.

Моим главным пороком всегда была излишняя целеустремленность. Потому теперь, с немалым трудом заставив себя все-таки оторваться от растерзанного тела, я не меняла ни планов, ни направления движения. Мне просто не хотелось лишний раз шевелить мозгами. Не то чтобы лениво было даже думать после столь сытной трапезы, но словно чтобы уравновесить чуть прояснившееся зрение, той же мутной пеленой теперь был подернут мой разум. Может, примерно так и мыслят сейчас особенно развитые приматы. А еще подобным складом ума, скорее всего, обладали предшествовавшие Homo sapiens sapiens звенья цепочки антропогенеза. И эта муть в голове отчего-то не вызывала ни страха за сохранность рассудка, ни даже тени отторжения. Все воспринималось как естественные изменения. Да и двигаться стало значительно проще. Несмотря на изредка урчащую в растянувшемся желудке тяжесть, шагала я легче и уверенней, чем еще несколько часов назад. Проще было держать равновесие и координировать движения собственных конечностей, а суставы не хрустели от каждого шага. Ко всему прочему, утих и затаился зуд разложения. И на смену ему пришли смутные, ускользающие ощущения тепла или холода, дуновения ветра или мороси мелкого дождя. Но я все еще боялась ненароком бросить взгляд на любую отражающую поверхность и зацепиться им за собственное отражение. На фоне неоспоримо обнадеживающих перемен даже мысль о перспективах увидеть в витрине или окне автомобиля все ту же уродливую тварь, только с раздувшимся животом, жутко удручала. Впрочем, краем глаза я все-таки невольно отметила чуть изменившуюся осанку. Я ни в чем не могла быть уверена, но мой мозг самовольно решил связать все происходящее с недавней трапезой, одна мысль о которой прежде, я уверена, вызвала бы у меня тошноту, мигрень и пару недель проблем со сном. Упиваясь одним только ощущением того, как непривычно легко теперь давался каждый шаг, я продолжала двигаться туда, откуда сама же решила однажды спастись. Несмотря на то, что маневрировать, уходя от столкновений с моими мертвыми собратьями, у меня получалось почти всегда, они и сами порой настороженно отступали. Дело наверное, было в том, что скорость движения у меня была несколько выше той, к какой они привыкли и какой ждали. Маленьким ледоколом я прорезала толпу восставших мертвецов. Думаю, с высоты крыши какой-нибудь многоэтажки, это выглядело бы так, словно какая-то монструозная клетка решила начать делиться. Ну, человек с плохим зрением уж точно мог бы нечто подобное в этом и увидеть. И черт его знает, чего же я ждала, уже услышав рвущий барабанные перепонки грохот и увидев огненное оранжевое марево взрыва. Но к чему шла было уже не так важно. Пришла ведь я все равно на пепелище. Хоть что-то логичное в этом поехавшем мире... Все вокруг было выжжено и изуродовано ударной волной. Я четко видела пролегающую по земле границу смертоносного действия прогремевшего взрыва. За этой границей ничего хорошего быть точно не могло, но я все равно ее переступила. А что мне было терять? Разве что надежду. Да и ту я, упрямо ожидая ответа от каждого случайного мертвого прохожего, все равно регулярно теряла, причем даже не единожды в сутки... Не знаю, что за чутье сработало. Ведь на здравый смысл я уже точно никак не могла полагаться. Серьезно, разве он допустил бы, чтобы я, очень и очень мертвая, спокойно разгуливала по Атланте?.. Но что бы меня ни вело, я все равно устремилась к перевернутому на бок грузовику на обочине, отброшенному взрывной волной от снесенного ею же здания, от которого теперь оставалась только память. Почерневший от пламени кузов был распахнут настежь, а бронированная обшивка автомобиля местами была разорвана. Я мельком взглянула в пустой салон кабины и издала хриплый кашель, ныне заменяющий мне искренний смех. В салоне сработали все подушки безопасности. Боже, храни Америку... Я, невесть чем ведомая, неловко вскарабкалась в шатко балансирующий перевернутый кузов и, немедленно упав на четвереньки, огляделась. Чутье ли или Провидение, но оно меня не подвело, пусть я и сообразила это с немалым опозданием. По кузову были разбросаны искореженные кубы из толстого металла. Все еще смутно понимая, что творится там, где я просто рассчитывала найти себе убежище, я тронула белый металлический кругляш, с щупальцами из спутанных проводков, смутно похожий на регулятор на микроволновке. Покрутила его перед прояснившимися глазами. И поняла, что это - не что иное, как кодовый замок. И мне с лихвой хватал оставшихся после недавней трапезы мозгов, чтобы понять, что я забралась именно в тот грузовик, в котором прежде планировали перевозить сейфы. А в сейфах не держат ничего бесполезного. Я бы рефлекторно обрадовалась и пачкам денег. Но по кузову были разбросаны обгоревшие папки, больше всего похожие на истории больных. Не то чтобы я всегда особенно любила читать. В медицину я пошла, ведомая лишь интересом насчет того, как именно функционирует человеческое тело, и тонны макулатуры никогда меня не радовали. Но чутье, то же, что заставило меня, сдирая ладони и коленки о металл, забраться именно в этот грузовик, подсказывало, что мне сегодня еще разок несказанно повезло.