Услышанный во второй жизни

      Саша замахнулся, намереваясь вернуть удар, но прежде чем это произошло, автомобиль резко затормозил, и не будь Сеня и Саша пристегнуты, то обязательно скатились бы с сиденья или ударились о впереди стоящие.       — Прекратили оба! Немедленно! — закричал дядя Олег. — А не то один из вас поедет в багажнике!       — Он первый меня ударил, — ткнул в Сеню пальцем Саша, заставив того от подобного заявления открыть рот.       — А ты первый меня спровоцировал!       Саша фыркнул:       — Я не виноват, что ты так легко выходишь из себя.       — Угу, ты виноват в том, что такой придурок.       — Что? Нарываешься, суицидник? — Саша прищурился, глядя на Сеню и довольно показательно повторно сжимая кулак.       Но прежде чем Сеня ответил, что-то легкое и мягкое оказалось у него на лице и скользнуло на колени. Он удивленно опустил глаза и увидел яркий цветной шарфик. На коленях Саши также лежал шарф серого цвета.       — Что это? — одновременно спросили они, тут же метнув друг в друга глазами кинжалы.       — Кляпы, — сухо ответил дядя Олег.       — Что?! — изумленно протянул Саша, оторвавшись от прожигания взглядом Сени, и теперь растерянно хлопал ресницами, то рассматривая шарфик, то впереди сидящих.       — Раз вы сами не в состоянии замолчать, то завяжите себе рот, — строго произнес дядя Олег.       — Еще чего! — Саша возмущенно швырнул шарфик обратно, пока Сеня прикусывал нижнюю губу, пытаясь сдержать смех. Он видел в боковом зеркале, как Эрика прикрывала рукой рот, не в силах побороть улыбку.       — Тогда сидите тихо и смотрите в окно.       — Да на что там смотреть? Сплошная стена. Это вон, у суицидника вид хороший.       — Ты что, из детского сада сбежал? — поразился Сеня, позабыв, что еще секунду назад он хотел смеяться.       — Рты оба себе завязали! Иначе мы никуда не поедем! — медленно, выделяя каждое слово, произнес дядя Олег, кинув серый шарф назад.       Эрика судорожно закашляла, пытаясь скрыть смех. По наступившей тишине она знала, что никого не обманула, поэтому, решив, что скрываться не было никакого смысла, засмеялась уже в открытую. И пока она веселилась за чужой счет, дядя Олег непроницаемо смотрел на двух подростков. Первым не выдержал Сеня, обреченно вздохнув; он взял шарфик и обвязал его вокруг рта, что довольно успешно скрыло его улыбку от наблюдения того, как вытянулось лицо Саши.       — Вы издеваетесь? — он переводил глаза с Сени на дядю Олега и обратно. Они оба замотали головами. — Дурдом, — поразился Саша, но тоже завязал себе рот.       Эрика нашла в себе силы побороть смех на то время, что потребовалось, чтобы достать телефон и сделать снимок.       — Бесценный кадр, — восхищенно сказала она, посматривая на Сеню и Сашу поверх телефона. В ответ она получила два невпечатленных, прищуренных взгляда.       Но весь остальной путь до дома прошел все же без происшествий.       Эрика проживала в тридцати минутах езды от города, в районе, где только люди, имеющие немалые деньги, могли позволить себе дом или землю. Район был отгорожен от остальной территории воротами с постом охраны. Попасть внутрь можно было только по пропускам: постоянным, что имел каждый проживающий, или временным, что выдавался гостям только после подтверждения, что их ожидали внутри. Сразу после поста охраны дорога разделялась, выстраивая дома в четыре ряда по пять в каждом.       Из всех домов дом Эрики выделялся больше всего. Не из-за немалых размеров или вычурности, а как раз наоборот. Среди своих огромных соседей, некоторые из которых походили на миниатюрные замки, он был самым маленьким и неказистым. Самый обычный частный дом на два этажа.       Его единственной примечательной деталью была огромная ива на заднем дворе. У дома не было даже бассейна, что, казалось, было неотъемлемой частью любого другого дома. Вместо него был небольшой декоративный пруд, в котором Саша и искупался.       Внутри дом уже не казался таким обычным.       У него не было ни прихожей, ни коридора, ни холла. Переступив порог, ты сразу оказывался в лазурной гостиной с белоснежным ковром и мебелью в синих и светло-желтых тонах, само того не желая вызывавшее ассоциации с морем и пляжем.       Напротив входа располагалась угловая лестница, ведущая на открытую площадку второго этажа, что слегка выступала вперед, создавая впечатления небольшого балкончика. Под этим самым балкончиком находился вход в столовую. Всего из гостиной вели четыре двери: входная, в столовую, в гостевую спальню и в подвал.       Раньше Сеня оставался в одной из спален наверху, никогда не бывая в той, что находилась на первом этаже, но из-за его нынешнего состояния именно она собиралась стать его комнатой.       Он нерешительно открыл дверь, заехав в свою новую обитель, и его первым впечатлением было, что он очутился на шахматной доске. Белые стены и потолок, но черный матовый ламинат и черные плотные шторы на окнах. Белая кровать и два пуфика и черная остальная мебель.       Он медленно подъехал к зеркалу в полный рост и впервые за три недели увидел свое отражение.       Худощавый, теперь даже больше, чем обычно, чуть сутулый, у него были длинные, тонкие руки и ноги. Даже пальцы — длинные и тонкие, как ветки. Волосы, словно выгоревшие на солнце, бледно-рыжего оттенка, отросшая челка то и дело спадала на глаза, мешая обзору. Округлое лицо с миловидными чертами и большими зелеными глазами, обрамленными пушистыми, светлыми ресницами, курносый нос и не губы, а самый настоящий бантик. Пухлые, аккуратные, алые, они ярко выделялись на бледной коже, затмевая даже веснушки.       Но его взгляд приковала коляска. Хромированная. С виду такая непримечательная и легкая. Ее почти не было видно из-за него, только колеса выступали по бокам, как какие-то своеобразные, немного жуткие дополнительные части тела.       Но он видел в углу комнаты два других кресла, о которых говорила Эрика. Намного больше и массивнее. В них явно незаметным будет уже он…       — Тебе нравится комната? — прервала его мрачные размышления Эрика.       — Да, — он кивнул и, чуть помедлив, добавил. — Только можно кое-что убрать?       — Конечно.       — Хорошо, тогда зеркало, стеллаж, шкаф и тумбочки.       Эрика удивленно приподняла брови, но никак не прокомментировала это, лишь ответила:       — Я пришлю ребят, чтобы они все ненужное вынесли. Твои вещи привезут вечером.       Эрика увидела, как Сеня едва заметно кивнул, возвратив свое внимание к зеркалу и его же отражению, не заметив, что за ним наблюдали. Ей становилось не по себе от того, что ее племянник, который, как ей всегда казалось, был миниатюрным солнцем — ярким, веселым, теплым, поднимающим настроение одним своим присутствием, — теперь смотрел на собственное отражение с пустым лицом и холодными глазами.       Свет, исходивший от него раньше, почти исчез.       Она несколько раз пыталась что-то сказать, чтобы отвлечь его, но слова никак не хотели приходить. Больше всего сейчас ей хотелось обнять его и не отпускать несколько часов, но Эрика не была уверена, что это было именно тем, чего он хотел.       Ха!       Боже, это ведь так просто…       — Сеня, чего ты хочешь?       Он вздрогнул, совсем забыв, что находился в комнате не один, но когда до него дошло, что именно Эрика спросила, он нахмурился и непонимающе посмотрел на нее.       — В каком смысле?       — Вообще.       Услышав это, он растерянно хлопнул ресницами, переведя взгляд на свои руки.       Чего он хотел?       Никто никогда не удосуживался спросить его об этом. Он сам никогда не позволял себе надолго задумываться об этом, зная, что это были лишь глупые мечты. Но если ему действительно позволили не только подумать об этом, но и сказать вслух, то, наверное, больше всего на свете он хотел…       — Покоя. Я хочу покоя. Хочу делать то, что мне нравится. Хочу писать.       — Считай, что уже сделано! — широко заулыбалась Эрика. — Решай сам, хочешь ли ты ходить в школу или на дому заниматься, или вообще послать ее к черту, — при озвучивании третьего варианта Эрика, сделав невинное лицо, отвела глаза в сторону. — В общем, ты вольная птица, лети, куда твои перышки желают, — и с озорной ухмылкой дернула Сеню за волосы. — Я пойду. Если что-то потребуется, зови, кричи, пиши, звони.       И, оставив слегка дезориентированного Сеню одного, Эрика легкой, пружинистой походкой вышла из комнаты.       Оставшись в одиночестве, он еще пару минут пялился на дверь, пытаясь осознать, что только что произошло. Ему сказали, что он мог бросить школу? Ему ведь это не послышалось, не так ли? Он мог бросить школу и за этим не последует никаких лекций о важности образования? Эрика назвала его вольной птицей? Его? Сеню?       К его глазам подступили слезы, но впервые за долгие годы это были слезы радости.       — Я вольная птица, — уверенно повторил он. — Лечу, куда перышки желают.