Зеркала

Я ожидала, мягко сказать, придирок Абдуллы по поводу конспекта чужой рукой, но хоть довольным он и не выглядел – философски вздохнул, что почерк Лизы, во всяком случае, меньше оскорбляет богов, чем мой. На уроке же я умудрилась заслужить у него похвалу дважды – сначала когда угадала значение Ключа Змей (видела такой несколько раз внизу, поблёкший, но если прислушаться, шуршание-шипение за стеной услышать можно), потом когда составила предложение, ни разу не ошибившись ни в одном суффиксе. Предложение, правда, было простенькое, «Чтоб внуки твои споткнулись о твои кости и разбили головы», у Абдуллы такое за детский лепет считается, но мы ведь и в лепете налажать способны. Ну что сказать, столько времени обитать в комнате с магспиранткой, изучающей проклятья так сказать с филологической стороны, историю развития их синтаксиса – это где-то да скажется. – Если кто-то ещё, бездарные тупицы, рождённые помётом осла и вскормленные мочой шакала, сегодня удивит меня подобием разумной речи, я буду знать, что боги наслали на меня безумие и я вижу чудовищные в своей нелепости грёзы наяву! Видимо, боги накопили к Абдулле немало претензий, потому что вскоре вполне терпимое коротенькое проклятье получилось у Клоппа, а затем и у Бульонова – он, правда, перепутал префиксы, но так, сквасился джинн, звучит хоть и безграмотно, но остаётся действенным. В пути на нежитеведенье подскочила Аббатикова. – Вы всё-таки вернулись! Когда за завтраком вас не увидела, столько всего успела передумать. Хотя народ и сообщил, что кто-то Лику в магпункте уже видел, да и вас с утра… Но тут же не всему, что говорят, верить можно. А преподы – они, понятно, не торопятся всё внятно докладывать. – Ещё бы, о таком не придумаешь, и как говорить. Ритуал всё-таки черномагический донельзя. …Жанна, ты что, не спала? Ты ж знаешь, тебе теперь нельзя так пренебрегать потребностями организма! – Да ладно, я стала светлой, а не вообще лопухоидом. И как тут уснёшь? Алису с вечера куда-то унесло на всю ночь, а я в тревоге, к тому же растения эти… Тася и Любава в полнолуние в полночь же лепестки скидывают, обращаются в девушек, до первых петухов. Это часа три всего, а тут новое лицо, успеть рассказать всю жизнь и прежнюю и эту, растительную, можешь себе представить? Нет, нам и не представить, как они страдают. Они потом обратно обратились, а я под впечатлением ещё долго уснуть не могла. А ведь у многих там такие часы освобождения ещё реже, в ночь солнцестояния или вообще в годовщину… Вот и как так Алиса упускает возможность с ними пообщаться? – Наверное, наобщалась уже. Интересно… вроде как, если такую заколдованную в этот момент увидит какой добрый молодец и пожелает взять в жёны, колдовство спадёт? Жанна развела руками. – Да если б это было так просто – поди, все б уже давно расколдовались. Ну и ладно Тася, а Любава, если честно… другие раньше были стандарты красоты, другие. Да и знаешь… только ради того, чтоб вернуть себе жизнь человеческую, эту жизнь связывать неизвестно, с кем, с подходящим ли человеком… Пока я подбирала выражения, чтоб естественную мысль наиболее естественно озвучить, Жанна меня опередила. – Я хоть и переменила дар, в людях по-прежнему кое-что вижу, что у них на душе. Про Яшу спросить хочешь. – Да перестань, я понимаю, что так быстро дела не делаются. – О, ты не права, такие дела сплошь и рядом быстро делаются. Сегодня видела, как Вика с Владом целуются, а ещё неделю назад точно ничто не предвещало, Вика его от мебели не отличала, Машка ж постоянно рассказывала. – Так приворот, поди. – Да чёрта с два, Вика не пальцем деланная, её первый и единственный раз на первом курсе присушивали. Она ж красавица, а у красавиц ухо востро, потому как знают, что предмет воздыханий у многих. Ну, чем Влад заслужил – может, потом узнаем. А Яша… со стороны, наверное, многие б сказали, что незаметно. Он же дриада, у них многое по-другому. Но я знаю, что я ему нравлюсь. В его голосе, когда он рассказывает мне о буяновских эндемиках, это, знаешь ли, чувствуется. Алиса тоже недавно заходила в оранжерею, когда мы там были, и тоже сказала… – Я так рада, серьёзно. Было б в высшей степени несправедливо, если б… – Если б всё было зря, хочешь сказать? Нет, Земфира, так не бывает. То есть, в магическом мире много зряшных вещей на самом деле. Все эти привороты, проклятья… А вторые шансы и жертвы – это не должно быть зря. Я не знаю, что и как у нас получится, он дриада, но парень и без дерева, о таком в книжках не пишут. Я только знаю, что могу быть рядом с ним, помогать ему хотя бы поливом и подвязыванием саженцев, и он этому рад. И я сожалею о том, что подвергла вас такой опасности… Я шумно фыркнула. – Так, вот только жалеть не смей. Я понимаю, ты теперь светлая и это влияет, но ты же видишь, что всё хорошо. Магия на каждом шагу полна рисков, ошибся в руне и всё, царствие тебе небесное. Вот если б я не справилась – было б куда паршивее. Тут есть мнение, что и Бульонов мог бы… но преподы, похоже, этого мнения не разделяют. Короче, если угодно, я тоже считаю, что ты теперь этого дендроида просто обязана охомутать. Да все так считают, кто в курсе вопроса. Если он такую девчонку не оценит – то либо совсем одеревенел, либо вообще не по части девчонок. Жанна засмеялась. – Ну я стараюсь сильно не напирать. Всё же как-то это нехорошо. – Да прямо. Что, только парни могут всяко там выпендриваться, ухаживать и добиваться? Помнишь, что Сарданапал на Дне святого Валентина сказал? Мужчины вообще ничего не решают, женская сила безгранична. Ты с величайшим магом спорить собралась, поддатым к тому же? Ну или вон речугу Ритки 8го числа вспомни. Кто ж того беднягу так сглазил, что додумался подкатить к ней с этими патриархальными подкатами. Вроде Риткин характер уже вся школа знает… Главное, в общем, аккуратно огибать тот момент, что все эти выкладки никак не касаются меня. На обед мы всё-таки пошли в Зал Двух Стихий, и меня тут же обсели Рыжиков и Бульонов. – Короче, дело такое. У нас некоторые ингредиенты внезапно кончились. Миссия под угрозой срыва. Делегируем тебя к МакГилликадди за недостающим, вот список. Хорошо, что я ещё даже ложку взять не успела. – Э-э, а почему меня? Я у Мака с какой-то поры в любимицах хожу? – Уж больше, чем я, - вздохнул Рыжиков, - достаточно того, что он на меня тогда докладную не написал. – Ну честно сказать, ты сам нарвался, - хмыкнул Бульонов, - не по ошибке ж ты эту пакость тогда кинул, а чисто по дури. – Науки нет без эксперимента, - огрызнулся Жора, - а где мне ещё экспериментировать, у себя в комнате? Да я б даже и да, только ты ж меня сразу выселишь куда-нибудь вон… к Бейбарсову! В качестве анатомического экспоната! Ну не это важно сейчас, а то, что мне МакГилликадди ничерта не даст, кроме разве что ремня, если у англичан это принято. – У англичан всякое принято, Мак – шотландец, а так всё верно, - кивнул с другой стороны стола Клопп, - и мне тоже не даст. У меня репутация уже. Он и на уроках за мной уже следит как за отпущенным на поруки террористом. Я уже хохотала. – Да, ребята, вы большие молодцы. Только первый курс, а репутацию себе уже создали. Хотя это ваше оживление доспехов было, конечно, шикарно… – Да кто ж знал, что они от англичан, как раз воевавших с шотландцами?! И шотландскую кровь офигеть как чуют, оказывается. Ладно Мак, но когда ещё Вовану с четвёртого досталось… Вот это-то как? – Так Ленка ж упоминала, что он по какой-то там линии в родстве с Лермонтовым. – Ну и? – Рыж, ты в лопухоидной школе что делал? Или вы до этого не дошли ещё? Лермонтов по происхождению шотландец. – Ишь ты! Так это когда было-то! Это вот даже такую разбавленную чуют? Не доспехи, а сволочи! – Впредь узнавать историю каждого артефакта, - уныло вздохнул Бульонов, - пока ходячие справочники школу не покинули, это даже реально… Но сейчас-то не легче. Зря я тогда решил, что если оживить французские – это их отвлечёт… – Надо было вниз за сарацинскими ещё сходить, - огрызнулся Рыжиков, - чтоб капитально… Всё равно вся команда теперь в опале. – Даже я, - кивнул Стас, - я па-попался на ва-воровстве. – Ты?! – На-надо б-было. Ч-чен на ч-чердаке сы-сглаз схватил. Си-сильный. А он там был… – По нашему же делу, - закончил Рыжиков, - ковры щипал. Бахрому с них. Ну всё равно без дела валяются, когда на них последний раз летал кто? Они, по-моему, уже давно молью проедены все, только бахрома и осталась. А бахромка хорошая, на амулеты как раз только так идёт. Короче, не в магпункт было с этим сглазом точно, тогда пришлось бы объяснять то, что лучше не объяснять. В общем, Зёмка, на тебя вся надежда. Супер, хотелось сказать мне. Чтоб последнего члена команды запалить. У меня-то пока репутация всего лишь растяпы… Но в самом деле, что-то делать надо. В списочке в основном такое, что на дороге не валяется. Кое-что можно б было надыбать через Жанку, теперь вхожую в Яшину оранжерею. Но как бы Жанка не просекла, для чего это всё, тогда ж сюрприза не получится. Конечно, машина почти закончена, но вот именно… В общем, я заскочила в комнату, схватила для предлога свои намётки для реферата о магических свойствах конечностей земноводных (какой у меня вопрос – придумаю по дороге) и отправилась рисковать. МакГилликадди как преподаватель золото не в пример многим, но первый-второй курсы Тибидохса грозили истощить его ангельское терпение, это явно. И… упоминала ж я, что день Земфиры Резниковой в плане практической магии – явление редкое до невозможности? Во-первых, тетрадь была не та. Учебник – тот, вот в каком помрачении рассудка я вложила в него тетрадь по вуду? И во-вторых и главное, как между страниц оказался Лизин зудильник, за который как раз и схватился МакГилликадди, отдёрнув пальцы практически с визгом? – Резникова! По-вашему, это очень смешно? Я смотрела в полыхающие негодованием голубые глаза, потом на то, как он прячет в складках мантии явно обожжённые пальцы, потом на зудильник – серебряный… Что-то надо было ответить, ответить прямо сейчас, мои шансы на благополучное обретение спинномозговой жидкости жар-птицы и прочего по списку тают с каждой миллисекундой. – Энгус Эберфортович, я правда это не нарочно, клянусь! Блин… я б, наверное, тоже не поверила… Энгус Эберфортович, я не знала, я правда не знала! Ну тупая я, очень хотелось добавить. Да, теперь обладающая некоторой силой и немного начитанная, но всё равно тупая как новорожденная овца! – Допустим, Резникова, мне не важно, кто из ваших друзей решил использовать вас, чтобы так зло пошутить, с вашими друзьями вы сможете разобраться сами. Я мог бы сказать, что более благородно и разумно было б с вашими подозрениями – или их – придти ко мне и спросить прямо! – Энгус Эберфортович, да я правда и подумать не могла! Простите… понимаю, что сложно, но простите… вы сильно обожглись? А должна была, должна была подумать. Эти самые признаки перемены внешности. Отсутствие алиби… ведь та ночь была полнолунием! Как и сейчас. Можно будет даже попытаться восстановить картину, но кажется, однозначно – именно в периоды полнолуний МакГилликадди вообще мало кто видит. Запонки на магфордской мантии – медные, а не серебряные. У всех, у всей магфордской делегации были серебряные, а у него они другого цвета, вот я ж это замечала, почему не задалась вопросом – не просто так же это, если даже у полунищего Пруна они серебряные? Такую же запонку Жанна нашла в комнате Алисы. В комнате, где есть обережная гирлянда. Жаль, вряд ли Жанна проверяла, на месте ли она была этой ночью… – Наверное, права госпожа Горгонова, она считает, что не стоило скрывать это с самого начала. Но господин Черноморов считает, что это могло осложнить. К оборотням сложное отношение. В Магфорде было так. Достаточно было пары обеспокоенных родителей, чтоб я больше там не работал. Господин Черноморов не хочет обвинений в адрес Магфорда, что они послали к вам опасного преподавателя. Он считает, что меня должны узнать как человека, не с предубеждением. – Не мне судить, но наверное, он прав, люди разные, и маги тоже. Маша Феклищева вон не скрывала… вы ж знаете про Машу, да? – Конечно, знаю. Так мы рассудили, что в школе не бесконечно много серебряных предметов, и можно их избегать, и можно построить расписание так, чтоб в полнолуния днём пребывать одному, в покое, а ночью уходить в лес вместе с Машей, найти, кому поручить за нами надзирать… – Это Алиса Веснянская, да? Мне показалось, или щёки серьёзного, сдержанного, но всё-таки молодого препода подозрительно зарделись? – Да, это чудесная, очень грамотная девушка. Она делает работу по другому виду оборотничества, но много знает о таком… обычном. Она помогает нам остаться с человеческим сознанием, самоконтролем. И сдерживает, если мы его теряем. – С помощью гирлянды? Ну, такой плетёной из омелы и чего-то ещё… – Да. Я сам научил её, как плести. Это непростой труд, не понимаю, как Алиса решилась взвалить его на себя… Да что-то мне кажется, всё вы понимаете, господин МакГилликадди. Я лично не понимаю, как Алисе удалось скрыть досаду от того, что к ней подселили соседку. Как теперь с вашими свиданиями-то, обычными, вне полнолуний? Ох, спросить, что ли, как вы сегодня-то гуляли. До этого, получается, она просто забирала Машу, снова запирала её дверь и никто ничего не знал, а теперь и у Маши соседка. Хотя Храпундус в умелых руках чудеса творит… – Ну, мы тут недавно говорили о том, что жизнь магов это вообще непрерывный риск. По другому поводу говорили, но не суть. Многие девушки ежемесячно дня на три тоже становятся опасными, без всякой магии даже. Ничего, люди как-то любятся и женятся. Не понимаю магфордцев, конечно. Как-то ж вы учились? Только преподавать оборотням что ли нельзя? – О нет, я оборотень не с рождения. Это случилось во время студенческой практики, когда нас послали в горы, где обитало племя оборотней, как оказалось. Они скрытный народ, и это понятно. Одна девочка попалась в капкан. Я полез её освобождать и был недостаточно осторожен, она укусила меня. Несчастный случай. – Ну да, вот, норма магической жизни. Кто-то сглаз от книжки ловит, кто-то полётные заклинания путает или руны… И обычно это никого не делает хуже. Уж простите, я вам обещания никому не рассказывать давать не буду. Потому что может, и прав Сарданапал, объявлять об этом на общем сборе в Зале Двух Стихий неуместно, но права и Медузия, надо готовить людей к тому, что рядом с ними могут быть существа немного иной природы и ничего страшного. Она уж знает, о чём говорит. Она вон тоже сгоряча может в камень превратить. У нас тут некромаги, дриада целая, притом мужского пола, Маша вот… И один из преподов вон с русалкой встречается, и одна ученица с троллем обручилась… полутроллем, но всё же… Кого и чем тут можно напугать, блин?! – Ну разумеется, МакГилликадди невиновен, - прогудел с набитым ртом Рыжиков, - что, раз оборотень, так сразу и злодей? Машка вон тоже оборотень, а в неё полшколы влюблено. Ну или четверть школы. Я лично не влюблён, у меня другие вкусы, Клопп не влюблён, ты, Стас, тоже, так? И не думаю, что мы одни такие. Но не это важно, короче. Мы тут, пока то да сё, тоже не ушами хлопали. Раз пока простой в работе, сходили потрещали кое с кем. Есть у нас информаторы… чешуйчатые да ещё лопоухие… – Милюля и Ягун, то есть? – Ага. Благослови бог болтунов, да заодно и Бульона, есть у него некий талант ненавязчиво так болтовню в нужную сторону выводить. Да ещё Зигги к Тарараху под неким предлогом заглянул. В общем, выяснили, как этот кадр на Буян проник. Под видом драконюха шмыглингова. – Что-о?! – То-о! Тут деньки солнечные выдались, пригорочек пригрело так хорошо, ну, преподы забеспокоились о следе том, что может активироваться. Хотя они его тогда обеззараживали, но поскольку он замёрзший был, то не до конца получилось. Ну и в какую-то светлую голову пришло ж эксгумировать труп троллий. Ну и вот – а нет никакого трупа! Остаточная смертная магия в могиле есть, да, а трупа нет. Чен, который всё это слышал тоже впервые, тихо выругался, кажется, на родном языке. – Обалдеть. То есть он инсценировал собственные похороны и никто ничего типа не знал? – Да как сказать, получается, что инсценировал-то смерть, да качественно так. Ну, что средства к тому есть, ты не хуже моего знаешь, ещё Джульетта в своё время пила. То есть улёгся в могилу честь по чести, земелькой засыпали, прощальную речь зачитали… На то б тогда внимание обратить, что без обрядов обычных хоронили, то есть, в простыне, не в гробу, это так у них принято, но на этом и всё. Ни один собрат ему в могилу никаких нужных на том свете ништяков не положил, даже и близко старались не подходить. Это б было понятно, если б какая зараза, тут традиции традициями, а санитарные вопросы превыше. Так ведь диагноз был – пневмония! То есть не какая-нибудь типа как при драконьей хвори бывает, а обычная, как у лопухоида, промочившего ноги! – Да уж пожалуй, - кивнул Клопп, - была б зараза – труп бы во-первых сожгли, а во-вторых чёрта с два б кто с Буяна куда улетел, наоборот, ещё надзирателей бы заслали. Месяц бы точно на Буяне такое творилось, что только Абдулле это и описывать. Я потрясла головой, отгоняя кошмарное видение квартирующихся уж не знаю где тысяч разномастных гостей, начиная с родителей учеников и кончая Припятской со свитой. Вот где б их размещали, а? С учётом ещё всех карантинных мер? Ну, для вип-гостей вон сторожка Древнира, которую там сотню лет необитаемая. А для не вип, но считающих себя таковыми – комфортабельные подвалы и Башня привидений… – Вот надо в следующий раз так и сделать! Правило ввести, кто внепланово подох на Буяне – в обязательном порядке кремируется! Живо б ожил покойничек. Потому как против огня устойчивых их небольшой процент на свете живёт, и этот точно не из такого племени. А так – ну закопали да и фиг с ним, кто ж знает эти их малоазиатски-карликовые традиции… Кильдыева вот разве что и знала. Знала, что есть там у них в штате такой странный, ото всех обособленно живёт и остальные его, похоже, боятся. Но значения не придала. Чему она вообще значение придавала, кроме этого своего? Сидели, хадисы друг другу читали, драконов за ушком чесали, ничерта больше вокруг не замечали. А этот решил её всё-таки на всякий случай убрать. – Урод, - пожал плечами Клопп, - но чему удивляться, каким же ещё злодею быть? – Так он что, выходит, полутролль? – удивлённо заморгал Чен. – Ага, такой же, как ты и я! Не тупи, он под тролля замаскировался, потому что они что – правильно, закутанные постоянно ходят. Только у себя в каморках и разматываются, но этот-то отдельно жил, кто его видел и рассматривал-то. Вот помнится, ворчал Поклёп, как не по нутру ему все эти закутанные, потому что пойми, что там под этими тряпками, любая шваль так проскользнёт… Он это про персиянок ворчал, но там-то ворчи не ворчи, у них биометрические паспорта, магические контуры, все дела. Всё чисто. Тиштря своих жён по глазам узнаёт, по походке, по интонации змеиного шипения, лишняя не проскочит. А эти у Шмыглинга в опись вписаны были, Гардарику им он открывал. – Так, н-не п-понял, Ши-шимыглинг ны… не понял, что это ны… не тролль? А ды-другие ты-ты-тролли? Как они ны… не поняли? Рыжиков закатил глаза. – Вы там хоть проветривайте, а. Надышались реактивами, смотрю, тупите оба. Тролли, может, даже и поняли чего-то, всё-таки у них сообщество такое… специфическое. Со всякими инородцами они, видишь, мало взаимодействуют, но друг за дружку по-братски всё же держатся. А этот и драконюхом представляю, каким был, это ж мало чего-то там почитать о драконах, по сравнению с ребятами, которые с этими драконами с ясельного возраста якшаются. Но если Шмыглинг притащил и сказал, что вот этот ёжик теперь тоже тут работает, ну и что ты сделаешь? Шмыглинг в своём праве, кого хочет, того и нанимает. Шмыглинг-то всё понимал как раз. То есть, может, и не совсем прямо всё… Бульонов шумно-возмущённо сёрбнул чай. – А мы-то удивлялись, что этот хлыщ даже никакой порядочной истерики по поводу смерти своего работничка не устроил. При его-то характере, на два острова знаменитом. Дескать, отравили, уморили, сглазили… А он как-то тихо – ой, ну неприятность, но переживём, у меня их ещё много. А оно вот оно что. Не, ну урод… ну каких же уродов земля носит, хоть английская, но их там тоже жалко. Ну, надеюсь, преподы ему теперь небо в алмазах устроят. Клопп подпёр кулаком щёку и посмотрел на него с крайним ехидством. – Ага, устроят, это ж так просто, просто как отнять конфетку у купидончика. Во-первых, какие доказательства? А никаких, кроме косвенных, пока этого неведомо кого не поймают, да он не начнёт давать показания. Что мы сейчас знаем совершенно точно? Что могила пуста? И где тут вина Шмыглинга? Покойники иногда встают, вот тут компетентное лицо засвидетельствует, без всяких Шмыглингов. Шмыглинг какая ни паскуда, но точно не некромаг. А у нас тут, кстати, некромаги есть, три целых. Угадай, кто, если что, после такой предъявы первый подозреваемый? – Блин… – Во-вторых – мы знаем, что драконюхи сторонились одного новенького драконюха и он сторонился их. Вот только это мы знаем, остальное, что он не их природы, а засланный казачок – это домыслы, понимаешь? Домыслы. К делу не подошьёшь. Да в каждом классе есть такие, кто особняком держится и ни с кем не дружит. У нас вот два таких даже кадра, Гаврик и Тома до недавнего времени. Что, тренинг им там провести для сдружения коллектива? Ну детский сад же. – И вообще смысл на Шмыглинга так сразу гнать, - подключился Рыжиков, - положительным героем его не назовёшь, конечно, но понять можно – он вообще, как бы сказать, труслив как английский домовой. А там, как я смутно понял, такой типчик, который умеет находить подход к людям. Ну вон на физиономию Зёмкину посмотри и представь, как у них с Шмыглингом мог договор о трудоустройстве заключаться. Да Шмыглинг же к этим ангарам и не подходил лишний раз – это при его въедливости! Поди, когда этот сдох – ну, типа сдох – перекрестился и водки хряпнул на радостях. – Да уж… – Ну и в-третьих, - продолжил Клопп, - как свидетельствуют наши источники, Сарданапал сейчас как раз с Шмыглингом переговоры ведёт. И если он пойдёт на сотрудничество – а может и не пойти, мало ли, этот тип его заставил Разрази Громусом поклясться, своя шкура всё же каждому дорога – мы можем узнать больше. Или если драконюхи эти чего скажут, они по идее могут… наверное. Не привыкли они, чтоб их кто-то расспрашивал-то. Драконюхи ж для всех это кто? Да почти никто, живая функция, вон как молодцы из ларца. И живут своим углом, от ангаров далеко не ходят… Кроме Кильдыевой кто когда задумывался, что они живые и у них личность какая-то есть? Вот она, кстати, знала это – что болел тогда один, а вроде как помер другой. Но значения не придала – всё бывает. Я так теперь думаю сейчас, что этот жучара хворь на коллегу наслал, чтоб, вроде как, себе базу подготовить, историю болезни сделать. Типа, полежал в магпункте, вроде оклемался, а потом последствия добили, а что это не тот полутролль – кому по глазам, они ж все одинаковые, длинноволосые и закутанные. Но это, имейте в виду, тоже чисто наши домыслы. А пока что – ну, узнали мы, как он проник сюда, сильно нам это помогло? Важнее всё-таки, где он теперь. Где, где… да где угодно, Тибидохс большой. Можно каждый день переезжать в новые апартаменты. А учитывая эту самую способность к перемене облика, то даже гулять периодически среди нас… – Преподы его ищут. Поклёп прямо в ударе – ещё бы, в кои веки кого-то ловить, и не шпану сопливую, а прямо достойную дичь. Да ещё б заодно, конечно, выяснить, кто ловушечки его прекрасные, которых он ещё тогда натянул столько, что все пауки от зависти сдохнут, поснимал. Все присутствующие многозначительно хмыкнули. Ну, не пол-Тибидохса ждут поклёпские репрессии, не, примерно четверть… потому что из тех, у кого способностей хватит, кто их только не снимал. Потому что мешаются, блин! Надеяться поймать в них столь хитрую и опасную тварь это не Поклёпов уровень наивности, то есть ставил он их во имя укрепления школьной дисциплины. А вот нефиг. У нас, например, в подвале занятия. Да, несколько, гм, вне учебной программы. Поэтому чем меньше Поклёп знает – тем крепче спит. – Магию его, говорят, то там, то сям засекали. А толку? Ясно ж, где засекли – туда он может и не возвращаться, нафига? Эх, узнать бы, выяснили бы имя… Мы б тоже покопались мал-мало, выяснили хоть, с кем имеем дело. Потому как более-менее крупные магические шишки – они явно где-то да отметились. – А я-то с ног сбилась, зудильник свой ищу! А им, оказывается, невинных преподов пугают! Главное, позвонить с твоего на свой не додумалась почему-то. А потому что такой побочный эффект древнеабиссинских заклинаний, простые вещи после этого сложными становятся… Да, о древнеабиссинском-то. Нашли ж мы всё-таки эти листочки проклятые. Не поверишь, где были… а может, и поверишь. Это «Чёрные письмена» на имя какого-то светлого мага так среагировали, загнали бедный свиток под стеллаж, а там в пылище можно полное собрание сочинений Древнира потерять. Сколько уже говорилось прекрасному юноше – ну если самого душа к уборке не лежит, ну отойди, я сделаю! – Можно подумать, у него других, более приоритетных вариантов нет, чем вам, оставшись вдвоём в комнате, заняться, - хмыкнула я, забирая листочки, встречи с которыми ждала, блин, больше месяца. Некромагу необходимо терпение, да-да-да… Два их всего. Короткий стих, по меркам тех времён и манер, Абдулла б это, наверное, афоризмом назвал. – «Свет же сей, вечностью рождённый, есть благо слепое и всесильное, жизнь бесформенная и ключ, любые двери открывающий, невозможное делающий возможным, стёртые письмена наполняющий…» Лиз, это что за закорючка? – А нет точного перевода. В более позднем языке от него образовано «правда», но кажется, это только один оттенок, в общем и целом – делает истинными, возводит в ранг закона. Мужайся, там всё такое. – И главное, мы даже не знаем точно, действительно ли это о Сириусе том самом. «И стоящему у края бездны нерушимый мост, и под топором палача помилование…» Ох блин эта поэтика древних письмен! Ничего, начитаюсь – может, Абдулле на следующем уроке выдам что-то, что тронет его тонкую душу художника. А то после моего «испражнения крокодила» он весь оставшийся урок глаза гонял по всей видимой части тела. – А что испражнение крокодила? – Лиза, что-то шарящая под столом, удивлённо выпрямилась, - нормальное вроде ругательство, в его духе. – Да, нормальное. Если б я там опять с этими местоименными суффиксами не напутала и не получилось, что это изрекающий проклятье – испражнение крокодила. – Ну а что, черномагическая самокритика. Так, ещё в продолжение темы раздолбайства. Теперь уже чисто моего. Доразбирала таки этот завал. И кроме ещё двух коробок конфет нашла ещё вот это. Теперь не выяснить, на День святого Валентина подаренное, на 8 марта или вообще на грядущий день рождения. Подписей-то, опять же, нет. Я посмотрела на удивительно знакомые контуры с удивительно знакомыми рунами и едва не взвыла. – Смотрю, явление приобретает массовый характер. – Ага. Я только не пойму, мне-то, блин, зачем? Кто рассылает эти зеркала, это когда-то уже выяснится? – Да может, и никто не рассылает. Артефакты ж, знаешь, имеют свой характер и волю и бла-бла. Ну вот захотелось этим зеркальцам именно сейчас быть использованными, захотелось и всё! А если захотелось, они дорогу к цели найдут, хоть с помощью чьих-нибудь пакостных ручек, хоть без. – Да я даже всячески согласна, я не понимаю одного, почему – мне? Мне-то вроде жаловаться не на что! – Видимо, оно считает, что ему виднее. Лиза положила зеркало на стол и заглянула в него сверху, хмурясь. – Не нравится мне это, не нравится и всё тут. Да, как будто ни Маша, ни Жанна проблем до сих пор не поимели… так проблемы и отсроченные бывают. Не верю я в столь необычайной щедрости подарки… Хотя вот почему? В моей жизни, вообще-то, такой был. Правда, сперва он сомнительным подарком был, да… Но вот чую подвох, чую, да и всё. – И не ты одна. Но проверяли ж на сто рядов уже, ничего не нашли. Исполнение желаний, преобразование реальности – это понятно, а расплата за это какая – непонятно. А, насколько я усвоила, такие артефакты, которые действительно дают своему владельцу всякие плюшки и не пытаются при этом сократить или отравить его жизнь, добываются через такие мытарства, что 200 раз подумаешь, точно ли оно тебе надо. Сама в руки только всякая пакость прёт. – Вот-вот. И меня лично особенно напрягает, что никакого, с позволения сказать, срока годности. Никаких рамок – определиться, дескать, до такого-то числа. Никаких санкций за промедление или отказ вообще его использовать. Уж такого просто не бывает. Я, значит, могу его таскать и думать год? А всю жизнь – можно? А то меня такая задача врасплох застала! Я перешла к следующему абзацу восхвалений Луча, ещё более пространному и выспренному. – Вроде как, каждый в себе чем-то да недоволен. – А я – довольна всем. Жизнь, знаешь ли, научила. Мне не хочется быть самой красивой – пусть у нас Маша прочно эту нишу занимает. Я и так не урод, а толп поклонников мне точно не надо. И небывалых магических сил не хочу тоже – это обременительно. Богатой? Деньги в наше время никому не мешают, но и проще добыть можно. Проклятый клад какой-нибудь найдём и расколдуем. Чего ещё люди обычно хотят? Вот бы понять, если я его попытаюсь кому-нибудь передарить – просто ничего не выйдет или выйдет что-то плохое… – Так… что? Серьёзно? Это имя такое? Халат Нержал? – Где? Ой… описка, полагаю. Халад, конечно. Но всё равно имечко зачётное. – Тяжело ему в школе приходилось. И куда ж ему путь этот Луч указал, в средневековый паспортный стол? Гм… кажется мне или… где мои тетради со светлого отделения? После получаса поисков тетрадь по теоретической магии была найдена и нужное имя тоже. В другом переводе этого неведомого парня пощадили и величали Галадом Ниржалем, от чего, правда, не особо легче. Но легче найти этого хрена в энциклопедии… И что нам это даёт? Да ничего. Этот самый не склонный к лишнему веселью субъект упоминается, как средневековый светлый маг, открывший сколько-то средней силы целительных заклинаний, смастеривший сколько-то амулетов... и всё. Биографические подробности скудны, когда родился – разброс аж в 15 лет, где – три города на выбор, когда и где умер – вообще неизвестно. Может, конечно, и не умер, мало ли невероятно древних кадров у нас вот просто здесь пасётся? Согласно этому текстику, Луч Сириуса подобрал именно этот самый Нержал, оказавшийся проездом в опустошённом эпидемией городе, и будучи «душой светел и сердцем прям», применил его «с величайшей мудростью, коя у смертных возможна». Всё. Как применил? Понятно – с мудростью, а подробности этой мудрости, чтоб нам знать, на что ориентироваться в жизни? Название города, кстати, ни одна падла тоже не привела нигде. А чума много где свирепствовала… Следующий день принёс глобально два события. Во-первых, была доделана и торжественно вручена адресату Зверь-машина. Ну, какого-то более вменяемого имени «мастерская Инь-Янь-Хрень», как выразился Рыжиков, не придумала. Вот на это самое название «мастерской» ушла вся фантазия. Инь – это силы тёмного отделения, Янь – светлого, а Хрень – материал. Пылесос вышел действительно несравненным. Кажется, никто до Рыжикова не додумывался приделать к трубе поводья, умудряющиеся довольно тонко её направлять. А нет, идея была Стаса, и материал натаскал частично он, а частично – МакГилликадди, которому в порядке ответной откровенности я рассказала о наших нуждах и он неожиданно проникся. А итоговое исполнение – да, «вот этих талантливых рук», как говорил Жора, демонстрируя мозоли на двух пальцах и многочисленные порезы ещё на нескольких, процесс плетения этих поводьев был непрост. А сзади ещё корзинка из металлического прута, это уже силами Бульонова. Жанна была тронута до слёз, а Рыжиков бубнил, что если им теперь поступит заказ ещё на что-то подобное, то он пойдёт и утопится в полынье в пруду, потому что повторить вот это всё он в здравом уме не сможет, да и в не здравом, наверное, тоже. Во-вторых, Глеб поставил меня перед фактом, что нынче ночью у нас учебная экспедиция. – И как далеко? А то за Гардарикой сейчас, знаешь ли, следят. – За Гардарикой, по идее-то, всегда следят, и не могу не похвалить их за это. Было б хуже, если б у нас тут постоянно пешком ходили всякие разные. Правда, когда очень надо, они способ, как выяснилось, находят. Ну вот будет справедливо, если и мы, отсюда, найдём, а? Ага. Боюсь, обосновывать Сарданапалу необходимость наших вылетов – дело дохлое. Он многое понимает, реально многое, но заигрыши с мертвечиной просто как белый маг одобрить не может. Вот хотя б из соображений «попадётесь, дети, Магществу – я ж не факт что смогу вас отмазать». Хотя на чём-то примерно подобном Магществу может попасться примерно половина волшебного мира. Ну давайте, скажите, что мы одни тут копаемся в трупах на предмет как-то их полезно применить. Судя по обилию артефактов и ингредиентов из всякой дохлятины, непохоже что-то. Да что Сарданапалу, сразу Поклёпу! Непосредственно ответственный за поддержание порядка-то тут он. Остаётся только радоваться, что не слишком в этом успешен, да остальной педсостав осаживает, да Милюля. Иначе отработки в хранилищах с кишками виделись бы счастьем. Тем, кто останется живым и не зомбированным. – И что, нашёл? Вот это мне больше всего нравится, Гардарика заявляется как нечто столь же крепкое, как самые основы Тибидохса, и при этом регулярно находится кто-то способный её обмануть, и учитывая, что хотя бы часть из них не общаются, способы ещё и разные… – Нет, всё нормально, обманывать мы не будем. Хотя способ я знаю, но он такой… с членовредительством. Так что мы просто присоседимся к товарняку. Как раз крупная партия купидончиков отбывает. Пипа что-то заказывала, что само по себе уже масштабно, да ещё младшекурсники сегодня каталоги амулетов друг у друга отбирали… Ну да, была свидетелем. Специфика школьной жизни такова, что строжайшие тайны остаются строжайшими тайнами что-то около полчаса, как ни соблюдай все меры – кто-то подслушает, кто-то протреплется, всей картины, конечно, не узнают, но достроят в голове. Вот и эта эксгумация теперь обсуждалась во всех кулуарах, рождая версии одна другой забористей. Ажиотаж по поводу неведомого злодея, таящегося в тёмных недрах и непонятно, чего хотящего, после оживления Карины опять пошёл на спад – новой информации-то, по сути, оно не дало. То есть, отвлекло народное внимание на обсуждение перемен в Карине, но ненадолго – потому что если девочку не прошибали все зубоскальства по поводу её платков и намазов, то по её специфической теперь внешности точно бесполезно проходиться. Так что всё вошло в спокойную фазу и очередные мероприятия – Готфрид с копьём обошёл столько-то коридоров, забодал столько-то хмырей, Поклёп развесил столько-то растяжек, Сарданапал с Медузией очередной защитный обряд в Восточной башне провели – уже не особо бурно обсуждались, так, с ленцой. Может, этот тип всё же свалил. Отправился в другое место злодействовать, свет на Тибидохсе, что ли, клином сошёлся. Или вообще тихо сдох где-нибудь от инсульта, старый же, если повезёт – найдут по запаху. А первое-то время Поклёпу настроение портили желающие завербоваться в добровольческий отряд по поиску-поимке, удальцами школа всегда была богата. А Готфрид, кстати, подобные инициативы всячески приветствовал – в его юности это было нормой, безусые мальчишки, едва научившись держать меч относительно крепко, сразу искали, об какое зло его почесать – чем бесил Поклёпа ещё больше. И вот – оказывается, тут где-то восставший мертвец ходит (что этот восставший, с высокой вероятностью, и не умирал – дошло не до всех). Событие не рядовое. В силу сложно сказать, каких причин чего на Буяне не было – так это нормального человеческого кладбища. Отдельные могилы были, да, рассредоточенные бессистемно и в основном страшно древние, упокоившиеся в них давно рассыпались в прах. Где-то за озером, говорят, есть старинный склеп, чуть ли не усыпальница преподавателей прошлых веков, на каждом курсе находились энтузиасты попытаться его найти, кажется, пока не удалось никому. Да и звучит в целом сомнительно, какие могут быть покойные преподы, сюда набирают, кажется, по принципу долгожительства. Существовала памятная зала погибших учеников, но сами тела на Буяне не захоранивали – за исключением случаев вроде разбитой девочки-стекла. Так что на нежитеведенье мертвяков доставляли специально, а не добывали, так сказать, в местной почве. Наверное, вопрос безопасности – обилие пытливых умов, особенно тёмного отделения, точно обеспечило б Тибидохсу каких-то неприятностей при наличии материала под боком. Хотя вот как по мне, для этого и всякого сомнительного добра, приныканного по чердакам и подвалам, вполне достаточно. Понятно, что запрет ночных перемещений – он Поклёпом для эстетического наслаждения введён, здесь девиз «ходили и ходить будем», кто на свидания, кто на раздобытки, кто вон как Гоженко, невольно, вследствие лунатизма. Поклёпа так достало ловить беднягу в самых неожиданных местах, да ещё и потом встречать полное пренебрежение Сарданапала к его, Поклёпа, потребностям (ладно, зомбировать несносного мальчишку он запрещает, но хотя бы сажать ночью на цепь? Ведь запирают же Феклищеву!), что он самолично сгонял на Лысую гору за каким-то необычайно редким чем-то там, с помощью чего Ягге сотворила для Стаса специальную настойку. Теперь Стас смущал преподов ароматом, напоминающим какой-то сорт лысегорского алкоголя (а ученики потом обсуждали, откуда рафинированной интеллигентке Зуби знакомы такие запахи), но ночные хождения прекратились. Но всё же выбираться куда-то за пределы школы и тем более за пределы Буяна… ну не то что нельзя, если очень уж надо, то, как известно, можно. Но осторожно. Вот со всяческими осторожностями Ленка заблаговременно и утащила наши ступы к нужному месту, а мы тем временем делали максимально естественный и невинный вид. Некоторой неожиданностью лично для меня было, что Лена – не летит. – Да вы что! У меня последний экзамен завтра! Надо быть Леной, чтоб говорить это ТАК. Досрочно сдаёт экзамены четвёртого курса, то есть переходит на пятый, и всё ещё делает из этого событие. По-моему, Поклёпу, которому у неё завтра этот экзамен принимать, сейчас должно быть более кисло. Тем более он опять минимум до трёх ночи будет шариться по Западной башне и завтра будет невыспавшийся и вряд ли способный придумать ей достаточно каверзные вопросы. Купидоны как раз начинали собираться в условленном месте. У купидонов на Гардарику, как и на большинство магических куполов, пожизненный пропуск, и эти срабатывания системами оповещения обычно отфильтровываются, потому что так можно подскакивать каждые полчаса. Так вот, когда купол пересекает множество купидончиков одновременно – они могут образовать «окно», в которое, при нужной сноровке и удаче, может проскочить и маг на инструменте. А здесь их уже сейчас – десять. Может получиться. Часть к тому же – магфиозные. Видимо, кто-то нынче что-то или редкое, или вообще запрещённое заказывал. Магфиозных я до этого видела только издали и изо всех сил старалась держать себя в руках… – Не моё дело, зачем вам понадобилось за кордон, - пробасил ближайший младенец с гладко прилизанными кудряшками и в солнцезащитных очках, искусно мучая в губёнках сигару толщиной едва ли не с его кулак, - но имейте в виду, если что – мы вас не знаем и вы нас. Девушка предупреждена об условиях? – Девушка предупреждена. В купидоньи руки, поблёскивающие перстеньками, перекочевало две коробки ликёрных конфет и три банки изрядно забродившего варенья. Господи, где Глеб его достал? Сладости – единственная валюта, признаваемая купидонами, а у магфиозных, понятно, с некоторой спецификой. – Молодые люди, мы тут не в игрушки играем. Договаривались как? – Договаривались вторую половину по возвращении, - твёрдо заявил Глеб, - или что-то изменилось? Мне вас рекомендовали как надёжных партнёров. – Надёжность нынче дорого стоит, молодой человек. У моих парней заказ на континенте, я не могу оставить кого-то здесь без твёрдых гарантий, что вы вернётесь. Получить неустойку с трупа проблематично, знаете ли. Так какие мои гарантии? Я вяло размышляла, напомнить, что мы, вообще-то, некромаги, а согласно правилам, умереть, не передав дара, мы не можем, или молчать, не портить картину Очень Серьёзного Разговора. – Может быть, вот это, - Глеб ткнул младенцу под нос какой-то листок, - мотивирует вас ждать нашего возвращения. Нет, я не владею этой вещью. Пока. Но знаю, где её достать, и намерен это сделать. Младенец сдвинул брови, перегнал сигару в другой угол рта, что-то бубня под нос, кажется, всё более одобрительно, и в конечном счёте мы ударили по рукам. Тем более что весь остальной крылатый народ подтянулся и создавал воздушные помехи поодаль. – Что ж, парни, пора, время – деньги. – Что ты там ему такое показывал? – Лук. – Чего? – Купидоний лук. Не обычный, конечно, магфиозный. И, поверь на слово, очень крутой. За обладание такой штуковиной он бы нас хоть еженедельно водил через Гардарику туда-сюда. Из этого лука ещё в античные времена кучу очень не мелкого народу уложили. Не насмерть, понятно, а в постель с кем надо. Да, о таком виде взятки мало кто знает, потому что купидонье оружие вообще редко попадает в посторонние руки. – Но чего ж нет на Лысой горе! – Именно. Однако прямо сейчас мы летим ещё не туда. Городок один вспомнил, небольшой, в общем-то паршивый, зато старинный, и кладбище тоже старинное, однако там и теперь иногда хоронят, там можно поиметь неплохую практику. Ориентироваться в широтах я пока не научилась, куда там. Ясно, что Россия, и ясно, что не крайний север или наоборот, крайний юг. То есть, вокруг лежит нормальный такой мартовский снег, обильно посыпанный той листвой, что не успела опасть ещё до снега и была окончательно обтрёпана февральскими ветрами. Ввиду того, что кладбище не то чтоб лесное, но деревьями заросшее со всей серьёзностью, снег тут вообще будет таять очень долго. Но в какой-то мере это хорошо, приземление ступ вышло очень мягким. Эти проклятые банки там, конечно, одеты в плотные тканевые мешочки, но мало ли. Не хотелось бы потом отмывать ступу от варенья. Забродившего, блин. – Ну вот. Очень, между прочим, неплохая могила. Срок такой, что и волосы, и ногти должны быть очень хороши. Прямо над нами шумел голыми ветвями раскидистый клён, чуть поодаль сплетающий свои ветви с рябиной (судя по очертаниям гроздей, это именно она), так что свет луны сюда практически не падал. Я прищурилась. С подпорченного осадками портрета смотрела физиономия не старой возрастом, но, видимо, старой душой женщины. Учитывая высоту и толщину полёгшего густыми копнами бурьяна, не посещали эту могилу долго. Может, конечно, родственников не осталось. А может, вот это выражение лица, что на портрете, было для неё в жизни обычным, и родственникам очень не хотелось видеть его когда-либо ещё. Глеб вычертил тростью над этим бурьяном руну открытия, и верхний слой почвы, с этой самой бурьянной шапкой, аккуратно отъехал в сторону. Затем руна воздвижения – и слежавшаяся за много лет земля зашевелилась, забурлила, гроб попёр на поверхность. – Так, что у нас тут? Вот, что я и говорил. Красавица. Сказано это было, разумеется, в ироничном смысле, труп отнюдь не являлся святыми мощами и выглядел, в общем, ещё хуже, чем на портрете. Но волосы и ногти – да, имелись. В изрядном количестве. Ногти и волосы у мертвецов сколько-то отрастают довольно часто, особенно если усопший был не глубокой дряхлости. Этой на момент смерти было лет 40. Я вынула нож и принялась аккуратно срезать требуемые ингредиенты в специальный мешочек. – В конце концов, это не назовёшь даже в полной мере вандализмом. При жизни мадам относилась к своей внешности очень трепетно и салоны красоты посещала исправно. Поскольку здесь она такой роскоши лишена, то была б нам даже благодарна… если б могла что-то понимать. Модной стрижки, конечно, не обещаем, да и мода изменилась с той поры… Э! слышишь? Признаться, в тот момент я ещё ничего не слышала. Но поскольку Глеб припустил, ловко лавируя между оградками, где они были, и перепрыгивая мелкие кустики, куда-то за берёзы, мне ничего не оставалось, как последовать за ним. К брошенной Римме Владиславовне мы так или иначе ещё вернёмся… тут ступы наши… главное не расшибиться тут нигде. У некромагов совершенное ночное зрение и всё такое, только ответственна за это не только магия как таковая, но и годы тренировок, так что с этим у меня пока на троечку. Хорошую троечку, твёрдую, но здесь, среди всех этих кустов и оградок, этого маловато. И поскольку силу я приняла без году неделя и она во мне недостаточно хорошо освоилась, у меня нет железной уверенности, что высаженный об любую из этих веток глаз так уж хорошо прирастёт обратно. Или ноги, сломанные в глубоком, мокром и продёрнутом многолетним бурьяном снегу. Глеб, конечно, рассказывал, как у него прирастало даже что-то оторванное сопротивляющейся нежитью… сейчас даже ёрничать по этому поводу не очень хочется. Бежали мы, к счастью, недолго. За расступившимися деревьями открылась картина, которую можно б было назвать хрестоматийной, только ни в какие нормальные хрестоматии такое не вставляют. Над могилой, кажется, довольно старой, судя по тому, что от деревянного креста остался один гнилой пенёк, стояли двое полностью в чёрном. Ну, теперь полностью – один из них как раз стянул с себя портящий совершенство гаммы малиновый пуховик. В лунном свете, который сюда-то всё-таки пробивался, на груди блеснули кресты, величина которых соответствовала среднестатистическому батюшке, с одной разницей – кресты были перевёрнутыми. Ну и в довершение – бледные и какие-то не вполне трезвые физиономии. Просто отлично. Сатанисты. По всем законам дурного жанра, один держит нож, а другой за шкирку обмякшего тощего чёрного котёнка. – Безобразие нарушаем, молодые люди? Можно искренне верить, что ты чернее замысла киношного злодея и опаснее открытого канализационного люка на неосвещённой улице, но когда в полночь в самом сердце старинного кладбища, куда, вроде как, только такой отмороженный, как ты, и попрётся, к тебе из-за деревьев кто-то вылетает – ты, наверное, немного испугаешься. Но к чести отморозков, один из них выдавил даже вполне дерзко: – Тебе чего надо? Глеб возмутился. – Это МНЕ чего надо? Приплыли. Вы ж тут вроде собирались взывать к силам тьмы? Ну так вот я услышал. Легче стало? Больше ничего эти двое ни вякнуть, ни предпринять не успели. Глеб повернул набалдашник трости раз, другой – и оба упали замертво. – Ну, ошейники, живо! Что ни говори, удачно, что они у меня в сумке, перекинутой через плечо. Один из попавших в руку даже моего (под чутким руководством Глеба) изготовления. С виду тонкие и жалкие чёрные шнурки – по факту одна из страшнейших вещей, какой может располагать тёмный маг. Сплетены из мёртвых жил со слуховыми косточками – логично, как и очень многое в тёмной магии, благодаря этому носящий такой ошейник слышит того, кто его надел. Слышит и слушает. – Готово? – Глеб, за неимением другого подходящего места, пытался запихать котёнка за пазуху, котёнок, осознавший, что покидать мир, который он ещё не повидал, прямо сейчас не обязательно, всячески ожил и вёл себя уже подобающе котёнку, то есть – безобразно, - доставай контуры теперь. Ух, люблю же я, когда учебный материал сам в руки идёт. Контурами в некромагии много что зовётся. Точнее, контуров много видов. Вот эти – натянутые между палочками коврики площадью примерно с крупную книжку. Коврики, естественно, непростые, сплетены из лоскутков покойничьих саванов, верёвочек от нательных крестов тех, кто совершил смертные грехи, ну и, конечно, тоже мёртвых жил. Да и палочки – прутья осины, выросшей на могилах самоубийц. Причём не абы каких самоубийц, а покончивших с собой при угрозе отвечать за свои злодеяния. Такие же повороты головки трости обратно – и оба тела очнулись, только вот единственный вид активности, который они пока могли себе позволить – это дико вращать глазами. – Итак, - Глеб в очередной раз запихнул зверька, очень стремящегося ему на голову, за пазуху, - единственное подлинное, что вы из этой ночки запомните… Поправочка – один из вас запомнит… Нужно родиться с органическим поражением мозга, чтобы додуматься приносить в жертву тёмным силам – кошек! По уровню идиотизма это примерно как сжигать учебники в расчёте освоить написанное в них. Даже не углубляясь в предмет – вы историю, ребята, хоть немного знаете? Вам ни о чём не говорит тот факт, что в истории убивали кошек служители совсем не сатаны или чего-то подобного, а несколько противоборствующей структуры? А если углубляясь… кошка – проводник между мирами в этой жизни и загробной, да. Именно поэтому любая лопухоидная кошка так любит требовать открыть ей двери. Только вот кошка тем сильнее в магическом плане, чем дольше живёт на свете! Не избывшая полный срок своей жизни кошка никакую дверь тебе не откроет и никакими силами не наделит. Вот неприятностями – может. Потому многие ведьмы даже не связываются с кошками, предпочитая более индифферентных к этому вопросу ворон, что даже невольная вина в смерти может доставить нехило проблем. Кот нашей ведьмы почил в возрасте 30 лет… Я ткнула ножом мочки ушей жертв, смачивая кровью, соответственно, один, потом другой контур. Один следует отложить – этому парню шевелиться не требуется. Контур – это проекция нервной системы человека, разновеликие концентрические круги в центре – это головной мозг, узелки – ганглии, выпуклые толстые шнуры – магистральные стволы. Совершенный инструмент для управления порабощённым. Я провела пальцем от двигательного центра по позвоночному столбу и далее к конечностям – и тот, что с ножом, дёргаясь, как припадочный паяц, после нескольких попыток всё же встал на ноги. Да, терпите, ребята, у меня это первый опыт, будет страшно и смешно. Но больше всё-таки страшно. – Выбор места, - Глеб обошёл могилу, водя над ней ладонью, - тоже уровню кретинизма соответствует. Жаль разочаровывать, но покойница не была ведьмой. Ни чёрной, ни белой. Прожить ровно 100 лет – это вполне лопухоидное достижение, вот прожила б хотя бы 200 – ладно, уже разговор… Совершенно нормальная была бабка. К старости повышенно строгая и ворчливая, но это тоже сплошь и рядом. Врут, врут городские легенды, как сивые мерины врут. Но если уж очень хотелось поучаствовать в тёмном ритуале – это мы, ребята, вам устроим, к дурачкам надо иметь снисхождение. Кровавая жертва, милые вы жертвы голливудской трешанины – это не так просто, как вам бы хотелось. Единственный вид живого существа, кровь и плоть которого принимается, скажем так, независимо от возраста и степени беспомощности – это человек. И то младенцы, старики и умственно отсталые годятся отнюдь не для всякого ритуала, но это уже не по вашим слабым мозгам… Если б ваши мозги были годны на что-то, кроме учебных препаратов, вы б задумались над самим смыслом слова жертва. Пожертвовать можно только что-то дорогое или давшееся тебе непросто. Этот котёнок был кому-то из вас дорог? Или может, вы с великим трудом взяли его по первому же объявлению? Нет! Древний крестьянин, принося в жертву корову, натурально отрывал её от сердца – это его пропитание, основа его хозяйства. Охотник, принося лучшую из добытой дичи, приносил вместе с нею силы, истраченные на выслеживание, погоню, борьбу… Наиболее ценным был тот зверь, добыча которого могла стоить жизни. Да и среди детей в жертву выбирали самых здоровеньких и красивеньких, а не на тебе боже, что нам негоже… Парень-марионетка прыгал вокруг распростёршегося у могилы товарища – я так и сяк пыталась выровнять движения, но получалось пока именно то, что получается у ученика первого года музыкальной школы в попытке сыграть «В траве сидел кузнечик». Как учителя это выдерживают? – Вы, правда, оба сгодились бы только в очень голодный год, ни красоты, ни ума, ни здоровья… Его и было-то немного, а всякие вещества для расширения сознания последнее отняли. Судя по изменениям, года три вы точно расширяли, а эффект… Но, в общем, что имеем, с тем и работаем. Мне наконец удалось усадить марионетку на колени над телом товарища, сложив ноги именно так, как надо. Теперь поднять руку с ножом… Поднять-то подняла. Рука несколько раз просвистела над физиономией лежащего, в сочетании с запрокинутой головой марионетки это должно было смотреться ещё более пугающе. – Голову-то ему поправь, не видит ничего вообще-то. А ему потом как-то показания давать. Да, дружок. Наутро выяснится, что прогулялись вы с собратом по вере и сглаженности очень результативно. …Так, если ты ножом будешь эту водолазку резать, точно ничего хорошего не выйдет. Во-первых, нож тупой. Тоже мне ритуальный клинок. Во-вторых – ты ж его самого распорешь раньше времени. Когда Глеб, чертыхаясь, одной рукой удерживая котёнка и трость, другой пытался стянуть с сатаниста его Очень Чёрную Водолазку, губы жертвы разомкнулись и послышалось почти членораздельное мычание с явственно умоляющими нотками. – Так, что за несанкционированные вяки? Что со вторым контуром, он же лежит? Я обернулась. – Лежит. На нём паук сидит. Как раз… да, ногами на речевом центре и языкоглоточных нервах. – Чума ему в тёщи, откуда он тут взялся? Ну сгони его! Видимо, с собой, с вещами притащили… Где-то вдалеке в вышине каркнула ворона. Они, вороны, иногда чуют труп ещё до того, как он станет трупом. Руна, которую я пыталась вырезать рукой марионетки на груди обездвиженного, вышла настолько корявой и на себя непохожей, что Глеб просто закрыл лицо рукой. – Мда, стоило ли вообще пытаться. Нет, для антуража хорошо… Но с твоим уровнем пока сильно не поизголяешься. Так что завершай процесс, у нас дел к тому же ещё навалом. …Зёмааа! Где у человека сердце? – Ой, а я что, вправо ткнула? – И оно б ладно, ножик в печень никто не вечен, но ты ж и до печени не достала! Удручённо выругавшись, я отвела руку с ножом как можно дальше, чиркнула как можно сильнее… ножик противно скрежетнул о рёбра. Да что это такое в конце концов! – Фух, ну неужели. Этот парень, конечно, заслужил, вряд ли этот сегодняшний пикничок был единственным их мерзким деянием, но смотреть на это даже мне было больно. Ну ты сама понимаешь, неизящно, очень неизящно. Я удручённо вздохнула и полила настоем разрыв-травы контур покойника – он больше не нужен. – В тюрьму тебя, разумеется, не посадят, - Глеб подошёл к залитому кровью бедолаге, глаза которого были уже совершенно безумными, - после того-то, что ты расскажешь, дорога тебе одна… Но не беспокойся, долго не пролежишь. Вследствие моего заклятия, единственное существо, которое ты ещё сможешь в своей жизни убить – это ты сам. Это знание будет греть тебе душу. Однажды дождёшься, когда санитары отвернутся… о, кстати. Прямо именно ведьмами это кладбище небогато, всё мало-мальски в этом плане полезное выгребли ещё лет десять назад… Ведьминские кости, как-никак, товар ценный… но кое-что тут восставать даже без специальных просьб, оказывается, способно, а уж если с просьбами… Увязая и спотыкаясь в глубоком снегу, с треском ломая сучья и бурьян, к нам наконец выбрался, шатаясь и хватаясь за все встречные стволы и надгробия, мертвяк. Точнее – мертвячка. Судя по довольно сохранной тушке, упокоилась даже не сильно и давно. Трупные пятна на отдутловатом, свином лице органично соседствуют с косметикой, платье не потеряло своих красок. Вряд ли профессионалы погребальной конторы работали, скорее родственники пытались привести покойницу в вид, с которым не придётся держать гроб закрытым. Судя по новым ноткам хтонического ужаса в глазах сатаниста, он её не то чтоб знал… Не в стадии близкой знакомой… – Ну, диагностируй. Я обошла мертвячку, стараясь держаться на почтительном расстоянии – не все заповеди с нежитеведенья справедливы и для нас, но многие. – Цирроз печени. – Верно. – Обширные некротические процессы в правой почке, белый инфаркт, язва желудка – но зарубцевавшаяся… Покойная пила не менее десяти лет. – Пятнадцать, - икнула мертвячка, - как Борьку схоронила, так и пила. До этого он пил, а я, значит, заступила ему на смену. Ой, а что это у вас, ребятишки, тут такое делается? Никак, новенькие у нас будут? Глеб, в полном соответствии с правилами, глядел подчёркнуто в сторону. – Любящей жене Бориса удобно будет назвать своё имя. Никаких других жён Бориса тут нет, но и непосредственным обращением это не является. – Любящей, хы. А хотя, чего ж нет, не по любви я разве за него пошла? Ох, в любви девки дуры… Галька я. Галина Михална. Так обращайтесь. Я ить хоть и мёртвая, а всё равно для вас старшая. Сейчас, обратимся мы, держи карман шире. – Умершей от цирроза Галине Михайловне, верно, очень одиноко в посмертном существовании. Мы даём Галине Михайловне разрешение сорвать волос с головы сидящего перед ней человека. Мервячка, покачиваясь, преодолела разделяющие её и марионетку полтора шага, вырвала один белёсый волос, долго обнюхивала его, потом сунула в рот и принялась задумчиво жевать. Да, бедняга сейчас считает, наверное, что мы медленно, по кусочку его ей скормим. Как же он ошибается… Нет, психушка ему гарантирована. Мы не магфиозные купидончики, но тоже от своих гарантий не отступаем. – Молоденький… свежее мясцо – оно, что ни говори, хорошо. Да только чего ж такой ледащий? Не могли, что ли, нормального найти? Да Борька мой его соплёй бы перешиб! Эх, не стало мужиков… А ещё спрашивают, чего баба пьёт. Да вот то и пьёт! Куда ни кинь взгляд – не мужики, а глисты, в койку затащить некого. – Возможно, через месяц или два этот человек поступит на это же кладбище. Как раз должна оттаять земля, выбираться будет куда удобнее. А нам пора. Ещё Римму прибрать обратно… Да, бедняга теперь убитому его же рукой товарищу отчаянно завидует. Тот хотя бы мёртв, просто мёртв. Ему же после увлекательного рассказа о том, как под гипнозом вышедших из зарослей колдунов замочил другана, дорога, действительно, одна – в помещение с мягкими стенами. Следы в мартовском снегу зарастают трудно и нудно, но к утру они будут выглядеть так, словно оставлены точно до последнего снегопада, ни один вменяемый следователь ни на секунду не поверит, что мы существовали. Искать отпечатки пальцев на палочках, опутанных комками грязных, истлевших ниток – тоже дело бесполезное, концентрированный настой разрыв-травы качественно выжигает мелкую органику, хоть мертвячьи жилы, хоть жировые следы. Вполне естественно, что пережитое будет толкать пациента к суициду, а вот память о том, что на кладбище его будет ждать алчущая мёртвая алкашка – толкать в обратную сторону. Жизнь, в итоге, вряд ли будет длинной, но помучиться он успеет. – Как совесть, не гложет? – Глеб закинул котёнка в ступу, чтоб хотя бы упаковать Римму Владиславовну он нам не мешал. Надеюсь, не обгадит там эти мешки с банками. Краснеть потом перед купидоньей братвой… – Ни разу. Подонки нарывались и подонки нарвались. Какой нормальный человек не мечтал ухайдокать хоть одного живодёра? А так всё правильно, пусть друг друга во славу сатане и режут. Неизвестно, приятно ли сатане, но по крайней мере – логично и справедливо. – Вот поэтому, Земфира, лопухоидов называют лопухоидами. Не потому, что не знают о магии и не владеют ею – лопухоиднорожденные маги до определённого возраста тоже. А потому, что узнав-уверовав, считают магию исключительно волшебной палочкой для выполнения своих прихотей. Чем-то предельно халявным, щёлкнул пальцами и получил всё желаемое, взломал код мироздания. Не понимая, что щелчку пальцев предшествует тяжёлый, изнурительный труд, и что любая волшебная палочка имеет свою цену, чем волшебнее – тем цена выше. Дорогие подарки в этом плане тоже, конечно, бывают, но как правило – с подвохом… Да уж, как тут невольно не подумать о проклятых зеркалах…