***
- Малыш, я вижу, что тебе стало лучше... - проворковал он, подходя ко мне. Я отстранился. - Ну что ты, малыш? Прошло ведь три дня, тебе должно было стать лучше... Я молчал. Просто молчал и все. Уж не знаю, что там отец натворил, но про университет он сказал мне не волноваться. Подонок. Даже мои друзьям что-то наболтал. Они даже не звонили. Ненавижу. - Тебе и так лучше, а это значит, что можно продолжить наши игры... - и тут он остановился совсем близко. Я насторожился и прикрыл глаза. В тот раз он порвал меня. Сильно. Крови было много, очень. Весь следующий день я был без сознания. Но он дал мне что-то, и мне стало лучше. Даже края развороченой дырки смазывал чем-то. Какой заботливый. Все это время он проходил за мной, расспрашивая о моем самочувствии. Лживое беспокойство. И мне лучше физически. Но не душе. Душевные раны никогда не затянутся. Они будут гнить и кровоточить. И это не изменит никакое лекарство. Оно не вылечит рубцы и не заживит шрамы. Они будут вечно напоминать о моем грехопадении. Его язык прошелся по мочке уха. Нет. Пожалуйста. Я не хочу. Не хочу. Мне все еще плохо. - Ну же, малыш, пошли в кроватку... - и он, не дожидаясь моего ответа, тянет меня за руку пихает в сторону моей комнаты. Боже. Убей меня. Он кладет меня на кровать и, не спеша, раздевает. Пуговица за пуговицей, они поддаются с легкостью, и вот я уже без рубашки. Он не спешит оставлять засосы. Нет. Он целует меня с нежностью, и это странно. Он что-то он задумал? Шуршит знакомый мне пакетик. Тюбик со смазкой, какие-то бусы и еще что-то. Я не смотрю в его глаза, отворачиваюсь. - Я хочу, чтобы ты растянул себя сегодня сам. Ты такой узкий. - Хорошо. Он снова целует меня. Этот поцелуй походит на тот, который он отдавал маме. Такой же нежный и медленный, смакуя, никуда не торопясь, ведь за плечами вагон свободного времени, которое можно потратить одним интересным и заманчивым способом. Воспоминание о маме больно резануло по сердцу. Я скривился и сделал глубокий вдох. Не нужно думать о ней. Она уже никогда не вернется. Наша семья больше не будет такой, как прежде. Он все разрушил. - Ну же, малыш, не будь бревном... Он с недовольным видом отстраняется от меня и приспускает свои брюки. Переводит взгляд на меня и усмехается. Он доволен. А мне горько. - Ну же, малыш, давай... Я же знаю, что ты жаждешь мой член, ведь с помощью него ты появился на этот свет. И он подталкивает меня к своему вялому члену. Омерзительно. И как я только могу взять его в рот? Он большой, с толстой грибовидной головкой и синими венками. - Ты должен его хорошо облизать и захватить глубоко, как я тебя учил. Он натягивает мои волосы себе на кулак и тянет к своему паху. Фу. Чтобы не впечататься туда лицом, приходиться выставить руки и ухватиться за его достоинство. - Ну же, вспомни ту технику, которой я тебя учил. Зубы убирай, дыши глубоко. Я ничего не делал. Он все сделал сам, ему надоело ждать. Он попытался приоткрыть мне рот. Встретил сопротивление. Я попытался его укусить. Удар. Он зажал мне нос. Кислорода стало не хватать и я приоткрыл рот. Какие-то жалкие секунды, и вот уже его член в моем рту. Глубоко. По самою глотку. Я с трудом сдерживал рвотные позывы. Хотя... Чем мне тошнить? Почти ничего не ел толком... Ритмичные толчки. Он заставляет меня лизать его, причмокивать. Особенно вылызывать головку и уретру. Вылизывать каждую синюю и темно-бордовую венку. Берет мои руки и сам мнет моими руками свои яйца. Сколько это продолжалось, я не знаю. Но отстранил меня от себя он тогда, когда у него встал полностью. - Да. Вот так. Молодец. Хороший мальчик. Слова обращены ко мне, как к собаке. Мне очень больно. Все болит. Кажется, я сейчас расплачусь. А он тем временем приспустил свои брюки и стал надрачивать свой член. А сам все смотрит на меня и пошло улыбается. - Ну же, давай, растяжка. Я снял с себя брюки. Отложил их в сторону. Белье тоже снял и сложил его рядом. Стал на колени рядом с креслом и потянулся рукой к заднице. Покружил пальцами у колечка входа некоторое время. Все не решаюсь протиснуть пальцы дальше. Там все распухло с прошлого раза. Сидеть вообще больно. - Покажи дырку, - раздвигаю ягодицы и приподнимаю задницу, чтобы он видел все в мельчайших подробностях. Он улыбается. - Да, хорошо, она такая красная. Просто улет. Ну же, давай, ты ведь не хочешь получить наказание, засунь пальцы в задницу, тебе ведь нравится это. И я протискиваю внутрь один палец. Самый краешек. Но все равно - больно. Он поудобнее садится и все смотрит на меня. Я закрываю глаза. Засовываю палец до конца. Выдыхаю. Еще один. Это, конечно же, труднее, но я все-таки сделал это. Развел пальцы и свел вместе. Больно. Черт. Как же больно, а еще и жжет. Попытался засунуть пальцы глубже. Не получилось. Вскрикнул. - О да, вот так. Продолжай. И я продолжал. Делал все это и заливался краской. После всего того ада, что я перенес, заниматься такими, казалось бы - простыми вещами, являлось для меня похуже любой порки и переодевания в женскую одежду. - Еще один. Вот так. Давай... Расслабляюсь максимально возможно и ввожу еще один палец, четвертый. - Да. Да. Именно. Анус так жадно обхватывает их. А теперь поиграй со своим членом. От этого извращения у меня никогда не встанет. Как ни пытайся. Но я все-таки выполняю его команду. Второй свободной рукой я провожу по своему члену. Обхватываю у основания и начинаю надрачивать. Если бы у меня сейчас был стояк, то мне не нужно было бы представлять что-нибудь противное, чтобы подавить его. Один взгляд на моего отца, и все возбуждение схлынуло бы морской волной. - Все. Хватит. Становись на четвереньки. И я встал на четвереньки. Но не так, как он хотел. Он приподнял меня за бедра, подложил под живот подушку и пошире развел ноги. - Вот это. - он указывает на бусы. - Мы опробуем вот это. Мы ведь раньше не пробовали эту игрушку? Да? Коробочка со смазкой открыта. Он отчерпывает немного, растирает пальцами и наносит на один шарик. Затем на второй. Третий. Дальше не доходит. - Знаешь, что это? Анальные бусы. Очень полезная и интересная вещь... Шарики разные по величине. Самый первый маленький, дальше - больше. А про последний я вообще молчу. Он огромный. Если он собирается ввести и его, то, скорее всего, края ануса вообще никогда не закроются, может даже кишка выпадет. - Расслабь жопу. Расслабляюсь как могу. Он подносит эти бусы к моему проходу. Нажимает на дырочку и приподнимает, просовывает кончики пальцев. Проталкивает один шарик. На половину, теперь почти конец. Все. Я дышу быстрее. Смазки много, она холодная, липкая. Никогда ее не любил. Похожа на слизь улитки. - А теперь второй... За вторым пошел и третий, четвертый. Было больно. Но я терпел. Я не сломаюсь. Не покажу, что мне больно. Ты не будешь наблюдать за моими страданиями. Он начинает двигать этой штукой во мне. Сначала было больно. Адская боль. Словно кишки из тебя достают. Потом вроде пошло легче. Смазка помогла на отлично, я даже не чувствую, как они натирают стенки. Его все это забавляло. Член стоял, как одинокий оловянный солдатик. - Приятно, да? Он целует меня в спину, в лопатки, где извивался старый белый шрам. Целует туда, куда только может достать. Он задвигал рукой усерднее, и вдруг что-то случилось с моим телом. Что-то не то, член потяжелел и дернулся. Этого просто не должно быть. Меня будто прострелило от копчика до головы, по всему телу разлилось приятным искрящим теплом и скопилось в паху. - Ах... - У тебя сейчас такое милое лицо. Это простата. Как точка G у женщины. Я невольно простонал, и тут же закусил губу и плотно закрыл глаза. - Вот видишь... Тебе ведь хорошо, я прав? И он стал двигать бусы только под этим углом. А я лишь давился собственными стонами, кусая губы и готов был разрыдаться, как девчонка. Я не хотел этого. Собственное тело меня предавало. Член, до этого никогда не получивший ласки, теперь дрожал, пачкая простынь смазкой. Мой голос. Он такой... Я раньше никогда не слышал его хаким. Он был таким ярким и насыщенным. Таким живым и теплым. Никогда раньше такого не было. Это пугало. Было страшно и интересно одновременно. Мне приятно, а уж не значит ли это, что анальный секс может быть... Не таким противным? Что за вздор! Это ненавистно мне. Я лучше умру, чем кончу от его мерзких рук. Я уже не ощущал себя. Растворился в калейдоскопе новых, ярких ощущений. Но я все равно ощущал лишь одно трезвым умом. Лютая ненависть и желание сделать больно этому человеку. ***** Я даже не знаю, сколько раз кончил за все эти дни. Спермы было много. Она была повсюду. Моя и его. Зад нестеопимо болел, очко так и не смогло закрыться полностью. После каждого напряжения оно сново приоткрывалось, зияя своими натертыми краями. Ноги немели. У него на члене должны были уже мозоли появиться от постоянной дрочки и траха. Он притянул меня к себе и чмокнул в лоб. Заключил в стальные объятия и не дал слова против сказать. Вскоре он заснул. Храп заполнил всю комнату. Даже тараканы разбежались. Мне все-таки удалось высвободиться спустя пару часов не смыкаемых глаз. Я тут же прошмыгнул в ванную. Посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Я ужасен. Я так ужасен и уродлив. От своего отвратительного вида меня сильно рвало. Я был полностью опустошен и подавлен, а мысли вязались в один тугой клубок нервов. Я не знаю, что делать, и как мне дальше жить с этим позором, после того, когда от насилия с ним я получил удовольствие. Состояние, близкое к истерике. Невозможно. Я беззвучно ору, взывая о помощи. Лишь только он меня поймет. Мой скелет. И я иду к нему. Вытягиваю из шкафа и тут же обнимаю. Кости холодные. Стертые. Не живые. Но такие родные. Запах пиджака. Запах только что вскопанной земли. Запах дождя на могильных плитах. Запах плесени и сырости. Запах безысходности и не пролитых горючих слез. Запах яркой боли и отчаяния, безысходности. Состояния, близкого к полному безумию. Я такой отброс. Обществу не нужны такие люди. Слишком много грязи на моем теле, в моем сердце. Я никому не нужен. Боже, я не хочу этого, убей меня.Терпение, испытай мое терпение. Если, может, это было слишком сложным для тебя, то тебе стоило все изменить. Сказать, тебе нужно это сказать. Потому что я скажу, что был неправ только для того, чтобы сделать это, заполнить пробелы. Жду, я всегда жду. Если бы я дал тебе управлять этим, увидел бы ты, что мы могли всё спасти.