Шесть

Скоро к ним заглянул Хёк и протянул Карам свежие газеты, после он вновь вернулся к работе в саду вокруг дома. Эн и Рави куда-то запропастились, как и Хонбин. Пока Лео заканчивал возиться с готовкой, Карам развлекал Кен. Он казался самым весёлым и неунывающим из всей шестёрки: постоянно шутил и откалывал забавные номера. Карам сказала бы, что именно он больше всех походил на живого человека. После плотного перекуса Карам решила научить Кена играть в шахматы. Как ни странно, игра больше заинтересовала Лео, в итоге играли двое против одной. Пока Лео сосредоточенно размышлял над каждым ходом, Кен смешил Карам. Им даже удалось заставить Лео разок улыбнуться. Вечером Карам отправилась побродить по улицам в одиночестве, перед возвращением домой заскочила в ночной магазинчик и купила банку какао, чтобы Лео сделал утром горячий шоколад. Она толкнула дверь магазина и вышла на улицу под тусклый свет фонарей. Когда добралась до пешеходного перехода, горел красный. Она подождала зелёного, хотя вокруг не было машин, потом двинулась к тротуару на другой стороне. Посреди дороги зачем-то посмотрела себе под ноги и застыла. У неё оказалось две тени: нормальная и бесформенная, утыканная шипами. Дыхание перехватило. Она моргнула. На сером асфальте осталась всего одна тень ― нормальная. Шипастая исчезла. Но хоть вторая тень и исчезла, Карам по-прежнему не могла шелохнуться и сделать хоть шаг. Необъяснимое оцепенение, нахлынувшее на неё при виде второй тени, не проходило. Карам шевельнула губами, но не смогла издать ни звука. Хуже того, она слышала чьё-то дыхание возле левого уха. Не собственное дыхание, чужое, а все другие звуки разом пропали. Карам зажмурилась и попыталась представить лицо Хонбина, чтобы произнести его имя и позвать, потому что больше ей некого было звать. Или она просто перестала соображать от страха и внушающей ужас беспомощности. Звуки вернулись так же внезапно, как и исчезли. Карам распахнула глаза и стремительно развернулась, чтобы уткнуться в чью-то грудь лицом. Пальцами она сжала чужие плечи и вновь зажмурилась, но уже с чувством облегчения вдохнув знакомый аромат роз. ― Эн? Что это было? ― Ничего. Она крепче вцепилась в его плечи и вновь уткнулась лицом ему в грудь. Кажется, он гладил её по голове и что-то тихо говорил, но она не слышала и беззвучно ревела, словно перепуганный ребёнок. Никогда прежде ей не было настолько страшно, как минуту назад, когда она осознала собственную ничтожность в сравнении с кем-то… чем-то потусторонним. Она не помнила, как они добрались до дома. Главное ― просто увидеть Хонбина, чтобы схватить его за руку и не отпускать. И она не помнила, о чём они все шестеро беседовали, потому что уснула на диване, сжав пальцами запястье Хонбина. Проснулась она в собственной кровати, рядом на подушке ожидаемо лежала кукла. Карам повернулась на левый бок и наткнулась взглядом на Хонбина ― он сидел в кресле у кровати и смотрел на неё. В рассеянном утреннем свете он вновь казался потусторонним и не совсем человеком. ― Хочешь спросить о чём-то? ― пробормотала Карам, тронув кончиком пальца руку куклы. ― Эн всё рассказал. ― Точно всё? Тогда, может быть, ты мне расскажешь, что это было? ― Охотник. Он крадёт тень, чтобы получить власть над человеком и выпить его жизнь. Эн уничтожил его. Карам медленно села и провела ладонью по лицу. Охотник, как мило. И почему у неё такое ощущение, что это лишь начало? ― Это связано с куклой, да? ― Да. Ничего не бывает просто так. Любое заклинание вызывает резонанс и влечёт за собой последствия. Кукла даёт владельцу очень многое, поэтому должно быть нечто, что выравнивало бы баланс. ― Действие и противодействие? ― Верно. Кукла открывает врата с твоей помощью, чтобы мы могли прийти и служить тебе. Пока мы здесь, врата остаются открытыми. Открытые врата ― это возможность прохода отсюда туда и оттуда сюда. Любой прошедший найдёт тебя, потому что теперь ты тоже ключ. Ключ ― это новый уровень силы. Мы будем защищать тебя. ― То есть, это был не первый и последний раз, ― упавшим голосом подытожила Карам. Он кивнул. ― Не бывает легко и просто. Никогда. Прости. ― Ни к чему извиняться. Не ты создал эту куклу, значит, не твоя в том вина. Да и возвращать всех гостей обратно всё равно придётся тебе ведь? Можешь прочитать мне курс начинающего борца со всякой нечистью. Юмор он оценил по достоинству, но всё-таки поинтересовался: ― Зачем это нужно? ― Чтобы я знала, что мне делать в первые минуты. Если вдруг никого не будет рядом. ― Мы всегда рядом. ― Отнюдь. Да и пугаюсь я быстрее, чем вы прибегаете. По крайней мере, мне будет спокойнее, если я буду хоть что-то знать. Этот вот охотник, например. Когда я увидела тень, я будто оцепенела. Этого можно избежать? ― Молитва могла бы помочь. Если ты верующая. Она скептично хмыкнула, подумав о том, что от молитвы шестёрке тоже поплохеет, сползла с кровати, не позабыв на ходу погладить куклу, и закрылась в ванной, правда, через минуту выглянула. ― У меня есть отличная идея! Хонбин замер у кресла и вопросительно уставился на неё. ― Это связано с желаниями. Если я захочу, чтобы ты превратил меня в... скажем, в оборотня или вампира? Им нечисть точно не страшна... Карам полюбовалась на выражение лица Хонбина, перекинула через плечо полотенце и пренебрежительно фыркнула: ― Исполняем любые желания, "Кукла и Ко", ну да, как же! Так и знала, что где-нибудь точно надуют! ― И перед тем, как закрыть дверь, царственно бросила поверх плеча: ― Слабак! Неладное первым почуял Лео, когда Хонбин немного деревянно спустился в гостиную. ― Что случилось? ― Да так, мелочи, но теперь меня начинают пугать желания госпожи, ― пробормотал тот. Эн полюбовался на Хонбина и повертел в руках фарфоровый чайник. ― Что на этот раз она отмочила? ― Пожелала, чтобы её превратили в оборотня или вампира. В тишине все шестеро медленно переваривали сказанное, потом Эн предельно аккуратно поставил чайник на место. ― Мда... Недооценил я девочку. ― А Луну с неба она ещё не просила? ― уточнил на всякий случай Хёк, что-то искавший под шкафом. ― На такие мелочи она не разменивается ― попросила сразу звёзды, ― честно признался Хонбин. ― Про Эйфелеву башню можете не спрашивать ― вчерашний день... ― А мне понравились круассаны с кровью, ― счёл нужным поделиться впечатлениями Кен. ― Здоровое чувство юмора, не то, что у некоторых, не будем показывать пальцем. ― Она вообще хоть одно нормальное желание изъявила за прошедшие дни? ― полюбопытствовал Рави, обмахнувшись пару раз журналом. ― Когда велела нам вести себя так, как люди? ― предположил Эн. ― Хотя, имея с ней дело, даже усилий прилагать не приходится. А я искренне полагал, что разучился удивляться... Уж куда там. Эн молчал не больше секунды, после чего лукаво добавил: ― А Лео милый. Упомянутый Лео обречённо посмотрел на потолок и ретировался на кухню. ― Опять что-то жевать будет! ― возмутился Эн. ― Пускай ест, если хочет, ― бросился на защиту товарища Хёк. ― Какое хочет? Нам не нужна еда! ― Плохое было желание, ― подытожил Кен и пояснил: ― чтобы мы вели себя так, как люди. Эна же теперь не заткнуть будет. ― За собой смотри, ― рыкнул Эн и демонстративно отвернулся с обиженным видом. ― Приколы лучше болтовни. ― Рави углубился в изучение журнала. Идиллию в гостиной нарушил приглушённый крик. И Хонбин метнулся вверх по лестнице. Карам он нашёл в ванной: она забилась в угол, закрыв голову руками, а из зеркала... То, что лезло из зеркала, появление Хонбина не оценило по достоинству, потому и поплатилось. Зеркало лопнуло изнутри и разлетелось мелкими осколками, заодно разорвав в клочья поселившуюся там тварь. Хонбин убедился, что больше гостей нет, и осмотрел Карам. Она была в порядке, если не считать руки, иссечённые осколками. Белую кожу раскрасили красные узоры. Он отнёс её на кровать и осторожно тронул ранки на руках. Карам прикрыла глаза и кивнула, позволив ему забрать и эту кровь. Слишком щедро, хотя он в любом случае не смог бы удержаться. Её кровь принадлежала ему, а делиться своей платой он никогда не умел. Она осмотрела оставшиеся царапины, которые выглядели теперь основательно поджившими, и поправила ворот халата, искоса посмотрела на него и тихо спросила: ― И кто был на этот раз? ― Уже неважно. Я скажу Рави, что нужно новое зеркало. ― Не надо. Без зеркала в ванной мне как-то спокойнее будет. Карам пару раз прошлась по комнате, потом полазила по коробкам и достала что-то, спрятала в ладони и приблизилась к Хонбину, испытывающе глядя на него. ― На тебя как-нибудь влияют руны? ― Руны? Она вытянула руку и раскрыла ладонь. Там блестела подвеска из металла, расчерченная непонятными линиями и знаками. Металл пах силой. ― Это принадлежало когда-то моей матери, но я не знаю, зачем оно и для чего. Знаю только, что это какой-то оберег с рунами. Только я не смогу носить его, если это и на тебя влияет как-то. Хонбин осторожно взял шнурок с подвеской, поднёс к глазам, чтобы рассмотреть получше. Такое ему раньше точно не попадалось. Судя по ощущениям, что-то достаточно мощное, чтобы позволять Карам видеть истинную природу вещей. И достаточно мощное, чтобы отпугивать вредную мелочь. Например, тварь из зеркала подумала бы дважды, прежде чем напасть. А могла и не напасть вовсе. Хонбин прислушался к себе. Кажется, эта штука не замечала его. Может быть, потому что он служил её владелице. ― Думаю, тебе стоит это носить. Карам кивнула и послушно надела подвеску. Прихватив ворох одежды, она заглянула в ванную, убедилась, что там никого, и уединилась на пятнадцать минут. Вышла уже в алом платье, на ходу заплела волосы в косу и завязала ленту. Остановившись у кровати, она подняла с подушки куклу. Смотрела на неё долго, минут пять, потом вскинула голову и посмотрела уже на Хонбина. ― Тебя разве не задело осколками зеркала? ― Это неважно. ― Потому что у тебя не идёт кровь? И ты не чувствуешь боли? Он кивнул. Она вновь уставилась на куклу, закусила губу и нахмурилась. ― Что-то не так? ― Да. Такое впечатление, что в куклу втыкали иглы. Если воткнуть иглу... ты же это почувствуешь? И кровь будет идти? И если проткнуть руку кукле, то твоя рука тоже будет проткнута? ― Не совсем. Если проткнуть руку кукле, то я почувствую. Как будто мне проткнут руку чем-то острым. Больно, да. Но боль будет фантомной. ― Не понимаю. ― Если ты проткнёшь руку кукле иглой, у меня не будет такой раны. Ни у одного из шести. Но все шесть испытают ощущение, как будто им проткнули руки. Те же ощущения, будто на самом деле руку проткнули. Настоящая боль. Но раны не будет. Рана будет только у куклы. Можно попробовать на практике. ― Нет уж, спасибо. Примерно поняла и так. И часто такое было? Наверное, врать не имело смысла, ведь она видела множество следов от иглы на кукле. Хонбин промолчал ― это был лучший вариант ответа на подобный вопрос. Кукла принадлежала теперь Карам ― вся полностью. До тех пор, пока Карам жива и в состоянии приказывать. Поэтому именно Карам ― это тот человек, который имел право делать с куклой всё, что ей заблагорассудится. Хоть в огонь бросить, хоть иглы втыкать, хоть рвать на части. И ни один из Шести не имел права мешать ей или противоречить. Даже если они хотели мешать или противоречить, всё равно не могли. ― Ты помнишь лицо той девушки, из-за которой стал таким? ― внезапно спросила Карам, не глядя на него. ― Лицо или хотя бы имя? Помнишь, какой она была? Помнишь, как служил ей? Она ведь выбрала тебя? ― Нет. ― Он ответил то ли на один вопрос, то ли сразу на все. И после просто ушёл, оставив Карам в комнате одну. Она через десять минут покинула дом в компании Эна и Кена. Рави и Хёк направились к месту её работы, чтобы проверить всё, дабы вечером ничего неожиданного не приключилось. Хонбин заглянул в кухню, где опять что-то готовил Лео. Тот через некоторое время обернулся и тихо поинтересовался: ― Я тебя тоже успокаиваю? ― Э? ― опешил Хонбин, не ожидавший подобного вопроса, хотя он действительно наблюдал за уверенными и упорядоченными движениями Лео. ― Госпожа считает, что наблюдение за мной её успокаивает. Ты тоже? ― Хм... Что-то в этом, определённо, есть... Хонбин вообще-то думал о вопросах этой самой госпожи. Она умела задавать их так, чтобы перевернуть всё вверх тормашками, растревожить воспоминания и расковырять зажившие раны. Никогда прежде никто из владельцев куклы о подобном не спрашивал. И не требовал человеческого поведения. И охотно испытывал куклу на прочность, дай только повод. Хонбин пытался вспомнить лицо своей возлюбленной, из-за которой стал одним из Шести. Не получалось. Имя он давным-давно забыл, как и многие детали собственной жизни, но всегда полагал, что помнил... её. Оказалось, он ошибался, потому что не помнил уже ничего. Помнил лишь, что она выбрала не его, а Лео. Хороший выбор, что ни говори, потому что он ― худший. Но всё равно было больно, тогда ― больно. Сейчас уже всё равно. И он не помнил, сколько это длилось и чем закончилось. Точно так же он не помнил, что случилось, когда его выбрали в первый и последний раз ― до Карам. То есть, Эн напоминал недавно, что Хонбина не хватило надолго, значит, это было недолго и плохо закончилось для хозяйки куклы по её же вине. Но они никогда не знали, какова участь тех, кто приказывал им. Могли лишь сказать, что для этого мира хозяйка умирала. Что же с ней происходило дальше... Кто знает? Мысли перескочили на вопросы про иглы. Иглы и что-нибудь похуже ― этого всегда хватало. Кстати... Карам ни разу такого не делала: она ни разу не пыталась сотворить хоть что-то с куклой, только аккуратно брала и рассматривала, гладила или прижимала к себе во сне. Лишь раз Карам использовала иглу, когда увидела следы на ткани. Она проткнула ладонь Хонбина, и он не почувствовал боли, потому что не мог её почувствовать. Вот если бы она проткнула ладонь куклы... Но она этого не сделала. ― Как так получилось? ― пробормотал он, откинувшись на спинку стула. ― Что именно? ― Как так получилось, что кукла оказалась именно у Карам? Лео позабыл о кастрюле на огне и развернулся к нему, сел напротив. ― Что ты хочешь сказать? Кукла выбирает, так всегда происходит. Госпожа решила, что это была случайность? Но мы знаем, что это не так. Если бы кукла её не выбрала, ничего бы не было. ― Я именно поэтому и спрашиваю. Кукла всегда выбирает. Но Карам ведёт себя совсем не так, как те, кого кукла выбирала раньше. Она не похожа на прочих. Она задаёт странные вопросы и не наказывает. Она даже приказы отдаёт не так, как все. И до сих не пыталась хоть одного из нас сделать своим. ― Может, мы не в её вкусе? ― Так никогда не было. ― Ты ни черта не помнишь, откуда тебе знать? ― Такое уж я бы запомнил, но не помню, значит, не было. ― Не было, да. Но кукла сама её выбрала, значит, была причина. Может быть, ей нужно время, чтобы привыкнуть к нам и использовать так, как все до неё. Хонбин задумался, уперевшись взглядом в ложку, которую Лео держал в руке. Лео, возможно, прав, но Хонбин сомневался. С другой стороны, кукла ― это ключ. Ключ не тот, что отпирает двери или служит для разгадки, а тот, который приводит заклинание в действие. Сама по себе кукла ― без Шести ― обладала тоже немалой силой. Она умела себя защищать и умела выбирать. Ключу не страшны огонь, вода, металл, дерево и земля, и ― уж тем более ― люди или нелюди. И если кукла оказалась на пути Карам, то отнюдь не случайно. Куклу манил запах греха. Она всегда выбирала тех, кто уязвим и на краю, тех, кому лишь шага не хватило, чтобы упасть в пропасть. Если Карам не хватило этого шага, то почему же она столь сильно отличалась от всех предыдущих владельцев куклы? Что с Карам не так? Почему она гладит и обнимает куклу во сне вместо того, чтобы требовать всё большего и большего, яростно требовать? Почему она, чёрт возьми, позволяет брать её кровь не в срок, а просто так? Срок ещё не вышел, а Хонбин получил кровь уже трижды. Не то чтобы он жаловался, кровь Карам была очень вкусной, но всё-таки... ― Тебя расстраивает то, что она не причиняет боль? ― Причиняет, но совсем не так, как я привык. Скажи, ты помнишь лицо той, из-за кого стал одним из Шести? Лео нахмурился, поднялся со стула и отвернулся к плите. По спине ни черта не прочесть. ― Не помнишь, да? И имени не помнишь тоже? Лео продолжал молчать, что можно было расценить как согласие. ― Думаешь, остальные тоже не помнят? ― Это естественно ― забывать. Такова человеческая природа. Когда перестаёшь видеть... забываешь. А каждый из нас не видел уже... Так долго, сколько ни один человек не живёт. Забыть немудрено. Особенно после того, как каждый отслужил своей возлюбленной и узнал то, чего знать не хотел. Это ничего не изменило, наверное, но время не остановилось для нас. И мы со временем забываем. В конце концов, ни одного из нас так и не выбрали сердцем, да? ― Мы же здесь, значит, всё так же, как было всегда. ― Она тебя беспокоит? ― Я не могу понять, почему кукла выбрала именно её, а она ― меня. Конечно беспокоит. ― Я не об этом спросил. ― Лео бросил на Хонбина быстрый взгляд поверх плеча. ― Я спросил о тебе и о том, что ты чувствуешь. ― Я ничего не чувствую, только голод. Или ты забыл? ― Сомневаюсь, что ты чувствуешь только голод. Скорее уж, ты очень хочешь, чтобы она выбирала только тебя. Хонбин пренебрежительно фыркнул и отвернулся к окну. ― Да, определённо, именно этого ты и хочешь, ― пришёл к окончательному выводу Лео и уделил внимание содержимому кастрюли. ― Она и так меня выбрала по глупости. ― Я не об этом, и ты прекрасно меня понял. И да, кукла выбрала Карам. В ответ на твои сомнения могу сказать лишь, что Карам согласилась с выбором, значит, кукла выбрала верно. ― У неё не было выбора. Если бы она не согласилась, умерла бы через сорок дней, ― возразил Хонбин. ― Слабовато, ― тихо отозвался Лео. ― Такое случалось прежде, даже если ты не помнишь этого. Попадались те, кто не верил в заклинание и не принимал правила игры. Они умирали через сорок дней. Карам поверила и сделала выбор. Может быть, она не похожа на прежних владельцев куклы, но она решила играть. Значит, кукла не ошиблась в выборе и разглядела в душе Карам нужную тень. ― Считаешь, что со временем она станет походить на прочих? Лео многозначительно промолчал.