Зеркала

Зря я так про те коридоры, которыми мы шли-то. Эти ещё краше. Факелы расставлены уже не то что редко – вообще удивляешься, когда их встречаешь, сырые, обильно подёрнутые грибком стены кое-где испещрены трудноразличимыми рунами, страшно подумать, какими древними. – Где это мы? В подвалах? – Вот в этом как-то сомневаюсь. Разве ты помнишь, чтоб мы куда-нибудь спускались? Да и едва ли он потащил бы меня под землю – там он со мной и днём бы не сладил, не то что ночью. Скорее всего, мы всё ещё в Башне Привидений, тут и не такие оазисы возможны. Ну а чему ты удивляешься, это же Тибидохс. Да, чему я удивляюсь, это Тибидохс, памятник рациональности. Где студенты живут в комнатах по двое и даже по трое, а целые башни, бесчисленные вереницы коридоров и комнат отданы нежити, призракам, проклятым артефактам. Неужели, блин, за сотни лет действительно невозможно навести здесь какой-то порядок? Мы блуждали, кажется, уже целую вечность, километража хватило бы, чтобы пройти из конца в конец средних размеров город, а коридоры были все похожие, как близнецы, и выходом пока не пахло. – Да выйдем мы отсюда вообще? – я врезала по склизлой стене, та в ответ лениво плюнула в меня бурой жижей, - мне кажется, мы ходим по кругу… Мне кажется, он наблюдает откуда-то за нами и смеётся. Ждёт, когда мы выбьемся из сил и свалимся. Я упала спиной на эту проклятую стену и тихо заскулила. Глеб опёрся ладонью рядом со мной, приблизив своё лицо к моему. – Эй, это та же самая девушка, которая дерзила неизвестному маньяку из-за артефакта, которого у неё даже нет? Это только кажется, что мы ходим по кругу и что дело не сдвигается с мёртвой точки. Поверь, я-то в таких вещах кое-что понимаю… Он, конечно, не беспокоился, бросая нас там, полагая, что мы трупы, но он сильно просчитался на наш счёт. Мы почти во всём разные – ты светлая, я некромаг, ты почти лопухоид, моей силы хватит, чтоб обрушить Тибидохс… Но в одном мы до ужаса схожи – в упрямстве! Я криво улыбнулась, решив не уточнять, имела ли я в виду заманившего нас в ловушку неизвестного злодея или автора этого мира – что же, вот это всё, что сейчас было, он придумал? И нож, располосовавший мою щёку, и верёвку, выжигающую в теле кровавые борозды? Интересно б было узнать, в каких выражениях он это описывал… А поиски выхода из осточертевшего тёмного лабиринта обычно описываются достаточно просто - «они шли уже не менее часа», «коридоры казались нескончаемыми»… Это как-то неизмеримо легче, чем в действительности попытаться представить эти коридоры в их тёмной и сырой нескончаемости. Ни один нормальный писатель и не будет описывать эти «не менее часа» в подробностях и красках, кто такую унылую жуть будет читать. – Ну да, какой у нас выбор, если задуматься. Лечь тут и умереть после того, как избежали участи хмыриного ужина… или завтрака? Когда у них завтрак, когда ужин? Хорошо, Медузия меня сейчас не слышит… Ладно, сейчас я стисну зубы и отскребу себя от стенки… – Помощь нужна? Ему явно было уже лучше, он улыбался, в его глазах плясал слабый отсвет факела. Кровавая борозда на щеке, растрепавшиеся тёмные пряди придавали ему вид безумный и неодолимо пленительный. Есть такие люди – подобные взбучки их как-то дополнительно красят, заставляя раскрыться во всей неистовой красоте их натуры, и хочется вместе с ними смеяться в лицо любым опасностям и перешагивать реки, как ручьи. Вот Глеб, видимо, из их числа. Я не заметила, как наши губы встретились… Это был огненный вихрь, выбивший из-под ног истёртый поросший островками мха каменный пол, водоворот, утягивающий потерявшее всякую опору сознание в разверзшуюся бездну. Если три месяца назад я не знала, что существует магия, и не могла представить, каково это – ощутить её на себе, пропустить через своё тело поток энергии, хотя бы для того, чтоб зажечь свечку, и как это меняет восприятие мира и себя самого, то теперь это откровение ощущений, возможностей вернулось тысячекратно усиленным шквалом. Как тогда, когда правильно выбранное заклинание растворяло камень, открывая скрытые в нём сокровища – но сильнее. Как тогда, когда моя воля поднимала в воздух полётный инструмент, опьяняя ветром и скоростью – но сильнее. Как тогда, когда через ткань перчатки я чувствовала пульсацию тёмной энергии в проклятом предмете, на которую безумным ликованием отзывалось внутри что-то, отвечающее у людей за потребность играть с огнём – но сильнее, во много раз сильнее… Это сравнивают с взрывом, огненной каруселью – правильно сравнивают, это хаос тысячи огней, которыми взорвалась чернота ночи, и все они горят в моих разбуженных нервах. Уверенные, властные движения его языка, привкус моей и его крови, импульсы, пронзающие тело, словно раскалённая проволока, гибкими крючьями вытаскивающие из глубин моего существа что-то, что и во сне невозможно представить – всё это может и должно, как и магия, существовать только в книжках… Он отстранился, медленно облизнулся, откинул со лба волосы. – Глеб… - меня шатало, как пьяную, - я, наверное, сейчас банальность скажу… Ты вроде как не свободен. – Чего? – У тебя есть девушка. – Да, и при чём здесь это? – И вас связала магия Локона, это значит, вы идеальная пара и всё такое… Язык ворочался как чужой, говорил, в общем-то, вполне правильные вещи, только уместные здесь и сейчас в той же мере, в какой уместна б была на этой стене картина с букетом ромашек в сусально-золотой рамке. – Да, мы идеальная тёмная пара. Здравствуйте, меня зовут Глеб, и я некромаг. С лекциями о морали ты опоздала, милая, на несколько лет, впрочем, тогда они мне были не нужны по возрасту, а сейчас – по причине глубокого презрения к ним. Край тёмного спектра тоже может включать патологическую верность, но, в отличие от края светлого спектра – не обязан. Если тебе претит сама мысль об изменах… хотя что-то непохоже, чтоб претила… Я прикрыла глаза, надеясь, что когда их открою – коридор и это лицо перестанут плавиться в странной дурманной дымке. Моя рука по-прежнему стискивала его плечо – пожалуй, слишком сильно стискивала, но он не обращал на это ни малейшего внимания. – Измена, - шёпот обжёг моё ухо, - разрушает хрустальные замки наивности, а не то, что никто и не думал строить из хрусталя. И я сперва даже не поняла, его ли это голос, или обретшие пугающую чёткость мои собственные мысли. Я ведь думала обо всём этом, ещё давно. Ещё после тех первых приближений к краю, когда я уже вполне понимала, что это край. Я просто получила подтверждение того, что и так видела. Чего стесняться тёмным? Чего бояться тем, кого связала неразрушимая золотая нить? Отнять их друг у друга может только смерть, и то ей придётся сильно постараться, а если речи не идёт про отнять – что другое может их беспокоить? Можно как угодно воспринимать Лизу в прошлом, но надо быть честной – та, какой я знаю её сейчас, она меньше всего дура. Всё она видит. И если б её что-то не устраивало – она б, как минимум, мне не улыбалась. А скорее всего, от меня в Тибидохсе остался бы только симпатичный памятничек с каким-нибудь плачущим херувимом. А если быть совсем честной – прежде чем возмущаться тому, что кто-то способен поделиться своим любимым человеком, стоит возмутиться сначала своей полной готовности принять это как нечто естественное. В самом деле, где грань, за которой потребность в верности переходит в чувство собственности? Любезно разговаривать с представителями противоположного пола ещё можно, а целовать уже нельзя? А у кого-то и разговаривать нельзя. И смотреть лишний раз. Каждый проводит эту грань по-своему, и не всегда с соблюдением прав партнёра и элементарной разумности. Но редко какие влюблённые имеют роскошь проводить вместе круглые сутки, всё равно что-то разлучает, не другие люди – так учёба-работа, какие-то дела, им-то приходится уступать… А казалось бы, какая разница, с кем человек, когда он не с тобой, тем более что он всё равно возвращается к тебе? – Интересно, ты действительно допускала, что этот чёртов артефакт у меня, и решила переключить внимание на себя? – его ладонь коснулась моего затылка почти невесомо, ласково, - но ведь это бессмысленно, ты должна была понимать… – А ты? – я изо всех сил старалась, чтоб мой голос не слишком дрожал, по крайней мере, не срывался, - ты в этот миг поверил, что артефакт у меня? – Полагаю, я чувствовал бы, если б это было так… Это очень, очень глупо – обещать отдать то, чего у тебя нет. – Так… по-светлому, да? Пальцы погрузились в мои спутанные волосы и сжались в кулак. – Не уверен, - голос обдал волной мурашек от виска по всему телу, - но хотел бы знать… Что тобой двигало? Невыносимо было видеть мои страдания? Думаю, такое благородство заслуживает награды. Даже могу предположить, какой… – Хам, скотина. – Или тебе невыносимо это было по какой-то другой причине, не связанной напрямую с аллергией светлых на насилие? Многовато ты что-то стал понимать. А, к чёрту, лично я для этого слов всё равно не подберу. Это как-то посложнее нормальных девичьих восторгов… Это вообще не из области нормального. Он потянул меня за волосы, запрокидывая мою голову и скользя губами по покрытой сухой коркой крови скуле. – Что это было – любование противоборством двух тёмных сил, восхищение моей выносливостью? Я всё-таки кое-что чувствовал, из твоих эмоций в тот момент. Я попыталась оттолкнуть его, благословляя тот факт, что он сильнее, и с тем же успехом можно пытаться сдвинуть стену. – И тем более чувствую сейчас. Во всей, как ты понимаешь, несомненности… Мои ногти впились в его кожу, и я, хоть никакими особыми дарами похвастаться и не могу, тоже отчего-то точно знала, что его это только веселит и подстёгивает. – У тебя ещё много грязных намёков в запасе, да? Он отпустил меня, снова отстранился, облизываясь – что вообще сейчас в этом коридоре может пугать, кроме этого лица? – Смотря сколько у тебя поводов к тому ещё найдётся. Давай, скажи, чтоб я прекратил. Не скажу. В чём ты прав – так это что упрямства в нас обоих чересчур. И если ты действительно прекратишь – я ж не буду бежать следом и говорить, что пошутила. Тут всё больше, ей-богу, не до шуток. Как во сне, совсем без удивления, я смотрела, как моя рука, всё ещё стискивающая ткань его рубашки, дёргает его обратно ко мне. – Так я и думал. Ну, девочка моя… Наш путь всё равно лежит через мою комнату. Или ты не против получить свою… награду… прямо здесь? Я сглотнула. Его слова слишком часто бьют точно в цель. Чёрт возьми, действительно – не против. Чем не идеальная обстановка для того безумия, которое бурлит в моих жилах? Его губы снова впились в мои, серией грубых, похожих на укусы поцелуев. Или некоторые поцелуи были всё-таки моими? – О… Ну, что бы я знал о сокровенных фантазиях некоторых светлых… Что бы ты знал, вот именно. И лучше, чтоб поменьше знал. О некоторых моих снах – уж точно… Тебе ж ничего не стоит воплотить. Господи, вот зачем я об этом сейчас вспомнила… – Нет, серьёзно, я бы мог… Меня уж точно ничего не смущает. Но ты ранена… Не очень удобно, если ты в процессе будешь истекать кровью… более, чем это требуется в норме… Я застонала, запуская пальцы в его волосы, притягивая его ближе. Не думать, не думать, что меня как раз не остановило бы и это… Сырой тёмный коридор, наполненный запахом тления, чадом редких факелов и дыханием страшной, не поддающейся осмыслению древности, моя кровь, струящаяся по его ожогам, безумный танец на краю пропасти – что во всём этом не так? Но на мне проза жизни в смысле несколько большего количества одежды, и, пожалуй, он прав, если полагает, что сперва надо что-то сделать с нашими ранами. В самом деле, надо взять в узду это безумие, пока хоть как-то возможно… Вот это «я бы мог» и так будет нести меня по коридору горячей чёрной волной, делая рваными движения и дыхание, пробегая между нами молниями ожидания, условленности… Но на выходе из коридора мы угодили прямо… в материнские объятья Ягге. Это было даже странно – Ягге вне магпункта редко можно увидеть. Неужели мы вышли где-то недалеко от него? Заботливый нам попался похититель – чтоб, значит, если каким-то чудом уцелеем, недалеко ползти было. – Ах ты батюшки! – всплеснула руками старушка, только увидев меня, - голубушка, ты ли это? Да кто ж тебя так? Ну-ка давай-ка срочненько в магпункт, давай, давай… – Какой магпункт, - попробовал вмешаться Глеб, - Ягге, при всём моём уважении, у вас вряд ли есть то, чем можно ей помочь. – А ты не суди, молчел, что у меня есть, чего нет. Я тоже не лаптем щи хлебаю, чай, у меня в магпункте не как в лопухоидной больнице – всего ассортимента бинт и зелёнка… Я тоже в молодости не овечка была, так что и у меня твои некромагические штучки кое-где завалялись. – Но у меня в комнате они завалялись точно! Ягге, я хочу ей помочь! – Вот давай и топай за ней, за своей штучкой, а девушке постельный режим нужен. Глеб удалился, осторожно потирая руки между бороздами ожогов и ворча, что ему, между прочим, тоже досталось не мало, и он как раз не против постельного режима, причём одного на двоих… Надеюсь, Ягге его не слышала. В магпункте Ягге действительно уложила меня в постель и тут же захлопотала вокруг, я старалась удивлением от этого факта – ну да, рана страшная, кровопотеря была немаленькая, но блин, не кишки ж наружу! – передавить раздражение и порывы сказать, что той некромагической штучки, которую имел в виду Глеб, у неё по причине женского пола попросту нет. – Обсидиан, голубушка – тебе не лопухоидная нержавейка… Дай-ка вот я… – А что такое-то? – я отплёвывалась от горячей липкой мази, норовящей затечь в рот, - ну, обсидиан… Нормальный такой камень, лопухоиды из него украшения носят… – Лопухоидам-то, может, и нормальный, а магам вот опасен. День обжигает, ночь замерзает, что он рассекает, потом с трудом зарастает. – Ну, что с трудом зарастает – это я уже поняла… Но хм, вообще-то я… как бы это… лопухоид и есть. Да-а, вот чему удивился Глеб. Тому, что нож подействовал на меня как на мага. Видать, влияние Поклёпова кольца… Ну да, если магия идёт через моё тело – получается, я как бы маг, камню – ему тонкости побоку. Ягге ворожила над моей щекой, водя над раной тонкой белой палочкой – или косточкой? – вычерчивая какие-то руны и неразборчиво бормоча заклинания. Мазь действовала, похоже, сродни наркозу – щека онемела, окаменела, так что дёрнуть ею при всём желании было невозможно. – Ох, год от года детишки всё бедовее. Я уж боюсь – каковы мои правнуки будут? Может, сразу до этого лучше не доживать? Отлично просто. Ничего, что мы не просили какого-то спятившего урода захватывать нас в плен и полосовать ножиком? – Сообщите Сарданапалу, - с огромным трудом выговорила я, - это важно… Кто-то охотится за артефактом… Сарданапал поймёт, о чём речь. – Да уж сообщу, не волнуйся, не дура старуха, не первую сотню лет разменяла. Ты поосторожней вот, а то рот срастётся, будешь знаками с Сарданапалом изъясняться. Ну вот, теперь уже гоже… Срастаться-то, правда, ещё долгонько будет, лечить и лечить… Ох и надрала б я тебе уши, моё будь это дело. – Э… Собственно, за что? За то, что меня же чуть не убили? – Да вот за то, за то! – Ягге поправила мою подушку, всё добиваясь какого-то особого от неё совершенства, - меньше б шлялась с кем попало – чай, и не попало бы. – Это что, из серии «С хорошими девочками ничего плохого не случается» и «Сама дура виновата»? А с какой такой плохой компанией шлялась, помнится, Таня, что вокруг неё постоянно закручивались всякие события? Случайно не с самым золотым майконосцем Тибидохса и вашим ненаглядным внуком? – вполне определённое состояние отпускало тело, ясное дело, не сразу, оставляя после себя, кроме боли и слабости, понятное глухое раздражение. Кой чёрт её вынес навстречу, правда? Без неё бы не справились? – Головой бы хоть маленько думала, - Ягге меня, кажется, совершенно не слушала, - для чего она у тебя на плечах-то? Злоумышленники-то всякие пришлые – оно конечно, не догадаешься, за каким поворотом тебя ждут, да ты ведь сама голову в пасть льву-то суёшь, сама под ручку со смертью ходишь. Или не понимаешь, что он за человек? Или жизнь твоя тебе совсем не дорога, что ты ею кидаться вздумала? Нашла компанию, ничего не скажешь, нашла, кому юность свою, душу свою доверить, хорошо нашла – чернее у нас в Тибидохсе и нет никого… А как хороший парень из-за тебя убивается, сердце своё золотое к ногам тебе кидает – это ты не видишь, не по глазам тебе это! Ты посмотри, что с парнем-то сделала – на нём лица нет, ни живой, ни мёртвый ходит… И что он только нашёл в тебе, полоумной? – Ягге-е! – вскипела я, - моя фамилия не Гроттер, нечего мне очередного Ванюшу сватать! Я, может, теперь каждого закомплексованного подростка обязана пригревать? А то что ж только его, таких в школе, наверное, с десяток наберётся, вот всех соберите, всех разом и любить начну! По-вашему, любовь даётся как милостыня? Даётся только за то, что кто-то страдает от неразделённых чувств? А мои чувства – можно и побоку теперь, они неправильные? А кто решает? Вы? Вам кто-то полномочия выдал? Вы в вашем возрасте эксперт в чувствах подростков? – Да ты как со мной разговариваешь? – взбеленилась и Ягге, - я тебе что, девчонка, как ты, сопливая? Вот сейчас выдеру, не посмотрю, что больная! – Попробуйте, - зашипела я, выпростав из-под одеяла руку с кольцом, - как вы со мной, так и я с вами! Я ваш авторитет в лечебных вопросах не оспариваю, но в дела сердечные, уж извините, не лезьте! Никто вашей такой заботы не просил, и хуже ножа такая забота! Это вы, считаете, добро Стасу делаете? Это вы его унижаете вернее, чем мог бы любой тёмный! По-вашему, его никто не может просто так полюбить, без вашего капанья на мозги и угроз? Отличные у вас методы! Только видите – не со всеми прокатывают! Это Таньке, вечно виноватой выслуживающейся идиотке, вы можете говорить, что любовь – не купидоны и розы, а майки и котлеты, а мне ваши майки и котлеты даром не нужны, хоть убейте меня, гений, блин, педагогики! – А что нужно? – Ягге даже забыла удивиться, что я говорю о том, что без меня было. Хотя в общих чертах-то она про книги знает, - розы? Чёрные? – А хоть бы даже и чёрные! Это по-вашему если от парня не воняет гарпиями и он не одет Древнир знает во что, так его и любить не за что, никаких потрясающих душевных бездн! Да вот обломитесь, не одних только светленьких, благородненьких и на чучело похоженьких любить можно! А вы сами, вы все – давно образцами доброты и морали стали? Забыли, что творили в прошлом? Или как раз не забыли, потому и выделываетесь теперь? Глаза Ягге опасно заполыхали, по выбивающимся из-под платка волосам пробегали мелкие голубые искры. Моё кольцо резонировало, отзывалось сухим электрическим треском. Я чувствовала, что до взрыва остаётся секунда-другая, но меня это, честно говоря, уже не пугало. Но по законам жанра, видимо, не допускающим убийства мудрой старой богиней девчонки-недомага, дверь распахнулась и в магпункт вплыл сам академик Сарданапал в ярком восточном халате и почему-то в лаптях. – Ягге, ну и суровые у вас методы лечения, - он укоризненно покачал головой, - ваши крики задолго на подходе было слышно. Что же, не ругаться-то с пострадавшей вы не могли? Да и второго пациента бы пощадили – он хоть и тролль, а всё ж и человек в то же время. Я заозиралась – ближайшие в поле зрения кровати были все пустыми, вот я и подумать не могла, что в магпункте ещё кто-то есть. Хотя ведь слышала об этом тролле… А ещё девчонка какая-то была, но ту, наверное, уже выписали. Академик присел возле моей кровати, задумчиво поглаживая бороду. Видимо, что-то тишком намагичил, потому что ярость, колотившая меня некоторое время назад, начала спадать. Вряд ли это от одного только его благообразного и добродушного вида. – Тут… тролль? – Да, деточка. Приболел, видишь – то ли климат наш подействовал, то ли ещё что… Не бойся, малоазиатские карликовые – довольно мирные и с людьми ладят давно и неплохо. – Я и не боюсь. – Да чего ей бояться-то тут, - проворчала Ягге из угла, - она вон у нас какая бедовая, с некромагом по ночам приключений на пятую точку ищет… – Ягге, ты б нам чаю, а? Старушка кивнула, вздохнула и просеменила в смежную комнату. Сарданапал снова посмотрел на меня. – Ну, про нарушения дисциплины я уж говорить не буду – большие давно деточки и учить вас поздновато. – Академик, если б не неоднократные нарушения дисциплины некоторыми вашими учениками – возможно, и Тибидохс бы уже не стоял. Вы старше, мудрее, сильнее, но почему-то узнаёте об очередной назревающей беде от учеников, оказавшихся в нужное время в нужном месте. Да и предотвращают беду зачастую тоже они. – Увы, да. Именно поэтому я всегда и осаждаю Поклёпа – из элементарного чувства благодарности хотя бы… Ну так что произошло у вас там? Я рассказала всё подробно, кроме, разумеется, некоторых эмоциональных моментов и того, что произошло позже в коридоре – к делу это, на мой взгляд, не относилось. Я ждала, что он объяснит мне хоть что-то, но он лишь задумчиво смотрел мимо меня и бормотал: «так-так-так». Ничего себе. Нас чуть не убили непонятно за что, а он - «так-так-так»! Вошла Ягге с дымящимся подносом. – Чай, успокоительный. После него сразу спать захочется. Вам, академик, разбавленный – не засыпать же вам прямо по дороге… – Ягге, Ягге… Всё-таки у вас суровые методы… В дверь магпункта тактично постучали. – А, кавалер явился…Ну, чего тебе? – Ягге, вы можете обо мне думать что угодно, но Земфире нужна помощь. Аккуратно обогнув хозяйку магпункта, Глеб подошёл ко мне. – Сразу предупреждаю, малоприятно и возможно, даже больно, но так надо. Вот это милое животное – знала бы ты, сколько я его искал по всей комнате – соберёт из твоей раны мельчайшие частицы обсидиана, будь они с молекулу величиной. После этого рана затянется, как обычная. – Ишь ты, где это ты камнееда раздобыл? – ахнула Ягге, - а ведь и верно… Заживляющего-то и у меня много, да пока там хоть крошка этого самого… обсидиана… По ладони Глеба к моему лицу скользнул маленький шустрый паучок. Передвигался он пританцовывая и с металлическим звоном. – Понимаю, жутко. Но и костеростки ведь не ангелочки с крылышками… – Ничего, всё нормально. Паучок прыгнул на мою щёку и ввинтился в рану, затянутую плёнкой мази – я почувствовала только лёгкий укол и эхо боли в разрезе. Глеб наклонился к моему уху и чуть уловимо выдохнул: – От своих обещаний я не отступаю. Я едва не расплескала чай. – Давай уж, раз зашёл, гляну, чего у тебя там… - неловко подскочила было Ягге. – Благодарю, - процедил Глеб, выдёргивая из её пальцев рукав рубашки, - справлюсь сам. – Уж не сказать, да скажешь, - пробормотал Сарданапал, глядя вслед уходящему некромагу, - во всём, что касается тела человеческого, лучше их никто не соображает. – Да уж куда мне, старухе – известно, лечение живее идёт, когда пациент в доктора влюблён… Ягге пошла проведать самочувствие тролля, а Сарданапал поправил на мне одеяло и забрал из рук чашку. – Ну, я тебя поученьями загружать не буду – хоть я и моложе Ягге намного, а понимаю, в каких случаях это бесполезно. Мне только очень жаль… – Жаль вам, надо же! Академик, ну вам-то я всё от начала до конца объяснила, не делайте так что лицо похоронное! Не я выбирала, кто мне навстречу выйдет, в чём вы меня обвиняете-то? – Я ни в чём тебя не обвиняю, Земфира. Только видишь ли, судьба штука не такая плоская и линейная, как кажется. Тогда, в нижних коридорах, тебе мог встретиться не только Глеб. Там был и ещё один человек… Сон действительно мягко и настойчиво наваливался на меня, но я заставила себя приоткрыть один глаз. – Вот как? И кто же? – О, один мальчик с вашего курса – Стас Гоженко. Если бы ты пошла немного другим путём, ты встретила бы его. – Сарданапал, и вы туда же! – глаза мои уже слипались, но силы спорить ещё были, - что вы все так заладили сватать мне этого Стаса? Он хороший парень, но он мне только друг. А что он там делал-то? Тут Ягге вон доказывала, что хорошие мальчики ночами по коридорам не шарятся… – Видишь ли, Стас лунатик. Не случайно Глеб так настойчиво повторял тогда про лунатизм – он чувствовал, что кого-то привела туда луна. – Что ж в подвал-то? Академик пожал плечами. – Этого я знать не могу, в лунатизме человек и сам своих действий не осмысляет. Может быть, на встречу с тобой… – Ага, конечно, а то он знал, что там я. И как необыкновенно мне помог бы в этот момент лунатик, которому самому помощь нужна… Мог встретиться, но не встретился. Бы, как говорят в народе, мешает. Случилось так, как надо. Не о чем жалеть. Вы ж сами, помните, говорили нам, что не мудро искать в жизни лёгких путей. Вот я и не ищу. – Твоя правда, не ищешь… – И хватит повторять, что я, мол, его не знаю. Это вы все его не знаете и знать не хотите. Вам нужно, чтоб человек вечно расшаркивался за то, что он жив, за то, какой он есть… А я – хочу знать. И хватит меня запугивать, надоело уже. Если любовь – это поиск удобства и безопасности… Сильно ли нужна такая любовь? Проснулась я где-то в районе обеда – что логично, если учесть, что вышли из проклятых туннелей мы примерно перед рассветом. Что там, это даже везение! Всего-то просохатила… что там – пилотаж, сглаз и практическую магию. И едва не опоздала на нежитеведенье, так долго мне пришлось отбиваться от Ягге, принудительно накормившей меня пирогами и всё пытавшейся оставить меня ещё полежать, а ведь надо было ещё заскочить в комнату за учебниками и тетрадями. Нет уж, я сачкануть, конечно, где-то даже любитель, но мне и так вон сколько теперь навёрстывать, а я по-прежнему не в умняшках хожу… В итоге в кабинет я влетела буквально перед носом доцента Горгоновой. Сразу нахмурившейся, хотя она на уроках и так добродушием и любезностью обычно не лучится. – И… Извините, Медузия Зевсовна. Я… в магпункте была. – Я в курсе, - Медузия чеканным шагом прошла к преподавательскому столу, - и не о том речь. Что вы здесь делаете, Резникова? У вас сейчас теория проклятий у Абдуллы, - и она развернула передо мной берестяной свиток с приказом Сарданапала о моём переводе. На тёмное отделение. Ох ты ж ничего себе сюрпризы с утречка… Ну, не с утречка, да, с обеда. Интересный поворот, с какого бы перепугу? Меня тут же окружили товарищи. Стас ищуще заглянул в глаза, ободряюще коснулся руки. – К-как же так, Зё-зёма? Ч-что ты успела на-натворить? Да вот хорошо б знать, что ему ответить. Поведение моё, конечно, не назовёшь идеальным, но за что прямо переводить-то? За ночные прогулки? Так у нас тогда вообще немного светлых бы осталось. Или за то, что на Ягге наорала? Ну так вообще-то она на меня первой орать начала. Или порядочной светлой девочке надо слушать всё это молча и смиренно и кивать? – Н-не рас-страивайся, Зёма, Са-сарданапал са-справедливый, он па-потом тебя аб-обратно пы-пы-переведёт… Ох уж не знаю, говорить ли тебе, Стас… не переведёт. Потому хотя бы, что я об этом не попрошу. Потому, что в тот момент, во время нашей перепалки с Ягге, я подумала о том, что никто, кажется, сам не писал заявление о переводе на тёмное, так может, создать прецедент? Может, тогда мне перестанут читать нотации на личные, вообще-то, темы… С тёмных, с них спросу меньше. – Ну не грусти, - вздохнула Аня, - до встречи на сглазе. – Завязывайте с прощаниями, уважаемые ученики, вы товарища не на войну отправляете, а всего лишь к другому преподавателю. Хотя, слов нет, Абдулла в этом плане фигура сложная… Поддёрнув сумку и стараясь шагать прямо и гордо, я потащилась на теорию проклятий. В общем и целом остаток дня был сумасшедшим. Теория проклятий оказалась, кстати, далеко не так страшна, как я её себе представляла. Абдулла даже не стал убийственно иронизировать по поводу моего появления на его предмете и даже под конец сдержанно похвалил мой выговор (проклятье, правда, всё равно не сработало, но это, объяснил Абдулла, нормально, у редкого первокурсника с первого раза достанет на такое сил). Зато моё появление возбудило Терёшину и её соседку Дашку Саблезубову, заменяющую ей Котову на время раздельных пар, и они весь урок изнывали от невозможности перемыть мне косточки – болтать на уроках сурового джинна не решались даже они. Глеб сидел за соседней партой, через проход от меня, и слава богу, что не со мной – уже от такой его близости в глазах всё плыло и кидало то в жар, то в холод, в голове всё вертелись эти его слова в магпункте, про обещание… Нет, вот правда, и это всё тоже – авторский вымысел? И то, что было в коридоре? Как-то… рейтинг-то недетский. Хотя, не обязательно ведь включать в книги всё, что придумалось, кое-что можно писать в стол, для своего удовольствия, верно? Щека моя, кстати, после всех манипуляций с нею выглядела не так жутко, как я ожидала. Разрез формой напоминал не молнию, а скорее математический знак объединения, но Пупперу, столкнувшемуся со мной в коридоре, как-то занехорошело. Но в целом он среагировал куда лучше, чем Котова и Терёшина, так меня просклонявшие, что я вынуждена была признать – их остроты совершенствуются и приобретают разнообразие. В какой-то момент я даже подумала, стоило ли спускаться на ужин вместе со всеми, или подождать, пока основная масса народу схлынет, но неее, ещё я ради малолетних сплетниц интересами своего желудка не поступалась. Вот уж кто точно того не стоит. Выбирая, как на мой взгляд, меньшее из зол в настоящий момент, села я со своим курсом. Всё равно гудеть будут, так пусть хоть гудят в моём присутствии, а не за спиной. Я, чтоб не пугать чувствительных одиннадцатилеток, пыталась закрывать шрам волосами, Котова ехидно посоветовала паранджу, Лена и Аня наперебой ахали, сокрушались и возмущались жестокости нашего ночного противника. – И что же, его не поймали? – глаза Ани под неровной чёлкой были большими-большими. – Ань, ну кого ты спрашиваешь, я, что ли, руковожу его поисками? У Сарданапала вон спроси, или у Готфрида Бульонского. Или сразу у Поклёпа, а то он только на учеников ставить сети горазд… Извини. Думаю, если этот гад смог незаметно просочиться в Тибидохс, то и поймать его не пятиминутная задача. – Да уж, поди, если б Гардарика внепланово сработала, преподы бы знали, - пробормотал Бульонов, до этого молча и сосредоточенно пиливший мясо в своей тарелке, - то есть, получается, он как-то иначе это сделал. Через портал какой-нибудь… – Да вот не факт, - покачала головой Пипа, - гости на матч уже начинают прибывать, в таком столпотворении пару лишних Гардарик можно и не заметить. – И чего он подумал, что эта штука у вас? – возмутился Рыжиков, - крайние вы ему, что ли? Кстати, чего он искал-то? – Вряд ли, Жора, у тебя это дома на подоконнике стоит. Вещь явно редкая, до сих пор я о ней не слышала… Извини, я не знаю, вправе ли говорить тебе об этом, раз Сарданапал эту штуку спрятал, да так хитро, то наверное, о ней лучше знать поменьше кому. А то можете так и следующими стать… – В любом случае хорошо, что ты теперь с нами, - подмигнул Малютка Клоппик, салютуя мне бокалом компота, - выпьем за Земфиру Резникову, восходящую звезду тёмного отделения! Котова картинно поперхнулась гуляшем, Терёшина закатила глаза и что-то пробормотала, Саблезубова просто заржала. Аня и Стас как-то враз переменились в лице – едва ли ввиду приятных эмоций. Ну привет, теперь получается что, мы уже не друзья? Котову и Терёшину вон что-то вообще ничего не парит. Лично для меня протянутые бокалы Рыжикова, Клоппика, Бульонова и даже Тамары Савиной оскорбительными не были. Что сказать, на светлом-то у меня кроме Ани и Стаса друзей и нет, хотя бы ввиду возраста – большинство переростков-то на тёмном. Я улыбнулась и чокнулась с каждым бокалом. Стас сник ещё больше и вонзил вилку в мясо, как в злейшего врага. Ничего, мой мальчик, может, это и к лучшему. Может, тёмную ты меня любить перестанешь. Вы же, светленькие, идеальных и безупречных рядом видеть хотите. На кой я тебе вообще сдалась, с моим-то характером? Мой перевод вызвал взрыв любопытства и на старших курсах, так как люди привыкли, что переводят за какие-то проделки, и их разбирало любопытство, что ж я такого сделала, вроде никакие катаклизмы школу не потрясали. Поэтому я была просто счастлива, когда после ужина наконец смогла отгородиться в своей комнате от всего и от всех. Пошли они, эти любопытствующие, мне теперь сколько всего из тёмной программы нагонять, а им хиханьки и хаханьки. Ну, не совсем от всего и всех, но от Лизы и Гореанны я отгораживаться и не собиралась, и очередной поток ахов и расспросов выдержала даже спокойно. – Кто же всё-таки этот негодяй? Надо проверить новостные сводки, не сбегал ли за последнее время кто-то из Дубодама… – А что, оттуда сбежать можно? В смысле, без помощи извне? Ай, не знаю, что сказать. Правильные злодеи обязаны, конечно, представляться, излагать всю биографию и цели своего появления, но нам вот достался не самый правильный. Впрочем, мы с Глебом тоже так себе положительные персонажи. Гореанна помрачнела. – Там сидит много очень опасных типов из подручных… – Того-Кого-Нельзя-Называть? Не знаю, как его зовут у вас, в этой версии… – Но страшнее то, что сидят не все. Многие всё ещё скрываются. И они мечтают возродить своего повелителя… – Хорошо, что желающих возродить Чумиху всё-таки меньше. Впрочем, поехавших фанатов уничтожения ради уничтожения всё равно как правило хватает, на всех. И Чума кажется чем-то из ряда вон выходящим ровно до того, как узнаёшь, что в истории, в разных магических сообществах, была уже пара десятков таких… Лиза осторожно ощупывала мою щёку. – Вижу, тебя лечил Глеб? – Кто ж ещё. Хотя и Ягге немного тоже. Теперь гоняется за мной со всякими отварами, для восполнения кровопотери. И ещё причитает, как это тревожно, что обсидиан так на меня действует, что магия, дескать, подчиняет меня и меняет мою сущность… Трагедия-то какая! Мне легче станет выживать в этом мире – опять не слава богу… Смерть от потери крови мне, по факту, и не грозила, нас должны были сожрать хмыри. – Будь он хоть тот самый Тот-Кого-Нельзя-Называть, может считать, что уже нарвался. Тронуть разом моего любимого и мою подругу – это была очень плохая идея. Посмотрим, так ли безобидна тибидохская магспирантка, как ему, наверное, кажется… Чтобы не расчувствоваться, я повернулась к Гореанне. – Гореанна, ты у нас, если я ничего не путаю, знаешь немногим меньше Сарданапала. Ты слышала что-нибудь о такой штуке – Луче Последней Надежды? Магфордка встряхнула буйными кудрями и изрекла самым учительским тоном: – Луч Последней Надежды, известный так же как Свеча Последней Ночи и Луч Сириуса – один из самых таинственных и малоизвестных артефактов и магических предметов. О нём ничего точно не известно и даже нет достоверных упоминаний о тех, кто его действительно видел. Есть лишь упоминания о тех, кто слышал о нём от кого-то или якобы беседовал с кем-то, кто его видел… Отличненько. И это незнамо что этот жабьеротый надеялся найти у нас! Типа, никто в мире не видел, а мы вот видели? – Согласно легенде, появился в Средние века в городе, почти полностью уничтоженном чумой… – Дель-Торт? – Нет, просто. Некоторые магические труды – больше художественные, впрочем, чем научные – утверждают, что это слеза, пролитая на Землю звездой Сириус… – Долго летела-то, наверное, через космическое пространство… И каковы же его свойства? – О его свойствах тоже нет чётких упоминаний… Весело. То есть, мне даже не узнать, за что нас чуть не убили?! – Известно лишь, что это вечный, негаснущий магический свет… Назавтра был, кстати, долгожданный дружеский драконбольный матч. Всю ночь и всё утро полыхала Гардарика – это слетались болельщики. Трибуны обещали ломиться. Рыжиков хвастался, что забронировал для нас неплохие места, но лучше всё-таки придти занять их заранее, потому что циклопы за хорошую взятку могут ведь потом сказать, что никто эти места не бронировал… Казалось бы, состав, мягко говоря, не профессиональный, большинство преподов и полётными инструментами-то пользуются в особых редких случаях, не то что там какой-то драконбол, и не сыгранный особо-то, на что там смотреть? Но имена-то громкие, всё-таки в преподы, хоть Тибидохса, хоть Магфорда, просто так не берут. – Кхе-кхе-кхе, раз-два-три, проверка связи! – разнёсся над стадионом усиленный рупором голос. Конечно, ради такого эпохального события на комментаторской вышке сидел самый прирождённый из всех драконбольных комментаторов – Баб-Ягун. Поблизости братья-казахи азартно собирали ставки, кто победит, кто что забьёт и схлопочет ли чего-нибудь Баб-Ягун за своё обычное красноречие. – День добрый, уважаемые болельщики, фанаты и просто зеваки, в общем, все, кто ломает сегодня своим весом гостевые трибуны! Что за чудная погодка сегодня на Буяне – мороз и солнце, день чудесный, просто как говорил именитый классик, некогда, кстати, тоже учившийся в Тибидохсе… Повод, по которому мы здесь собрались, известен, думаю, даже слепоглухонемому младенцу, ежели такие, конечно, интересуются драконболом… Исторический матч, не побоюсь этого слова – эпохальный! Чувствую, как напряглись все до единого нервы у каждого, кому повезло достать билеты на этот пир драконбольного духа и как напряглись уши тех, кому не удалось и приходится топтаться у входа… Ну-с, пришла пора представить команды, хотя если кто-то здесь не знает этих великих имён, что он тут делает вообще? Итак, сборная преподавателей Тибидохса… подождём, пока стихнут бурные овации… Номер первый – академик Сарданапал Черноморов, пожизненно-посмертный директор лучшего магического учебного заведения всех времён и народов и преподаватель теоретической ма… снова ждём, когда стихнут бурные овации… играет в нападении, сегодня на неплохом турецком ковре-самолёте… Ну и правильно, на диване по полю летать негоже, а на пылесосе академик моему воображению тоже не рисуется… Номер второй – доцент кафедры нежитеведенья и глава белого отделения Медузия Горгонова, летает на щите Персея… да-да, вы не ослышались. Вот оно, неизбежное торжество побеждённых над победителями… – Мог бы и не упоминать об этом, - поморщилась Сахай, - кому приятно? – Ну, как он мог не упоминать, - возразил сидящий справа Рыжиков, - если так уж повелось – представлять не только игроков, но и их инструменты? Не упомянуть – так что, Медузия ни на чём не летает, сама как-то? Или сказать: «Извините, уважаемые зрители, не вижу, на чём летает Медузия Зевсовна, весь инструмент под ней скрылся»? За такое, батенька, недолго и дождевым червём стать! – Номер третий – Зубодериха, или Великая Зуби, преподавательница сглаза и глава тёмного отделения, летает на гимнастическом козле – новейшая, усовершенствованная модель, неплохая, надо сказать, маневренность, вполне надёжные подстраховочные амулеты, а вот скоростным бы я так сильно не доверял… Играет в полузащите ввиду… э… не очень хорошего зрения… – «Не очень хорошего зрения»! – фыркнул Рыжиков, - да она почти слепая! Как она играть-то будет, чем они подумали? Ставили бы её сразу к дракону, уж его она, будем надеяться, заметит… – А как Фрол Слепой играл? – возразил кто-то сзади, - ну хотя, Фрол – это крайний пример… Но зрение – ещё не всё, это точно. У Зуби магическое чутьё зато есть. – Это драконбол, здесь какие-никакие навыки нужны! – И у многих ли они там, по-твоему, есть? – Номер четвёртый – Поклёп Поклёпыч, завуч Тибидохса, преподаёт на старших курсах защиту от духов, первые два курса от этого счастья почему-то избавлены… – Ягун, спасибо! – пробормотала Пипа, - нам только Поклёпа к прочим травмам нашей неокрепшей психики не хватало… – Летает на вороньем гнезде, играет в нападении, оно лично для меня и не странно – такие в защите и не играют. За Поклёпа на трибунах болеет верная русалка, и вид у нашего завуча, скажу я вам, очень даже решительный… Мы-то знали – за Поклёпа сегодня болеет не только русалка… – Номер пятый – Тарарах, прораб Тибидохса… Шучу, шучу! Преподаватель ветеринарной магии, мировой человечище, или правильней сказать – питекантропище… Летает на мотыге, в чём играет, я так и не понял, но по-моему, игрок он универсальный… – Разве он что-то соображает в драконболе? – удивилась Терёшина, - он же на поле ни разу не вылетал… – Скажем так, - важно шмыгнул носом Рыжиков, - недостаток опыта компенсируется выдающимися личными качествами. На пути Тарарахова паса лично я не рискнул бы встать, даже незаговорённого. – Номер шестой – прошу приготовиться к бурным и продолжительным рукоплесканьям, Ягге, единственная и неповторимая бабуся единственного и неповторимого внучка, то есть, меня! Хозяйка Тибидохского магпункта, летает в ступе – довольно позабытый в наш век, надо сказать, летательный аппарат, впрочем, интерес к нему в последнее время возродился в связи с появлением в Тибидохсе одной бессмертной троицы… Глеб и Жанна скромно улыбнулись, Ленка была вне моего поля зрения – сидела где-то с Шурасиком. – Номер седьмой – трепещите, о ничтожнейшие! Библиотечный джинн Абдулла, в этом году по совместительству взявшийся преподавать ученикам тёмного отделения изящную словесность, в просторечии именуемую теорией проклятий. Кто-то, возможно, удивится, как Сарданапал допустил преподавание в школе такого предмета… Сарданапал, мои хорошие, объяснил это так: детки проклинать всё равно будут, так пусть хотя бы проклинают строго по ГОСТу. Ну и так, между прочим, чтоб снимать проклятья, хорошо б знать, как оно устроено-то… В общем, академик вам объяснил бы это более подробно и красочно, но рупор-то у меня. Так, что я ещё не сказал? А, летает на реактивном кувшине. Ну а на чём же ещё летать джинну? – Мировые у нас всё-таки преподы, а? – крякнула Пипа, - кого ни возьми – каждый уникум… – Номер восьмой… Да-да-да, уважаемые зрители, вы не ошиблись, номер восьмой по-прежнему я, ваш любимый и многих раздражающий играющий комментатор Баб-Ягун! Ну а как вы хотели? Готфрид Бульонский играть напрочь отказался, сказав, что на земле чувствует себя как-то поувереннее, чем в воздухе, и вообще у него на драконов профессиональная рыцарская аллергия. Да и я, какой-никакой, тоже преподаватель Тибидохса – преподаю физкультуру, хотя, слов нет, совмещать эту работу с высоким призванием играющего комментатора бывает очень непросто… Ну, представлять вам мой образцовый, никакими эпитетами всё равно не описываемый сверхнадёжный и высокоскоростной пылесос я не буду – говорить о нём я могу много и долго, часа три без перерыва, несравненная Катюша Лоткова не даст соврать, а мне уже кто-то грозит с судейской трибуны кулаком… Номер девятый – можете верить или не верить своим глазам, великий и ужасный Безглазый Ужас! – О нет, - простонала Терёшина, - что ж не Поручика Ржевского сразу? – Вот и я говорю – что ж не меня? – над нашими головами возник безбашенный призрак, давно замеченный в особенности всплывать там, где о нём вспоминают, - уж я бы им показал… А Ужас, если кто не в курсе, прошу заметить, между прочим, препод! – Подтверждаю, - кивнула Пипа, - препод. Ты, Олеська, если до его курса доживёшь, в этом убедишься. – Преподаёт на старших курсах историю потусторонних миров и спецкурс по призракологии, славится тем, что защититься у него очень трудно, но почётно. Ни на чём не летает, летать он умеет и сам по себе… В чём дело, уважаемые зрители? Пытаетесь разглядеть на поле Безглазого Ужаса? Не пытайтесь, на то он и призрак, он малость прозрачный… И, наконец, десятый номер! Впервые за, не побоюсь этого слова, долгие годы мне приходится объявить под этим номером не несравненную Татьяну Гроттер, а… да-да, вы меня совершенно правильно поняли! Десятый номер не даётся дилетантам! Сегодня десятым игроком команды выходит сам Соловей Одихмантьевич Разбойник, тренер сборной Тибидохса, если это вам о чём-то говорит. На трибунах стоял стойкий гудёж, способный перекрыть рокот любого двигателя. Мало того, что ученики всех курсов галдели, разглядывая и обсуждая преподов, так ведь ещё и выпускники самых разных лет съехались. Пипа утверждала, что где-то на соседних трибунах видела Гробыню с Гуней Гломовым. – Воротами Тибидохса, конечно же, по-прежнему является бессменный Гоярын – слышите, как он рвёт и мечет в своём ангаре? О-о, не завидую я этому Годзуле – он с нашим дракончиком ещё не знаком, а ведь предстоит познакомиться… Вижу, кто-то в команде противника скептически качает головой, но тренер Невидимок Айзек Шмыглинг спешит их разубедить… Я не ошибаюсь? Уважаемый господин Шмыглинг за свой опыт взаимодействия с командой Тибидохса уже хорошо должен был понять, что нашего дракона рано отправлять на пенсию… Итак, уважаемые зрители, представляем вам сборную преподавателей Магфорда! Кто не видит – срочно протрите очки, кто не слышит – прочистьте уши, на бис вам никто рассказывать и показывать не будет. Итак, номер первый – глава Магфорда профессор Даун фон Лабрадор. Длиной бороды может посостязаться с Сарданапалом, да думаю, и не только бороды… В смысле, я имел в виду, не только длиной бороды! Умом, я имел в виду, умом! хоть глаза за фирменными пупперовскими очками у него добрые-добрые, как у Санта-Клауса – сдаётся мне, в драконболе он глубоко не даун, да простят мне этот не самый удачный каламбур… Летает в лучших традициях команды Магфорда на метле. Интересно, как это всё понимают англоязычные болельщики, точнее, что из этого они понимают? Ягун, конечно, английский язык клялся выучить, но пока, вроде как, застрял на временах и это надолго, да и сложновато даже для очень крутого мага и комментатора говорить на двух языках ОДНОВРЕМЕННО. Однако же иностранные маг-журналисты, вижу, строчат вполне бодро, вряд ли они все успели русский язык-то выучить. А, помнится, Рыжиков что-то объяснял про магию параллельного перевода – в смысле, что такая штука есть, принцип-то вряд ли смог бы объяснить, даже если б знал, там сложно. – Номер второй – профессор Афина Махаонская, преподаватель трансфигурации – это, кто не знает, предмет такой в Магфорде, декан факультета Грифоникс – того самого факультета, на котором учится Гурий Пуппер, если кому-то интересно… Летает так же на метле и смотрится на ней весьма представительно. Всеобщее внимание на какое-то время отвлёк шум на трибуне для особо почётных гостей – оказалось, тётя Настурция, углядев-таки среди нас своего дорогого племянничка, который, оказывается, менее чем за месяц научился так ориентироваться в Тибидохсе, что умудрялся передвигаться по нему, не попадаясь ей на глаза, кинулась вправлять ему мозги. – Будет читать нотаций! – бледнея, прошептал Пуппер, вцепляясь в руку Пенелопы. Гореанна, пискнув, попыталась спрятаться под скамейку - знала, что под замес обязательно попадёт и она. Однако неожиданно на пути напористой тётушки образовалось труднопреодолимое препятствие в виде двух циклопов, преисполненных служебного рвения «не пущать» под предлогом, что они охраняют порядок и призваны не допускать драк, а если тётушка сейчас наступит на ногу какой-либо из жён, тёщ или невесток Тиштри, драка непременно будет, и не исключено, что с летальным исходом. Тётя Настурция, конечно, пыталась бить их зонтиком, но им это было, честно говоря, как мёртвому припарка. Ягун между тем представлял третий номер. – Морозиус Снап, профессор зельеварения – это такая тамошняя практическая магия, для тибидохцев поясняю, и декан тоже какого-то там факультета – куда ж моя шпаргалка задевалась? Их там четыре штуки, так что немудрено запутаться. … Что ещё? Играет в нападении, летает на вороньем гнезде, совсем как наш Поклёп. Да, я бы сказал, этим их сходство не ограничивается, вон какими одинаково ласковыми взглядами они смерили друг друга… Да-а, я предвижу настоящую битву титанов! Или как это будет правильно сказать? Битву вороньих гнёзд? В тот же миг играющий комментатор пропахал носом мягкий снежок. – Ого-го, мамочка моя бабуся! Много раз меня эдак швыряло, но сейчас… Кто же это из них двоих меня сглазил? Как счастливо улыбаются, что тот, что другой! Неужели оба? Да-а, какое же счастье, что эти два замечательных человека обитают не по одну сторону океана… Э, вот сглаживать меня больше не стоит! Во-первых, я теперь профессиональный комментатор, соответственно, народное достояние, во-вторых, пора бы уже всему крещёному миру запомнить – меня страхует моя бабуся! Неужели вы думаете, что если она играет, то уже меня не страхует? – Снап – по-английски «хвать», - сообщил ушибнутый образованием Бульонов, - да-а, я даже знаю, что именно «хвать» - кондратий это у нас, у русских, называется! – В чём в чём, а в педагогических воззрениях Поклёп явно найдёт родственную душу… А всё-таки, кто обеспечил циклопов? Ну не сами ж они додумались именно там встать! За связь с циклопами обычно отвечал Зигмунд Клопп, но сейчас его нигде не было видно. За Бульоном такие таланты, конечно, тоже можно было подозревать, но Бульон сам был потрясён. Жанна исподтишка молча указала на соседа. – Глеб, ты? – поразились хором мы с Рыжиковым, - но… как?! Когда успел?.. Да и вообще… э… тебе-то это зачем? – Земфира, без ножа зарезала! Неужели ты тоже считаешь меня бесчувственным эгоистом, которого не волнуют больше ничьи проблемы? Нужна она здесь со своими истериками, настроение перед матчем портить… Да и Пупперу я искренне желаю счастья. Ведь у нас же с тобой теперь мир, англичанин? Мир или нет, отвечай? Гурий согласно кивнул, однако предпочитал держаться от сурового мага вуду подальше. Н-да, скорее всего, Глеб как-то внушил циклопам, что именно там – самый важный и удобный пост. Зная силу его заклинаний, можно не сомневаться – тёте Настурции до конца матча на трибуну к Гурику не прорваться. Гореанна радостно взвизгнула и благодарно повисла у Глеба на шее, задавив при этом находящуюся между ними Жанну. – Глеб, а ты обрезания не боишься? – поинтересовалась сзади Терёшина. – Че-го? – подпрыгнули разом мы все пятеро. – Ну, раз уж решил гарем себе завести, то придётся ислам принимать. А у них, как известно, тоже обрезание, как и у евреев. Вон Тиштря как раз сидит, проконсультируйся. Дося Резниковой паранджу уже советовала, зря, что ли? Учитывая, что дело происходило на многолюдном стадионе, ехидство было двойное, если не тройное. Только благодаря Рыжикову, вовремя сглазившему ручку у какого-то репортёришки, мы не прославились на всю аудиторию какой-нибудь сомнительной магзеты. Олеся же по итогам своего выступления на два дня прилегла в магпункт. Чья была пятнистая чесотка, я догадываюсь, чей флюс – знаю наверняка, чей чирей за ухом – такой крупный, что ухо оттопыривалось – тоже можно предположить… А вот икота чья? Неужели мне удалось? Оказалось, пока мы препирались, Ягун успел представить всех остальных магфордцев и все 20 человек (ну и не только человек, учитывая некоторых студенисто-прозрачных кадров) взмыли в воздух, и там, пока арбитры препирались, кому выпускать мячи, лопоухий комментатор представлял судейскую коллегию. – Уверяю вас, и здесь всё знакомые и именитые лица. Персидский маг Тиштря в сопровождении трёх, видимо, самых ненадёжных своих жён, которых просто боится оставить без присмотра. При том сам стреляет глазами в проход между секторами… Вынужден вас разочаровать, почтеннейший – эта томная красавица на самом деле малоазиатский карликовый тролль. Да, многих пылких воздыхателей они уже свели с ума своими закутанными лицами… Графин Калиостров. Кто-нибудь мне всё-таки объяснит, Графин – это титул или имя? Графин, кстати, тоже куда-то посматривает. Уж не на тётю ли Настурцию? О, я знал, я чувствовал – эти жаркие сердца нашли друг друга… Ну-ну. Скорее всего, какую-нибудь пакость замышляют. Графин даже дружеский матч не может без пакостей оставить, натура у него такая. – И, наконец, третий судья – всеми уважаемый и любимый Зигмунд Клопп! Аня чуть не грохнулась со скамейки. – Клопп? Наш Клопп, что ли? Да он что, что-то в драконболе соображает? – Он в запуках кое-что соображает, - хмыкнул Рыжиков, - пусть только попробуют засудить… – Но как его в судьи-то допустили? Он же первокурсник… – Видишь ли, Анюта, - охотно продолжал Жора, - тут случился такой магический казус… Зигмунд Клопп, будучи ещё профессором Клоппом, право на судейство имел, другое дело, что сам не рвался, а теперь, чтобы не пустить нынешнего Клоппа в судьи, надо доказать, что это не тот же самый Клопп, что технически невозможно, потому что Клопп тот же самый, распознание магического контура – штука железная, против неё даже Калиостров не попрёт, ну а что профессор слегка тово, омолодился – ну чего в магическом мире не бывает… Матч начался. Мне не сразу удалось разобраться в мельтешении фигурок на поле, но потом я даже объясняла Ане некоторые непонятные моменты – Ягун со своим рупором не мог быть сразу всюду. Вот Сарданапал с Лабрадором устремились за обездвиживающим мячом – или за перцовым, но явно не за мелочью какой-то, в любом случае быстро упустили, мячи они такие, коварные. Вот Снап тоже что-то пытается поймать, подгоняя к самому барьеру, но его манёвры не укрываются от Абдуллы и он идёт на перехват… Ой, а кто это выхватил мяч у магфордского коротышки прямо из-под носа? Безглазый Ужас, не такой уж безглазый… А Годзуля ничего. Крепкий, симпатичный, в меру резвый дракончик. Интересно, кому из преподов повезёт познакомиться с ним, так сказать, изнутри? – Ой, мамочка моя бабуся, что творится, что делается! Всего-то десятая минута матча, а на поле уже жарко, как в жерле Тартара! Вы только поглядите, уважаемые зрители, какие умопомрачительные фигуры выделывают Сарданапал и Лабрадор! Вот так дедульники, ё-моё! Некоторые приёмчики и я не знаю, хотя я-то навидался… Уже два раза был опасный момент у ворот Тибидохса, но наша доблестная защита сработала идеально! – Ну вот, а кто-то тут гнал на Зуби! – На прорыв к Годзуле уже минут пять пробуется Поклёп Поклёпыч с чихательным мячом, но на пути у него возникает либо грозная и объёмистая магфордская защита, либо драконье пламя, что, согласитесь, тоже труднопреодолимо… Медузия и Афина решили, похоже, устроить дуэль заговорённых пасов… Аня вертела головой, разглядывая транспаранты групп поддержки, кто-то из братьев-казахов пытался, видимо, добиться от бинокля ещё большего увеличения, на соседней трибуне Боря Горлопуз, судя по обращённым к нему головам, прогнозировал ход и исход матча, Глеб тоже что-то вещал соседям, но что – я не слышала, всё-таки нас разделяли Жанка, Гореанна и Рыжиков. – Профессор Пестик получает пас от профессора Хлюпвика, прорывается к Гоярыну – несмотря на то, что через неё несколько раз пролетел Безглазый Ужас, а это, скажу я вам, незабываемое отнюдь не в позитивном смысле ощущение… разгоняется… мгновенный перевертон… и… ГО-ОЛ! Ан нет, дорогие мои, не было гола. На пути мяча возник кто бы вы думали? Соловей Одихмантьевич. Он ловко отбивает мяч – ногой, представляете, как в лопухоидном футболе! – мяч попадает к удачно случившемуся поблизости Тарараху и тот идёт с ним на прорыв к Годзуле, начинаются наши любимые танцы вокруг дракончика с приговорками: за маму, за папу… – Раньше тридцатой минуты никто не забьёт, - проговорил Рыжиков. Я даже не стала спрашивать, почему – это было очевидно. Однако никто не забил и на тридцатой. А вот на тридцать второй… – Ой, мамочка моя бабуся, что я вижу! Допекли, допекли Поклёп Поклёпыч с Тарарахом бедного кроткого Годзулечку, свирепеть дракончик начал. И кто же, интересно, покажется ему аппетитнее? Ох нет, недаром сразу мне этот Годзуля показался чересчур умным… Он решил действовать иначе и разметал раздражающих его игроков хвостом! Тарарах, кувыркаясь на своей мотыге, летит в сторону дуэлянток, сейчас собьет кого-то явно… А Поклёп Поклёпыч всё-таки исчезает в драконьей пасти, радует хотя бы, что мячик при нём… Эх нет, грехи наши тяжкие, мяч дракончик у него вышиб – кто ж после такого удара мяч-то удержит? Вон он летит-сверкает… Поспешу-ка и я за ним, пока никто другой к рукам не прибрал! Тарарах дуэлянток действительно сшиб. Больше, по-моему, досталось Афине – я узнавала её по остроконечной шляпе. Калиостров хотел назначить штраф, но Клоппик показал кулак – Тарарах не виноват, что дракон решил поиграть им в бейсбол, если уж кого-то тут наказывать, то Годзулю, а драконам, как известно, штрафы до лампочки. – Ох, ох, дорогие мои зрители, язык мой – враг мой, как неоднократно мне говорили! Из-под самого моего носа мячик увёл профессор Снап, с него теперь и спрашивайте… Вон он летит к нашему дракону, но придётся ему на этой дистанции попотеть – на пути у него Абдулла и моя замечательная бабуся, и вид у обоих весьма решительный… Тарарах, вижу, рассыпается в извинениях перед дамами, да так рассыпается, что Афина, по-моему, уже зарделась… Ох и странное место они выбрали для флирта… Для флирта?! Если Афине кто переведёт, она его в мухомор превратит! Может, с точки зрения Ягуна Тарарах – красавец-мужчина, а с точки зрения всех остальных он питекантроп! – Кажется, чем-то там, не вижу отсюда, завладевает Соловей Одихмантьевич, легко уходит от Шмыглинга, направляется к Годзуле… Неужели с пламягасительным? Точно! Ну, удачи вам, Соловей Одихмантьевич, посмотрим, как-то тут Годзуля отобьётся… Бабуся перехватывает одурительный, посланный мадам Помри (господи, как она с такой фамилией у них в магпункте работает?!) из неудачной позиции… Даёт пас Абдулле… Абдулла обходит Хлюпвика, резко набирая высоту, избегает столкновения со Снапом… Держитесь, бабуля, Зуби, Снап изготовился для атаки! Ситуация явно всё больше накалялась. Почти все мячи были разобраны, если сейчас хоть кто-то не забьёт – будет удивительно… Да, зря я опасалась непрофессионализма команд, преподы умеют удивить. – Гоярын обстреливает Снапа короткими плевками, просто удивительно, что ещё не поджарил… Я бы сказал, техника у профессора мало-мальски есть, так быстро перемещаться на метле может не каждый. Всё-таки безнадёжно устаревший, на мой взгляд, инструмент… Вот и пожалуйста, ветки уже запылали! Гоярын, видимо, решил, что огонька маловато, и распахнул пасть для нового залпа… Опасный момент, но бабуся бдит и готова к перехвату… Эх нет, профессор решил сыграть наверняка – он разгоняется и вместе с мячом влетает в пасть Гоярыну! Вспышка, нам гол, уважаемые мои! На тридцать седьмой минуте команда Магфорда открывает счёт! Два очка за чихательный мяч! И конечно же, Гоярын чихает, и раскидывает всех вокруг, в том числе и свою защиту. Профессора Пестик припечатывает к куполу, метла у неё с ужасным треском ломается, профессор Хлюпвик и вовсе втыкается со своей метлой в сугроб… Потери в составе команды Магфорда! А что же там у нас у ворот противника? Похоже, Соловей упорно вызывает огонь на себя, и защите дракона Гигантиусу уже всё труднее сдерживать гнев Годзули. Вот он разевает пасть, причём не для огнеметания, нет, он явно намерен проглотить надоедливого Соловья как муху… Но наш доблестный тренер не случайно вырастил таких сильных игроков, как Татьяна Гроттер, Мария Феклищева и ваш покорный слуга. Он красивым броском отправляет мяч в путешествие по драконьему пищеводу и резко уходит вверх… Вспышка! Гол! Три очка заработала команда Тибидохса, а Годзуле остаётся жалеть, что всласть не пополивал нас огнём, пока мог… Видимо, чтобы хоть как-то утешиться, Годзуля проглатывает подлетевшего к нему Абдуллу… И совершенно зря он это делает, потому что в руках у нашего джинна – одурительный мяч! Четыре очка уже у Тибидохса, ой, надо бы спросить у Тарараха, не опасно ли для дракона два таких мяча подряд… Надо бы, да не спросишь – Тарарах наперегонки со Шмыглингом преследуют перцовый мяч, удравший от Медузии и Афины… На другом конце поля Сарданапал, Лабрадор, а на подтанцовках ещё Безглазый Ужас и моя доблестная бабуся пасут обездвиживающий. Два мяча всего в игре, так-то, страсти накаляются! Годзуля, явно желая засвидетельствовать, что магия сработала, глотает беднягу Кассандру Таро… Его трудно в этом винить – одурительная магия всё же… Надеюсь, ей там с Поклёпом и Абдуллой будет не скучно… Только вот зачем Гоярын глотает Великую Зуби? Он-то одурительных мячей не ел! Или решил, что это нынче мода такая – есть свою защиту? Ну, надеюсь, Снап ей там окажет душевный приём… Чем не романтика, если на то пошло – в январский мороз посидеть в тёплом драконьем желудке! Только вдвоём, один на один… Помнится, я когда-то так мечтал, чтоб меня проглотили вместе с Катюшей Лотковой… Увы, мечта эта уже не осуществима, так что я, если честно, этим двоим даже завидую… – Что мелет, паскудник, а? – хохотала Пипа, - Бульонский же из ревности сейчас кого-нибудь копьём забодает! – Ну, если на то пошло, и у Милюли есть причины для нервов – там с Поклёпом Таро… – Там с Поклёпом ещё Абдулла, наличие такой компании меня бы лично с весенних настроений сбило. Пуппер скептически покачал головой. – Ваша Милюля Таро близко видела? Нет? Тогда я ей опишу, и она успокоится. – Вот как? – отозвалась Жанна, - а Бульонского успокоить есть, чем? Снап, он как? Симпатичный? – Мне трудно судить, - буркнул Пуппер. – Для тебя сойдёт, - вклинилась Котова, - я тебе его, Жанка, даже рекомендовала бы. – Кто-то тоже захотел пятнистую чесотку, - промурлыкала Пипа, хотя лично она её накладывать не умела. – Что ж, ты его, получается, разглядывала? – хмыкнул Рыжиков, - и такие кадры ещё о геронтофилии заикаются… На поле между тем не теряли времени даром. Сарданапал, поймавший мяч, но осознавший, что из окружения ему не выйти, дал пас Безглазому Ужасу, Тарарах схватил перцовый, но сделал это зря – мяч был заговорён и шарахнул так, что питекантроп слетел с мотыги и не очень картинно, зато рекордно быстро приземлился в сугроб. Его ошибка ничему не научила Шмыглинга и сценарий повторился в точности. Состав редел, зрители выли и визжали. – Мяч у Медузии… У Ягге… Снова у Медузии… Афина и Помри выстраиваются в защиту, хоть и побаиваются своего же одуревшего дракона. Медузия решилась на прорыв и набирает скорость. Но… в неё на бешеной скорости влетает перцовый мяч! Как ещё не сработал, мамочка моя бабуся… Кто кинул мяч в Медузию?! Кто??? Нет, никто этого не делал. Соловей мне тут объясняет, что мяч от множества неправильных блокировок совсем сдурел и решил по одному только ему понятной логике вернуться к тому, кто его послал. Вроде как, ты не расколдуешь – так и никто… А пас тогда был Медузии Зевсовны… Что делается, святые угодники, что делается! Медузия повисает в воздухе, держась за щит одной рукой, но всё равно разгоняется и… Невероятно! Спятивший перцовый идёт на второй заход, намереваясь снова атаковать доцента Горгонову… Как он не понимает, что ей сейчас слегка не до того, чтоб его расколдовывать? Да сделайте же кто-нибудь что-нибудь!!! Сарданапал попытался сделать. И еле удержался в воздухе, только благодаря своему специально обученному ковру, мягко подхватившему его. – Нет, стоило родиться и жить, чтобы хотя бы иногда видеть такие моменты! Медузия размахивается и… С одной стороны у неё зловредный мяч, с другой – дракон с той же степенью нормальности… Между Сциллой и Харибдой, как говаривали у неё на родине. Но… Мяч летит, пальцы мадам Помри буквально скользнули по нему, и… Гол!!! Это невероятно, это просто фантастика, мы ПОБЕДИЛИ!!! В тот же миг маньячный мяч ударил Медузию в голову и она, выпустив щит Персея, подбитой птицей рухнула вниз. Трибуны ахнули. В воздухе заискрило от множества подстраховочных заклинаний – причём страховали и белые, и тёмные. – Мамочка моя бабуся, доцент Горгонова совершает подвиг, достойный быть увековеченным во всех книгах по драконболу как пример для молодёжи! Эй вы, поосторожней там с ней, олухи! В магпункте сейчас хозяйничает Катерина, но скоро на помощь ей поспешит и бабуся… Итак, в игре остался один мяч – перцовый. Он уже ничего не решает, но не бросать же его, собственно, так… Да уносите вы доцента Горгонову поскорее, этот гад уже для новой атаки навострился! Ситуация была серьёзной. Соваться наперерез мячику, не зная контрзаклинание наверняка, значило пострадать самому и лишь увеличить его силу. – Похоже, пора вызывать техпомощь, - изрёк Рыжиков, - взорвать этот мяч к чертям и всё… Однако игроки к этому крайнему варианту не спешили. Я и без всякого Ягуна видела – сейчас команды, вернее, то, что от них осталось, как бы уже объединились перед лицом общего врага. Вот Даун фон Лабрадор вырывается вперёд – он решил рискнуть… Думается, они договорились произносить контрзаклинания вслух, чтобы знать, какие неверные… Гурий вцепился в спинку моего кресла. Ясное дело, волнуется – этот мячик может ведь и приубить. Невероятно, но похоже, директор Магфорда угадал блокировку! Мяч у него в руках! Видно, что, сочувствуя Медузии, он готов отдать этот мяч команде Тибидохса, но… Долг перед своей командой зовёт. Пусть победы им уже не видать, но ведь лучше проиграть с меньшим разрывом. И он устремляется к Гоярыну. И наши оставшиеся игроки, хотя могли просто отступить и подарить ему этот гол, желают сделать эту маленькую победу тоже великой, и активно включаются в игру. Долг зовёт доиграть на том же накале страстей, несмотря на Медузию. Долг требует не отступать перед противником именно из уважения перед ним. – Гол, уважаемые зрители! Не столь уж часто последним мячом в игре оказывается какой-то другой, а не обездвиживающий. Я был прав, когда говорил, что этот матч будет необычным и запомнится всем надолго… Счёт 7:14 в пользу Тибидохса, Гоярын бережно выплёвывает слегка помятых Снапа и Великую Зуби и… Голос комментатора потонул в рёве трибун. Рукоплескали стоя. Этот матч действительно не забудет никто и никогда. Вот игроки снижаются, жмут друг другу руки, обнимаются. Вот выбежавшие на поле пятикурсники качают для начала Сарданапала, как самого лёгкого. Пуппер тоже срывается с места, не сидится и Пипе – ведь следом за Гурием устремилась и его тётя, кому-то надо защитить парня… – Этот матч действительно уникален. Хотя бы тем, что прошёл без единого вяка судейской коллегии. – Клоппу спасибо. Повякали бы они при нём…