Зеркала

Учёба помаленьку шла своим чередом. Скучать не приходилось, в том числе теперь и на теоретической магии. Сарданапал, которого порой осеняли даже более гениальные педагогические идеи, чем Великую Зуби, придумал для учеников многоступенчатую обучающую игру-квест, вроде поиска сокровищ. На этих уроках, которые для удобного формата были сделаны двойными, мы должны были показать всё, на что способны, причём показывать не строго в кабинетах, а на просторах всего Тибидохса. С помощью различных заклинаний мы расшифровывали подсказки, в которых говорилось, куда нам дальше идти и где искать следующую подсказку. Подсказка могла быть в книге, в кабинете какого-нибудь преподавателя, в старинном сундуке, в процессе её поиска и извлечения приходилось сражаться с разной мелкой, но паскудной нежитью, обезвреживать средней вредоносности проклятья. Порой подсказку приходилось переводить с других языков, или собирать по кусочкам, или же вообще подсказка была предметом и требовалось понять, что же он символизирует. В общем, учительская фантазия разгулялась на полную. Верно сыграв на таких свойствах человеческих, как азартность и дух соперничества, академик сумел заставить нас перелопатить такую гору литературы, которой в обычном формате уроков потребовалось бы в два раза больше времени. А сам к тому же получил дополнительное свободное время – что было не лишне и ввиду никуда не девшихся административных дел, и ввиду предстоящего матча. В конце дистанции (если, конечно, кто-нибудь проходил её всю правильно) нас обычно ждал какой-нибудь артефакт и краткий рассказ о его истории и свойствах, ну и, естественно, высший балл победителю. Соревнование велось, традиционно, между отделениями, так что очки набирали не только для себя, но и для отделения, что способствовало обучению командной работе и всё такое. Одним словом, скоро игра захватила всех так, что ею стали болеть почти как драконболом. Некоторые даже в свободное время сидели в библиотеке и что-то читали-учили, желая быть получше подготовленными к следующему квесту. – Гляди-ка – и Гаврик постепенно втягивается, - шепнула мне как-то Жанна. – Ага… Уже не всё время такой хмурый. – Я когда первый раз услышала, сначала не поверила – как это так, пацан не хочет быть магом! Обычно когда сюда попадают, от радости пляшут. Ну, не совсем прямо, не сразу, да – сперва лоухоидорожденным-то страшновато… Но назад на серьёзе-то никто не просится! Даром что ли лишением магических способностей и возвращением к лопухоидам тут грозятся, как высшим дисциплинарным взысканием. А тут – посмотри-ка, он недоволен, что его от мамочки с папочкой забрали, здесь держат, учиться заставляют! Говорят, даже скандалы пробовал закатывать… Бедные преподы! Ведь и отправить его с миром нельзя – поверь на слово, что он способностями пользоваться не будет, а зомбировать Сарданапал запрещает… – Ничего, втянется мальчик, никуда не денется. Втянется, когда поймёт, что с помощью магии можно делать что-то реальное, что однажды именно его способности и навыки здорово помогут ему в жизни… – Да, - кивнула Жанна, - тут ты, Зёма, права. Хотя жизнь чаще не препод, а экзаменатор… И знаешь, мне иногда кажется, что Сарданапал всю эту кутерьму устроил в основном для него… Не остался без внимания и тот факт, что теперь мне приходилось играть против Бейбарсова. Без внимания Котовой и Терёшиной, я имею в виду – ох, как мне надоели эти шу-шу-шу и хи-хи-хи! Своей жизни, что ли, нет, чтоб только обсуждать борьбу чувства и долга в моей? Главное, чья бы корова, им закадычными подружками не мешает быть то, что они на разных отделениях, а я у них, посмотри-ка, тренажёр для упражнения в остроумии. Ничего, вот подучусь и превращу их во что-нибудь мерзкое… Тем более что Глебу я не подыгрывала и не собиралась. Это уж скорее можно было сказать, что он подыгрывал мне – опосредованно, ввиду того, что благодаря его перчатке я гораздо меньшего количества волшебных вещей могла теперь бояться. Однако жизнь, похоже, была благосклонна к Котовой и Терёшиной, и в очередной игре схлестнулись именно мы с Глебом. Конечно, шли мы немного разными путями, заклинания применяли разные, но результаты были глобально одинаковыми, и на финишную прямую вышли одновременно. Я догадалась, где, скорее всего, спрятан артефакт – в одной из неприметных комнаток чердака Большой Башни, используемых как склад полезных и в самое ближайшее время требуемых вещей. Мы там были один раз – чтобы принести Мак-Гилликадди котёл взамен взорванного Ченом. Но знать – это ещё полдела, надо туда как-то добраться. Что не плёвая задача, учитывая, что я и так-то дорогу неважно помнила, а тибидохские коридоры могут быть прямыми метров пять, не больше. А сейчас в них, в этом крыле, было понастряпано всяких ловушек пятого измерения и коварных рун, могущих связать по рукам и ногам или отправить в начало пути. Направление же вообще часто приходилось угадывать, узнав кого-то там на таком-то портрете, вспомнив, с кем он был дружен и перейти уже к другому портрету, узнав, под какой звездой родился этот следующий голубчик и взяв направление на неё – это в тёмных-то коридорах Тибидохса! Что ни говори, а Сарданапал тоже временами бывал садистом. И всё же мы с Глебом ворвались в заветную комнатку одновременно. Ворвались с разных входов и остановились друг напротив друга. Нас разделяло шагов десять. В комнатке было захламлённо, но мило. Молчали нагромождения котлов, пылесосов, столов, стульев, силуэты зачехлённых зеркал, горки свёрнутых ковров-самолётов и скатертей-самобранок. В столбах света, падающих из высоких стрельчатых окон, танцевала пыль. Первым нарушил молчание Глеб. Усмехнулся, отвёл за ухо прядь. – Земфира… Не ожидал, честное слово. Делаешь успехи! – Спасибо. И сделаю ещё большие. Как ты понимаешь, достанется артефакт только кому-то одному… – Ты что, бросаешь мне вызов? Я маленько опомнилась. Действительно, силы как-то малость… хм… не равны… Но и уступать я не собираюсь. Отчасти из-за Котовой и Терёшиной, которым потом никакая авторитетная комиссия не докажет, что это было наиболее здравое решение из возможных, отчасти из-за себя самой. Я пока ещё своей воле хозяйка. – Земфира, ну не победить тебе! В этой комнате столько всего, ты же не знаешь, где и искать этот артефакт и как он выглядит. А я, кажется, догадываюсь… – Ничего, я девочка терпеливая, переберу, найду… – Да, я сразу понял, что ты упрямая. Ещё когда ты пыталась найти дорогу в нижних коридорах наощупь. Я вспыхнула. – И что, теперь в такой форме благодарности ждёшь? Нет уж, дудки! Хватит, ваше отделение уже два раза выигрывало! – Ну признай просто, что мы сильнее. – Сейчас проверим! Не знаю даже, что меня толкало, едва ли на самом деле патриотические чувства к родному отделению, скорее это было какое-то опьянение, весёлая злость, неизбежная после размышлений о том, что со мной играют, как кошка с мышкой. Мы стояли друг напротив друга, и эта психологическая дуэль напоминала сошедшихся на узкой дорожке в противоборстве котов, что несколько сбивало с пафосного лада. Я старалась запретить себе любоваться им, но ничего поделать с собой не могла. Чтобы сделать хоть что-то, я протянула руку к ближайшей бронзовой вазе, но коснуться её не успела – Глеб молниеносно перехватил мою руку. – Эй, ты чего? – я попыталась вырваться, но явно переоценила свои силы, - разве артефакт может быть этой дурацкой вазой? Я её, может, просто так потрогала! – А откуда я это знаю? Может, ты ею мне в голову засветить хочешь? – Стал бы ты так из-за головы волноваться… Блефуешь ведь, не знаешь, где искать артефакт! – Не знаю, где, но знаю, как! – Ах, вот оно что! Как это я не сообразила… Как это выглядит, и ты не знаешь, вот насчёт вазы и дёрнулся – мало ли, вдруг оно. Где ты эту подсказку, интересно, накопал – что артефакт в скрытой сущности? – Места знать надо. Ну что, долго бы ты тут чудеса упорства проявляла? – Можно подумать, без вас, молодой человек, я бы до Ноуменуса не додумалась! Да и вообще ещё неизвестно, может, это кое-кто тут насчёт скрытой сущности перемудрил. – Вот и посмотрим. Гипотезы у меня есть, тебе, так и быть, разрешу остаться понаблюдать. – Какой добрый! А вот я тебе – нет! Я снова сделала попытку вырваться, снова не получилось, борясь, мы споткнулись о свалившийся с верха стопки ковёр-самолёт, потеряли равновесие и упали. Я – вниз, на ковёр, к счастью, сложенный вдвое и к полёту не готовый, Глеб – поверх, всё ещё стискивающий мои запястья. Сцена получилась столь хрестоматийно мелодраматической, что зайди сейчас сюда Котова или Терёшина – всё, можно делать харакири, никогда в жизни я уже не отмоюсь. – Сдавайся, Зёма. – Русские не сдаются. – Это ты-то у нас русская? С таким имечком? – А что, нельзя? Гроттер вон со своей фамилией русская, хотя ежу понятно, что Гроттеры за русские. Меня, может, в честь пушкинской Земфиры назвали… Она, говорят, в теоретической магии отличницей была… Сколько я ни брыкалась, а приходилось с грустью признать, что семнадцатилетний парень даже без всякой магии сильнее пятнадцатилетней девчонки. Может, его укусить? Должно работать и с лопухоидами, и с магами. Трудно притворяться. Трудно скрыть, что очерчиваю взглядом линии его подвижных губ, тёмных бровей, светотени от растрёпанных прядей. Его гибким смуглым пальцам почти никакого усилия не требуется, чтобы удерживать мои руки и собственное тело на весу. Как может живое и тёплое человеческое тело в то же время так напоминать гранитный монолит? Загадка, да и только. – Похоже, ты попалась, Земфира. Да уж не поспоришь, тут ты прав. Сперва казалось, конечно, что страшнее б было первым встретить Поклёпа или Поручика Ржевского, а теперь вот что-то так не думается. Злобным страшлом или убожеством как-то легче переболеть, просто указывая себе на его недостатки. Да что там, вообще не представляю, насколько сильным должно быть проклятье, чтоб долго выдерживать конфликт со здравым смыслом. А этот… Красивый ведь, зараза. И одной физиономией дело не ограничивается, физиономия тоже может волновать ну месяц, ну два, потом как-то примелькается. Как это… харизма? Съездить бы ему по этой харизме, да… В это самое время раздался стук в дверь. – Ребята, вы здесь? – услышали мы голос академика Сарданапала. Глеб скатился с меня с армейской скоростью. Я резво вскочила и отряхнулась. – Да-да, входите, академик, конечно! Выждав ещё немного для порядку, глава Тибидохса, обильно жестикулируя усами, зашёл в комнату. Интересно, а эта фора времени была для чего? На случай, если мы тут уединились по причинам, с учёбой не связанным, или чтоб успеть спрятать труп? Глеб за это время успел подтянуть растрепавшийся хвост, я – поправить сбившуюся мантию, одна пуговица которой теперь висела на честном слове. Да, Глеб, тебе хорошо, ты мантию и не носил никогда. А то посмотрела бы я, как бы ты в ней дрался… Да и вообще выглядел. – Э… э… Глеб, Земфира, вы оба здесь… Не так часто, конечно, бывает, что представители тёмного и светлого отделений приходят к финишу одновременно. Но всё-таки это бывает… Нет, правда, не подумал бы он чего не того… Хотя академик – не из тех, кто думает о людях всё время чего-нибудь не того, у нас для этого есть другие кадры. – Итак, вы оба почти достигли победы… – Но? – Совершенно верно, Глеб, «но». Снимаетесь с дистанции, так сказать, за неспортивное поведение. Нет, серьёзно, я не ослышалась? Какое неспортивное поведение, будто он его, блин, наблюдал? Хотя с этого станется и сквозь двери видеть. И вообще, что-то подсказывает, что спорить бесполезно и вообще аудиенция закончена. Мы уныло поплелись к выходу. – Как перед народом оправдываться будем? Нас же спросят про артефакт… – Скажем, что до комнаты не дошли, на Поклёпову завесу напоролись, поворачивать пришлось. – А Сарданапал не сдаст? – Делать ему больше нечего. Да уж, надеюсь, он не доставит Котовой и Терёшиной радости этими совершенно лишними для них сведеньями… Мы шли нарочно медленно – до сглаза было ещё с полчаса, торопиться некуда. Эх, а ведь до победы всего только какой-то шаг был… Да, если наши узнают – Глеб-то ладно, его ещё попробуй укокошь, а меня точно живьём сожрут… На всякий случай и в кабинет мы решили войти порознь. Ворча, что это уже полная паранойя, я пошла первой. – Не нашла? – кинулся мне навстречу Малютка Клоппик, - не нашла, ха-ха-ха! Всё, проиграли беленькие! Уже и Зёмка вернулась! Не трави душу, гад мелкий. – Не факт, - возразил кто-то из братьев-казахов, - Вреднюкиной ещё нет. – Да прямо Вреднюкина найдёт! Зёмка не нашла – всё, никто из белых не найдёт! Я во все глаза уставилась на Клоппика – чем это и когда я успела заслужить такую похвалу своим интеллектуальным способностям? – Не дуйся, Земфирка, - он попытался хлопнуть меня по плечу, но получилось это у него, малорослого, совсем не так круто, как ему хотелось, - ты же знаешь, вне состязаний мы друзья, зато на состязаниях непримиримы… Я сегодня сумел гарпий в повозку запрячь, хочешь опробовать? – На нашем курсе что, началась эпидемия геронтофилии, да? – дёрнула лисьим носиком Терёшина, - или это такой мужской комплекс какой-то? Ладно Гоженко, ему тринадцать, он всего на два года Резниковой младше, но ты, Зигги, куда лезешь? Тебя что, тоже как этого беленького в детстве на всю голову сглазили? – А что я? – не понял Клоппик. Гоженко сидел сгорбившийся и онемевший, его было до слёз жалко. Ничем парень этого не заслужил… Нет, всё-таки белых надо дополнительно охранять и беречь, они как-то слишком уязвимы и ранимы. Особенно от таких, как эта Терёшина. – А помладше кого-нибудь найти не хочешь? – пакостно хмыкнула Котова, - тебе годиков-то сколько? – Мне? – Клоппик посмотрел на неё презрительно, - четыреста с лишним, девушка. Он это уже хорошо запомнил, что четыреста. Вот только с каким именно лишним, постоянно забывал. Да, сложно, вообще, представить, как живётся, когда постоянно слышишь о своей предыдущей жизни, которая длилась четыреста с лишним лет, хоть Клоппик об этом немного и рассказывал. Обе язвы враз захохотали. – Хорошо сказано, малыш Зигги, но всё равно тебе ничего с Резниковой не светит. – Это почему? – озадачился тот. К счастью, видно было, что интересует его это больше в теоретическом аспекте, из чувства противоречия к столь категоричному утверждению. Терёшина наклонилась к нему, чтобы подчеркнуть разницу в росте. – Понимаешь, тут тросточка важна! Я встала и мрачно засучила рукава. – Ну всё, Терёшина, это был твой последний вяк. – И что, сглазишь меня, да? Сначала искры нормальные пускать научись, бездарь! – Зачем же сглаживать? – я чувствовала, как волны ярости захлёстывают меня с головой, - я по-простому, по-лопухоидному… глаза выцарапаю. – Отойди, Зёма, - вышел вперёд Клопп, - я её сейчас в кусок червивого мяса превращу, мы его вечером как раз гарпиям скормим. Я посмотрела на него с невольным уважением – как-то, знаете, верилось, что не пустая угроза. Хоть его до сих пор по привычке и называют малюткой, однако он давно уже не малыш. Конечно, похож на купидончика-переростка или Ленина с октябрятской звёздочки, но когда его взгляд становится вот таким – стоит поберечься. – Зигмунд Клопп! – раздалось из дверей, - когда я захочу уменьшить количество учеников на своём отделении, я справлюсь без твоей помощи! Мы обернулись. Картина, представшая нашим глазам, заставила временно забыть о перепалке. В дверях друг напротив друга стояли Глеб и Великая Зуби и обменивались гипнотизирующими взглядами. Глеб был в сложном положении, это сразу поняли все. Как джентльмен и как ученик он должен был пропустить Зуби вперёд, но если бы он зашёл в кабинет после неё, то получилось бы, что он опоздал, а к опоздавшим Зубодериха была сурова. На задних партах уже хихикали. – Ладно, Бейбарсов, сегодня я вас прощаю. Понимаю, после теоретической магии вы всё ещё маленько в поисках сокровищ. Итак, сегодняшняя тема… Клопп, повернувшись к Терёшиной, напоследок выразительно провёл пальцем по шее. Котова зло зыркнула на меня. Господи, избавь нас от таких светлых, тогда с тёмными мы уж как-нибудь. Глеб, не подозревающий, что это всё невольно и его касалось, спокойно плюхнулся за парту. Я оглянулась и увидела Аню Вреднюкину. Когда это она успела войти? Нет, вряд ли, конечно, она добралась до артефакта – раз уж Сарданапал там остался, то скорее всего затем, чтоб забрать артефакт и завершить игру. Да и времени у неё было маловато, чтобы успеть… А всё-таки интересно, почему у неё такой задумчивый и отрешённый вид? Опять с папочкой не всё бархатно? Вечером у нас собрались Пипа, Рита и Жанна, чтобы поиграть с Лизой в карты. Лиза с Ритой славились своим мастерством на все старшие курсы, Пипа с Жанной тоже были мастерами, так сказать, в своих категориях, так что игра ожидалась жаркой. Мы с Гореанной не умели, поэтому сидели на моей половине и учили – я ветеринарную магию, чтобы разобраться таки, чем отличается протекание гриппа у единорогов и кентавров – ну, кроме того, что одни способны высморкаться, другие нет. Учитывая, что для меня вообще было открытием, что они болеют гриппом, узнать мне предстояло много, а Гореанна зельеварение – сегодня в коридоре она встретила своего учителя по этому предмету и на неё это глубоко подействовало. В Лизином магнитофончике для бодрого фона играли всякие народные песни. Правда, периодически фон получался не таким уж бодрым – например, вот сейчас: Огней так много золотых На улицах Саратова, Парней так много холостых, А я люблю женатого. Я предпочитала ржать с того, что исполняется мужским вокалом, чем задумываться, насколько в тему-то. А тут ещё Пипа, садистка, завела разговор: – Лизон, а Лизон? Вот у вас с Бейбарсычем вроде всё тип-топ. А вдруг так случится, что кто-нибудь из вас в кого-нибудь другого влюбится? – Господи, Пипа, мы все эти «что, если» с Гробыней проходили, не пересказывала она тебе, что ли? – Это невозможно, Пенелопа, - усмехнулась Жанна, шлёпая картой о стол, - что Локон сочетал, то человек да не разлучает. – Ну, всё-таки это не настоящая любовь. Воля артефакта, все дела. Вдруг найдётся более сильное колдунство, которое пересилит? Я покосилась, лениво размышляя, дают за такое по морде или Пипе, у которой такт никогда не был сильной стороной, вообще многое прощается. – Пипенция, это было не абы что, а Локон Афродиты, - сурово напомнила Рита, - а она, прошу заметить, была не дилетантка. Локон связывает людей навеки. Читай по губам: навеки! Самой крепкой, горячей и нерушимой любовью, какая бывает на земле! Мне всё ощутимей хотелось кого-нибудь покусать. Нет, правда, ну зачем все эти разговоры? Почему люди так любят проверять реальность на прочность, что их вот в этой-то её стороне не устраивает? Нет, у меня серьёзный вопрос, как мне-то теперь быть, но всё-таки я понимаю, что хорошо, что случился этот Локон, а то бы они и дальше любили не тех людей и это разрушало бы их жизнь. …Вот я теперь для Стаса тоже «не тот человек». Нет, серьёзно, какого лешего? Почему в огромном Тибидохсе он выбрал именно меня? Девчонок красивее тут сколько угодно, замучаешься перечислять. И большинство из них, ну, вполне хорошие. Заносчивых красоток, к которым подкатывать дело бесперспективное и мазохистическое, меньшая часть. Большая часть всё равно, конечно, едва ли оценила б такого ухажёра, Стас – он действительно как бы для роли такого комического персонажа рождён… Но блин, не обязано это быть только так, и не иначе. Прежде всего он хороший парень, добрый, всегда готовый помочь, хоть соседу, который не может распутать клубок червей для зелья, хоть гарпиям этим, которым хвори кротости совершенно не добавляют… Ане ж вон ни заикание, ни сутулость его не мешают. Вот чо в Аньку не влюбился? Писаной красавицей её, может, и не назовёшь, но не урод же. И в учёбе не в хвосте плетётся, и по возрасту ему больше подходит… Вот Анька, можно сказать, в того человека влюбилась. Учитывая-то пример мамочки с папочкой, она большая молодец. Запала б на какого-нибудь Гаврика – вот это был бы номер. Магнитофон уже горланил другую песню – вроде бы о трагедии в женской судьбе, но почему-то неприлично весёлым голосом. Забыл он клятву роковую, Когда другую полюбил. – Роковую бы не забыл, - ухмыльнулась Шито-Крыто, - а забыл бы… ну, дураком меньше. Кстати, об изменщиках. Вот ты-то, Пипенция, что же, Бульончика своего бортануть решила? Он вчера с каким-то подозрительным видом верёвку разглядывал… Нет, я ни на что не намекаю, но… Чего-то Пуперчик вокруг тебя всё крутится? К чему бы это, а? Наша Пипа – и вдруг коварная соблазнительница… – Да ну вас, девочки! Большая деревня этот Тибидохс – ничего не скроешь… – Так значит, ты, ты всё-таки? Мы уж думали – неужто Гурочка за старое принялся. – Не, Танька – это пройденное, - Пипа, видимо, удачно отбила, поэтому довольно крякнула, - у них это так было, несчастное стечение обстоятельств. А у нас – судьба. Понимаешь, я с двенадцати лет твёрдо знала, что мы с ним поженимся. Так-то. А предчувствия мне пока что никогда не лгали. – И что же? Пуппер? На тебе? Женится? – Представьте себе! Предложение сделал. Зачем, вы думали, он мне такое колечко прикольное подарил, из собственной метлы изваянное? Кольца кому попало не дарят! Чувствовалось, что Жанна вот-вот упадёт с табуретки. – Пипа, не томи!!! Чем ты его? Ну, чем? Пипа искоса взглянула на неё, потом облизываясь – на свои карты. – Сказать? Ну, значит, записывай: две слезинки единорога, три чешуйки дракона, пять крылышек таракана, волос из бороды Сарданапала… Поверила? А вот Лизка сразу нет. Терпением, любовью и лаской, милочка. Так-то. – Я всегда знала, что вы будете вместе, - улыбнулась Лиза. – А Супчика-Бульоныча ты что же, значит, не любишь? – продолжала допытываться Ритка. – Люблю… Пожалуй что, и люблю… Кто вам сказал, девчонки, что разом двоих любить нельзя? У нас в Тибидохсе это сплошь и рядом. Но одно дело – просто тёплое чувство к Бульончику – ну хороший он парень, что тут скажешь, и совсем другое дело – судьба. Это как свечку с солнцем сравнивать. – И что же за судьба у вас с Гуриком? – Жанна, видимо, по рассеянности положила не ту карту и теперь сокрушённо охала. – А такая. Это ж ещё любезный Халявушка, помнится, сказал, что от меня произойдёт король всей нежити. Внуком моим будет. Всю нежить объединит. Сечёте? После Чумихи это никому ещё не удавалось. Правда, объединять-то ещё отец его, сын мой, начнёт. Он великим тёмным магом будет… – Так что, ты хочешь сказать, что такой-то типчик от нашего Гуряндия может произойти? – Может и произойдёт. Есть ведь ещё предсказание – что один сын Гурика будет бороться с другим. Светлый будет бороться с тёмным. Покуда светлый не победит. Но тёмный оставит сына, который и закончит начатое отцом. И с ним уже придётся бороться дочери того, светлого… Короче, глубоко я в эту бодягу не вникала, но явно, должно быть круто. – Да уж! – Ритка картинно сползла на пол, потом вскочила и деловито отряхнулась, - ты у нас, Пипа, прямо новая Ева! Каин и Авель, борьба света и тьмы… Вообще-то тяжело, наверное, такое знать. Всё ж таки дети… Они, кстати, оба твои будут, или вы потом разведётесь и Гурочка на своей Джейн женится, а ты за Бульончика выскочишь? – Отстаньте, - махнула рукой Пипа, - не омрачайте мне радость. Какая мне разница, что будет дальше? Вечность – это сегодня! Кто-нибудь от меня отбиваться собирается? – Хорошо, когда тебя с человеком пророчество связывает, - пригорюнилась вдруг Аббатикова, - не обойдёшь его… Или Локон вон… Всё ясно, всё определено. А если ничего не связывает? Если ничего не известно? Если никаких надежд? – Ой, так, чтоб никаких – не бывает! – Жанка, ты это чего? Ну-ка, кто такой, колись? Э, мать, ну не нам тебя учить присушивать-то… В этот самый подходящий – или самый неподходящий, кто его знает – момент дверь приотворилась и в неё заглянула Карина Кильдыева, девочка из Казани. Я невольно залюбовалась её белым с роскошной бахромой платком и расшитой жилеткой. Тёмные посмеивались над Кариной, даже в гостиную не выскакивающей без платка, но потом как-то стихли. Всё-таки есть в этой девчонке какая-то тихая, обезоруживающая твёрдость. – Земфира, можно вопрос к тебе? Мне что-нибудь по мертвякам нужно, а Медузия тогда твой доклад так хвалила, так может, ты мне поможешь? Здравствуйте, девочки… Я встала и заперебирала книги. – У тебя какой вопрос-то по ним? Если в нежитеведческом аспекте, то вот у меня «Теория зомбирования» есть, если в физиологическом – то вот тут несколько глав подробно по стадиям разложения, мумификация, жировоск, все дела, если по части практической магии – тут с одними только ногтями мертвяков рецептов десять, но Мак-Гилликадди такое не мог задать, это отвары не безобидные. Если в культурологическом… Чёрные глаза Карины округлились. – Земфира, зачем ты читаешь все эти ужасные книги? Ты же светлая! Я снова почувствовала, что моё лицо приобретает какую-то другую окраску, тем более что и девчонки посмотрели на меня с любопытством и интересом. Я повертела в руках «Тёмную анатомию и физиологию» с лихо отплясывающим на обложке скелетом. Что тут сказать? «Интересно, захотелось почитать на досуге»? – Знаешь что, сирота казанская, - обиделась за меня Пипа, - ты, кажется, за книгами пришла, так что за вяки с галёрки? Бери и радуйся! Раньше во всём Тибидохсе только у троих человек такие книги спросить можно было, теперь вот у четверых. Можно, конечно, и у Абдуллы спросить, но фиг тебе Абдулла чего даст. Да, и полегче там с этим чтивом, капитальные кошмары как минимум обеспечены. Карина кивнула, поблагодарила и выскочила. Ощутив подозрительную щекотку в голове, я обратила испепеляющий взор на Шито-Крыто. – Ритка!!! – Чо? – Капчо! Щас доподзеркаливаешься! – Всё-всё-всё! – Ритка подняла руки вверх и при этом нечаянно открыла свои карты, - старая привычка, понимаешь, трудно с ней бороться… А хочешь, я тебе ещё одну книжицу дам? На Лысой горе в своё время купила, неожиданно толковая оказалась. Пошли? Всё равно игра явно разладилась. Я пожала плечами и вышла вслед за ней. В окнах гостиной сиреневели сумерки. Тихо бормотала что-то забытая на подоконнике брошюра. – Да, Зёмка, кто как, а я тебе сочувствую. Конкретно тебе повезло. Один парень-некромаг на весь Тибидохс, так тебя в него и угораздило влюбиться. – Рит, знаешь, что, это уже просто свинство… – Хотя я так лично не удивлена – уж такой он человек, что не заметить его невозможно, хоть он специально ничего для этого не делает. Правда, обычно-то он всё же тёмным нравится. Мне, Гробыньке, из четверокурсниц знаю многих, да та же Аббатикова к нему не знаю, как сейчас, а в прошлом неровно дышала… А из светлых разве что Таньке, да и той чуть-чуть. – А вам что, не чуть-чуть? – брякнула я, как обычно, не подумав. Ритка, уже взявшаяся за ручку двери своей комнаты, обернулась. – Да наверное, и мне чуть-чуть. Иногда я думаю – может, это просто я человек такой, что мне все только чуть-чуть нравятся? Как-то местами обидно даже… Не было у меня такой вот любви, чтоб с головой накрывала. Нас вроде с Тузиковым парой считают, но к нему у меня больше покровительственное отношение, благо, он и сам это понимает. Как не пользоваться-то, когда тебя так любят? Приятно. Хотя может, я когда-нибудь за него и выйду – истинная верность должна вознаграждаться. Опять же, муж, который тебе в рот смотрит – это муж на зависть, кто бы что ни шипел на тему, что не фонтан трофейчик. – Н-да… И у Гробыни, наверное, так? – А вот с Гробкой иная история, - Ритка открыла дверь и отошла, пропуская меня, - Гробыне-то он очень даже… – Ну да, в начале. Почему же в конце она его… так? Дескать, ничего в нём хорошего нет? Я допускала, что спрашиваю сейчас о том, что Шито-Крыто и неведомо, не помню, чтоб она присутствовала при том разговоре. Но, с другой стороны, она телепатка, много ли здесь для неё неизвестного? В комнате, кстати говоря, присутствовала младшая Шито-Крыто, которая при появлении сестры моментально схватилась за книжку и постаралась стать как можно незаметнее. – Да понимаешь, с Гробыней вот как получилось, - Рита села на стул и запустила руки в недра письменного стола, - мы специально с ней на эту тему не беседовали, но я кое-что и без подзеркаливания вижу, имей это, кстати, тоже в виду… Я так поняла, просто впервые Гробыня в себе усомнилась, подумала, а достойна ли. Раньше только её были недостойны. Как бы тебе объяснить, Гробыня, какая она есть, привыкшая людьми играть, как зверюшками – забавными, но туповатыми… Присушить, отсушить, охмурить, задурить… Вокруг неё же меньше десяти поклонников одновременно сроду не обреталось, она к этому привыкла и воспринимала как должное. У неё всё в жизни лёгким было. А Глеба она по-настоящему полюбила. Так, как от себя сама не ожидала. Ей же лучше всегда давалось позволять себя любить, верёвочки вить из людей – взять хоть Гуню, хоть шейха Спирю, хоть Пуппера того же. Их она не жалела. А здесь она бы не смогла… – Оно уж точно, повьёшь из Глеба верёвки. – Да не в этом даже дело. Она бы вообще, кажется, не смогла быть с тем, кого полюбила бы. Характер. Это даже не лиса и виноград, это… Избыточность какая-то, может. Типа, куда мне столько счастья, что с ним делать и как за него расплачиваться… Рита закончила наконец рыться в ящиках, явно, как многие тибидохские вместилища, не обошедшихся без пятого измерения, и протянула мне довольно неказистую и потрёпанную на вид книжонку. – На. «Кладбищенские странствия» Вильгельма Склепова. Я тогда купила приколоться – не Гробынькин ли какой-нибудь родственник. Ничего, терпимая оказалась вещица. Беседы с мертвяками, кой-какие неглупые заклинания против них и, так сказать, за них – как вызвать, как заставить повиноваться… Фольклора маленько… Написано легко, приятно. Этот Вильгельм за свою богатую жизнь на стольких кладбищах побывал, что не заподозрить его в некрофилии ну никак нельзя. Я пролистнула книжку. На меня с иллюстрации глянул мертвяк – не самый свежий и… ну, такой милый, что я поспешила захлопнуть эту страницу. – Ну, я пойду. – Иди. Привет там всему девичнику. Скажи, я ушла с концами – домашку у сестрёнки проверять. При этих словах Лида втянула голову в плечи.