Зеркала

Весело действительно было, даже несмотря на присутствие учителей, рядом с которыми, естественно, веселиться осторожничали даже самые отпетые. Королевой вечера однозначно была Маша Феклищева, вокруг неё вилось столько ухажёров, сколько в былые времена вокруг Кати Лотковой. Лоткова, кстати, тоже была здесь, вела запись на конкурсы. Что там у нас за конкурсы? Конкурс нарядов – понятно… Конкурс парного танца, Милюля уже деятельно пилит Поклёпа за отказ участвовать… Конкурс частушек про любовь? Господи, ну это-то кто придумал? Мы с Тамарой по молчаливому соглашению протиснулись мимо основной кутерьмы к столам. – Почётную роль болельщиков вот с этими пирожными, я думаю, приятнее всего совмещать. Ты посмотри, они ж совершенны! – Ага, как Феклищева, - мечтательно вздохнул рядом какой-то второкурсник. – Сколько женщин об такое колдовство дурной смертью умерли, - шепнула Тамара, имея в виду Феклищеву, - а всё другим не наука. Неужели приворотной магии мало? Присушила б кого конкретного, это намного безопаснее. Вот зачем ей их толпа-то? Солить? – Будет лучшего выбирать. Тоже конкурс устроит. Девочка покачала головой. – Сколько их было – самых прекрасных… ни одну счастливицей-то не назовёшь. – Это да, девки глупый народ, - кивнул возникший рядом с нами и отправивший в рот пирожное Ренат, его теперь можно было отличать от брата по ожогу на носу – на практической магии сунулся слишком близко к котлу и получил кипящей брызгой именно он, - ладно ещё – пожелать стать самым умным. Это б я и сам пожелал. – Ну она теперь, вроде как, ещё и самая умная. Интересно, умнее Свеколт? Кто-нибудь додумался уже соревнование устроить? С регистрацией конкурсантов было, видимо, наконец закончено, потому что над преподавательским столом вознёсся (ну как – вознёсся, на стул, я так понимаю, забрался) академик Сарданапал, и для привлечения внимания изо всех сил ударил друг о друга медными тарелками. Кто-то выронил что-то съестное, кто-то очень натурально изобразил обморок, из ближайшей стены высунулась физиономия Ржевского: «Что, Тибидохс бомбят? Нет? Ладно, кликните, если вдруг да», Соловей, кажется, укоризненно вещал, что можно было попросить его свистнуть. Вот уж да, его свист-то это совсем другое дело. – Дорогие мои юные и не очень юные друзья! А сейчас, прежде чем мы перейдём к конкурсам, ещё кое-что. Сейчас у каждой из женщин и девушек Тибидохса появится в руках белая лилия, которую она сможет приколоть к груди той из своих подруг, которой она сильнее всего желает счастья в любви! Я закатила глаза и прямо чувствовала, что не я одна. Серьёзно? Он полагает, мы не додумались до дружеских валентинок? Их, благо, можно изготовить сколько упорства хватит, а лилия, я так понимаю, одна. Прямо к гадалке не ходи, сомнений, терзаний, недоумений и обид будет… – А у тех из девочек, у кого ещё нет… э-э… официальной пары, дополнительно появится красная роза, которую она может приколоть на грудь тому, э… кто ей наиболее симпатичен. Вообще отлично. Кто-нибудь, отберите у уважаемого директора генератор гениальных идей. – Не понял, - раздалось откуда-то со стороны старших курсов, - а чего всё девчонкам? Парни в этой жизни ничего не решают? – Ничего, - счастливо вздохнул академик, уже спустившийся с трибуны и зачарованно перебирающий пальцы доцента Горгоновой, - нам, мужскому полу, остаётся быть лишь блаженными жертвами женских чар. – Думаешь, тово… настоечки переупотребил? – шепнул Рыжиков. – Или об стрелу купидонью поранился, и со старыми и мудрыми бывает. Завтра в себя придёт – организует масштабную чистку памяти, чего доброго. – Так, а если я, например, ни в кого не влюблена? – раздалось тоже от старших курсов, уже девичий голос, - мне что с этой розой делать теперь? – Праздник людям не портить, - отмахнулась Медузия, - до чего вы, Оленька, капризная! Ну выберите кого-нибудь, максимально достойного носить за вами портфель и за это списывать у вас нежитиведенье. Как знать, может, из лёгкой симпатии… – Да там, смотрю, оба стрелой-то, - наша компания увеличилась на Лиду Шито-Крыто, - как в романтических балладах одним кинжалом… – Я так понимаю, - Рыжиков приценивался к очередному пирожному, - это с таким дальним прицелом. Ну чтоб не думали, что если девчонка кому эту розу подарила, то сразу влюблена по уши. Симпатия-то – это не любовь ещё. – На что спорим, - Лидка внюхалась в свою розу, - лёгкий приворот вложен? Да я сейчас даже по ингредиентам разложу. Да, совсем я что-то преподов наших не понимаю. Наинка на той неделе Чена присушивала – так такой вой стоял… а самим так можно. Рыжиков заржал. – Ну знаешь, она если б немного не переборщила… так, самую малость… парень весь день на корейском говорил. Вроде, стихами, но кому от этого легче. А давай ещё вспомним, как Дашка пыталась Тарараха в Гроттер влюбить? Я не зануда, но иногда преподы по делу орут. – Наоборот надо было, - хмыкнула Лидка. Я задумчиво вертела в руках свои два цветка. – Так, с двумя цветами ходить – к покойнику, так что от одного прямо сейчас избавлюсь, - я вручила лилию Тамаре, - где её тут приколоть, как? У меня, знаешь, руки не совсем из плеч. Негритянка вытаращилась на меня прямо в шоке. – Мне? Ты желаешь счастья в любви – мне? Гм, как бы сказать… большинство моих подруг счастливы в любви уже сейчас без всяких лилий. Вот на кой этот цветочек, скажем, Лизе? Или даже Рите? – Ну конечно тебе, не мне же, - мимо прошла Аня Вреднюкина, сжимая в обоих кулаках по цветку. Блин! Почему я забыла об Аньке? Ну вот, ну вот пожалуйста, чего-то такого я и ждала, да. Теперь думать, как объяснять, что Аня не единственная замечательная девчонка в Тибидохсе и вообще, ей-то стопудово кто-нибудь ещё подарит. Аня гордо продефилировала к соседнему столу и приколола свою лилию Лизе. – Ой, Анюта? Спасибо, спасибо. Мы ведь с тобой едва знакомы, так неожиданно. Да и ведь я и так счастлива… – Ну значит, желаю быть ещё счастливее. Господи, как это по-детски. Хотя, Аня и есть ребёнок. С розой, так понимаю, теперь целенаправленно прёт к Стасу. Вот уж не буду мешать. Вдруг ему этот розовый приворот хоть немного дурь-то перешибёт? А то вон на меня уже Анька крысится. Непонятно, с какой стати. Я до недавнего времени вообще не была уверена в своих подозрениях о её чувствах к Стасу. Да и прямо вот как приколола я ей лилию, и сразу как понёсся Стас к ней с букетом ромашек в зубах! Я вообще так смотрю, преподы это из каких-то своих соображений устроили, судя по двум… трём… лилиям на груди у Горгоновой. Ссорились они что ли недавно с Сарданапалом? Вроде признаков вероятного конца света по школе не наблюдалось. Или наоборот, решили узаконить свои отношения спустя столько-то тысяч лет? – Короче, меняемся, - я очнулась от того, что Тамара прикалывала свою лилию мне, - ничего лучше я для этого цветочка не придумаю. И то правда, остальные и без наших пожеланий справятся явно неплохо. Свою розу она, улыбаясь как можно беспечнее, сунула Рыжикову, тот моментально покраснел как пион и держал эту розу так, словно одно неосторожное движение – и она взорвётся. – Значит так, - между нами втиснулась кудрявая голова Зигмунда Клоппа, - портфель так и быть, таскай. А позволишь себе ещё чего – так имей в виду, моего Кувалдуса Отбрыкуса даже циклопы боятся. Тамара переводила оторопелый взгляд с одного на другого, я предпочла слинять, чтоб не смущать юные сердца посреди выяснения отношений своей излишне взрослой физиономией. Пипа, видимо, искала всё-таки Таньку, но не нашла, и свою лилию вручила Жанне. Жанна улыбнулась как-то грустно и отрешённо и продолжала плыть по залу, теребя розу, как кружевной платочек. Взгляд мой поймал что-то не то чтоб дикое, но странное. Роза у Риты Шито-Крыто. Не в руках – видимо, валентинная магия посчитала её всё-таки невестой – а… на груди. – Э! Машка! У тебя глаза-то есть, или в починке? Посмотри, что наделала! Тибидохская красавица ойкнула, в ужасе уставившись на оставшуюся в её руках лилию. – Блин, Ритка, я перепутала… Подожди, я тебе сейчас поменяю… Но глаза Риты уже зажглись маньячным блеском. – Ну знаешь, Маш, вообще-то ты и раньше была ничего, даже не знаю, стоило ли так менять имидж… Не, платье классное… но декольте могло б быть и побольше. Маша с округлившимися глазами отступала от неё. Я бросила взгляд в сторону преподского стола – не, кажется, наводить порядок сейчас совершенно некому. Парочки сидят в обнимочку и не видят никого, кроме друг друга – Милюля томно теребит бороду Поклёпа, который не ровён час шлёпнется к ней в бочку, Готфрид что-то пылко декламирует, судя по зардевшимся щекам Зуби, из тех трубадурских шедевров, которые первокурсникам слышать точно не рекомендуется, Ягун с Лотковой и вовсе целуются. Сарданапала с Медузией вообще не видать, когда-то успели под шумок уползти. Соловей и Тарарах, как закоренелые холостяки, обсуждают что-то своё суровое холостяцкое, обильно жестикулируя и тоже мало обращая внимания на остальной мир. Одна только Ягге ни в каком диалоге не занята, но сидит в прострации, вертя в руках розу и, видимо, размышляя, как сказать Сарданапалу, что он малость перестарался. Так, а где МакГилликадди? Вроде ж я его видела? Мамба да, тут. Что-то отвечает обступившим его пятикурсникам. Э, не врут ли мне мои глаза, Мамбе кто-то вручил розу? По итогам этого праздника Поклёп выпорет всех купидончиков, каких поймает. Что-то достали они свои стрелы разбрасывать где попало. О, кто-то ещё спутал цветочки, у толстяка со второго курса – вроде, зовут его Вася, и слухи ходят, он умеет превращаться в кота – на груди лилия. А это, интересно, какие-то побочные эффекты предполагает? Не сказано ж, что счастье именно в любви с мужчиной. А то у Васи практически официально есть Настя с третьего курса. Да и вообще он девичьим вниманием не обижен, не голливудская фигура тому не помеха – Вася берёт обаянием, эдакая младшая вариация Ягуна. Магии плевать на условности, это верно. То есть, она воздействует где-то на нашу физиологию, где-то на сознание, но если с физиологией всё кажется простым, то сознание… Ритка вон не дура ввернуть в речи какое-нибудь словечко вроде «архетип», я такие не использую и умничать не буду. На мой взгляд, правда в том, что если потребность в любви, это Сарданапал верно говорит, живёт в каждом из нас, то никакой конкретики об адресате этой любви с рождения в нас не заложено. Даже этого самого пресловутого притяжения полов – не заложено, нет. Пола у людей всего два, а люди всё-таки достаточно разнообразны. И Жора Жикин, и Ягун относятся к мужскому полу, но на этом сходство между ними, пожалуй, заканчивается, это совершенно разные типажи и чувства к ним, логично, будут разными. Сравнивать их так же глупо, как сравнивать Аню и Тамару – обе девчонки, но тоже, мягко сказать, разные. В общем, к тому, как выбирать себе объект для этой живущей внутри нас потребности в любви, нас приучает жизнь. Это уж правда, с горшка. Ягге неделю, не меньше, говорят, ворчала на Сарданапала, мол на кой хмыриный хвост школе такие праздники, какая сопливой детворе любовь-морковь, ну ладно ещё старшачки, но первокурсники-то, которые не вчера ли от мамкиной сиськи оторвались? Да то-то и оно, что не вчера, вон Чен как пренебрежительно обо всей этой шумихе отзывался, а сейчас выделывается перед Наинкой, показывает ей какой-то интересный способ комбинации сглазов. На себе, бедняга. Не говоря уж о недавно оставленной мною мелкой троице. Взрослые любят вот это «какая им любовь», и чем старше становятся – тем дальше отодвигают планку возраста, до которой о любви думать совершенно немыслимо, только о куклах и учёбе. В это время другие взрослые могут говорить даже первоклашке в порядке комплимента: как выросла-то, небось, женихи толпами бегают. Мне, например, любила так говорить тётка. Она моего отца сильно старше, так что практически она уже бабка. Класса до пятого я просто смущалась, а потом отвечала – ага, я бегу, за мной толпа, так и бегаем туда-сюда. Нет, а что ещё отвечать на этот бред? Короче говоря, нас с детства приучают к мысли о том, что влюбляться – это неизбежно, что девочки влюбляются в мальчиков, а мальчики в девочек, иногда задавая и некоторые параметры выбора. В каком-то поколении в моде блондинки, и эти самые толпы женихов бегают за русой и голубоглазой Лотковой, в каком-то – брюнетки, и вот на нынешнем третьем курсе, например, королевой красоты считается чернявая Вика. Магия может вносить внезапные как будто корректировки, вроде любви Поклёпа к Милюле, но на самом деле не такие уж они внезапные. По-настоящему странных и внезапных вещей даже в магическом мире не так уж много. Очнулась я от этих размышлений, осознав, что вижу Жанну. Жанна наворачивала уже третий круг вокруг группки старшекурсников, обступивших Яшу, высокого блондина из светлых, которого называли Ботаником уже за пределами его курса, и это был тот редкий случай, когда прозвище имело самое прямое, словарное значение. Больше всего Яша любил растения и всё свободное время проводил зимой в оранжерее, а летом в лесу. Ну и иногда ещё – в библиотеке, за энциклопедиями по ботанике. В каковой связи больше лично я о Яше ничего сказать бы не могла – с растениями у него явно было больше контактов, чем с высшими представителями царства животных. Кажется, сейчас Яша высказывал своё авторитетное экспертное мнение о представителях флоры, ставших героями сегодняшнего вечера, мнение понемногу разрасталось в лекцию, судя по периодическим слабым сполохам искр – то и дело кто-то визуализировал какой-то образ, а Яша комментировал. Видимо, рассказывал о сортах роз и лилий, после пояснений, почему, на его взгляд, были выбраны именно эти сорта. Может быть, это был крайне неудачный выбор момента (шутка ли, Ботанику в кои веки дали выговориться и даже слушают реально внимательно, чуть ли рты не разинув), может даже – смущение, но от приблизившейся с розой Жанны Яша ускользнул аккуратно, но явно, и довольно резко повернулся к спросившей что-то сокурснице, а к Жанне – соответственно, спиной. Жанна стояла какое-то время с совершенно потерянным и несчастным видом, а потом выбежала вон. Я хотела броситься за ней, но была перехвачена Рыжиковым. – Постой, сестрёнка, это успеется. Есть дела посерьёзнее. Остальные двое, в смысле, Тома с Клоппом, тоже обретались рядышком. Интересное дело, надеюсь, они меня не решили привлечь к разборкам вокруг их внезапно обнаружившихся симпатий. То есть, для меня реально внезапно. Хотя, если повспоминать… прямо ни Клопп, ни Рыжиков в таскатели Тамариного портфеля не набивались – ещё бы, с её-то характером. Но некие мелкие знаки внимания были. То есть, это теперь я поняла, что это были знаки внимания. – Слушаю во все уши. – Ещё посмотри во все глаза. Не замечаешь, кое-кого не хватает? Я оглянулась, стараясь, чтоб это выглядело не слишком явно. – Да поди, много кого. Кто-то предпочёл уединиться, тема дня, знаешь, такая. Из старших курсов точно многие расползлись… – Не туда смотришь! Преподы! А и правда, кроме Сарданапала с Медузией, уже и Ягге нет. – Ну да, странно, чтоб эта гиперответственная троица да оставила нас тут без них развлекаться? Может, делегировали Поклёпу, но не знаю, о чём думали, вон он вместе с бочкой тоже на выход катит… Да, пора проводить строгую инспекцию купидоньих стрел, чем-то они их мажут запрещённым. – В другой раз я б с тобой, подруга, согласился, - кивнул Клопп, - то есть, Поклёп с Милюлей да, тут мы помогли немного. Ну, настоечку я варил, а куклу Тома лепила. А остальные трое по делу свалили. И вот по какому делу… пошли, короче. Котова с Терёшиной, смотрю, тут. Нет бы в соответствии со своей натурой, шнырять шпионить за парочками. Видимо, завтра опять будут прохаживаться на тему моего общения с малолетками, нашла мол, себе Зяма компанию по уму. А не Чума ли с ними, я даже и спорить не буду, что по уму. Конкретно эти малыши поумнее будут, чем некоторые старшекурсники. – Погоди, что за настоечка, что за кукла? – спросила я уже за дверью. – Да, не важно. Русалка попросила. Поклёпа влюблять-то уже не надо, тут и так всё капитальненько, а вот подстегнуть иногда требуется. Взамен информацию кое-какую слила. Короче, почему троица свалила – потому что Сарданапал почуял, что Гардарика сработала. Ни за что не угадаешь, кого в гости ждали, но куда прём, поди, поняла? Я оглянулась. – В магпункт, что ли? – Догада, как есть догада. Кильдыеву расколдовывать будут! – Оба-на. Сарданапал откопал какого-то забытого официальным магическим миром лекаря? Рыжиков заржал. – Точненько. Да всё по писаному, по самому что ни на есть простому, как всё гениальное. Просто ещё узнать надо было, где искать. Ягге ж себе втемяшила и другим тоже, что мол у девчонки малолетней никаких женихов быть не может, значит, традиционный способ тут не работает, а потом на отваре поворожила – и узнала, есть, есть у неё сердечный друг. То и кусучая такая эти дни была – кому ж нравится узнать, что не прав. Оно точно. Ягге стара, для неё первокурсники – это те же младенцы, только разговаривают уже. А с точки зрения, например, того же Рыжикова ему не всего, а уже 11, что уж говорить о тех, кто малость постарше. Карина с её строгим воспитанием, может быть, целоваться-обниматься ни с кем ещё долго б не решилась, но влюбиться – этому и строгое воспитание не в силах помешать. – И что, целовать будет? – мы уже бежали, едва не задувая создаваемым ветром факелы. – А какие варианты? – хмыкнул Клопп, - как-никак, верное и безотказное средство. Хоть костьми тут ложись, а другие верные средства преподы ж перепробовали, остались только уже маловероятные всякие. Свеколт вон какой-то чёрный обряд предлагала, не согласились чего-то. Но блин, я реально тоже в шоке. У неё-то – и вдруг жених. Хотя что бы мы, тёмные, в сердечных делах светлых понимали. Да и не только в светлости дело. Я, глядя на Карину, порой думала, что настоящий ужас – это что я могла б быть вот такой. Мы как-то в началке ставили «Репку» (школьные спектакли – это отдельный жанр в пыточном искусстве, сказала как-то Лиза, которой, видимо, тоже было, о чём вспомнить) и я играла Бабку. Мне уже через пять минут этот платок сжечь хотелось. Не, на Карине смотрится очень красиво. На других вообще многое смотрится очень красиво, что на себе ощущается невыносимо. Но меня, благо, всё это обошло по широкой дуге. С татарскими родственниками почти не общаемся, большинство и живут далеко. А которые близко – никаких вот этих платков и прочего. Так, имена, некоторые национальные блюда, не более того. Даже татарского никто не знает. Наша семья – Россия в миниатюре, тоже многонациональная, и русские, и украинцы, где-то с папиной стороны даже есть какие-то селькупы. Все языки и национальные культуры чтить – опухнешь. – Не то чтоб прямо именно жених, - поморщился Рыжиков, - жених – это когда уже о свадьбе договорились. Ну хотя бы речь зашла. Вряд ли у них так прямо… Но для магии, видимо, достаточно, что симпатия у них тово, взаимная. О, вон, поди, и он. Прячемся, братва! Если б показавшимся вдалеке фигурам привелось идти в нашу сторону – наше прятанье в нише с ополовиненным рыцарским доспехом (обычным, не усовершенствованным никакими проклятьями) не особо-то помогло б, разглядеть нас тут трудов не стоило. Но Сарданапал и кто-то с ним рядом – кто-то высокий, длинноволосый и одетый в тёмную хламиду – шли тоже в магпункт, просто с другой стороны. И как ни скудно было освещение, как ни сложно было, прячась, кого-то разглядывать… – Это ж… – Тролль это, - подтвердила Тамара таким же громким шёпотом. – Чего-о? – Клопп поперхнулся и едва не уронил то, что осталось от доспеха, - какой ещё тролль? – Полутролль, - важно поправил Рыжиков, обхватив железную задницу и удержав конструкцию в подобающем положении, - малоазиатский карликовый. В смысле, ты понял. – Из драконюхов что ли? – Ну! Лика ж дневник Кильдыевский всё-таки расшифровала. Голова! Говорю ж, всё гениальное обычно просто. Зачем Карина к ангарам шла? Так попрощаться! Сарданапал со своим таинственным спутником скрылись за дверью магпункта, но мы выйти пока не решались. – Да ка-ак? – Клопп орал, но в руках всё-таки себя держал – орал шёпотом, - он же страшный! И намного старше её! И вообще не человек! И вообще она его лица и не видела ж, они ж замотанные вечно? – Во-первых, о вкусах не спорят, с моей вот точки зрения Бульонский тоже урод, но Зуби я б это сказать не решился. Во-вторых, не сильно и старше, чуть ли не вообще Зёмкиных лет. Они ж едва не с колыбели к драконюшьему ремеслу приучаются, а иначе хорошего драконюха из тебя и не выйдет. В-третьих, тебе откуда знать, что не видела, может, ей-то показывался? – Да уж пусть хоть копией Тарараха будет, лишь бы расколдовал, это да… Дверь магпункта одно время скрипела, Ягге билась над этим нереально замудрёным сглазом так и эдак – больным покой нужен и всё такое. Потом оказалось, что никакого сглаза нет, дверные петли просто смазали и теперь дверь открывалась бесшумно. На всякий случай разувшись, мы просеменили в крайнюю, пустую загородку – видеть само действо, происходящее в дальней такой загородке, не сможем, зато и воспитательный запук не схлопочем. Ну, мы так думали. Ширма, отделяющая загородку от соседней, вдруг спрыгнула с петелек, молниеносно и очень плотно спеленала нас и протащила через половину магпункта прямо пред светлы и очень грозны очи Ягге, Сарданапала и Медузии, обступивших постель коматозной Карины. Гость хотя тоже присутствовал – грозность его очей оценить возможности не было, он смотрел на Карину. Кажется, наше появление вообще осталось для него незамеченным. – Подслушиваем? Шпионим, так сказать? Впрочем, гиблое это дело – тёмных стыдить. Раз уж вы здесь, будете свидетелями. Рыжиков засопел – спеленала нас проклятая ширма спина к спине, и если мы с Клоппом оказались к сцене лицом, то им с Тамарой приходилось созерцать задёрнутую ширму загородки напротив, где отлёживался третьекурсник, недавно с треском проваливший очередную пересдачу Великой Зуби. Полутролль размотал тряпки, закрывающие его лицо. Ну, в общем, действительно… да, черты лица грубые, кожа бугристая, бородавчатая, но есть у нас на старших курсах и пострашнее, даже без всякой тролльской крови. Вот он склонился над Кариной… в голову ткнулась неожиданная для судьбоносности момента мысль, что парню вообще-то не позавидуешь, не дай бог оно – целовать кого-то под прицелом нескольких пар глаз. Тем более что вряд ли получится насовсем отделаться от панической мысли – а вдруг не сработает. Будучи выше Клоппа, я раньше его увидела, как покоящаяся в складках одеяла мертвенно-бледная рука дрогнула, несмело приподнялась как будто в порыве обнять, попутно очень явственно возвращая себе живой цвет. Потом охнула Ягге, издал какой-то неописуемый торжествующий звук Сарданапал… – Ура-а! – не выдержав, заорал Рыжиков, хотя конкретно он по-прежнему ничего не видел. Ещё громче ахнули мы, когда юноша отстранился. Лицо Карины, на котором трепетали готовые распахнуться ресницы, теперь выглядело точь-в-точь как у её сердечного друга. Точнее, ахнули мы с Клоппом, фыркнула Медузия и коротко вздохнул Сарданапал. Ягге просто удручённо покачала головой. – Так уж эта магия работает, с языческих времён ещё закон непреложный – любовь такая сильная, что и смерть одолеть способна, делает любящих одной природы, свойствами их обменивает, в единый контур жизни сливает. В парнишке теперь человеческого ещё больше станет, ну а в ней, бедняжке – вот… – Чёрта с два же я почернею, - пробормотал Клопп. – Ты там чего такое вякнул? – моментально отозвался сзади Рыжиков, - ты не смотри, что я сейчас связанный, это не навсегда, знаешь ли! – То ли дуэли на любовной почве официально в школе разрешить? – усмехнулся в усы Сарданапал, - всё равно ведь они были и будут… Карина, при содействии Ягге, приняла полусидячее положение, робко улыбнулась на первые расспросы: «Голова кружится». – Да ещё б не кружилась, сколько ты, голубушка, не ела! Ничего, вот я сейчас тебе… только сперва отвар вот этот выпей, он и аппетит разжигает, и кровь разгоняет… – Думаю, мы тут уже не нужны, - весело молвил Сарданапал, - уж по крайней мере, нужны не все. Меди, милая, ты не распутаешь детишек? Я б и сам, но в прошлый раз за отмену сделанного тобой ты дулась на меня два дня… Осознав, что неизвестно, что насчёт нетривиального романтического героя, но нас-то сейчас вытурят отсюда точно, я решилась. – Карина, что произошло? Кто тебя заколдовал? Ягге замерла с источающей клубы пара миской. – Медузия Зевсовна, вы чего ждёте-то? Превратите эту негодницу в жабу попоганее! Чего удумала, девчонка только в себя пришла, с того света вернулась, а она тут в детективов играть нашла время! Карина отчаянно захлопала глазами. – Я… я не знаю. Я просто шла и… потом просто темнота и холод… – Мы знаем, - Медузия легко коснулась её обвязанной платком головы, - Земфира, что за чушь ты несёшь! Это не нападение лично, вживую, не обязательно стоять возле следа мертвяка, чтоб жертва в него попалась! – Не обязательно, а где-то поблизости быть, чтоб убедиться, что это произошло – запросто! В итоге, в общем, остальным троим, прочитав ещё километр нотаций, всё же разрешили ненадолго остаться, рассказать Карине о том, что она пропустила и всячески пожелать выздоровления, меня же за строптивость категорически отправили прочь. Помахивая розой, несколько помятой после воспитательного пеленания, я побрела по коридору, размышляя о том, как свыкнутся близкие с переменами в Карининой внешности (и с наличием у неё жениха… там же строгих тётушек и бабушек, бдящих за моралью подрастающего поколения, целый небольшой полк), как отразится на микроклимате тёмного отделения первого курса этот любовный треугольник, который тут вскрылся (конечно, кто-то из них, поди, ещё успеет перевлюбиться, но до тех пор…) и возвращаться ли мне вообще в зал или ну его нафиг. Навстречу мне попался МакГилликадди, увитый – иначе не скажешь! – розами. Ну и нахальные, однако, пошли ученицы! Видимо, Сарданапал, когда это придумывал, о новом преподавателе просто забыл. Основной-то педсостав ученические сердца сроду не разбивал. Разве что, говорят, какой-то старшекурсник пару лет назад посвящал стихи Медузии, узнали об этом случайно, найдя в некоем схроне тетрадку… Вычислили ли автора – о том история умалчивает. Нет, не пойду. Или всё же пойти? Там, поди, ещё не всё сожрали. Только вот розу эту проклятую… выкинуть что ли куда-нибудь? – О, прелестная юная дева решила вручить эту розу и своё горячее живое сердце мне? – я подняла голову и увидела плывущего мне навстречу Ржевского, по случаю праздника утыканного своими призрачными ножами, как ёж иголками, - вынужден разочаровать, прелестное дитя, я женат. Увы, не могу предложить тебе свою любовь, прими же моё сочувствие, - призрак поцеловал меня в лоб, точнее, по причине бесплотности и дурашливости промахнувшись – куда-то в лобную долю мозга. – Спасибо, - рассмеялась я, - очень бодряще. Слушай, Ржевский, раз уж о розах… Знаешь Яшу Ботаника? Призрак завис в полуметре надо мной, изогнувшись в знак вопроса. – Ботаника-то? Конечно! Скажу прямо – тоже дохлый номер. Не настолько дохлый, как я, то есть, в другом смысле. В том смысле, что даже я вариант менее дохлый, потому что хоть на самом деле я и дохлый, но зато кое-что понимаю в девичьих прелестях, в отличие от упомянутого тобой субъекта. Нет, если б ты была, к примеру, стройной яблоней или тонкой раскидистой ивой, вполне возможно, у тебя был бы шанс, а в таком убогом антропоморфном облике… мне жаль, малютка, не в этой жизни, не в этой жизни. – Да ладно! Про Шурасика вон тоже говорили, что его ничего кроме книжек не интересует. Знак вопроса переменил конфигурацию, приобретя полагающуюся точку внизу в виде отделённой от тела головы. – Э нет, ты не путай божий дар с яичницей. Тут другое. Правда, какое другое и что божий дар, а что яичница, и что появилось первым – этого, прости, не знаю. Тут тебе лучше поговорить с моей супругой. Она говорила об этом что-то, но я не запомнил. Сама подумай, если запоминать всё, что она говорит – даже моя призрачная голова не выдержит, она и так – видишь, - призрак поймал якобы падающую вниз голову, - если б знал, что понадобится… Но как можно знать, где что понадобится? Правильно, никак! – Я не ослышалась, ты звал меня, Вольдемар? – рядом с Ржевским проступил другой призрачный силуэт, - сам, добровольно звал? Вольдемар, немедленно прикрепи голову на место! Как тебе не стыдно пугать бедную девушку? Вольдемар, место головы – не там! Когда я высказывала критику твоих суждений, я упоминала, в частности, о твоей манере делать вид, что воспринимаешь всё буквально… Ах, милое дитя, извини. Семейная жизнь – это очень нелегко, очень, даже если это семейная нежизнь. Послушай совета умудрённой крайне печальным опытом женщины – никогда не выходи замуж! – Так я ей примерно о том же, - Ржевский перестал выкобениваться и просто сел в воздухе по-турецки, - вот этот самый Ботаник, при всех прочих своих странностях, тут смотрит на жизнь здраво. Говорят ведь – хорошее дело браком не назовут… – Вы говорили о мальчике-дриаде? – Дама ненадолго прекратила обмахиваться призрачным веером. – Дриаде? – Вот, вот, да! – просиял Ржевский, - сущая ерунда ведь, а из головы вылетело. Ну да, он дриада. То есть, не совсем прямо дриада, процентов, скажем, на 80… Я переводила взгляд с одного призрака на другого, пытаясь понять, шутят ли они. – Но… мне казалось, дриады живут в деревьях и они как-то… женского пола. Дриад мы не проходили, поэтому я не исключала, что сказала сейчас какую-то чушь. Дриад мы будем проходить ещё не скоро, первый курс это призраки, мертвяки, русалки, кикиморы… Самое общее про гарпий Медузия втискивает по просьбе Тарараха – для ветеринарной магии нужно. Даже водяные и лешие это уже второй курс, хотя с теми русалками и кикиморами бок о бок живут. – Разумеется, - Дама водрузила на нос пенсне, - если говорить о дриадах как таковых, то это, разумеется, так. Видишь ли, упомянутый тобой юноша по происхождению дриада, ну и, поскольку в нём эти свойства сошлись от обоих родителей, то и по сути. Я имею в виду, у двух людей, ведущих свой род от дриад, некогда вступивших в связь со смертными и подаривших им детей, могла родиться и дочь, но так уж вышло, что родился сын, люди ведь не сами решают, сын или дочь у них родится, верно? – Э… ну да, пожалуй… То есть, вот так совпало, что встретились двое, предки которых когда-то удостоились любви дриад, поженились и у них родился Яша, и поэтому у него такая тяга к растениям? Ну, это звучит вполне логично. – Не просто тяга! – воскликнула Дама, - у этого юноши настоящее, не свойственное никакому обычному магу родство с растительным миром. Он не просто чувствует растения и влияет на них… Они связаны теснейшими связями, особой, природной жизненной магией. Знаешь ли, многие могут ускорять рост цветов или узнавать и исцелять болезни плодовых деревьев, если учились этому, но Яков… – У него это врождённое свойство, понятно. Дама степенно кивнула. – Это его суть. Его магия – это магия жизни. О, Земфира, это лучше б один раз увидеть! Я только один раз и была в его оранжерее, как он объяснил, мёртвое дыхание пагубно для его работы, а я ведь всё-таки… уже не жива. Поэтому, увы, я крайне редко имею удовольствие беседовать с этим приятным юношей. Хотя он всегда крайне любезен и признателен к тем, кто интересуется его работой, а я, сознаюсь в такой слабости, всегда любила цветы, да и теперь люблю, благо, смерть излечила меня от аллергии на некоторые из них… От чего-то смерть излечила Недолеченную Даму, вот так каламбур, улыбнулась я про себя. – Призраки пагубны для цветов? Впервые слышу. Вроде бы, призраки нормально обитают на кладбищах, и там при этом всё благополучно растёт и колосится… – Ах нет, - поморщилась Дама, - пагубны именно для его работы, его магии. Аура смерти для дриады это как… солнце для подвальной плесени. Это истощает его, лишает сил… Он ведь дух жизни. Они чувствительны ко всякому похолоданию и увяданию. Бедный юноша, ему было так неловко говорить мне это! Будто для меня новость, что я мертва! На моём долгом посмертном пути встречались субъекты, указывавшие на это менее деликатно… Что ж, многое прояснилось. Да что там, прояснилось практически всё! А Клоппик там ещё рассуждает, насколько любовь зла к Карине. Да к Карине она практически не зла! Так, отроллела девочка немного. Здоровье это не портит и жизнь не сокращает, насколько помню, тролли в целом даже поживучее людей будут. А Жанну угораздило запасть на существо, с которым она несовместима по самой своей сути. Он дух жизни, а её сфера – противоположное. Как они вообще заобщались? Ну, Жанна цветы любит… А Яша, действительно, скромный, но любезный, сам никогда ни к кому не лезет, но если ему задали вопрос по его любимой теме – тут его, полагаю, прорывает, как Ягуна на драконбольном поле. Видимо, так вдохновенно трещал, что Жанна очаровалась. Говорят же, женщины любят ушами… А надо – мозгами, всякий раз приговаривает Шито-Крыто. Имея в виду, конечно, Гроттер с Валялкиным или старшекурсниц, всё ещё вспоминающих Жору Жикина… Говорить о том, что противоположности притягиваются, хорошо, пока это дрищеватый интеллигент Пуппер и монументальная и напористая Пипа. Потому что никакие они на самом деле и не противоположности, общего во вкусах и взглядах у них оказалось дофига. А вот когда вы несовместимы почти до стадии невозможности дышать одним воздухом, вот что тогда? Обычная непереносимость между тёмными и светлыми – чаще чушь, чем нет. Преимущественно просто несходимость характеров, разные вкусы и чувство юмора. Пары из тёмных и светлых образуются не сплошь и рядом, но отношения – это вообще дело такое… Искр одного цвета тут маловато. А дружеские или добрососедские отношения вполне получаются – вон, взять Таньку с Гробыней. На ранней стадии чудом как не поубивали друг друга, а потом ничего, поладили. А Танька с Валялкиным светлые оба, и что-то их отношения никому в пример ставить не хочется. …Допустим, не слишком долгие беседы они вести могут. Недолгие беседы можно вести с кем угодно, хоть с Поклёпом, если у него после свиданки с русалкой очень уж настроение хорошее. Мы все выдерживаем соседство с Тамарой, хотя это давящее, тянущее ощущение не заблокируешь так легко, как чары энергетического вампира. Некоторые могут выдерживать даже дольше – я, потому что дар у меня не свой, я просто кое-как с перебоями работающий проводник, Глеб и его сёстры, потому что их вообще мало чем можно напугать, Клопп, потому что он древний тёмный маг тоже с огромной силищей, Рыжиков вот не знаю, почему… В сущности это просто уровнем посложнее, чем притерпеться к всем этим магическим ингредиентам, из которых половина точно, гм, крайне неаппетитны. Но приходится же, зачёты сдавать надо, да и ладно зачёты – как-то выживать в этом мире надо… А этот Яша? Недолеченная Дама была не слишком подробна, что понятно – она призрак, а при жизни была обычной женщиной, а не дипломированным магом. Но от этой недосказанности даже тревожней. Насколько плохо становится юноше-дриаде от долгого присутствия рядом Аббатиковой? Вряд ли он даже описывал это слишком подробно, кажется, жаловаться он не любитель. И, видимо, не сказал ничего такого, чтоб Жанна даже не помыслила к нему с этой розой сунуться. Мало ли, вдруг даже лёгкий приворот к кому-то настолько неприемлемому серьёзно повредит ему? То есть Жанна, возможно, даже не подозревает, НАСКОЛЬКО ему плохо. Ей-то самой нормально, вызвать дискомфорт у некромага мало что может. За окном падали снежинки – мелкие-мелкие, редкие-редкие. Я сидела, не зажигая света, словно для самой себя делала вид, что нет меня, роза стояла в стакане на подоконнике и тихо, значительно мерцала. Никому я её не вручу, к чёрту всё. Тому, кто мне не нужен – просто некрасиво б было, а тому, кто нужен… Но думала я не о своей судьбе несчастной, тем более что не такая уж она, в самом деле, несчастная. Объект моей любви по крайней мере меня не избегает и с лица в моём присутствии не сползает. Что там, даже нельзя сказать, что мне ничего не светит. Светит-светит мне нервный срыв в такие-то юные годы. А вот Жанна… Как вообще можно было умудриться влюбиться в кого-то настолько светлого? Нет, так не совсем верно говорить… Настолько живого? Настолько иного? Дама сказала: «Дриады сами обычно не ищут любви, но не отвергают любовь, исходящую от чистого сердца». Это надо понимать как-то так, что от домогательств подвыпивших недобрых молодцев древесные девы просто закрываются в своих деревьях и всё, отвергнутый поклонник может в ярости срубить дерево, но дриаду не получит, она просто умрёт. Но к мечтательным юношам, любящим сочинять стихи под сенью ветвей, дриады бывают благосклонны – что, собственно, и подтверждается существованием Яши. Ну да, лучше не спрашивать, может ли сердце Жанны считаться чистым, ответ очевиден, не правда ли? Общепризнанное мнение, что некромаги и любовь – явления вообще несовместные, соблазнительно ведь в это верить… На столе таинственно поблёскивала забытая Пипой брошка в виде смешной пучеглазой летучей мышки. Вроде даже подарок Жикина, в кои веки сумевшего превзойти себя и подарить девчонке не что-то такое, что по его мнению должно ей нравиться – цветочки, сердечки, звёздочки, бабочки – а такое, что ей действительно понравилось. Хотя мышка всё же крайне мила и даже немного гламурна. Вот угодить Шито-Крыто ему удалось один раз и то случайно. Если говорить о Жикине, да и не только о нём, то вот такую претензию я Емцу писала тоже, что как-то сильно он налёг на тему персонажей, которые не люди, а карикатуры. Тот, конечно, огрызался в духе «это, девушка, юмористическое произведение, и вообще, не нравится – не читай», то есть для меня совершенно не убедительно. Нет, я не хочу сказать, что людей-карикатур не бывает, я могла б так назвать некоторых одноклассников и соседей. Но когда в одном произведении есть и серьёзно поданные персонажи, со всякой там психологией, и рядом вот эти гротескные вечно кривляющиеся чучела – это выглядит… выглядит так, как выглядит – у автора есть любимчики и есть убогий фон, на котором они блистают. Периодически, конечно, кого-то из этого фона он выхватывает и превращает почти в человека, единственное обоснование для этого – авторская прихоть. Вот и Жикин выпал из навеки отведённого ему образа комического ловеласа очень ненадолго, без особого там раскрытия его личности. В личности ему вообще было отказано. Не личность, а функция. Здесь же я узнала, что женская часть старших курсов помнит Жикина и вспоминает при том неожиданно тепло, считая эту недолгую влюблённость важным этапом взросления. Вроде как, единственное, что Жикин умел – это целоваться и нести романтический вздор, но зато уж в этом он был непревзойдённым, и многие девочки, оказывается, благодаря его ухаживаниям преодолели всякие там комплексы, поверили в свою привлекательность. Жикин был глуповатым, поверхностным, самовлюблённым, но он был незлым и по-своему заботливым, для него важно было нравиться девочкам – вот он и делал для этого всё возможное. Забавная оно штука, авторский произвол. В того же Жикина не все прямо влюблялись, чтоб до стадии мечтаний о свадьбе и долгой счастливой многодетной жизни, кто-то просто встречался от скуки, но хотя бы некоторые, хотя бы краткосрочно… А потом ничего, перевлюблялись. Немногие вообще были облагодетельствованы одной и сразу прямо такой судьбоносной любовью, никакой стройной логики и закономерности. Великая любовь Пипы к Гурию была неизящно пододвинута ради совершенно внезапного Бульонова (которому, помнится, когда-то было категорически отказано в пропуске в Тибидохс, потом эта категоричность тоже забылась, кстати), примитивные привороты в случае Тузикова и Поклёпа приобрели статус чего-то великого и постоянного. Есть в этом какая-то логика? Риторический вопрос. К чему все эти мысли сейчас? Ну, к тому, что некромаги заявлены вот однолюбами, правда, железно это пока соблюдается только касаемо Свеколт, у которой отношений раньше не было вообще, а теперь на кого она может сменять Шурасика? Аналогов, блин, нет, а типажи иного плана у Свеколт не идентифицируются как объекты для личного интереса. Не существуй на свете Шурасика – наука владела б Ленкой безраздельно, и то же можно сказать и о нём. Глебу потребовалась магия Локона, чтоб преодолеть заявленную как непреодолимую страсть к Гроттер. Как-то выкрутились – в самом деле, что бы там ведьма ни сказала, но не сильнее же она, чем Афродита. А Жанна? О ней говорилось, что она была влюблена в Глеба – а правильней сказать, что с ней автор не определился просто. То ли любовь эта была детским чувством и прошла – но это странно сочетается с выпадами против Гроттер, то ли никуда не прошла – но это странно сочетается с задекларированным хладнокровием некромагов и неумолимостью в достижении цели. Лично моё мнение – если б Жанна продолжала любить Глеба уже после того, как они выросли и выбрались из леса, Танька не жила б на этом свете. И Валялкин бы не жил, она б уничтожила его первым этапом уничтожения Таньки. И много кто не жил бы, кто попытался б встать на её пути. Значит, никакого такого вселенски великого чувства не было… а на меньшее, вроде как, некромаги не размениваются. Из этого какие выводы? Да простые – написал не подумавши. Невольно вспомнился и разговор с Анькой про настоящую и ненастоящую любовь. Может ли вот это сейчас быть приворотом или проклятьем? Вряд ли. Что-то примитивное, авторства сокурсников, Жанна б отбрила на подлёте, а зачем бы это занадобилось какому-нибудь могущественному колдуну, что-то с ходу не придумаешь. Да и вопрос, что с этим делать, важнее вопроса, почему. Вот если полагать, что это – настоящая любовь, а с Глебом так, детская привязанность от безысходности была, то как быть и на что надеяться? Что Афродите приспичит опять сделать стрижку? Или что Сарданапал чего-нибудь намагичит? Так-то, конечно, сердечные дела учеников это уже не его сфера, но как посмотреть. Эти сердечные дела иногда с вопросами безопасности – Тибидохса, если не всего магического мира – близко-близко стоят… В общем, самое время задаться вопросом – это тоже очередной авторский замысел сейчас? И автор хоть придумал, что с этим делать дальше, или пока просто наслаждается своей гениальностью? Вряд ли это реально, но до чего ж хотелось бы попросить: Дмитрий Александрович, продолжайте издеваться надо мной, а, со мной у вас хотя бы понятно, какие счёты, не отравляйте жизнь Жанне!