Sterility

Взгляд парня хаотично блуждает по кругу, небрежно очерчивая лица людей, сидящих в просторном зале для групповых занятий. Жестокое разочарование ложится тенью, искажая черты и придавая взгляду пустоту и отрешенность. Минхо даже не прислушивается к разговору, и лишь обрывки фраз по разные стороны от него царапают слух, отвлекая от главного — веснушчатого блондина среди присутствующих нет. Его отсутствие будоражит: будто осколок сидит в груди, ворочаясь в теплом нутре и причиняя беспрерывную боль, и Минхо впервые за долгое время может думать о чем-то другом, кроме стерильности своих рук. — Ваша очередь. Что Вы хотите рассказать нам о себе? — Слух парня выхватывает фразу, произнесенную доктором, и, судя по его мимике, он повторяет ее уже не в первый раз. В приглушенном свете, из-за плотно закрытых жалюзи, лица присутствующих людей кажутся ржавыми и больными, и Минхо, разглядывая их, постепенно начинает входить в привычное состояние полного безразличия. Почти не разжимая губ, парень тихо произносит: — Меня зовут Чхве Минхо. Чен облегченно выдыхает: то, что Минхо вообще пришел на занятие, уже достижение. — Хорошо. Спасибо, Чхве Минхо. Взгляды собравшихся устремляются на входную дверь. Полоска света клином прорезает полумрак комнаты, окутывая мягким светом силуэт парня в дверном проеме. — Извините… Я опоздал немного. — Кибом пугливо озирается и, следуя в указанном доктором Ченом направлении, осторожно присаживается на пустой стул, предназначенный для него. — Ким Кибом, что Вы хотите рассказать собравшимся о себе? — Доктор почти не дышит: клетка с хищником раскрыта настежь, но жертва еще в неведении, где находится. Сталкивая своего пациента с причиной своих страхов лицом к лицу, профессор понимает, что идет на большой риск. — Я живу с братом. Учусь на втором курсе… Кибом приподнимает голову, и его взгляд сразу выхватывает безупречную фигуру в антрацитовом костюме. Парень не успевает обрадоваться этому факту, как чувствует первые вестники наступающей панической атаки. Пациенты доктора Чена постепенно закручиваются в безумную карусель, она постепенно набирает скорость, и Ки, сжимая края стула побелевшими пальцами, глубоко затягивается душным туманным воздухом закрытого помещения. — Постарайтесь сегодня не смотреть на этого пациента, — шепчет на ухо подоспевший профессор, — смотрите на меня. Мужчина задает еще несколько вопросов, и Кибому даже удается на них внятно ответить. Главное — не смотреть. Идеальный почти не говорит, но в те моменты, когда его бархатный голос рассыпается на оттенки, Кибому жутко хочется поднять глаза, чтобы посмотреть… Увидеть, как его губы изламываются под воздействием произносимых слов, как обнажаются белоснежные зубы, как уголки его губ неуверенно приподнимаются в полуулыбке, но за спиной Минхо черная дыра, и Кибом послушно пялится на носки своих запыленных кроссовок, внимательно вслушиваясь в чарующие звуки. Парень отчаянно хочет нарушить табу, установленное профессором, но пока не знает как. — И в заключение нашей встречи я попрошу Вас образовать круг, взявшись за руки. Минхо кажется, что его стошнит, если кто-то посмеет сейчас дотронуться до его оголенной кожи, и он не замечает, как из его глотки вырывается судорожный крик: — Вы что, спятили? Я не буду никого брать за руку! По залу разливается раздражённый шепот — такая неприкрытая агрессия предсказуемо оскорбляет пациентов. — Прощу прощения, уважаемые… — Доктор Чен машет обеими руками вниз, призывая собравшихся успокоиться, когда слышит, как хлопает входная дверь: Чхве Минхо демонстративно покидает зал. *** Следующие несколько занятий проходят в том же режиме, и Кибом удовлетворенно констатирует, что уже как две недели у него нет приступов. Парень уверен, что он прогрессирует и выздоравливает, пока в один прекрасный день не сталкивается с Чхве Минхо возле лифта. Кибом завороженно смотрит на ярко начищенные ботинки и сразу догадывается, кому они принадлежат: он знает, что сейчас будет больно и плохо, но непонятное желание причинить себе еще больше страданий уверенно толкает его вперед. Он так устал постоянно бояться. Створки лифта захлопываются, едкая горечь разъедает язык, и Кибом покорно ждет, пока темное покрывало предсказуемо накроет его с головой. Может, сегодня уже все, наконец, закончится? Тошнотворная волна поднимается с земли, следуя за его взглядом: стройные ноги, обтянутые тканью брюк, как второй кожей; длинные пальцы, аристократично сцепленные в замок; широкие плечи… Уже слышен болезненный гул в ушах, и гнетущее отчаяние раскосых глаз отражается в зеркальной стене огромного лифта. Подбородок; полные, симметрично очерченные губы; глаза… Взгляд парня окунается в колдовскую синеву напротив, и ему вдруг сразу все становится ясно. Ударная волна почти сбивает с ног, но Кибом упрямо продолжает смотреть в огромные глаза, постепенно поглощающие по капле его жизнь. Они режут вены на его шее взмахом пушистых ресниц, и чем больше Кибом смотрит в них, тем меньше воздуха остается в замкнутом пространстве кабинки. — Я позову доктора. Я сейчас… — Пожалуйста … — Кибом слышит свой голос, будто сквозь толщу воды. — Пожалуйста, не надо никого звать… Он откажется от меня, если узнает о приступе. Просто отвези меня домой… Кривые тени пляшут перед глазами свой безумный танец, тело отрывается от земли и лишь приятный древесный запах и ощущение невесомости — это то последнее, с чем парень погружается в черную удушливую тьму. Пару раз он приходит в себя, чувствуя, как чьи-то крепкие руки держат его в своем плотном коконе. «Он все-таки сдал меня Чену», — молнией бьет в виски, и остатки инстинкта самосохранения заставляют его пошире открыть глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на несущем. На миг ему кажется, что это тот молчаливый неземной одногруппник прижимает его к своей груди, ритмично покачивая его тело в такт шагов. «У меня, наверное, галлюцинации», — обреченно констатирует воспаленное сознание, и Ки снова погружается в беззвучное небытие. Парень даже не предполагает, что Минхо, настолько чувствительный к чужим прикосновениям, в данный момент бережно несет его на руках в сторону своего припаркованного автомобиля. *** Руки скользят по холодному полиэтилену, его противное шуршание возвращает в реальность, и Кибом заполошно распахивает глаза. Он в чертовой клинике. Идеальный все-таки струсил и не отвез его домой. Парень мнет ладонями поверхность, пытаясь подняться, когда его взгляд цепляется за огромную плазму, висящую на стене. «Стоп. Это не клиника. Тогда, где я?» Ки пристально разглядывает кожаный диван, обтянутый пленкой, черную мебель и гладкий пол, отполированный до блеска. Окружающая обстановка предельно аскетична, и кажется, что жители этой квартиры только что въехали в новое жилье. Парень продолжает бродить глазами по стенам комнаты, когда в поле его зрения вырисовывается его главный кошмар. Чхве Минхо стоит перед ним, держит в руках стакан с водой, и Кибома ослепляет: это квартира идеального. — Зачем ты притащил меня к себе домой? — Кибом чувствует огромное облегчение, что Минхо не оставил его в клинике, но липкий страх от его близости окутывает плотной пленкой, почти такой же, которой затянута вся мебель в его доме. — Ты отключился. Не мог же я оставить тебя на улице. — Говорит он это так взволнованно, что Кибому кажется, что в его обычно пустых глазницах плещется сострадание. — Тебе не нравится, что я привез тебя к себе? — Но ты ведь заметил, как меня от тебя плющит? — обреченно выдыхает Ки, стараясь не «разбирать» взглядом своего спасителя по кирпичику. — Я давно догадался. Мне не стоит приходить на групповые занятия. — Что ты! Если это из-за меня, то это мне лучше не при… — Кибом не успевает договорить, как чувствует в горле знакомый спазм. — Ты не мог бы… — Что? Что мне сделать? — На лице парня неподдельная забота. — Тебе все-таки надо было показаться профессору. — Подойди ближе… Минхо наклоняется до уровня глаз и вздрагивает от неожиданности: Кибом протягивает к его безукоризненно уложенным волосам свою руку и слегка взъерошивает их. — Вот так значительно лучше… И расстегни, пожалуйста, пару верхних пуговиц на своей рубашке. Минхо покорно выполняет его просьбы, и это слепое подчинение разливается в груди приятным теплом. Парень еще раз лохматит свои волосы и выдавливает из себя что-то похожее на улыбку: — Теперь тебе лучше? — Намного. — Кибом устало улыбается. Он знает, что этот невинный жест для Минхо сродни подвигу. — Если ты всегда так будешь выглядеть — мы, наверное, могли бы даже подружиться. — Тебе не стоит ко мне привыкать, — отрезает Минхо, резко срываясь с места. — Я чудовище. Я гребаный мудак, который до смерти боится микробов и сто тысяч раз в день моет руки. — Минхо резко оборачивается, заглядывая прямо в глаза. — После всего этого ты еще хочешь со мной общаться? — Это все в твоей голове… И ты можешь справиться с этим, если захочешь. — Ки приподнимается на локтях, стараясь быть ближе. — Ты правда думаешь, что надолго можешь очистить руки от микробов, просто помыв их с мылом? Они окружают нас везде. — Я не идиот, Кибом. Я понимаю, о чем ты… На глазах идеального блестят слезы, и Кибом тихо, как бы спрашивая сам себя, выдает: — Скажи… А ты на самом деле веришь, что нам помогут? — Запланированный сарказм тает с каждым новым словом, пропитывая голос мягкой надеждой. — Ведь когда-нибудь это случится? Минхо впервые хочет дотронуться до этого хрупкого мальчишки, прижать к себе, успокоить. Сделать что-то не для себя. Увидеть желание жить в его глазах. Разделить его боль пополам. Но дернувшиеся было для объятий руки, резко застывают на половине пути в воздухе — все не так просто. — Уходи. Уходи немедленно… — шипит парень, сжимая руки в кулаки. — Минхо? Ты хорошо себя чувствуешь? Что с тобой? — Уходи! — Лицо парня искажено болью. — Или ты на самом деле подумал, что я буду общаться с таким убожеством, как ты? Убирайся вон из моего дома! Парень замечает, как белеет лицо Кибома, как он наспех шнурует свои старые кроссовки и, стараясь не поднимать тяжелые от слез глаза, вылетает на лестничный пролет, громко хлопая тяжелой входной дверью. Отголоски металлического звона набирают децибелы, и Минхо судорожно зажимает уши руками, чтобы не слышать этого звука, рвущего душу в клочья. Острая тянущая боль в центре груди сбивает с ног, и последнее, о чем думает парень, прежде чем погрузиться в спасительную тишину, это бледное лицо странного парня в рыжих веснушках.