Эсмира стала чаще наведываться ко мне, старалась всячески поддержать и подбодрить, а мне это вовсе и не нужно было. Мне необходимо было остаться наедине с собой, чтобы разобраться в свои чувствах, подумать о будущем и принять важные решения. Но ей об этом я не могла сказать, потому как Эсмире тоже была жизненно необходима моя компания. Дни казались серыми и скучными, как будто специально ползли медленно, словно черепаха, чтобы я могла в полной мере помучиться в ожидании холодной ночи, приносящей необходимое время для занятий самобичеванием. Эльгарий, как истинный джентльмен, ожидал согласия дамы сердца, Адриан так больше ни разу и не показался, а директриса многозначительно смотрела на меня, призывая продолжить тот нелепый разговор. Мне было абсолютно плевать на желания и цели других, потому что сама я не знала, чего хочу, что мне нужно и как жить дальше.
– А мне ты никогда не отвечала взаимностью, – от неожиданности сердце замерло, пропуская удары, чтобы забиться сильнее и чаще. Долгое отсутствие Адриана было лишь затишьем перед бурей, которая начиналась прямо здесь и сейчас без каких-либо предупреждений. – Я видел вас… тогда, – он задумчиво осмотрел мое посеревшее лицо, медленно сжимая и разжимая кулаки, чтобы не сорваться раньше времени, ведь потом будет не до разговоров.
– Ты позволял себе куда больше без моего на то согласия!
– Я не хотел, я не думал, что у тебя течка начнется именно в тот момент и… – он замолчал, окаменев. – Ты… ты была согласна, чтобы он целовал тебя!
Его желваки заходили ходуном от напряжения, а глаза округлились до предела от осознанной информации. Испарина, выступившая на лбу, никак не сочеталась с довольно-таки прохладным вечером. Всегда собранный и спокойный Адриан не скрывал своего гнева; его пиджак, собравшийся спереди некрасивыми складками из-за ссутуленных плеч, медленно разгладился, выдавая серьезные намерения своего хозяина.
Ведя зрительный поединок, я здраво оценила сложившуюся ситуацию, которая по всем признакам была против меня. И единственное, что могло меня спасти – приход Эсмиры, которая всегда появлялась в неопределенное время, когда ей вздумается. Значит, мне ничего не оставалось, как не провоцировать его на еще большую агрессию. И если поначалу мне было глубоко плевать, что он со мной сделает, то когда дело дошло до срывания одежды, меня откровенно затрясло. С опозданием до меня начало доходить, что простым облапыванием моего тела дело не закончится, и если он в порыве страсти пометит меня – все будет кончено, мне придется терпеть его всю свою жизнь, давя рвотные позывы, вызываемые навязчивым запахом истинного. В одну минуту я осознала, что если уж у меня есть выбор, то лучше остаться с тем, кто тебя не принуждает и никогда не сделает больно, даже если это и будет значить отказ от своих принципов и стереотипов, из-за которых я и оказалась в этом идиотском положении. Осознала, да только поздно! Адриан, дыша, как после марафона, на полную мощность выпускал свой противный до тошноты запах, пытаясь пробудить в моем теле ответные реакции, взывая к моим инстинктам на сильного самца поблизости, но от этого только темнело в глазах, в ушах шумело, а голова шла кругом от такого давления с его стороны. Руки-ноги не слушались, скованные принуждением и физической силой, он, как обезумевший, облизывал безвольное тело, недовольно отмечая темным взглядом отсутствие моего возбуждения. Голова раскалывалась, как на допросе, и поэтому, когда по горлу потекла густая сладковатая смесь, я не сразу сообразила, что меня опаивают.
– Ты мне тоже будешь отвечать и просить не останавливаться! – тело охватил жар, вызывая острую боль возбуждения в местах касания холодных пальцев, заставляя его предавать меня, отвечая на грубые жадные ласки.
Мысли не хотели пробиваться сквозь тяжелую завесу принудительного возбуждения. Я бесстыдно выгибала поясницу, невольно стонала и с мелкой дрожью отдавалась во власть нелюбимых рук. И даже приводящие в ужас думы о навязанной метке не остановили меня от поворота к врагу спиной. Я с готовностью раздвинула ноги под руководством потных рук. Пронзая иглой жаждущее тело, сердце екнуло, смешивая горячую кровь с отрезвляющим адреналином в энергетический коктейль, когда влажный, обжигающий язык без стеснений слизал намечающуюся смазку. Тело дернулось от неожиданности, но было грубо остановлено сильным захватом, препятствующим побегу от столь откровенной ласки, срывая с опухших губ удивленный полувздох-полустон, побуждающий ответное мычание Адриана, который с двойным упоением погружался в занятные игры с участием своего юркого языка. Пытаясь сохранить внезапно наступившее прояснение, я боролась с ненужным возбуждением, прокручивая в голове, как это противно – позволять так касаться себя кому-то чужому и нелюбимому. Быть в такой постыдной позе, полностью обнажая все потаенные участки тела, позволяя подобную ласку, и подбадривать на еще большие действия жалобными ноющими стонами.
Болезненно ломая личность, он пытался вовлечь меня в это безрассудство, чтобы утвердиться как самец, добившийся внимания возлюбленной, но какой ценной! Силой? Доминируя физически, он скручивал худые руки до боли в лопатках, не замечая зажмуренных от унижения глаз. В потемках рыскающий в поиске ответа, Адриан отказывался принимать последствия, затуманенными похотью глазами запоминал каждый поцелуй, вздох, крик, стон. Совершенно игнорируя слабое сопротивление, дающее понять, что партнер вовсе не хочет того, что его заставляют сделать.
***
Отвратительная мерзкая слизь, крепко засевшая в душе, разлагала последние оставшиеся чувства и веру в то, что люди не так уж плохи, навязчиво вбивала в голову, что нет ей прощения ни перед собой, ни перед истинным, пусть пока и нежеланным, но назначенным небесами. Навсегда клеймя собственное тело за предательство, обессиленная Влада, находящаяся в унизительной позе, отреклась от удовольствия, заставляя себя думать об Эльгарии. Он тоже не был любимым, но мог им стать и уже вызывал на лице легкую улыбку при случайных мыслях о нем.
Светлые воспоминания, омраченные происходящим, заставили себя почувствовать грязной и ничтожной, напрочь снимая навязанное желание. И если уж уйти от последующих действий было невозможно, то можно было абстрагироваться от реальности, чтобы после помнить меньше. Распаленный податливостью вожделенной любовницы, Адриан не сразу заметил отсутствие ее участия в интимном процессе. И разгорячившись данным положением дел, он резко схватил влажные волосы у самого их основания, дергая на себя несопротивляющуюся голову.
– Что опять не так? – ядовито прошипел в ухо. – Что тебе опять не нравится!? – перешел на крик, оглушая.
Разъяренный молчанием, он грубо пихнул ее голову, заставляя удариться лбом о шершавую неровную стену. Вонзил пальцы в мягкую плоть ягодиц, раздвигая их и в угрожающем знаке приставляя сочащийся набухший член к узкому девственному входу. Она молчала, раздражая его этим еще больше, тогда он легонько толкнулся, проникая буквально на пару миллиметров, и чувствуя, как приятно и мягко должно быть внутри. Но дальше он так и не пошел, наконец-то понимая, что если он так с ней поступит, то никогда больше не посмеет к ней подойти. Эта его одержимость ей совершенно сорвала ему башню, превращая взрослого адекватного человека в неудовлетворенного обозленного подростка, которому совершенно плевать, что думают другие - главное, то, чего хочет он.
Глубоко вздохнув, он медленно сел на скрипучей кровати, обхватывая голову руками, но тут же вскочил и, наспех натянув брюки, удалился, оставляя позади так и не завершенное дело.
***
Уставившись в стену невидящим взглядом, на протяжении пятнадцати минут Влада стояла под душем в желании смыть незабываемый позор. Пусть он и не дошел до конца, но мог бы, а она позволила этому случиться! Даня бы разочаровано качала головой с непониманием, если бы была сейчас здесь. Но ее нет, и Эмми тоже нет, некому утешить и подбодрить, да и нужно ли это? Слезы застряли где-то внутри, вызывая ноющую тупую боль в грудной клетке, и в попытке стереть фантомные ощущения противных рук Влада с остервенением терла облапанную кожу до покраснения.
Учуяв в помещении кого-то еще, она с раздражением отметила знакомый запах. Недовольная Эсмира разглядывала обнаженную Владу на предмет доказательств своих домыслов.
– Я была у тебя в комнате, там что-то случилось? – терпеливо ожидая ответа, она мысленно призывала себя не злиться и выяснить ситуацию.
– Тебя это не касается! – Владу раздражали все, и Эсмира в ее глазах выглядела врагом. Ее вообще никак не касается случившееся, значит, и знать ей об этом не нужно!
– Что, все-таки сдалась и раздвинула ноги перед этим ублюдком? – слова, пропитанные желчью, подстегивали на перепалку.
– А даже если и так! Что с того!? – секундное молчание, и Эсмира, переполненная всепоглощающей злостью, кинулась на ничуть не испугавшуюся Владу, хватая ее за волосы и сбивая с ног.
Как она могла с ней так поступить? Сначала отвечает ей взаимностью, а после - тайно встречается с похотливым уродом! Она яростно, не жалея, отвешивала оплеухи, выбивая все нежные чувства к этому отвратительному существу, предавшему ее. Руки, сами потянувшиеся к маленьким маникюрным ножницам, безжалостно кромсали длинные черные волосы, оставляя где-то короткие пряди, а где-то отрезая под самый корень.
– Больше ты не будешь такой красивой! И больше никому не будешь нужна! Ты такая же блядь, как и остальные! Если бы Даня была здесь, она бы смотрела на тебя с презрением! Тупая сука, какой же надо быть двуличной тварью, чтобы так играть с людьми!
Безумство, накрывшее ее с головой, отступило после того, как комнату сотряс заливистый смех, прерываемый сплевыванием тягучей красной жижи. Влада валялась на мокрой плитке в окружении неровно обрезанных волос, захлебываясь слезами и водой, безудержно смеясь.
– Да пошла ты! – Эсмира, будучи не в силах смотреть на отвратительное зрелище, ушла, решив для себя, что этого человека для нее больше не существует.
