Прекрасное Далёко

Больница, в которой работала Юлька, была относительно новой. Относительно, потому что деревне, что стояла на этой земле испокон веков, было лет триста, не меньше. Она давно уже погрузилась в землю своими косыми ставнями, печными трубами и осколками старых фундаментов. А вот больницу построили недавно, когда на тогдашней окраине Москвы вместо деревянных домишек и продовольственных складов вырос новый спальный микрорайон. Говорили, что в начале века там была чья-то купеческая усадьба, и даже кое-что сохранилось: двухэтажные желтые дома с высокими окнами и колоннами перед фасадом, липовые аллеи, зараставшие репейником и бурьяном. Потом начальство распорядилось быстренько все старье снести, и новые панельные высотки вымахали выше столетних деревьев. Микрорайон отстроили небольшой: три ряда розово-желтых, шестнадцатиэтажных корпусов, изогнутых причудливо и изящно, словно горный хребет, школа с языковым уклоном, пара садов, районное отделение милиции, вокзал и та самая Юлькина больница. До ближайшей станции метро ходили трамвай и автобус. У больницы было целых три здания и старый обшарпанный парк, окруженные высоким кирпичным забором. Утром прошел ливень. У главного входа в больницу натекла огромная лужа. Юлька, успевшая по дороге на работу промочить ноги, потому что туфли были старыми и растрескавшимися, купленными еще в последнем классе школы, остановилась на самом краю и грустно посмотрела в темную полузеркальную гладь. Из лужи на нее задумчиво глянул двойник – худенькая девушка-растрепка в джинсовом плащике секонд-хенд. Даже синяк в темной луже был отчетливо виден. «Что же я невезучая такая!» - почти взмолилась Юлька. Ведь когда-то давно все было хорошо. Огромная квартира в центре Москвы, где она жила с родителями и бабушкой. Много-много книжек, окружавших ее с самого детства. Любимый класс 20 школы – кто-то уходил, кажется, но большая часть доучилась до конца, негласно связанных той странной, щемящей апрельской тайной. Когда же все пошло не так? Когда же растаяла, превратилась в дым эта тревожащая и сладкая мечта, нежная и чистая, светлые и желанные образы страны вечного лета? Когда умерла та надежда, и мир, в котором побывал Коля, в их будущем так никогда и не наступит? Cпустя два года ее родителей физиков-ядерщиков закрытого НИИ выдернули на изучение проблемы взрыва четвертого реактора Чернобыльской АЭС. Домой они не вернулись. Юля осталась одна с бабушкой, да и та сдала совсем, ходила по квартире еле-еле. После школы приходилось бежать за продуктами, стремительно исчезающими с прилавков в конце 80-х, потом готовить еду, потом мыть соседний подъезд, потому что одной бабушкиной пенсии едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Она честно хотела стать детским врачом, как сказала Алиса. Пусть в шутку сказала, придумала тогда. Юлька не собиралась сдаваться. Ведь так, казалось, они приближают светлое будущее. Зубрила химию, даже в девятом классе умудрилась занять третье место в городской олимпиаде по биологии. Без проблем поступила в мединститут. «Мы с тобой скоро увидимся», - успела тогда шепнуть Алиса на ухо и неловко, быстро поцеловать в щеку. А Юлька почему-то ей поверила, вцепилась в эти слова, что надо подождать совсем немного, чуть-чуть, и Алиса вернется к ней, Юльке, или хотя бы пришлет письмо… Но не получилось. Все где-то пошло не так, и даже самому глупому младенцу было ясно теперь, что никогда в их покатившейся под откос жизни Алиса не появится на свет. Не будет ни машины времени, ни Космозоо, не будет прекрасной Москвы с высоты флаерных полетов. Ни через сто лет, ни через пятьсот, никогда. Бабушка умерла летом, когда Юлька была на первой практике в недалеком, но глухом Подмосковье. Приехать ей удалось только в день похорон, и всегда такая неунывающая и добрая бабушка вдруг показалась чужой и неприступно-строгой. Она словно обиделась на Юльку, что ее не было последние дни, и лежала, отгороженная от всего мира. Сложно два раза испытать глубокое горе, но после исчезновения родителей снова навалилась досада и понимание, что в жизни слишком много событий, над которыми она бессильна. На работу она все же опоздала. Минут на пятнадцать, но в данной ситуации это большого значения не имело. Завотделением любил вверенный ему контингент кадров строить с самого утра, до официального начала смены. Никому спуску не давал, постоянные междоусобицы поддерживал, топил своих же перед начальством. Работа не сахар, зарплата копеечная по нынешним временам – текучка та еще была. Но Юлька за место держалась – уволится, куда с ее оконченными двумя курсами меда возьмут? В такое же место, если еще не хуже окажется. - Доброе утро, Роман Дмитриевич,- сказала она. Завотделением даже глаз от бумаг не оторвал. - Ты в курсе, Королёва, во сколько у нас смена начинается? Где твоя дисциплина и гражданская ответственность? Я тебя спрашиваю? А если бы кто-то из твоих больных скончался, дожидаясь, пока ты соизволишь вспомнить клятву Гиппократа? Прикажешь мне за тебя твою работу делать? - Простите, это последний раз, я обещаю, - сказала Юлька. Но Романа уже понесло. - Я вот жалею, что пошел тебе навстречу и доверил такую ответственную работу. Только из-за того, что моя двоюродная тетка знала твою бабушку. Ты кто вообще такая? Учиться бросила, постоянно опаздываешь, сегодня вот с фингалом на пол-лица не постеснялась на работу явиться. – Он принюхался. - Ты теперь еще и пьешь, что ли? - Я не пью, - тихо ответила Юлька, хотя от волос действительно воняло водкой из бутылки тети Раи. Переодеться-то она успела, а вот привести в порядок голову – времени не было. - В гроб краше кладут, - резюмировал Роман, продолжая изучать ее лицо. – Не могу я тебя с таким фингалом к пациентам выпустить. Сама понимать должна. Иди в кладовую, там нам центральное распределительное управление постельное белье сбросило. Списанное, но еще ничего. Вот ты и разберись, какое совсем ничего, ты его, это… А я через полчаса загляну, проверю. Почти сразу после школы, как исполнилось восемнадцать, Юлька выскочила замуж. За одноклассника и своего лучшего друга Фиму Королёва. Учились вместе с первого класса, а вот сдружились по-настоящему после того, как помогли двум инопланетным профессорам, присланным на Землю в виде тигра и питона, добраться до Индии. Но когда это было, еще в пятом классе. Не сказать, что она была так уж и влюблена в толстого неповоротливого Фимку, но, во-первых, надоело сидеть постоянно в четырех стенах с бабушкой. Во-вторых, так хотелось утереть нос одноклассницам – посмотрите, гадкий утенок класса, некрасивая, голенастая Юлька Грибкова, два хвостика над оттопыренными ушами, самая первая в ЗАГС сходила. Да и не с кем-нибудь, а с перспективным мальчиком, со связями. В-третьих, друг все-таки, не обидит, если что. А если говорить уж совсем честно, то именно с Фимой можно было вспоминать то волшебное время. Фимка тоже любил вспоминать. Те два месяца, когда была рядом Алиса. Девчонка с «ненашими» глазами, которая теперь казалась чем-то вроде потерянного сна. Иногда в их компанию вливался Коля. Ностальгировали втроем, говорили об Алисе, о будущем. Коля читал им свои стихи. Сначала собирались часто, почти каждый месяц. Потом все реже и реже. В кладовой пахло пылью и клопами. Тюки с присланным бельем валялись на полу. Огромные и тяжелые, как уснувшие слоны. Белье было чистым, но сложенным кое-как, поэтому приходилось встряхивать, расправлять каждую вещь и укладывать заново. На старое и не слишком Юлька решила не делить, придет Роман, все равно сделает по-своему. Последний раз Герасимова она видела позапрошлой зимой, сразу после того, как Фиму посадили за незаконные валютные операции. Дело было каким-то показательным, на контроле в верхах, и не помогли им в том деле ни связи, ни родители. Они пересеклись с Герасимовым в полутемной пельменной, и Колька уже был под градусом, поэтому рассказывал невнятно и сбивчиво. Юлька сидела тише мыши, боялась даже дышать, чтобы не пропустить ни одного слова. - Представляешь, Юлёк, какое дело… - бормотал Коля, нетрезво ковыряя вилкой в расползшихся пельменях. – Я недавно опять в том доме бывал. Ну, помнишь?... Юлька помнила. Их 6 «Б» изучил летом тот дом до последнего атома, но ни малейшего признака, что машина времени осталась по-прежнему там, за непроницаемой кирпичной стенкой не было. Фима утверждал, что ее ликвидировали, чтобы не множить вероятности. Дом не сносили, он так и стоял, затерявшийся карлик среди кирпичных домов. А Коля с другими пацанами уверяли, что раз не снесли, значит, машина все еще там, подсуетились на этот счет люди будущего. Потом дом отдали под пионерский клуб. Но все там было таким старым, доски угрожающе скрипели, норовя вот-вот обрушиться, что пионеров перевели в другое место. Потом открылся коммерческий ларек. Поработал немного, хозяева испугались, что их подожгут то ли рэкетиры, то ли конкуренты, и дом с тех пор так и стоял пустой, смотря на мир выбитыми глазницами окон. - Я забрался туда, иду по лестнице вниз, а там свет…ну, как было уже…Дверь кирпичная открыта… За ней белым-бело. И машина в круге… Я за колонну спрятался, а потом дверь закрылась, и будто силуэт…девушка с короткой стрижкой…