Зеркала

Новый день принёс… всякое. Ну, Ленка экзамен сдала, если уж об этом вспоминать, а то ли кто-то ожидал иного? Весь следующий день Поклёпа никто не видел, видимо, отпаивался коньяком в компании русалки, размышлял о тщете бытия. Но остальная жизнь тем временем не стояла на месте, на практической магии у светлых рвануло целых два котла с зельем правдивости, притом там почти всё было сделано правильно, делавшие подглядывали друг у друга, то есть, и ошибки совершили одни и те же, и зелье было одинаково практически рабочим, и одинаково стало газообразным… Действие, в общем, было немудрящим и жестоким – озвучить желание текущего момента. Накрыло всех, включая Мака, он в числе первых признался, что хочет познакомиться с родственниками Алисы и понравиться им, поэтому над виноватыми особо не строжился, зелье-то ядрёное получилось, а что под конец немного напортачили – ну с кем не бывает, но впредь будьте внимательнее. Ооо, ну это большинство поняли. Через собственную шкурку. Ладно Карина, она сказала, что хочет в гости к двоюродной бабушке, она там пробовала наилучшим образом приготовленное какое-то национальное блюдо, вот ещё тролля своего любимого хотела бы угостить… Ладно Гаврик, он просто хотел в туалет. Ладно Аня, она хотела, чтоб урок поскорее закончился. Стас во всеуслышанье заявил, что хочет поцеловать Земфиру. На этом фоне померкло даже то, что Ренат мечтал, чтоб Поклёп свалился с лестницы атлантов и пересчитал себе все кости, а Чен непонятно чего хотел, потому что сказал по-корейски, и это оставляло широчайший простор для домыслов, особенно учитывая, что смотрел в сторону Жанны… Так что как бы Мак ни надеялся, что произошедшее не выйдет за пределы кабинета, надеялся он зря. Вечером Котова с Терёшиной извечным дуэтом воспитывали Стаса, что желать поцеловать меня это… ну в общем, лучше пусть напрямую Зализину поцелует, зачем все эти промежуточные этапы. «Пойми, Стас, если им в их тройничке четвёртый потребуется, у них есть более подходящие кандидатуры, хотя бы вот Лена и Жанна. Жанна хоть и лишилась дара и стала светлой, всё равно не посторонняя, их столько всего связывает, а ты – вот ты тут каким боком?». На некоем очередном этапе этой тирады из комнаты выглянула Лиза и сказала, что четвёртый нам во как нужен, в подношении для Змеиного Алтаря свежий язык используется, у Терёшиной как раз длинный такой, подойдёт. Не то чтоб Терёшина уверовала целиком и полностью, но на всякий случай подхватила Котову и скрылась с горизонта. Всё-таки она первокурсница, к тому же не самая умняшка, откуда ей знать-то, что Лиза это придумала только что. За ночь у них, впрочем, очевидно отлегло, за завтраком вели себя не заметнее обычного (мы с нашего отдельного стола ничего особо выдающегося сквозь общий базар по крайней мере не услышали), зато вот на стоящем первым в расписании сдвоенном нежитеведеньи оторвались. Придя в кабинет раньше всех, вытащили из клетки одного из отловленных для занятия хмырей, посадили его на Первичную привязь и заставили при нашем появлении петь крайне похабные частушки (по идее так привязь не действует, допускаю, что частушки он пел уже вполне добровольно, сочеталось с хмыриной пакостностью натуры). Привязь была сделана неплохо, толково, видно было, что как минимум неделю готовились. Однако не учли того, что Первичная – она сама по себе, даже идеально изготовленная, только для временной фиксации, а дальше нужно уже накладывать более полноценное заклятие. В общем, хмырь сорвался с поводка… Ограждающее интуитивной магией наложила Пипа, отлично, теперь тварь не может покинуть кабинет, и то хлеб. Дальше мы всем курсом осознавали, насколько ж кабинет нежитеведенья огромный, заставленный столами-стульями, шкафами, ящиками и всякой ценной атрибутикой, завешанный магическими сетями и клетками, подвешенными к потолку, и вообще категорически неприспособленный для такого вида спорта, как ловля хмырей. А может, и приспособленный, как посмотреть. Несколько человек довольно быстро из участников азартного мероприятия переквалифицировались с зрителей-болельщиков – Сахай была укушена и Жанна оказывала ей первую помощь, Рыж опрокинул на себя стол, утверждал, что перелома нет, но нога болела невыносимо, Саблезубова впечаталась в стену именно там, где висел щит с неснятым с невесть каких времён сглазом, и ей скрючило ноги, Клопп, в этом деле соображающий как мало кто, перебирал варианты снятия. Анька забралась на шкаф, отвязала с потолка одну из сетей и заняла там позицию наизготовку, чтоб набросить эту сеть на хмыря, если он окажется поблизости. Естественно, такой возможности гадёныш ей не дал, хотя пару раз, раскачавшись на другой подвешенной к потолку атрибутике, отталкивался пяткой от стены в нескольких сантиметрах от Аньки – а потом улетал в противоположный конец кабинета. Глеб шарился по шкафам, матерясь почти вслух – для традиционного для тёмных способа порабощения хмырей не хватало ровно одного ингредиента… Вообще для него ещё времени не хватало, но кое-что тут, возможно, получится использовать как катализатор… Вскоре на этой идее был поставлен жирный крест – в приоткрытую дверцу влетел наш беглец, надолго не задержался – в пару небрежных движений отправил всё содержимое трёх полок на пол. На закуску ещё разбил стекло в соседнем шкафу метко брошенным черепом кикиморы. В конце концов каким-то, не иначе, чудом Бульону удалось намотать на хмыря обездвиживающую паутину – не бог весть что, но на какое-то время сойдёт… Вот сразу бы кинуть паскудную тварь в клетку да и всё, но приоткрыть клетку не решался никто – остальные три хмыря, всё это время неистово болевшие за товарища, подначивающие его кричалками и советами, как ещё можно показать проклятым магам, кто тут главный, сидели уже на низком старте выскочить и сделать так, чтоб всё предыдущее нам справедливо показалось лёгкой разминкой. Ничего странного, в общем, что я со всеми естественными по ситуации эмоциями запустила этим хмыриным коконом в Терёшину, велев самой решать возникшую проблему. Думать потому что надо в своих пакостях не только о том, как круто будет, но и что будет потом. А у кое-кого тут мозгов как у того же хмыря. Меня горячо поддержали и с тёмной, и со светлой стороны – вымотались в процессе этого довольно бездарного времяпрепровождения все, даже Глеб и Клоппик, хотя, каждый по-своему, ко многому привычные. Терёшина, обуреваемая не меньшими злостью и бессилием, замешанными на понимании, что крыть-то нечем (Котова рядом, правда, подвякивала, что могли б половчее ловить, но это можно и себе самой адресовать), бросила хмыря обратно, заявив, что предоставит дело профессионалам. Полноценно развернуть хмырьбольный матч не удалось – следующий мой пас пришёлся мимо и попал в как раз появившуюся на пороге Медузию. Декан светлого отделения, задержавшаяся по каким-то оргвопросам, точно не была готова встретить совершенно разгромленную аудиторию, а получить в физиономию хмырём – тем более. Народ замер галереей ледяных скульптур, кажется, даже у некоторых отбитых обычное злорадное предвкушение уступило перед главенствующим неописуемым ужасом. К чести Медузии, даже в камень никто обращён не был. Нам с Глебом металлическим тоном было велено отправляться вниз в кожехранилище наводить там порядок вплоть до обеда (который, впрочем, зависит исключительно от её милости). Работы там и до вечера хватит, но на вуду она нас, так и быть, отпустит… Но можем не надеяться, что её гнева хватит ровно на один день. Мы, как можно убедительнее понурив головы, побрели прочь. До обеда наедине в месте, куда добровольно не заглядывает никто? Все бы так наказывали! Жаль, не удалось услышать завершающую часть разноса Котовой и Терёшиной, их приговор мы узнали только на обеде – мыть гарпиюшни ветеринарной магии. Что там – примерно представить можно было, гарпии выписались два дня назад, а подходить туда и теперь готовых кроме Тарараха не находилось, ну и он успел убрать меньше половины, всё-таки у него, как у препода, и других дел хватало. Гарпии и в норме, здоровые, воняют так, что их вместо нашатыря использовать можно (ну или наоборот, если нужно кого-то моментально уложить в отключку), а у этих был понос… Котова и Терёшина после работы душ приняли, но им всё равно пытались отказать в месте за столом курса (пришлось рявкнуть Медузии, потом, для надёжности – Поклёпу), а потом отсели подальше все, кроме Бульонова, воняющего хмырятиной больше других, потому что именно он в конечном итоге водворял наш снаряд обратно в клетку. Остальной курс, за исключением отправленных в магпункт Сахай и Рыжикова, занимался, логично, наведением порядка в кабинете, там тоже на всех хватило. Ну, а мы что? Кожехранилище – одно из хранилищ всяких органических ингредиентов, потребных для процесса обучения, и как по мне, не худшее среди них. Да, воняет там особо люто ввиду того, что процессы обработки кож требуют особо вонючих препаратов, но и в других пахнет отнюдь не розами. На обычный человеческий взгляд мест, подходящих для интимных утех, в Тибидохсе вообще нет, но даже светлые находят где обжиматься, а мы представители самой непривередливой категории. Сразу же, как дверь, в которой доводчиком служила мышца кого-то крупного ныне вымершего, закрылась, Глеб прижал меня к стенке и запустил руку под юбку. Хорошо использовать в качестве места действия Тибидохс, где на мне не ватные штаны или, боже упаси, комбинезон, из которого выпутываться для отправления естественных надобностей целая хирургическая операция, а юбка из шерсти какой-то волшебной овцы (забракована Риткой потому, что в каталоге расцветка смотрелась интереснее, чем в жизни) и шерстяные же чулки с множеством маленьких помпончиков, подаренные, внезапно, Леной Сахай, никакой лишней мороки. И где времени до обеда ещё навалом, поизображать видимость работы, конечно, надо будет, но это успеется… И кроме удобных на вид горизонтальных поверхностей типа всяких столов есть эти всевозможные перекладины, на которых обычно натягиваются пласты кожи для сушки, они ещё и неплохо загораживали нас для взгляда от входа… Потому что доброту преподскую мы всё-таки переоценили. Вернее, не учли, что подобные педагогические санкции склонна накладывать не одна Медузия, да и она не стала б этого делать без предварительного одобрения Поклёпа. Который, как раз когда я думала, не снять ли некоторые слегка мешающие элементы одежды вовсе, явился с абсолютно морально раздавленным третьекурсником из светлых, умудрившимся дожить до третьего курса без единого взыскания и сейчас спалиться за рисованием карикатуры на Поклёпа. Талантливой, оттого не менее обидной. Поклёп невеликий ценитель искусства и с чувством юмора у него плохо. В общем, пришлось спешно изображать, что отвязываем уже высохший лоскут кожи, чтоб убрать в сундук, и сейчас вытащим на его место что-нибудь из одного из тазов… Минут через 20 к нам добавились ещё двое с четвёртого, успевших подраться, пока Зуби вышла в соседнюю комнату ответить на зудильник, да нормально подраться, с расквашенными носами и сломанным стулом. Носы по-быстрому заговорила Ягге и бедолаги поступили в распоряжение довольного таким раскладом Поклёпа. Вчера, как оказалось, пришла большая партия сырья, так что тут ещё десяток провинившихся найдётся, чем занять. Некоторые кожи выскоблены наспех, но большинство нет. Скоблить посадили одного из драчунов, неугасшая злость ему явно помогала, по крайней мере, некоторое время. Мы со вторым были приставлены к чанам для дубления, третьекурсник укладывал готовые, под понукания Поклёпа, ибо если верить последнему, абсолютно всё делал неправильно, даже ноги переставлял, а Глеб развешивал те, которые отбыли в чанах и тазах полагающееся время. Оставшееся время нарезали некоторые из готовых лоскутов по требуемым размерам, толкли и фасовали сушь и так далее. Препараты из кожи, как и многие другие, делились на «сухие» и «влажные», ну а применение имели самое разнообразное. Сброшенную змеиную кожу после дополнительной сушки следовало растолочь в мелкодисперсный порошок и расфасовать по колбам – это предварительная фасовка, потом у Мака будет точно отмерено на аптекарских весах, крысиную нарезать квадратиками со сторонами 3 или 4 сантиметра (есть такие, есть такие, разной концентрации разные зелья требуют) максимально экономно, не дай бог у тебя отходов будет больше, чем на щепоть, Поклёп будет орать, что самого сейчас превратит в крысу и шкуру спустит, а потом отдаст эту шкуру такому вот безрукому первокурснику, не имеющему понятия об экономии… – Вроде крыс пока дефицит не настал, - тихо ворчал под нос третьекурсник, Мишка, - пригласить его к нам на рынок – там их пропасть, пусть хоть всех забирает, все спасибо скажут! Я тем временем размышляла, чем же должен был провиниться тот, кто снимал кожу с лап – вот так, отпрепаровывая, без единого лишнего разреза. И что ему мешало тогда уж самому, сразу расфасовать их по 4 в коробочку. Ну или может, кто с пятого курса тоже что-нибудь непростительное сегодня натворил? Всё-таки это им с этими «перчатками» делать амулеты для защиты от воровства (и амулеты воровской удачи тоже, но это уже факультативно). Часть кож для последующего магического применения нужны максимально свежими, их законсервировали в огромных бутылях и теперь расставляли по шкафам, внутренне молясь всем богам – места были в основном на верхних полках, а во что нам обойдётся уронить хоть одну такую дуру, мы уже примерно представляли. Незадолго до обеда пришли невероятно счастливые второкурсницы, которые третьего дня нечаянно необратимо прокляли соседку одной из них, сегодня стало ясно, что от Дубодама Сарданапал их совершенно точно отмазал, всего лишь год исправительных работ практически без отрыва от учёбы – это действительно счастье. Заодно очень воспитательно для остальных. Излишне говорить, что к обеду головы у нас от насыщенных ядовитыми испарениями атмосферы были совершенно чугунные и кусок в горло лез с трудом. Жанна сообщила, что Медузия зачла хмыриную тему и нам, и Котовой с Терёшиной, и Бульону, чему радоваться, однако же, надо с оговорками. Прозвучало ещё такое, что детишки, похоже, сильно опережают программу и через это скучают и дурят, тему поддержал шествующий мимо кабинета, волокущий Мишку Поклёп, ну и вот что-то подсказывает (наверное, некоторый жизненный и учебный опыт), что ждут нас весёлые деньки. Если коротко говорить – так и вышло. Медузия с Поклёпом редко бывали в чём-то согласны, но если такое случалось – кричи караул наступало для всех. Так что примерно две недели – конец марта, начало апреля – остались смутным тёмным пятном в памяти для нашего курса точно, для остальных, наверное, тоже, мы тогда и между собой общались мало. Преподы, кажется, очень серьёзно решили занять каждую нашу свободную минуту, чтоб даже на мысли о всяких безобразиях нас уже не хватало. Очевидно, что и сами они в это время были чем-то заняты, возможно, очередным этапом попыток ловли неведомого злоумышленника, который давно никак себя не проявлял, но остров совершенно точно не покидал, так что… но нам было совершенно не легче от того, что выдав километровое задание, Медузия или Абдулла отчаливали на весь урок, обычно в таких случаях через пять минут начиналась вакханалия, сейчас это слишком чревато. Даже не успеть с заданием было чревато, в лучшем случае ты получал его в качестве домашнего или приходил доделывать после уроков. А иногда надзирать за нами оставляли Безглазого Ужаса, который, будучи призраком, мог бессистемно летать из кабинета в кабинет, не используя такой примитив, как двери, и появляться абсолютно в любой момент и с любой стороны. В библиотеке (где мы проводили почти всё свободное время, три реферата, блин, у двух из них для начала понять бы тему…) тоже особо не порасслабляешься. В такой ситуации даже странно было осмыслять проставляемую на полях дату – такое-то марта, сякое, весна на календаре… Только на календаре она и была. Как географически Буян соотносится с лопухоидным миром, Емец, кажется, не объяснял, вот хотя бы – какой океан его омывает? Океан да и всё, у произведения мифологические основы, а во времена зарождения мифов с географией были сложные и замысловатые отношения, точно не до нудных подробностей, что океанов, оказывается, ещё и несколько. Здесь говорят просто и солидно – Мировой океан. Мы с Рыжиковым потолковали и пришли к заключению, что скорее всего Атлантическая его часть. На то намекает хотя б тот факт, что до Магической Британии отсюда недалеко. Вот с конкретной широтой-долготой уже сложнее. Лично я отличницей в географии никогда не была, а для Рыжа и слова такого в жизни нет. Короче, климат… островной. Сформированный тем фактом, что сравнительно небольшой участок суши со всех сторон омывается океаном и овевается всевозможными ветрами, а горы тут какие-то вроде есть, но не сильно значительные, ветра не ломаются, в том числе ветра, дующие с севера. Поэтому зимы тут холодные, снежные, и весна наступает так… не сразу. Первые проталины там-сям появляются, но за ночь их сурово заносит метелью, днём, особенно если это солнечный день, за окном капель на все голоса звенит, а ночами тоже на все голоса воет ветер. Днём иногда кто-нибудь смотрел мечтательно за окошко – какое там синее небо, как ярко, дерзко, призывно поблёскивает тающее ледяное кружево. Но всерьёз прогуляться никто не рвался – во-первых, понятно было, что впечатление во многом обманчиво, это сквозь стекло солнышко так печёт, так печёт, а выйдешь и примёрзнешь где-нибудь даже качественнее, чем зимой, повышенная влажность способствует, во-вторых, тупо некогда, а после двух сглазов и в перспективе практической магии, ветеринарной и недописанного реферата уже и не хочется. Нет, не значит, что никто не качал права. Для начала, это делали все дипломники и магспиранты, потому что у них встали все эксперименты. Потому что Гардарика была заблокирована полностью, ни туда, ни оттуда, банальных крокодиловых слёз не закажешь. Резонно подозревать, преподы если не знали точно, то догадывались о наших вылазках (да чего там, не только наших, даже светлые старшекурсники не всегда считали нужным афишировать, куда отправляются), и предполагали, что так же мог слинять ещё кое-кто, ну или не слинять, а наоборот, протащить что-то ему потребное, поэтому летала только преподская почта, встречал и отправлял её Поклёп лично, дежуря в нужное время у Гардарики. Недовольным было заявлено, что в Тибидохсе огромные запасы практически всего, что может потребоваться учащемуся магу, предоставляйте обоснованные запросы, всё выдадим. Ну, это правда, кроме кож, поступило в начале этого двухнедельного ада ещё много что, Бульон раз три часа провёл на фасовке трав, потом ходил с опухшим носом от аллергии. Гундеть пыталась и Пипа, привыкшая жить на широкую ногу в плане заказов нарядов и украшений и регулярных презентов от Гурика, опять же безрезультатно. Ну, хоть зудильниковая связь работала, день за днём повторяла родителям, что с Гардарикой какие-то неполадки, но скоро починят. Официальная причина примерно такая и была – неполадки. Вернее, полуофициальная, прямо нам объяснять никто не разбежался. – 1 апреля, день дурака, - вздыхал Рыжиков, - за каковых они нас всех и держат. Ага, уже апрель… Бурно дивиться, что вот, до апреля дожила, а там и май, учебный год закончится, и что же, я и летние каникулы тут проведу, сил не было. Май и завершение года – это прежде всего экзамены, а нам уже сейчас жить не хочется. – Скажите прямо, - пыталась требовать Оленька, Машина соседка, по совместительству новая пассия Бульонова, - что-то происходит? Мы в опасности? Медузия невозмутимо отвечала, что ночные хождения по школе были запрещены и раньше, что слишком сквозь пальцы смотрели на нарушения дисциплины – так это не норма, теперь вот исправляем и навёрстываем. У Оленьки были причины возмущаться – её вечером сцапала Зуби пробирающейся к Бульонову. И Оленьке даже удалось отстоять свою правоту (больше никому в тот период этого не удалось) – бедный Геночка вынужден был пропустить ужин, потому что допоздна задержался на отработке у Абдуллы, который, будучи джинном, легко забывал о такой ерунде, как необходимость для смертных регулярных приёмов пищи, вот она несёт ему запеканку. Но сам факт всё равно возмущал. И за себя, и за всех тех, у кого таких благородных обоснований не было. Не, ну самое время вспомнить, что Емец в первой же книге назвал Тибидохс школой для ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ волшебников, потом, кажется, подзабыл об этом, во всяком случае, так и не объяснил, бывают ли не трудно воспитуемые, и куда таковые отправляются, и каких таких великих трудов стоило воспитание большинства добропорядочных светлых, которые особо и не отсвечивали. Прямо официально, опять же, ночное патрулирование не вводили, точнее, в некотором смысле его не выводили – и у Готфрида, и у Поклёпа это любимый вид досуга, тут просто ничего не поменялось. Просто теперь они чаще проходили через жилые коридоры. Увы, не меняя выработанных хождением по нежилым привычек – постукивая копьём, позвякивая всякими духоловками, напевая (в случае Готфрида это, правда, слово недостаточное, музыкальная одарённость сего прекрасного рыцаря сама по себе страшное оружие) и просто топая. Если ставить вопрос так, легко ли засыпается под вдохновенное, во всё горло: Меч мой направляла Святая Дева, Пронзил он чёрную пасть негодяя, Отсёк язык, что смел дерзновенно Ругать твоё имя, моя королева - то нормально засыпается. После учебного дня, заполированного тасканием тазов с мокнущим там магическим ливером или баклажек с маслом для факелов (внезапно, обнаружилось, что половина не горят, особенно в малохожих коридорах, да вы что!), засыпалось бы даже если б он аккомпанировал себе на барабанах. Поклёп пел тише, мурлыкал себе под нос что-нибудь народное или эстрадное, не всегда даже можно было разобрать, что конкретно. У Поклёпа настал просто праздник жизни – все учащиеся завалены учёбой и отработками, загнанные и запуганные, красота! Несколько разрядил обстановку Ржевский – «свой профессиональный праздник я всегда отмечаю с размахом, знаете ли!», практически сорвавший нам очередное нежитеведенье, поотворяв с воплями «амнистия!» клетки с аспидами и сотворив из них и остолбеневшего Чена знаменитую композицию «Лаокоон и змеи». В смысле, у Лаокоона, помнится, ещё сыновья предполагались, но тут придётся обойтись бюджетной версией. Затем он сорвал с окна штору, багряную, но чересчур длинную, завернулся в неё на несколько слоёв и принялся декламировать стихи о гибели Трои… орать стихи. Завывать. Тараторить речитативом. Проговаривать с придыханием в стиле Бориса Моисеева. Тут и там вставляя всякие скабрезные ремарки собственного сочинения. Аплодировали все, даже самые обычно дисциплинированные из светлых, потому что такой передоз учёбы – он хоть как скажется плохо. В финале закололся одним из своих любимых кинжалов, забрызгав стол Медузии загодя стыренным клюквенным вареньем. Кто наложил защиту от Дрыгуса-Брыгуса, Медузия выяснила довольно быстро. В смысле, вычислила основных виновных, скромную, но всё же имевшую место быть роль Ани и Лики, видимо, не заметила, мы просвещать, разумеется, не стали. На сей раз Медузия сообразила, что наказание должно идентифицироваться наказанным как таковое, а пугать тёмных магов всякой расчленёнкой малоэффективно, и лично я отправилась в магпункт, где Ягге затеяла внеочередную уборку закромов и стирку простыней и занавесок, Глеб – скидывать снег с крыши Большой башни, а Пипа – чистить люстры в гостевых комнатах. Максимально нудное занятие, они там такие, с бесконечным количеством висюлек. Я, однако, тоже не могла пожаловаться на курортные ощущения, помимо того, что протирать банки-склянки и взбивать подушки тоже дело нудное и утомительное, Ягге – она ж молча всем этим руководить не может, ей надо параллельно сеять разумное-доброе-вечное. Почва-то благодатная. Нас в этой уборочной бригаде было четверо, все старшекурсницы, плюс-минус моих лет, только одна светлая. Ещё одна – недавняя светлая, переведена на тёмное после того, как была замечена в нешуточном интересе к чёрной магии, прямо такой чернейшей. Собиралась, ни много ни мало, воскресить и женить на себе какого-то безвременно почившего египетского принца. То есть как – собиралась, и сейчас не отказалась от этой идеи, просто дело-то такое, не на одни ближайшие выходные. Естественно, увещевания Ягге, что на живых ребят вокруг надо смотреть, а не на дохлых принцев, забугорных к тому же, были Светке как об стенку горох, ей и Медузия своим «да ты ж его совсем не знаешь, у него же даже живых лично знакомых не осталось!» мозги не вправила, Светка беспечно отвечала, что нечего там особо знать, эпоху она мал-мало изучила, а психология у людей тогда была проще, столько тараканов в голове, как сейчас, не разводили. Будущее у того, кто точно определил свои цели, может быть только прекрасным, всего только закончить учёбу, параллельно собрать всё нужное для обряда, будут жить в прекрасном солнечном Египте, знаете, как надоела эта бесконечная питерская хмарь? Где жить? Да хоть в той самой гробнице, она, между прочим, шикарная, многокомнатная… Вот что с ней такой делать? Оставалось Сарданапалу рвать на себе бороду, что тогда объявил этот конкурс докладов о ритуалах, связанных с солнцем, между отделениями, Светкин доклад, конечно, превосходство светлому отделению принести успел, но вон какие отдалённые последствия-то бывают. Та, которая всё ещё светлая, полагала, что на её фоне вообще ничего выдающегося не сделала. Ну подумаешь, привела к себе с ночевой парня, имеет право, взрослая девушка, соседка как раз удачно свалила… Увы, кто-то донёс Медузии, что в такой-то комнате происходит пьянка со всеми сопутствующими – азартные игры, бешеное родео, вызов духов, вот Медузия из этого разогнанного ею «притона» за ухо притащила ту соседку (её, как самую младшую, было срочнее всего уложить спать) – а там её встретила картина Репина «Не ждали». Ну то есть, судя по градусу реакции, они там капитально время не теряли. Медузия, правда, больше напирала на нарушение школьной дисциплины, которая требует, чтоб каждый спал в своей постели (ага, даже если она матрас в углу, как было в разное время у многих), а Ягге от души прошлась и по морали современной молодёжи, думаю, тут сказалось то, что эта Людка (даром что светлая) во всеуслышанье охарактеризовала уроки домоводства Лотковой как скучь и дичь, совершенно не нужную в жизни лично ей. – У нас дома даже без магии это всё не потребуется, готовить будет мультиварка, а пылесосить робот-пылесос! – Ага, - прищурилась Ягге, - и парень твой, поди, такой же, гвоздя забить не умеет? – В кого? – немедленно заржала ещё одна тёмная, Валька, попавшая под репрессии за особо чёрный приворот. Он, правда, не сработал, но поскольку объектом был МакГилликадди, это уже так оставить не могли. – Ну гвоздь я и сама забью, если надо. Для чего-то посложнее найму специальных людей, которые этим профессионально занимаются. Костя мне не для этого. – Да уж понятно, для чего тебе Костя… – А что не так-то? Да, он мне для того, что он человек хороший… – Хороший человек, милая моя, не торопится девичьей дуростью воспользоваться да в постель к ней поскорее залезть! Девки-то известно, от любви совсем разум теряют, на всё готовы, всему верят, куда, дескать, денется, влюбится да женится… Людка от сего пассажа аж онемела – ну непросто тут подобрать слова так, чтоб не отправиться тоже на тёмное или на больничный со сложным сглазом. – Это по семейной истории? – не удержалась я, - ну просто я помню из книг про вашу дочь, но ничего не помню про вашего мужа. Но он же был, наверняка был? У дочери-то был, просто ушёл… Скорее всего, потому, что был ветренный и инфантильный, а не потому, что не вынес тёщиной доброты и мудрости… Светка смотрела на меня со смесью укора и сострадания – как это мне так инстинкт самосохранения отказал, Валька похрюкивала, не особо убедительно маскируя это под кашель. – Да ты!.. Нет, ты посмотри, какая поганка! Ох, Медузия Зевсовна, чего она там себе думает? Удружила, удружила – эту отраву сюда ко мне пихнуть, вот уж исправительные так исправительные работы-то получаются… И умчалась. Все три мои товарки по унылому времяпрепровождению посмотрели на меня с немым вопросом. – Видимо, полагает, что моё дурное влияние весь воспитательный эффект на нет сведёт, - хмыкнула я. – Не, ну ты, знаешь, это… не слишком дерзкая-то? – Не слишком. Она первая в личное полезла, и я этого не забыла. – Преподы считают, что у нас в стенах школы личного быть не должно, - пожала плечами Людка. – Да мало ли что они считают. Ничего сделать, чтоб так и было, они не могут. Чего-то любовная магия из года в год самая популярная, и любовные драмы многочисленнее и многообразнее, чем какие-либо другие. Ну и ладно большинство моих сокурсников, той же Аньке может быть вполне достаточно, чтоб ей таскали портфель и говорили, какие на ней красивые бусики, а особи постарше совершенно точно хотят целоваться, и не только целоваться. Это, блин, биология! Взросление! – Уберечь хотят нас, непутёвых, - мурлыкнула Светка, рассматривая на свет какой-то бутылёк и, кажется, размышляя, не прикарманить ли. – А можно подумать, получится. Не, ну логично, что крайней у неё Медузия оказалась. Необратимо проклинать учеников Сарданапал не велит да и вообще как-то некрасиво, обратимо – это ещё поди найди такое, что «этих» впечатлит, а для банального рукоприкладства расклад сил не тот. Медузия, очевидно, обломала старушку в надеждах сплавить меня с глаз подальше, чтоб не поднимала давление, и как-то намекнула, что Ягге хоть не преподаватель, но в некотором смысле всё же педагог, вот пусть решает проблему в педагогическом поле, не роняя достоинства. Ягге и решала – зубатились мы до глубокой ночи и на следующий день примерно столько же. Да, старая ведьма нашла гениальную тактику – просто добавляла и добавляла нам работы. Расчёт оказался верный – на меня всё сильнее шипели девчонки, которым не улыбалось пластаться тут ещё невесть сколько из-за того, что нас мир не берёт. Почти верный. Я пошла к Сарданапалу и заявила, что отыгрываться на третьих лицах – это грубый примитивный шантаж, и если ожидается, что я изменю своё поведение ради них, то получается, от меня ждут качеств, не очень сочетающихся с представлением обо мне как об испорченной твари, неувязочка какая-то, что делать? Сарданапал был то ли крайне уставший, то ли тяпнувший какой-то настоечки с седативным эффектом, внезапно согласился без всяких препирательств и перевёл меня в распоряжение Тарараха. Не фонтан, но сойдёт. Поучения, как подходить к особо кусучим-лягачим пегасам и чем ни в коем случае нельзя кормить грифонов, я переживу куда легче. Вдвоём мы таки довели гарпиюшни до максимального совершенства, которое для них возможно. Втроём, вернее, если по головам считать, но присланный нам для доукомплекту третьекурсник Серёжа, попавшийся на попытке воровства артефактов из личного хранилища Поклёпа (вот кому инстинкт самосохранения действительно отказал! Уж к третьему курсу явно можно понять, чо такое Поклёп!), чаще сидел в уголке с мокрой тряпочкой на лбу и внюхивался в какой-то мятный веник – вроде ветеринарную магию сдавал как-то, но это для него оказалось чересчур. – Я вот что думаю, - сказала вечером Пипа, притащившая мне конспекты, - у всего должно быть объяснение, даже у якобы следования правилам… от которого сами преподы того гляди завоют. Они просто стараются, чтоб мы по максимуму были у них на глазах, понимаете? Нет, не для безопасности даже… Чтоб всегда знать, где мы и сколько нас. Надеются взять его в клещи. Нуу, не то чтоб это было что-то новое. Это самое, про способность к перемене облика, муссировалось регулярно, второй-третий курсы даже попытались поиграть в паранойю, разбиваясь на группки из тех, кто уверен друг в друге, и строя гипотезы, кто же подменыш, у нас это дело почему-то не пошло, хотя казалось бы, должно было, жертвы-то были с нашего курса. Казалось, что он не посмеет подойти настолько близко? Ну, Рыж и Клопп считали так. А мы с Глебом, если уж так говорить, пришли к заключению, что ему и незачем. Он убедился, что у нас этого чёртова артефакта нет, зачем мы ему дальше? Убрать как свидетелей – ну он пытался, но коль скоро до сих пор мы ничего не сделали, чтоб помочь его вычислить и поймать, то вряд ли вдруг завтра – сделаем. Узнаем его ауру? Пока не узнали. Точнее, Глеб регулярно чувствовал что-то похожее, всегда это было в толпе, было недолго, определить источник не удавалось, я ж не могла похвастаться и этим, «чего-то знакомого» вокруг вся школа, уверенно отличала магически я только Глеба и Лену, Тамару по её «тяжёлости», Бульонова по крайне малой, «жидкой» силе… Всё. Ну, более-менее различала преподов, не всех, не идеально, на ощущение могла спутать Мака с Сарданапалом. То есть, ему достаточно избегать пересекаться только с Глебом, чтоб беспечально своим чередом искать проклятый артефакт, а это не так и сложно, Глеб далеко не затворник, но и не самый вездесущий кадр в Тибидохсе. Гм, а вот этот Серёжа со своей самоубийственной выходкой… ни при чём, конечно. Куда более осведомлённая в школьных сплетнях Пипа просветила – Серёженька крупно задолжал магфиозным купидончикам и надеялся поправить своё положение, в закромах у Поклёпа имеются вещицы, стоимость которых исчисляется суммами с десятью нулями. Да не наших, забугорных. Увы, не по велению жабьеротого он работал, а по велению собственной глупости. – Но один фиг, я думаю, это ещё недолго продлится. Психанёт… или кто-то другой психанёт, не исключено, что я, но что-то произойдёт, совсем скоро, я чую. Рыж тоже был уверен, что скоро что-то произойдёт – по любому, не просто так преподы перешли в такое своеобразное наступление, они что-то против него нашли. Способ пленить или уничтожить, ну или выяснили, кто он такой и рассчитывают заставить проявиться, что тоже ведёт к тому, чтоб пленить или уничтожить. Громкого и потрясающего самые основания Тибидохса события, однако, к нашему всеобщему разочарованию, всё не наступало. Просто к 10 числу мы начали чувствовать ослабление режима… Сначала 9го за весь день никто не схлопотал никаких отработок, даже самые острые на язык и тупые на руки. После уроков ползти не в хранилища, гарпиюшни или чистить драконбольное поле (на кой хрен его чистить, я спрашиваю? Во-первых, матчей в ближайшее время не ожидается, во-вторых если б ожидалось – некоторая снежная подушка как раз увеличивает шансы игрока дожить до магпункта), а всего лишь в библиотеку, дописывать буквально последний лист реферата – это так… странно. Потом 10го мы даже обошлись без домашнего задания и по нежитеведенью, и по теории проклятий, что и порознь-то нонсенс, а вместе и тем более. – Правду говорят, - изрекла Лидка, торжественно закрыв последнюю из использованных книг, - сделай человеку плохо, потом сделай как было. Сегодня я буду СПАТЬ. Вот приду и сразу лягу. И завтра так же. – Э, не торопись с такими мечтами, - хмыкнул Ренат, - может, это им на вчера-сегодня фантазия отказала? А вот как расслабимся, в себя поверим… – Лично я ещё долго не расслаблюсь, - пробормотал за соседним столом третьекурсник Миша, - у меня ещё месяц будет нервный тик, никакими заклинаниями не снимаемый. – Хе-хе, да наверное, на какое-то время остаточный эффект останется… Дисциплина из самых тайных, самых восторженных мечтаний Поклёп Поклёпыча! Но природа возьмёт своё, не сомневайтесь! Если говорить о природе, возможно, всё дело в том, что наступала весна, и если в марте больше хотелось зло шутить на тему несоответствия календаря реальности, то теперь в это уже больше верилось, воздух становился по-весеннему мокрым и бодрящим, это ощущалось даже в помещениях с недостаточно хорошо законопаченными окнами, а уж кто отваживался на прогулки (гулять и до этого официально-то не запрещалось, просто теперь появилось время), да ещё и поддавался искушению снять шапку и подставить шевелюру этому замечательному весеннему ветерку, регулярно возвращались с соплями. Не зря, ой не зря мы тогда на отработках у Ягге вытаскивали из закромов стратегические запасы противопростудных трав, настоек, горчичников и малинового варенья, всё это пошло в ход. Нет, нас лично пока не накрывало, мы были предметом тихой зависти шмыгающего населения, ну уж извините, нахожу логичным, чтоб насморк нас, таких темнейших и трудноуязвимых, точно не брал. Чем ещё замечательно начало весны – это пробуждением всякой живности… нет, прямо для всякой ещё рановато, но некоторая пробуждается прямо сейчас. Хорошо, что в своё время мне попалась работа Сарданапала о буянских энедемиках, плохо, что полноценно её изучить времени не было. Но кое-что я оттуда помнила, да и было кому напомнить. Есть, в общем, здесь такие жучки… возможно, есть не только здесь, говорят, так-то они существуют буквально везде, во всех географических широтах, в любых условиях, только увидеть их очень трудно, относятся к тем магическим тварям, что особенно не любят показываться на глаза, обычно живут в земных недрах, в песке, камнях, на поверхность вылазят крайне редко. Всяких разных названий за богатейшую историю за ними числится порядка 30 точно, в западной и славянской магии в настоящее время закрепилось – космиты. Сарданапал предпочитал – космопротекторы, но осознавал, что общепринятым понятием является иное. Или даже, в среде, где терминологическая точность чем-то священным не является – космонавты. Потому что это слово привычное, а ещё, наверное, потому, что именно в начале второй декады апреля их чаще всего можно увидеть на поверхности. А почему в принципе, какая связь у мелкой прозрачной, с голубоватым перламутровым блеском (вы это разглядите, если сможете хоть одного поймать, что практически невозможно) букашечки с космосом? Самая прямая, если вспомнить, что «космос» с греческого это «порядок». Этим, по утверждению маститых магов, многое познавших в устройстве мира, жучки и занимаются – поддержанием порядка. Большинству это заметить и оценить не светит – такая работа совершается тихо, незаметно, нам кажется, что и нет её, этой работы, мы и заметить не успеваем, что порядок где-то успел пошатнуться. Ну, как-то так объяснял это Сарданапал. Жучки поддерживают и латают ткань реальности, которая, как всякая ткань, имеет свойство перетираться, верно, это их заслугами в том числе держится барьер между магическим и лопухоидным мирами. Маги кудесят с пятым измерением, всякими этими переходами типа Гардарики, телепортами и маскировками, это да. А норму вещей, особенно там, где магам дела нет, во всяких нежилых местах, именно жучки и поддерживают. Ну, наверное. Не представляю себе, как это можно выяснить доподлинно. В общем, если поддерживают – спасибо им большое за труды, для нас-то тут важно другое, что как раз в эти дни жучки вылезают на поверхность, не для того, конечно, чтоб собрать урожай похвалы своему каждодневному невидимому, но почётному труду, а банально полинять. А скинутый ими устаревший хитин – это очень магически ценное вещество. Бывают вот такие вещества, сами ничего конкретно не делают, мёртвых не воскрешают, красавиц не привораживают, даже ума или храбрости употребившим их не прибавляют. А без них никак. Можно грубо так сказать, что это идеальный консервант, и куча всего готовится с участием растёртых в порошок этих скинутых оболочек. Полно в магии таких капризных соединений, которые существуют в требуемом виде пару секунд, а потом распадаются, окисляются, испаряются, взрываются… Некоторые эликсиры за всю историю получали пару раз, МакГилликадди нам о них просто рассказывал, уверяя, что мы, разумеется, можем попытаться, пытливость ума важное качество для мага, но ничего не получится. Сотни умников до нас уже пытались. Так вот, порошок из хитина космитов может стабилизировать нужный материал хотя бы настолько, чтоб дать магу время дотянуться за следующим реактивом. А то и, чем чёрт не шутит, сохранить итоговое зелье в плотно закупоренном бутыльке вплоть до того, как оно понадобится… Казалось бы, в чём проблема, если эти архиполезные насекомые обитают повсеместно, да и сроки линьки известны? Ходи да греби хитиновые костюмчики лопатой. Ну, хотя бы в том, что вот жучки прозрачные, их одёжки – соответственно, ещё более прозрачные, очень лёгкие, то есть, в два счёта уносятся ветром, очень хрупкие… и просто разглядеть их среди тающего ледяного кружева и капель не всякое самое острое зрение позволит. Но попытка не пытка, решили мы и разбрелись по полянкам-проталинкам, где, как нам казалось, с наибольшей вероятностью мы можем найти искомое. Переться всем в одно место смысла нет, так хоть кому-то, может, повезёт. Да и чем больше ног топчется – тем больше вероятности, что просто перетопчет нафиг эти… скафандры. Я на себя взяла лесок за озером. Топать туда, конечно, прилично, но это не так далеко, как до места, избранного Леной, где-то в противоположной стороне. У сторожки простились с Лизой, она решила искать там. Глеб сказал, что будет банальным, и попёрся к дубу. Кроме нас точно ещё искали Клопп и Рыж, эти решили начать с крыши – никаких оснований полагать, что жуки не устраивают свой стриптиз в том числе и там, нет. В стенах они совершенно точно живут, Сарданапал говорил. В тибидохских стенах что только не живёт, хмыкнула увязавшаяся с ними Тома. Ну как с ними – крыша большая и была бережно поделена, потому как топтаться гуртом на одном месте, как было уже сказано, смысла никакого. У Буяна богатейшая история имелась ещё до Тибидохса, потом, курса с третьего, нам её даже расскажут, почему с этого было не начать – да потому что нет в этом настолько великой срочности. Срочно нам – научиться управлять своим даром, защищаться от злонамеренности не самых порядочных собратьев-магов и ненамеренного, стихийного зла проклятых предметов, книг, мелкой нежити, а история – она всё равно уже была, она от нас никуда не денется. Да и мозгов у нас пока мало, чтоб осмыслить величие и запутанность этой истории. Да и вредно это вообще для наших мозгов. Нас и в пределах школы вон регулярно на подвиги тянет, а лишнее упоминание о каких-нибудь битвах или ритуалах былых времён кого-то да вынудит отправиться хотя бы поискать это место, не говоря уж – откопать чего ценное, да хоть клад банальный. На каждом курсе есть кто-нибудь крайне отважный и не слишком умный, а чаще всего таковой не один. Весёлые старты с розыском заблудившихся в лесу, утопающих в болотах, забравшихся высоко на скалы и не знающих, как теперь слезть, в преподские любимые развлечения не входят. Ну, значительную часть года их в этом плане защищает зима, большинство полётных инструментов в лесах не слишком удобны, а преодолевать сугробы и буреломы, сверху опять же засыпанные снегом и превращённые таким образом в неприступные стены, желающих всё-таки мало, тем более когда холодно, блин, и темнеет рано. Зимой можно найти себе приключений и поближе. Да и сейчас вон энтузиастов нашлось не слишком много, хотя возможно, мы просто не про всех знаем. Как-то сложно и расточительно не воспользоваться таким совпадением – день выходной, тёплый, но безветренный, и Поклёпа с утра никто не видел, видимо, зависает у русалки… Ну, я про небольшой лужок у озера, окружённый кустами калины и деревьями черёмухи, ничего конкретно-героического припомнить не могла. Очевидно, что вытаявшие тут и там из-под снега каменюки – остатки какого-то строения, но что это было – наверное, только глубоко погрузившись в историю, и можно выяснить. Возможно, и просто жилой дом, а это вот был сад вокруг. Теперь-то тут майскими-июньскими ночами зависают русалки, любуясь на окружающее цветение и точа свои русалочьи лясы, но у них таких мест по всем берегам озера, разбиваются просто как-то по группировкам – эти одну полянку себе застолбили, те другую… Между кустов-деревьев виднелась дорожка, уходящая в лес, и не использовалась она уже явно со времён давних, она уже не была именно прорехой, просто чуть менее заросшим участком. И не просматривалась, да и я в ту сторону не смотрела, я, практически улёгшись на пузо, разглядывала мокрые камешки, пытаясь понять, это у меня уже глюки или правда тут что-то колышется в слабом потоке воздуха от моего дыхания. День мы выбирали по принципу редкой почти абсолютной безветренности, чтоб хоть какие-то шансы, отличные от нуля, у нас были… Так что появление на лужке ещё одного действующего лица было для меня полной неожиданностью. – Земфира! Как хорошо, что ты здесь! Я подняла голову. Оленька, та самая, которая Машина соседка и Генкина девушка. Ну, что я здесь делаю, допустим, понятно, а она – что? – Маша застряла, помоги вытащить! – Где? – как-то тупо уточнила я. – Тут недалеко какое-то старое строение, она увидела надпись и полезла прочитать, и у неё застряла нога, возможно, она даже сломана, или по крайней мере, вывихнута, она распухла и её не получается вытащить… – Так может, преподов пора звать? Оля раздражённо всплеснула руками. – Земфира, уж ты понимаешь такие вещи! Мы обратимся, когда доставим Машу в Тибидохс, за врачебной помощью. Когда придумаем более удобную версию. Я не хочу, чтоб они первым делом напустились на нас, что мы сами виноваты, гуляли там, где и до этого, вообще-то, гуляли, точнее, Маша гуляла, просто раньше её сопровождал Энгус Эберфортович, а теперь он гуляет с Алисой Веснянской, поэтому, пока у Маши не появилось парня, сопровождаю её я… Энгус Эберфортович, конечно, смог бы её вытащить. Но думаю, вдвоём и мы сможем. И доставим на твоей ступе. Ты как-то говорила, что она выдерживает троих? Но если и нет – ничего страшного, я смогу дойти пешком… Отсюда это недалеко, но боюсь, с воздуха не будет видно, это глубоко в зарослях. Думаю, правильнее будет, если мы сейчас дойдём, вытащим её, пока нога не омертвела, и тогда будет видно. Может, ты даже сумеешь помочь ей на месте? Ты ведь теперь многое можешь. Что ж, резонные всё соображения. Ну, кроме излишней веры в мои силы, приятно, конечно, но пока не с чего. Но вот насчёт того, что очень многие ученики не будут спешить обратиться к взрослым, даже если им оторвёт руку – это прямо в точку. Всякие несчастья на уроках и тренировках-то не скроешь и это неизбежные издержки процесса обучения, а вот если ты сам полез куда попало и там тебе, в полном соответствии с поговоркой, попало – усугублять головомойкой и всякими последующими ограничениями не только для тебя, но и для сокурсников, наверное, не захочешь. Вообще такая позиция не вполне в Олином характере, всё-таки это девушка, предварительно одобренная Генкиной матерью, а это кое о чём говорит. У всех живущих и некоторых усопших эта женщина с повышенной мнительностью и тревожностью вызывает просто хтонический ужас, Оля первая, кто в зудильниковом разговоре нашла с ней общий язык и даже проложила некие хрупкие мостки между нею и сыном. – Она тревожится за тебя, это нормально, ведь она твоя мама. Она боится тебя потерять, вот ей и лезут в голову всякие ужасы. Ты ведь сам знаешь, что ты всё, что у неё есть. Тем более теперь, когда ты далеко… – Угу, но мамины щупальца способны дотянуться и досюда. Она мёртвого ещё раз умертвит своей заботой! Эта женщина страшнее Поклёпа и Безглазого Ужаса, вместе взятых! Да если б она в своё время встретилась с Чумой-дель-Торт, я знаю, кто из этой встречи вышел бы победителем! – Знаешь что, у меня вот нет мамы. Когда мне было 5 лет, она оставила меня бабушке и отправилась устраивать свою жизнь, и я была б рада, если б она звонила или писала, спрашивая, что я ела, в чём гуляла, не промочила ли ноги и есть ли на такой случай у бабушки таблетки и микстуры, только вот этого не было! А когда мне было 10, она погибла – разбилась на машине, потому что её ухажёр за рулём был пьян. Так что она мне никогда не позвонит и не вынесет мозг. Поэтому будь добр, когда в следующий раз позвонит мать – скажи, что ты хорошо учишься, хорошо кушаешь и шапку надеваешь! Оля, конечно, в силу собственного опыта смотрела во многом идеалистически, всё-таки Генкина мать – это случай весьма запущенный. Это психическая болезнь, откровенно говоря, просто не допускающая варианта, что с ребёнком всё хорошо, он ничем не болен и не по уши в неприятностях. Емец, ласточка, выписывал её как нелепо-карикатурного персонажа, коих у него, собственно, через одного – интересно, он действительно не догадывался, что описывает вполне конкретную болезнь, описанную в психиатрии, и ничего смешного здесь нет? Оленька психиатрию не изучала, и не знаю, понимает ли она, что тут увещевания бесполезны, но каким-то образом, по крайней мере пока, у неё получилось вызвать у Генкиной матери ощущение успокоения, что сын в надёжных руках. Создала впечатление девушки серьёзной, следующей правилам, которой можно доверить даже заботу о слабом, болезненном Геночке. Можно сказать, Оле действительно нравилось заботиться – поэтому удивительного-то в том, что она взялась сопровождать Машу в прогулках по таким откровенно не прогулочным местам, нет. А следование правилам у неё такое, с оговорками – лучше всего, конечно, делать как подобает, слушаться старших, они плохого не посоветуют, беречь себя. Но ведь ежу понятно, что так не всегда получается. Поэтому хорошо также, если можешь помочь делающим что-то рискованное не навредить себе больше минимально неизбежного, ну и взрослых тоже нужно беречь от лишней информации. Идти действительно оказалось недалеко, зато достаточно трудно – где не кусты, там хотя бы рослый, с меня или около того, бурьян, снега не по пояс, конечно – напитавшись влагой, он осел, так, по колено или чуть выше. Оля рекомендовала мне наступать в ямы, оставленные её шагами, в основном я так и делала, но иногда нога соскальзывала, попадала на какую-то бревёшку, их тут под снегом, по идее, много, пару раз мы упали, но, в общем, дошли, даже не пожалев о том, что отправились пешком. С воздуха и правда не факт что заметишь. Никакого «кусты расступились», они не расступались, они основательно захватили тут всё, просто за ними проступил тёмный проём между тёмных же каменных стен. Строение и было, кажется, изначально несколько заглублено в землю, и дополнительно просело, древесные кроны густо, старательно укрывали его сверху, а между каменных блоков проросли кустарники и молодые деревца. – Да, нам туда, вниз. Понимаю, жутко, но Маша такая любопытная… Допустим, мне не настолько жутко, я за последнее время много где бывала в плане подобного антуража. Чего тут бояться, летучих мышей каких-нибудь? Если они тут и есть, если их не потревожили Маша с Олей, я уже погоды не сделаю. Немного света от входа, как ни странно, попадало, и Машу я увидела сразу – метрах в двух от входа начинался спуск вниз, неравномерный такой по сохранности – пара ступенек сравнительно прилично сохранились, а дальше, видимо, подмыло талыми водами, просела земля, а где-то поддели корни, они тут у стен кое-где вылезают, в общем, каменные блоки лежали уже куда более хаотично, вот в один неудачный зазор и попала Машина нога. Ладно, перепад высоты вроде не очень большой, хотя с повреждённой ногой подпрыгивать наверх – не очень. Ничего, если я подсажу, а Оля вытащит… Что что-то не так, я поняла уже в процессе спрыгивания, но было поздно – Машины руки обхватили мои запястья как тиски, а затем Маша встала на каменный блок обеими совершенно здоровыми ногами. – Не дёргайся, Земфира, ты ведь знаешь, я очень сильная. Ты ведь помнишь, повреждения рук для вас опасны, а мне ничего не стоит просто отломить их. Голос был заторможенный, как чужой, и наверное, с Олиной наивностью и некоторым вот духовным родством с матерью Бульонова можно было поверить, что Маша говорит так потому, что ей больно, что она просто старается не кричать. Маше и было больно, это стояло в её глазах. Только вот это другая боль – боль сознания, запертого внутри порабощённого тела. Зомбировать живых не намного сложнее, чем мертвецов, по крайней мере, с большинством это не требует много мороки. Какое-то время они, конечно, сопротивляются, а потом принимают готовность служить кому-то как нечто вполне естественное, находят внутри себя какие-то основания, убеждают себя, что их ждёт достойная награда или что сделать ту или иную гадость вполне допустимо и правильно. Грубое зомбирование, правда, видно на подлёте и от такого зомбированного все шарахаются как от чумного, а ближайший светлый маг снимает заклятие, даже не слишком вспотев. Здесь зомбирование более качественное, но всё же, предполагая, что я могу и почувствовать, она послала вместо себя Олю, которую легко провела… – Тот, кто управляет этим телом, справься со своей трусостью, покажись лично! – Не трусость, а дальновидность и планирование, - раздался из темноты голос, который я почти успела забыть, - один заложник хорошо, а два лучше, особенно когда речь о заложниках, которые не могут умереть, но которых можно подвергать мучениям неограниченно долго. В тот же миг полыхнул алый луч, вырвав из тьмы противную жабью физиономию, и Оля, всё это наверху в совершеннейшем ступоре смотревшая на странную сцену и не знающая, что предпринимать, рухнула навзничь. Стена там, где кончалась лестница, отъехала, являя моему взору низкое освещённое светом множества факелов помещение, туда и толкнула меня Маша, туда вслед за нами зашёл наш почти забытый враг, но стену возвращать в прежнее положение не стал. – Пока ещё не все гости нашей вечеринки в сборе, но думаю, остальные не заставят долго себя ждать. Ты закончила, милое дитя? Занеси сюда тело той девчонки, ни к чему пугать наших дорогих гостей. Хотя у них и не может быть иллюзий, что их зовут на весёлые дружеские посиделки. Жанна отошла от связанного Глеба и покорно побрела на выход. Когда она отошла, я увидела, что в тени, отбрасываемой Глебом, полускрытый одним из каменных блоков, уложенных редким рядом горизонтально, кто-то лежит. Кто-то светловолосый… Яша. Можно предположить, Жанна использовала его, чтоб заманить Глеба, как Маша использовала Олю, и по тем же причинам. – С вами, некромагами, так сложно работать! – усмехнулся наш противник, проследив за моим взглядом. …да что там, понимаю я, что это за каменные блоки. Это саркофаги. Очень старые и довольно грубо сработанные, порядком выщербленные временем. Зуб даю на отсечение, мы в том самом легендарном преподавательском склепе, единственном законном месте упокоения усопших на Буяне. Помнится, Глеб говорил, что этот хмырь не стал бы рисковать, сталкиваясь с нами где-то под землёй, в нашей стихии. Если всё-таки стал – это должно того стоить, он должен быть уверен в своих силах. – Ты тоже зафиксируй свою добычу, - он швырнул верёвку Маше, она очень ловко упала ей на руки, кончик скользнул по моей щеке, и я невольно вскрикнула – таким это краткое прикосновение было… неприятным, сложно сказать иначе. – Что вы сделали с Машей и Жанной? Что вам опять нужно, какого чёрта? Мы ведь уже сказали, что этого проклятого Луча у нас нет! – Сказали-то, молодые люди, вы немного иное, но Луча у вас действительно не оказалось, да и с вами мы встречаемся вновь по иному поводу. Меня начинает нешуточно беспокоить, что третье зеркало всё не активировано… О, какое замечательное недоумение на ваших лицах! Вы построили за это время, несомненно, множество всяких теорий, но чего уж вам не пришло в голову – так это что зеркала звенья той же цепи! О, эти зеркала – такие замечательные штуки! Сами по себе, порознь, они могут так мало… всего лишь меняют реальность, очень-очень фрагментарно, в масштабах только того, что отражают, одной-единственной человеческой судьбы. Взамен дают сущую малость – возможность для меня совсем ненадолго, не более чем на несколько часов, в нужный мне момент взять под контроль тех, кто ими воспользовался. Честный обмен, ведь это я дал им шанс изменить судьбу! В продолжение этой речи я пыталась отбиваться от Маши, опутывающей меня верёвкой – бесполезно, во-первых Маша действительно очень сильна физически, а теперь ею ещё и руководит воля очевидно безжалостного типа, во-вторых – каждое прикосновение к верёвке словно выворачивало нутро. Хорошо, что она стягивала моё тело поверх одежды, плотно приматывая мои руки к корпусу, плохо то, что если даже я изловчусь её поддеть – надолго меня не хватит, это не просто жжение, это не просто боль, и даже не просто отторжение, омерзение… – Что, не нравится? Это не Каинова, она восстановилась после того как вы её пережгли – восстановится и если разрезать надвое, но обычные верёвки, пропитанные кровью 13 грешников, уничтоживших из корысти своих родных, тоже, как оказалось, неплохо работают. Знаете, почему на вас они действуют, детишки? Потому что у вас есть совесть, это слабость, уязвимость для пропитавшего их яда. Я от такого обременительного свойства избавился давно, поэтому спокойно могу брать такие верёвки в руки и вязать из них узлы. Просто зачем, если у тебя есть такие очаровательные помощницы? Покончив каждая со своей, связанной с доверчивыми жертвами задачами, зомби, повинуясь ленивому жесту хозяина, синхронно двинулись к одному из саркофагов, установили в изголовье и по бокам от него высокие подставки, увенчанные специальными креплениями, на двух из них укрепили уже знакомые нам зеркала, которые, очевидно, сами принесли сюда. Мне невольно подумалось, что такая асимметрия – что третью подставку устанавливала тоже Жанна, и что крепление оставалось пустым – раздражает и расстраивает его. – А вот вместе, расположенные правильным образом, да вдобавок поймав и многократно отразив свет, естественно, не обычный, а тоже магический – зеркала эти ткут особое магическое пространство, то, в котором реальность меняется в масштабе куда большем! Я долго ждал этого… 15 лет мне пришлось провести в Дубодаме – как видите, это сказалось на моём облике не лучшим образом, но это пустяки, в ближайшей перспективе это такие пустяки… дождался ведь возможности ускользнуть. Когда в нашу гостеприимную тюрьму проникло двое молодых людей, одержимых благородным желанием вызволить друга, и их заклинание зацепило и меня, потревожило удерживающие меня блоки… Как же я люблю такие сюжеты, в которых противодействующие злу невольно ему пособствуют! Так что я подождал бы и дольше, но ваши же любезные преподаватели не дали мне такой роскоши… Хотя если б и не это – какой же ещё день мог быть более подходящим, чем сегодняшний, когда все обстоятельства сошлись самым благоприятным образом, когда космонавты снимают скафандры – а это значит, что можно будет застать вас в не людном месте в одиночестве. Да, вы всё это время пытались понять, кто я такой? Позвольте, я представлюсь сам. Агониус Золотой. Не сомневаюсь, вы обо мне слышали. – Ага. Когда первый раз встретила это имя, подумала, что речь о каком-то растении. – Непонятно только, почему Золотой, - фыркнул Глеб, - мама так назвала? – Потому что золото – металл, губящий людей, а я их тоже погубил без счёта. Как сказал некий умник в обвинительном заключении, я мог бы превзойти Чуму-дель-Торт, если б у меня была такая возможность… вот эту возможность я и надеюсь получить. – Круто, а чего ж сам в зеркало не посмотрелся? Масштаб не тот? – Увы. Зеркало меняет одну конкретную судьбу, не затрагивая остальные, то, что вы, барышня, приняли силу, отвергнутую вашей подругой – ваше решение, а не зеркала. Мне же нужна не абстрактная огромная сила, она и моя собственная велика, мне нужна конкретная – сила Чумы. Вот это требует уже немножко побольше телодвижений. Что говорить – желательно, хотя и не обязательно, иметь в распоряжении тело того, чью силу хочешь заполучить. А тело Чумы, как вы могли слышать, было уничтожено. Но и в этом мне повезло – некоторая часть сохранилась, и не где-нибудь, а опять же здесь, на Буяне! Вот в этом гробу покоится то, что осталось от Светломыслии Полупринятой. Вот это имя вы вряд ли слышали, она ничем не осталась в истории, кроме того, что была внучатой племянницей Древнира и имела какое-то отношение к основанию Тибидохса, кажется, закупала пергаменты и перья… Представления не имею, чем она так вывела из себя старушку Чуму, что та просто разорвала её на части, собственными руками, даже два ногтя при этом сломала, представляете? Да, совершенно верно, в этой неаппетитной истлевшей груде хранятся и последние физические останки Чумы-дель-Торт. Мне не хватает только двух элементов, чтобы осуществить задуманное, и они у меня почти есть. – Один вопрос – вы не боитесь, что вас расплющит хуже, чем бог черепаху? Мы тут одну силу на троих делим. Сила Чумы была, возможно, даже больше, рассчитывать впихнуть её в одно не отличающееся выдающимися характеристиками тело – как-то… самонадеянно, а? Агониус расхохотался. – Благодарю за заботу, девчонка, но это уже не твоё дело. – Знаешь, почему Дубодам изменил тебя так? – раздался откуда-то сверху голос, знакомый прямо-таки до боли, - потому что такой облик тебе очень соответствует! Ты надуваешься от самолюбия и самоуверенности, как самая настоящая жаба! – Это было б даже весомо, если б говорил это кто-то другой. Я подняла голову. Разумеется, это не господь вещал с небес, под низким потолком в коконе древесных корней виднелась плешивая голова нашего завуча. …ведь эта деталь была замечена, зафиксирована сознанием, только не осмыслена – воронье гнездо на одном из верхних каменных блоков над входом. Там, где настоящая, живая ворона никогда б гнездо не свила. Интересно, а где же полётные инструменты Яши и Жанны? Пылесос Оли я у входа видела. А ступу Глеба, кстати, нет, он что, тоже шёл сюда пешком? Это-то куда дальше, чем пришлось мне. – Поклёп?! Его-то вы какими калачами сюда заманили? – О, этого и заманивать не пришлось, с превеликой радостью явился сам. Устал слышать о себе, что тратит свой великий магический талант на запугивание сопляков, решил в одиночку справиться со мной… и не справился. Но этот приятный визит, раз уж он случился, послужил сигналом к созыву остальных фигурантов. – Они придут, ты знаешь это, Агониус. Возможно, уже сейчас они идут сюда, так что подумай, не пора ли сматывать удочки, с ними всеми ты не совладаешь, они уже обнаружили мою пропажу… – Возможно. И думают, что ты прохлаждаешься с русалкой. И того времени, пока они так думают, мне вполне хватит. Я тихо выругалась. Ну да, я ведь так и подумала, и не только я. Преподы должны быть проницательнее, но обязаны ли? Они часто у себя под носом столько всякого пропускали! – Они не знают, ГДЕ я, ведь так? Они знают, что я там был и ушёл, но не знают, куда. Хотя Сарданапал и Медузия должны знать про эти ногти… но кое-кто вспомнил первым – и не напомнил им. И сейчас, увы, сюда идут вовсе не они. Мы услышали звуки шагов, но даже мысль «кто это, интересно» возникнуть не успела – Лиза ворвалась в помещение стремительным ураганом, помахивая драгоценным зеркалом, как дамской сумочкой. Резонно, кого ж ещё следовало ждать… – Вам тут кое-чего не хватало, да? Вот этого? Но вы ж не рассчитываете, что я просто отдам его вам, не получив сперва… – Разумеется, барышня, сперва вы должны получить от зеркала то, чего желаете, с не активированного его мне мало толку. Не пойму, чего вы тянете до сих пор, ваши товарки тоже, конечно, сколько-то для приличия посомневались… – А, вот как! – Лиза приближалась, выставив зеркало перед собой, словно нож, - а если я не хочу его активировать? Если не хочу ничего в себе менять? Вы не предполагали подобного, когда посылали это зеркало мне, серьёзно? Агониус удручённо вздохнул. – Я не посылал его тебе. Как и не посылал этим двум. Я привёз зеркала на Буян – это верно, дальше же они сами нашли тех, кто в них нуждается. – Воля магического артефакта, да-да. Воля, дядечка, и у меня есть, побольше даже. И если я не хочу ничего в себе менять – вы не сможете заставить меня захотеть, даже путём угроз моим близким. Особенно путём угроз. Так что нужно мне – чтоб вы отпустили Глеба и Земфиру. А потом можете забирать это зеркало и засунуть… сами пожелать в него чего хотите. Например, стать самым красивым. А то пока на вашем фоне даже Поклёп выигрышно смотрится. – Зализина, - прохрипели сверху, - я ж тебе… свою часть в работе ещё полгода согласовывать буду… – Лиза, - ласково-угрожающе прожурчал Агониус, - мне НУЖНО, чтоб ты активировала зеркало. – Агониус, - в тон ответила Зализина, - мне НУЖНО, чтоб ты отпустил заложников. Это не моя проблема, что ты чересчур доверился воле артефактов, забыв, что даже очень волшебные, они – всего лишь вещи. Решает – человек. Вот теперь из-за одной маленькой меня у тебя такой надёжный план трещит по швам! Маша и Жанна двинулись было в её сторону, Лиза скрестила руки на груди, прикрываясь зеркалом. – Что, отберёшь? И что дальше? Да я тебе его сама отдам, в голову могу кинуть, посмотрим, что прочнее, она или зеркало. Тебе ж не столько зеркало нужно, сколько моё желание. Будешь угрожать мне смертью? Вряд ли. Вдруг, если я умру, так и не загадав, зеркало уже никогда от меня не отцепится и станет бесполезным? Такое тоже возможно. Так что давай-ка немного поменяем расклад. А то неравноценно – у тебя две порабощённые, два трупа и трое пленников, а у меня только зеркало. С моей позиции не всё было хорошо видно, но я понимала, что сейчас они оба оценивают диспозицию. Да, перевес как будто на стороне Агониуса, но это не только плюс, а в некотором роде и минус, ему нужно контролировать зомби, корни, удерживающие Поклёпа, следить за нами – тёмный маг даже связанным может хоть что-нибудь отчебучить, за Лизой, медленно и хищно продвигающейся на одну линию с нами, до кучи снаружи опять раздался какой-то шум. Не знаю, получив ли какую-то невербальную санкцию в ходе дуэли взглядов, или просто воспользовавшись эффектом внезапности, Лиза в стремительных два шага оказалась возле меня и, зажав зеркало под мышкой, схватилась за узел верёвки. – Забавный выбор – как раз того элемента, от которого резоннее было б избавиться, воспользовавшись таким удобным обстоятельством, как я. Неужели вы, милая барышня, настолько не собственница? – Ещё какая собственница, - Лиза поминутно шипела и отдёргивала руки, - мне нужны и мой парень, и моя подруга. Начать решила с неё, потому что к ней я ближе, а к нему вы, как видите, всё рационально. Для струн ревности тебе не хватает музыкального слуха. Интересно, испытывала ли мучительные ощущения Маша, когда меня связывала? Жанна-то хотя бы светлая. А верёвка, получается, служит средством против тёмных магов, имеющих совесть. Вот так и скажу Ягге – тестирование показало, что совесть у меня есть, и даже у Глеба есть. Маша вроде, при всех недостатках, в бессовестных не ходила. Или этот факт нивелируется тем, что она действует не по своей воле? Почему Лиза просто не пережжёт верёвку? Потому что не хочет перегревать кольцо, мало ли, насколько эпичное, зато в любом случае неравное сражение нам сейчас предстоит. Но на ближайшее-то время Агониуса всё устраивает, и руки, и внимание у Лизы заняты… – Анечка, ну что вы мнётесь там в темноте? Выходите, полюбуйтесь на это абсурдное зрелище! Аня! Кому я русским языком сказал – приходить одной! – Я ны… не собираюсь а-атпускать её одну в ты… такие места и к ты… ты… таким людям! Я ны… не позволю пы-пы-причинить ей вред! – Ты? Интересно, как. Впрочем, вреда от тебя никакого не будет, стой там и не путайся под ногами. Что, милые дети? Я ведь сказал, всё складывается как нельзя лучше для меня. Вот и пришёл меня побеждать (и угодил в мои сети) отец настоящей хранительницы Луча, видите, как здорово? Теперь нам есть чем обменяться. – Анька, не смей! – прохрипело сверху, - выпорю, зомбирую! Три дня в хранилище с кишками проведёшь! – Папочка жив? Я отдам вам волшебный фонарь не раньше, чем увижу своего отца живым! – Деточка, ну ты ведь слышишь его голос… Чувствовалось, что Аня ни жива ни мёртва от страха, но каким-то неимоверным усилием заставляет свой голос звучать громко и относительно твёрдо. Всё-таки она Поклёпова дочь… – Вы тёмный маг, а значит – обманщик! Мне нужно видеть своего отца! Сейчас, немедленно! – Ой, да пожалуйста… С громким шорохом и скрипом корни размотались, как гигантский клубок, Поклёп, связанный по рукам и ногам, повис в метре над соседним саркофагом, дико вращая глазами. Всклокоченная борода была обильно украшена паутиной и комьями грязи. – Да, бедные дети подземелий, я действительно мучил вас совершенно напрасно. Откуда мне было знать, что в комнату, в которой, как я считал, никого кроме вас и Сарданапала не было, незадолго перед тем влетела Аня Вреднюкина. Эта хитрая малышка спряталась среди ковров и вылезла, когда вы ушли… – Влетела? – Именно так. С улицы, на пылесосе. Вряд ли вы заметили, что окно было притворено, но не закрыто. Наверное, она не хотела, чтоб в пути обычным образом, по коридорам, её кто-то заметил… Выходит, это было тогда… Тогда, когда Сарданапал снял нас с дистанции «за неспортивное поведение». На самом деле ему было не до нас и не до игры. Он спешил воспользоваться возможностью передать ценный артефакт на хранение… почему ей-то? Блин, Вреднюкина была там в то время как мы… Ну, удивляться всему тому, что она после этого говорила Стасу, не приходится. Скорее, можно удивляться сдержанности, вон Котова с Терёшиной ничему подобному свидетелями не были, с лихвой компенсируют собственным воображением. – И тебе понадобилось столько времени, чтоб это выяснить? – Увы, молодой человек, действовать можно или быстро, или аккуратно. Издали много не навыясняешь, а близко к некоторым чересчур проницательным к перемене личин особам лучше не оказываться, да и полностью подменить какого-нибудь сопляка было плохим вариантом, слишком чревато провалом. Приходилось быть понемногу всеми… Если действовать медленно и кропотливо, то никто так и не обнаружит ни одного случая, когда один и тот же человек был в двух разных местах. Например, сидел в гостиной и в то же время подслушивал в учительском коридоре… Пришлось помучиться. Поэтому разделять с вами ваши мучения я не стал, ушёл сразу, как только понял, что они задумали. Беднягам понадобилось целых две недели постоянного присмотра за вами, чтоб понять, что меня среди вас больше нет, не смешно ли? Да уж, с его позиции, наверное, смешно. Сложно представить, каково было преподам, вынужденным день за днём «прощупывать» всю школу, вне подозрений была, наверное, только Тома, её тяжёлую ауру сымитировать сложно… – Освобождайте моего отца! – Слышишь, Лиза? Анечка торопит не столько меня, сколько тебя. Прежде высвобождения Луча Сириуса все три зеркала должны быть готовы и занять свои места. Мои руки были уже почти свободны, я по мере сил помогала Лизе освобождать меня от верёвки – но сил этих было катастрофически мало, как Машка умудрилась буквально за две минуты навязать столько узлов? …практика большая. Она ведь и сама плела эти защитные гирлянды, и Оле показывала, как это делать. Попросту руки помнят. – Это не мои проблемы, - пренебрежительно хмыкнула моя соседка, - я же сказала, мне нечего у зеркала желать. Стать самой красивой? Да я и так не жалуюсь. Что мне с толпами поклонников делать, какой от них прок? У Машки их – солить можно, но ни один не избавил от участи стать игрушкой какого-то психа. Самой умной? Ещё не лучше. Все будут бегать за советом, ни минуты покоя. Да и посты самой умной и самой красивой в Тибидохсе заняты. Пытаться перетасовывать этот рейтинг – так себе занятие. Своим даром я тоже довольна… – В самом деле? – вкрадчиво пророкотал Агониус, - я ведь знаю кое-что, чего не знают другие… Ты довольна тем, что сложилось по итогам, потому что у тебя были только варианты намного хуже. Не было варианта вообще не попадать в Тибидохс, не встретить… не того человека, не совершить то, что совершила. Не иметь этой устойчивости к огню и погибнуть в том пожаре – не узнать мучений куда больших. Я почувствовала, как руки Лизы дрогнули. Неужели он попал в точку? Да, вполне возможно. Когда кто-то говорит нам, что всё страшное позади, что он доволен и счастлив – что мы можем, кроме как верить? Разве правильно было б лезть в душу и бередить раны? – Лиза, ны-не слушай его! Т-то, что ты жи-жива, это са-самое гы-гы-главное, ны-нельзя о таком жалеть, надо лю-любить жизнь и сы-сы-счастье обязательно будет! – Тебя кто спрашивал, советчик? С таким косноязычием только патетические речи произносить! – вслед за небрежным движением руки Агониуса ближайший гигантский корень ожил и отшвырнул Стаса, смачно шмякнув о стену. Аня тотчас бросилась к нему. – Вы убили его?! Негодяй! После этого вы рассчитываете на нашу помощь? – Я рассчитываю на ваше послушание. Пока он жив, но кто знает, что будет через минуту. Это чтобы вы понимали, что я настроен серьёзно, моё терпение велико – я 15 лет ждал освобождения, ещё несколько лет потратил, чтоб заполучить зеркала и узнать, где Луч Сириуса, но всё же оно не бесконечно. Правда в том, Лиза, что ты предпочла б не существовать вовсе. С самого начала жизнь над тобой только издевалась. Ты погубила своих родителей, но выжила сама, и разве кто-то мог убедить тебя, что ты не виновата, если ты самым прямым образом виновата? Затем твоим сердцем поиграли, присушив, а потом отвергнув твою любовь, ты стала посмешищем для всей школы, стала омерзительной и ненавистной самой себе. Теперь ты можешь сказать, что горизонты значительно просветлели, но разве это позволяет забыть обо всём пережитом, обо всех жертвах? Зеркало может изменить жестокую реальность… – О да, Лиза, соглашайся, блестящие перспективы! – раздался из-за спины Агониуса голос Глеба, - подарить доброму дядечке силу Чумы – жизнь точно будет прожита не зря! – Чумы? – Лиза, баюкающая в очередной раз онемевшую от боли руку, едва не выронила зеркало, - но сила Чумы… она ж в Таньку перешла! Ты не мог этого не знать! А уж кого я тут не вижу, так это Гроттерши! – Всё-таки, Лиза, в уме тебе не откажешь, но соображаешь ты медленно, что не твоя вина – ты пропустила существенную часть нашего разговора. У меня здесь фрагменты тела госпожи Чумы, утраченные ею за некоторое время до рокового визита в избушку Гроттеров, они достаточно хорошо сохранились, чтоб нужной силы связь можно было установить. И у меня здесь зеркала, имеющие власть менять реальность – каждое только для одного конкретного человека, а вот вместе… – Да-да, было что-то про специальный волшебный свет… Луч Сириуса, вот для чего он вам нужен! Свет немеркнущий, ключ, любые двери открывающий, невозможное делающий возможным и так далее… – Именно, дети, именно! С помощью Луча добродетельный и крайне тупой Галад Ниржаль воскресил вымерший город – правда, при этом перестал существовать сам, но его устроил такой обмен… неужели на то, чтоб сменить владельца самой величайшей тёмной силы из когда-либо существовавших он окажется неспособен? Ну да, логично. Такую сложную тему, как взаимодействие мощных артефактов, мы опять же будем проходить когда-нибудь потом, если доживём, но исходя из того, что так или иначе слышали – логично. Зеркала меняют реальность в конкретной точке – одной человеческой судьбе, Луч даже без зеркал может накрыть своим влиянием целый город, дополняя и усиливая возможности друг друга, они вполне могут сделать так, что Танька, где-то там в Тибидохсе объясняющая Валялкину, что с Буяна по-прежнему выпускают только купидончиков, а она на такового не тянет, просто по факту обнаружит, что из неё что-то ушло. Что-то всё равно лишнее и ненавистное, так что едва ли она будет в претензии. Потом, правда, придётся пересмотреть это чувство радости и облегчения, когда выяснится, что в нагрузку к нему идёт чокнутый бывший подручный Чумы. А мы? Что нас ждёт? Я, может, и наивна, но недостаточно, чтоб полагать, что он отпустит живых свидетелей. Впрочем, а что мы ему как свидетели сделаем теперь-то, когда от его могущества вздрогнет весь магический мир? – А ты не боишься, что после таких откровений силой Чумы могу захотеть завладеть я? Ну да, не боишься, зеркало же властно только над одним человеком, отказаться от своего дара позволяет, забрать чужой – нет… Что ж, - Лиза, держа зеркало в вытянутой руке перед собой, двинулась к Агониусу, - я желаю… Пользуясь тем, что его внимание отвлеклось на неё, я подобралась к Ане, сидящей возле уже пришедшего в себя Стаса, поправляя под его головой сложенный в роли подушечки свой длинный полосатый шарф, одними глазами указала ей на выход – он по-прежнему открыт. – Я не могу бросить отца… – Круто, да, он тебя – мог, а ты его нет. Аня, нужно спасти Луч из лап этого ублюдка! Нужно сообщить преподам, позвать на помощь, иначе хана нам всем, а там и всему Тибидохсу, ты это понимаешь? – И Стаса. Он пока не может идти. Я оглянулась на Лизу, продолжающую отвлекать внимание Агониуса. Ай, да чего ему следить за нами, что мы можем? Сбежать? У нас здесь те, кого мы не можем бросить. Как-то напакостить? Корни, держащие Поклёпа, и зомби возле связанного Глеба несколько сокращают наши возможности. – Что ж, в таком случае нам остаётся… Шансы невелики, и я пойму, если у тебя ничего не получится. Посмертно прощу. Я-то, наверное, выживу… Действовать надо быстро, так что, ребята, активируйте всё легендарное мужество хороших светлых детей, не для того ли вы в эту историю вообще попали! Как раз когда Лиза заканчивала свою фразу, я метнулась к соседнему саркофагу, к висящему, как жертва в паучьем коконе, Поклёпу. Я могла б перехватить управление корнями, нам такая магия по идее тоже свойственна, но на это настраиваться дольше. Поэтому я направила на корни пламя с ближайшего факела. Да, есть некоторая вероятность спалить заодно и Поклёпа (интересно, легко ли было б школе заставить себя скорбеть?), но он по идее не лыком шит… – Резникова… Пошлю в кожехранилище! Кажется, вам там понравилось! А, что толку, этот негодяй забрал моё кольцо… – А без кольца вообще что ли никак? Ой да ладно, у меня есть для вас кое-что. Это как раз, кстати, было ваше кольцо. Мне-то оно теперь не позарез. …а Анька – к тому саркофагу, вокруг которого были расставлены подставки, в центр того не вполне равностороннего треугольника, который образовывали теперь зеркала – два уже активированных и то, что у Лизы, развела руки в стороны. – Свет последней надежды, благой и немеркнущий, пробудись и сверши, что должно, воздай каждому жаждущему и страждущему! Я только и успела увидеть, как маленькая голубая искорка сверкнула, поднявшись откуда-то снизу, у Ани между ключиц – это не кулончик, это где-то внутри, под кожей, конечно, это не артефакт, который таскают в кармане или на цепочке на шее, его носят внутри, внутри у нас его искал Агониус тогда – как ослепительный голубой свет вырвался, взорвался, затопил собой всё, и в этом свете слышались крики – кричали, наверное, все, кроме мёртвых, каждый своё. Поклёп звал дочь, Глеб Лизу, Стас меня, что-то кричали и Агониус, и Маша с Жанной, но все эти голоса становились как будто всё дальше и дальше, тонули в беспредельном свете…