Жизнь полна неожиданностей, ага?

Кто страдает от неразделенной любви, кто – от склероза, а мой отец страдал от амбиций. Его некогда не устроила должность ведущего инженера на одном из местных заводов, а потому, осознав, что профессионального и карьерного роста ему не дождаться по причине наличия у местного начальства многочисленных родственников, которых нужно было пристроить, отец написал заявление об увольнении и ушел на вольные хлеба. Так сказать, пополнил ряды местных бизнесменов мелкого пошиба. Для чего, правда, пришлось продать квартиру мамы, которая досталась ей в наследство от родителей. Мой отец всегда стремился к большему и довольствоваться малым, то бишь синицей в руках, было не в его правилах. Потому и гонялся за мифическими журавлями. У отца всегда было полно идей на тему возможных золотых гор, что проглядывались в туманной дымке, маня перспективой безбедного и светлого будущего, но, тем не менее, озадачивая серым и хмурым настоящим. Отцу не везло. Не катастрофически, но не везло. Все признавали, что он реальные вещи говорил и делал, но удачи в бизнесе ему не хватало. Золотые горы даже и не маячили на горизонте, а доходы едва покрывали расходы. Правда, отец и не думал сдаваться, даже несмотря на то, что бывали времена, когда мы существовали на мамину зарплату библиотекаря, когда она решила выйти на работу, чтобы иметь хоть какой-нибудь, пусть и маленький, но стабильный заработок. По причине занятости всех родственников я была самостоятельным ребенком, что, впрочем, принималось как должное и очевидное. Вообще все утверждали, что я прямо копия моей мамы: голубоглазая и светловолосая, слишком спокойная и серьезная. От отцовской породы никто во мне ничего не видел, впрочем, я по этому поводу никогда не переживала. Это уже потом проявилось ненормальное упрямство, которое всегда было отличительной чертой отца. Мама же всегда говорила, что вышла замуж за неординарного человека. Уж не знаю, было ли это похвалой или наоборот, но с отцом она, в конце концов, развелась. До сих пор гадаю, стало ли причиной тому именно эта его неординарность, что выражалась в куче ненормальных идей и их последующем воплощении; или же его далеко не легкий характер, но помню, как в десять лет я вместе с мамой переехала жить к бабушке, что жила в том же городе, а отец поменял статус «обычного» на статус «выходного папы». Впрочем, и по выходным я его видела неприлично редко. Бабушка на эту тему вечно ворчала, а мама ее успокаивала, как ни странно, защищая отца. Это потом я осознала всю странность ситуации, ибо бабушка приходилась маме свекровью, а в народе было принято, что данная особа с невесткой не уживаются априори. Но везде есть свои исключения из правил, к коим и относилась моя бабушка. Она ругала отца за вечную занятость и отсутствие интереса к жизни единственной дочери, не говоря уже о матери, то есть о себе. Бабушка того не понимала. Она всю жизнь, душа в душу, прожила со своим мужем, собственно, моим дедушкой, который умер за год до моего рождения. Она не признавала такого слова как «развод» в принципе, но понимала, что мама бы не пошла на подобные меры, не будь веских причин. Именно бабушка предложила нам с мамой переехать к ней. Сказала, что маме одной с дочерью на руках будет тяжело, а она одна «кукует» в трехкомнатной квартире. Потому наша «однушка» осталась отцу, а мы стали жить втроем. Бабушка тогда фыркнула, мол, пусть он бобылем поживет, тогда, может, что и поймет. Она, наверное, все еще надеялась, что родители вновь сойдутся. Но ее надежды не оправдались. Через год отец уехал в соседний город, где, несмотря на все недобрые предсказания бабушки, так там и остался. И, видимо, именно смена обстановки стала для него решающим: бизнес, как говорится, пошел в гору. И не только он. Отец умудрился жениться, причем, его новоиспеченная супруга оказалась дамой с дочерью моего возраста. Мы с мамой и бабушкой были даже приглашены на свадьбу. Скромное мероприятие, как обозвал его отец, которое, тем не менее, прошло в шикарном ресторане в присутствии полусотни гостей. Правда, мы не поехали. Бабушка отрезала, что у ее сына совсем не осталось ни ума, ни совести; а мама с мягкой улыбкой не уставала повторять мне, что отец, несмотря на то, что обзавелся новой семьей, все равно останется мне папой, который меня любит. Признаться, тогда мне было все равно. Наверное, сыграл тот факт, что отец, желая того или нет, слишком отдалился: я просто знала, что у меня есть папа, что он находится далеко и что вижу я его нечасто. Наличие в моей жизни себя отец обозначал тем, что каждый месяц высылал деньги, а на праздники озадачивал себя поздравлениями по телефону, как обычно извиняясь, что не может почтить нас своим присутствием. Я не переживала, как ни странно, ведь у меня были мама и бабушка, а у них была я. Вот так мы и жили, причем, довольно неплохо. Дружно, без скандалов. А потом все резко изменилось, жирной чертой, разделив мою жизнь на «до» и «после»... ...От мыслей меня отвлек настойчивое шевеление в кармане – мобильный телефон извещал, что кто-то жаждет со мной пообщаться. Вытащив аппарат на свет божий и взглянув на дисплей, чтобы узнать, кто все-таки хочет меня слышать, я лишь скривилась. Пашка. Ему-то что надо? Тяжко вздохнула своей нелегкой доле и ответила на звонок. Не могла не ответить, иначе потом начались бы разборки на тему и напоминания об условиях нашего устного, но договора. - Я Вас внимательно слушаю, - убито произнесла я. Для полного счастья мне только Пашки сейчас не хватало. - Ты где? – коротко и лаконично. Этот человек не любил ходить вокруг да около, а потому всегда, если говорил или спрашивал то по делу и в лоб, чтобы не терять ни своего, ни чужого времени. - Какой резонный вопрос... – вырвалось у меня. – Дай-ка подумать, одиннадцать часов... Да, представь себе, я в школе. И у нас перемена, можешь за меня порадоваться. - Наташка, не язви, - Пашка явно скривился, жаль, я того не увидела, но все равно было приятно. Хоть какая-то отрада в этот полный неприятностей день. - А ты не задавай глупых вопросов, - откликнулась я. – Где я могу еще быть? - А кто тебя знает, после твоих-то выкидонов, - Пашка фыркнул, явно тыкая меня носом в мои недавние приключения, когда я исчезла на выходные из дома, не сказав никому ни слова. Ссора со сводной сестрой, затем с Пашкой, и я ушла, громко хлопнув дверью. В результате случилось то, что случилось. Знала бы, проглотила все, что было мне сказано в тот памятный пятничный вечер... Не в первой же... - И что, ты теперь собираешься меня контролировать? – осведомилась я. - Сдалось оно мне... - Тогда чего звоним? - Хочу спросить, во сколько ты заканчиваешь и когда мне тебя забрать? Ты мне сегодня понадобишься. - Через два часа, - поспешно откликнулась я, чем вызвала у Пашки явное замешательство. Обычно в такие моменты я спорила и уверяла, что у меня ну очень много дел, а потому сопровождать Пашку куда бы то ни было в роли его дамы сердца не представлялось возможным. Правда, он никогда меня не слушал. - Быстро ты, однако... – точно в ступоре. И опять же мне приятно. - Однако да, - согласилась я. - Ладно. Жди, - и отключился. Без прощания, впрочем, как и без приветствия. В этом весь Пашка. Для него я словно вещь, которую можно вытащить из шкафа, когда в ней была необходимость, а потом все так же просто убрать обратно. Хотя для всех других мы считались парой, причем, все только и говорили, как же мне повезло, а заодно недоумевали, что же Пашка во мне нашел. Для большинства он являл своей скромной персоной настоящий идеал девичьих грез: статный красавец-шатен восемнадцати лет из обеспеченной семьи, из вредных привычек разве что паршивый, но все же терпимый характер. Пашка редко улыбался, а я часто ловила себя на мысли, что его глаза такого теплого шоколадного оттенка все же остаются холодными, равнодушными и даже пустыми. Правда, он никогда не лицемерил, говоря все в лицо и как оно есть, хотя иногда его слова могли быть довольно жестокими, на грани грубости и высокомерия. Но Пашку не волновало, что о нем думали окружающие, он был слишком самодостаточен и уверен в себе. Мы с ним не особо ладили, пусть и были связаны определенной договоренностью. Наше общение являло собой своеобразное сочетание из обоюдных колкостей и язв в адрес друг друга. Я вздохнула, убирая телефон от уха и крепко сжимая его в ладони. Мысли перекатывались в голове, словно стеклянные шарики. Тем не менее, я была рада, что Пашка дал о себе знать. В прошлую нашу беседу, которая перетекла в ссору, я много, что ему высказала, о чем пожалела. Всегда не одобряла Пашкину бесцеремонность, а тогда сама повела себя далеко не лучшим образом... Из-за прикрытых дверей послышался звонок на урок, и я, мысленно чертыхаясь, поспешила обратно в школу, на ходу придумывая оправдание своему опозданию. Надеюсь, что Вячеслав Георгиевич меня простит. Хотя, я бежала по коридору и глупо улыбалась, куда он денется?