Sterility

Работать с пациентом по имени Ким Кибом тяжело и интересно одновременно, и профессор Чен не перестает удивляться, с какой завидной регулярностью судьба подкидывает ему такие непростые случаи. Устав от бесконечных «не то», мужчина снова и снова, как в далекие студенческие времена, обкладывается увесистыми справочниками по клинической психиатрии и, до рези в глазах вчитываясь в текст, набранный мелким шрифтом, осознает, что его любимые пациенты не укладываются по симптоматике ни в одно из предъявленных современным научным миром психическое расстройство. Ответ, как поплавок, вроде бы и показывается изредка, но веские аргументы реального поведения парней неумолимо тянут его вниз, скрывая от глаз. — Опишите, в какой обстановке происходят Ваши приступы? — Чен с интересом разглядывает бледное лицо пациента, отмечая про себя, что нежные, мелкие черты лица делают его очень похожим на молодую девушку. Тоненькие ручки хаотично сжимаются в кулачки, обнажая выступающие белые костяшки, и его хрупкость так ощутима, что доктор подсознательно начинает говорить тише. Чтобы не спугнуть. — Ну… я не знаю. — Кибом с трудом подбирает слова, когда замечает, что мужчина подходит вплотную: — Что Вы видите в этот момент, что чувствуете, на что смотрите? — Профессор катает между ладонями карандаш, и парень, завороженно наблюдая за движениями деревянной палочки в руках, поддается легкому гипнозу, погружаясь в болезненную удушливую атмосферу своих приступов. — Это утро… Очень красивое утро. Нежное, зеленое, яркое… Я смотрю в окно: небо чистое, светлое, как будто выбелено солнечным светом… — Хорошо. Еще. Вспомните что-нибудь еще. — Городской парк. Я иду домой и останавливаюсь возле клумбы… с крокусами. Они кристально белые и чистые… Без единого пятнышка. — Еще... — Прошлый четверг. Я пришел без записи и жду своей очереди в коридоре. Парень… Ваш пациент. Я слышу, как Вы называете его по имени… Чхве Минхо. — Да, продолжайте. — Я поражен его внешностью. Он выглядит как ангел — я никогда до этого не видел настолько красивых людей… Лицо парня искажается такой болью, будто ему только что без наркоза вспороли живот. Парень говорит медленно, с силой выдавливая из себя слова, и они, набравшись мощной разрушительной силы, возвращаются бумерангом и бьют прямо в цель. Согнувшись пополам, он начинает тихонько скулить, и Чен, опасаясь нового приступа, громко хлопает в ладоши. — Ким Кибом! Вы в кабинете психотерапевта! Над тонкой губой парня выступает легкая испарина, он будто вынырнул из толщи воды и его тонкие плечи, хаотично поднимающиеся вверх-вниз, помогают легким войти в привычный ритм дыхания. Доктор не понимает, почему эти двое в его мыслях постоянно шагают рядом, как две половины одного целого, но тонкое профессиональное чутье подсказывает, что это неспроста. *** — Знаешь, я долго ломал голову над причиной его приступов… — Чен облегченно вздыхает: последние дни он извелся от того ощущения, когда ты что-то знаешь, но не можешь вспомнить, мучительно долго перекатывая на языке правильный ответ. — Судя по твоему хорошему настроению, ты ее уже знаешь. — Да, я надеюсь, что это так. Природа его приступов — резкий контраст. — Ли Джинки удивленно вскидывает бровь и медленно опускается в кресло у окна. Вдохновленный неподдельным интересом коллеги, Чен заполошно, с горящими глазами, продолжает свою тираду: — Контраст между его внутренним состоянием и гармонией. Гармонией в природе, окружающих предметах, людях… — Ты хочешь сказать, что глядя на что-то прекрасное, он всякий раз будет задыхаться? — Вот именно, коллега. Я ничего не мог понять, — мужчина расхаживает вперед-назад по кабинету, сияя оттого, что последний пазл, наконец, удачно притирается в нужное место, вырисовывая общую картину, — пока не заметил, как его выворачивает наизнанку при виде одного моего пациента. Ну, ты должен помнить, я тебе рассказывал о нем. — Это тот интересный случай? Парень, помешанный на чистоте? — Ну, с ним тоже не все так просто. Его стремление переделать мир под себя объяснимо: он считает себя идеальным, а мир вокруг — слишком несовершенным для своей жизни в нем. Джинки улыбается и произносит то, что Чен с довольной ухмылкой тут же подтверждает кивком головы. — Да они просто антагонисты, полные противоположности! — Да, мой дорогой. Чхве Минхо всеми силами пытается устранить всю грязь мироздания, чтобы чувствовать себя комфортно, — профессор делает разграничительный жест руками, как бы выставляя своих пациентов по разные стороны от барьера, — а внутренняя природа Ким Кибома делает все, чтобы устранить ЕГО из этого мира, в котором ему, по его твердому убеждению, здесь не место. — Это просто поразительно… — Онью в очередной раз отмечает про себя, что их специализация сродни работе детектива: причина психических расстройств зачастую настолько запутана, что найти первоисточник болезни иногда просто невозможно. — А что, если объединить их в группу? Наложить плюс на минус? — Групповая терапия? Знаешь, я уже думал об этом, но это слишком рискованно. — Чтобы разрушить иллюзорное представление о себе, твоему пациенту… — Чхве Минхо? — Да, ему. — Джинки подходит к столу и берет тяжелый блокнот, обернутой мягкой коричневой кожей. — Ему необходимо показать, что он обычный человек. Такой же, как миллионы других. — Онью медленно снимает обложку с записной книги, обнажая неприглядный белый органайзер, и с победным видом демонстрирует его Чену. — Что у него такие же желания, слабости, потребности, в конце концов. Ему, как никому другому, показана групповая. — Допустим. А как, по-твоему, лечение в группе поможет Ким Кибому? Я даже расписание им поменял, потому что, когда они встречаются в клинике, то уже ни с одним, ни с другим в этот день работать просто невозможно. Их как будто парализует друг от друга. — Есть такой старинный способ научить человека плавать. Он, правда, немного варварский… — Я понял, о чем ты. Предлагаешь спокойно наблюдать, как он барахтается? — Нет, конечно. — Джинки позволяет себе рассмеяться, представив картину дословно. — Полное погружение… Он будет вынужден находиться с Чхве Минхо в одной комнате. Разговаривать с ним, смотреть на него. День за днем. Это как привыкание к яду: увеличивая дозу постепенно и отравиться не страшно. — Я, правда, не знаю, что из этого получится... Но я не вижу другого выхода, — Чен дружелюбно хлопает коллегу по плечу, — и я буду пробовать. *** Минхо захлопывает дверцу своей машины и остервенело сдергивает с рук тонкие замшевые перчатки. Пусть доктор Чен думает, что он от них избавился. Привычное предвкушение разогревает тело, и он знает, что опять будет сидеть в салоне до тех пор, пока смазливый тощий блондин, следующий за ним по расписанию, не выйдет ровно через сорок минут и не проследует мимо тонированного стекла его автомобиля. Парень находит в этой слежке неведомые ранее ощущения, каждый четверг наблюдая, как странный юноша, распахивая дверь парадного входа, методично проделывает свой магический ритуал: одним рывком застегивает молнию на куртке, смешно вжимая тонкую шею в мешковатый ворот, достает телефон из нагрудного кармана и, мило щуря свои раскосые лисьи глазенки, всегда недолго, пару минут, с кем-то оживленно разговаривает. Минхо знает этот «фильм» наизусть, и его кадры уже предельно предсказуемы, но пересматривать его еженедельно доставляет парню поистине маниакальное удовольствие. В тот момент, когда пациент доктора Чена, сбегая по ступенькам, приближается на максимально близкое расстояние и проносится мимо его машины, Минхо даже через закрытую дверь чувствует, будто огромная печь разом обдает его своим адским жаром. Ему душно, и температура в салоне, кажется, становится близка к своему абсолютному максимуму. Минхо жадно всматривается в каждое движение парня, движущегося в сторону остановки городского транспорта, и, лишь убедившись в зеркало заднего вида, что ненормальный, хихикавший в коридоре клиники при их первой встрече, садится в автобус, уверенно поворачивает ключ зажигания. Автомобиль резко срывается с места, и уголки губ Минхо, недоверчиво дергаясь, неумолимо ползут вверх.