга, целуя и лаская, мы знали, что не пожалеем ни о чём. Сожаление было бесполезной эмоцией, особенно, если говорить об этой ночи. Мы хотели, чтобы это случилось: нам было это нужно. И неважно, что люди могут подумать об этом, потому что мы никому ничего не расскажем. Это будет наш маленький секрет; наша собственная картина, наша собственная песня. Если мир снаружи увидит это и решит что-то для себя, то всё, что они увидят, — лишь пол и числа. Они никогда не увидят то, что видим мы. Они не увидят нашего собственного письма позади нашей работы. Просто глядя друг на друга, не говоря ни слова, я и Джерард видели эту нашу истину. Только по глазам и языку тела один из нас понимал, что думает другой, и почему сейчас все было так хорошо, даже если другие люди углядят здесь что-то неправильное. И, поэтому, мы хранили нашу картину в его маленьком доме, в этой черной бездне. Мы сохранили всё это здесь, где весь мир в наших руках, где осуждение и опасность не достанут нас, и здесь мы можем дать друг другу то, в чём так нуждаемся. И в этом мире, сотканном нашими руками, нам нужно было всё.