Sterility

«Убожество» — жужжит в ушах, перекрывая окружающие звуки. «Убожество…» Кибом думает об этом, когда просыпается и засыпает, когда принимает душ и завтракает, когда идет в университет и обратно, когда разговаривает с однокурсниками и по телефону с братом. Он думает об этом так много, что удивляется, как в его голове остается место для всего остального. — У тебя все хорошо? — Я не убожество… — Прости, что? — Все хорошо, Тэмин. Я еду домой. «Ты на самом деле подумал, что я буду общаться с таким убожеством, как ты?» — кричат черные, налитые кровью глаза. «Я не убожество» — кричит что-то внутри. Не соглашается, спорит, закипая пузырьками воздуха в груди, расползается отчаянной решительностью по венам и взрывается в груди, побуждая немедленно перевернуть свою жизнь с ног на голову. Ему отчаянно хочется стать лучше, чтобы доказать идеальному, что он не убожество. «Не мог же я оставить тебя на улице» — ложится следующим слоем, и сомнение вперемешку с желанием обмануть себя немного успокаивает воспаленные нервы. Непоследовательность Минхо сводит с ума, заставляя незримый конвейер в голове Кибома производить огромное количество оправданий для него, но даже по прошествии суток их катастрофически не хватает, чтобы заглушить выматывающую боль в груди от воспоминаний о том злополучном утре. — Ухен, ты можешь приехать? — Кибом трет распухший нос, и от осознания того, что друг сейчас обязательно спросит «что случилось?», к глазам подступает лавина предательской влаги. — Что случилось? От тебя целую неделю ни слуху, ни духу, а сейчас ты вдруг вспомнил, что у тебя есть друг? — в голосе Ухена сквозит обида. — Пожалуйста… — Ки всхлипывает в трубку, и сдержать то, что накопилось внутри, уже не получается. — Что у тебя случилось, мать вашу?! — В ответ слышатся сдавленные рыдания, и Ухен, понимая, что дальнейшие расспросы по телефону ни к чему не приведут, бросает короткое «Я скоро буду». *** — Как твои особенные пациенты? Уже есть какие-нибудь результаты? — Доктор Ли Джинки, оттягивая за карманы вниз бирюзовый форменный халат, останавливается перед письменным столом профессора Чена. — Кстати, я не вижу того высокого парня на твоих занятиях. — Чхве Минхо? — Да, его. Что случилось? Он разве прошел полный курс групповой терапии? — Знаешь, я сам не понимаю, что происходит. Я ведь видел изменения… — Чен снимает очки и усиленно трет красные воспаленные глаза, — мне даже удалось втянуть его в дискуссию на прошлом занятии… Но на той неделе ни он, ни Ким Кибом в клинике не появились. — Мужчина проводит ладонью по лицу, как бы стирая с него накопившуюся усталость. — И если и сегодня они не придут, мне придется что-нибудь предпринять. — И что ты намерен делать? — Ты ведь знаешь, что по правилам в таких случаях необходимо проинформировать о возможных осложнениях психиатров лечебницы. Но мне очень не хотелось бы этого делать… — Я понимаю, — кивая головой, соглашается Джинки. — Ты носился с ними, как курица-наседка, почти целый месяц. А с другой стороны… — Онью нечаянно ломает в руках простой карандаш, — готов ли ты нести полную ответственность, если тот же Чхве Минхо решит свести счеты с жизнью. — Перестань. — Чен отмахивается рукой от коллеги, как от назойливой мухи. — Я же сказал: если они сегодня не появятся, я съезжу к ним домой и все разузнаю. От принятого решения в сердце профессора на миг возвращается забытое спокойствие, но тревога сильнее — она сметает мнимое равновесие одним махом, и Чен, ничего не объяснив Джинки, пулей вылетает из кабинета. До занятия остается десять минут. *** Взгляд профессора Чена молниеносно фотографирует пустой стул в круге собравшихся пациентов, посылая в мозг мощный тревожный разряд. Он чувствует, что ситуация выходит из-под контроля, и, хватая за локоть ничего не соображающего Кибома, прерывает занятие и тянет его из зала к себе в кабинет. — Ким Кибом! — Чен всеми силами старается успокоиться, но раздувшиеся ноздри и сцепленные в замок руки выдают мужчину с потрохами. — Вы мне сейчас подробно излагаете, почему Вас не было на прошлом занятии. — Кибом открывает рот, чтобы начать говорить, но профессор перебивает его: — И почему Вы утаили от меня тот факт, что на прошлой неделе у Вас был приступ в лифте клиники? — Откуда Вы узнали? — ошарашенно шепчет Ки, хаотично просчитывая варианты развития событий. — Вас видела девушка с ресепшн. Кибом широко распахивает глаза и от удивления теряет дар речи. «Она могла видеть как…» Не успевает парень додумать свою мысль до конца, как Чен разрывает тишину зычным басом: — Я знаю, что Чхве Минхо донес Вас до своей машины… И мне не терпится узнать, что было дальше? Вы заметили, что он пропускает уже второе занятие? Вы хоть понимаете, что это может значить? Кибом срывается с места, и лишь вдогонку «Куда Вы?» заставляет вспомнить, что Чен рядом. — Я немедленно еду к нему домой. — Мы едем, — поправляет профессор. — Вы и так наломали дров — мы не знаем, кто сегодня откроет нам дверь. — Что вы имеете в виду?.. — последнее слово Ки произносит почти шепотом. — Я не знаю, как далеко зашла его болезнь… Нам надо быть осторожными, чтобы не навредить ему. Ки закрывает лицо руками, осознавая, сколько времени потрачено впустую, и внутри все холодеет. Страх вымораживает изнутри, расползается по телу, и парень, двигаясь рядом с профессором, еле переставляет ноги. Кибому нестерпимо стыдно за то, что он столько времени культивировал свою обиду в то время, как Минхо возможно требуется срочная помощь. Крепкая рука, поддерживающая Ки за локоть, немного придает сил, и, кажется, что если бы Чен потребовал сейчас для спасения Минхо его сердце, он без раздумий протянул бы его ему на ладони. *** Несколько выматывающих минут Чен и Кибом звонят в дверь, и отголоски противной трели электрическим разрядом прошивают все тело парня. Когда отворяется дверь, Ки забывает, как дышать. Затравленный взгляд, черные пустые глаза, помятая пижама, висящая мешком на исхудавшем теле… Минхо каким-то чудом еще минуту держится на ногах, но удостоверившись, что помощь, наконец, рядом, отключается на глазах пораженных мужчин и подбитой ласточкой падает им прямо под ноги. Кибом сам в состоянии близком к обмороку, но тело мобилизует последние силы, и парень не замечает, как доносит Минхо до кровати. Чен мечется по квартире в поисках полотенца, термометра и чего-то там еще, о чем он без перерыва бубнит себе под нос и даже не удивляется, когда видит, как хрупкий мальчишка Кибом в одиночку тащит Минхо до дивана. — У него жар. Найди уксус, разведи его пополам с водой… — Доктор раздает короткие приказы, но они удивительным образом проскакивают сквозь парня, который, всматриваясь в безжизненное лицо идеального, чувствует себя последней сволочью. — Кибом, очнись! Возьми полотенце и оботри его! Чен раскрывает свой чемоданчик, наполняет шприц желтоватой жидкостью и поспешно вводит лекарство парню, почти обезумевшему от длительной горячки. Минхо тихонько скулит, корчась от боли, и Кибом, не удержавшись, накрывает его горящий лоб своей рукой. Наклонившись совсем низко, Кибом чувствует сбитое свистящее дыхание и заполошно шепчет, задевая губами подрагивающие ресницы: — Тише, тише… Сейчас будет легче, мой хороший. Потерпи, пожалуйста. Минхо приоткрывает глаза, и шумный вздох облегчения вырывается из его горла. Как долго идущий по безжизненной пустыне, уставший от бесконечных миражей, он находит, наконец, живительный источник и позволяет себе расслабиться. Опасность позади. Ему помогут. Чен прикрывает Минхо легким одеялом и, увлекая Кибома в другую комнату, тихо закрывает за собой дверь. Когда слышится характерный щелчок, он подходит к парню и, наклоняясь до уровня его глаз, четко произносит каждое слово: — Ты мне сейчас подробно рассказываешь, что у Вас здесь произошло… И не утаиваешь от меня ни одной детали. Кибом отмечает про себя переход профессора «на ты» при обращении к нему, чувствуя в этом некое обвинение в произошедшем, и, сбиваясь, судорожно глотая слова, начинает подробно описывать события недельной давности. По мере продвижения рассказа к концу лицо доктора светлеет, будто понимание происходящего озаряет его разум, и упрямые продольные морщины на переносице заметно разглаживаются. Его таинственный вид отчаянно хочется раскодировать, и Кибом решается спросить: — И?.. Что Вы об этом думаете? — Вот что я тебе скажу, дорогой… - Чен поднимает палец вверх и смотрит сквозь парня, обращаясь к невидимому оппоненту. - Ты очень значим для него. Еще не знаю почему, но, когда ты рядом, он отвлекается… Он забывает про свои страхи, и причина, вызывающая его фобию, теряет для него значение. — Парню кажется, что профессор говорит сам с собой, и Кибом, вслушиваясь в путаную речь мужчины, пытается вычленить из всей этой медицинской околесицы самое главное. — Я не пойму, профессор. Это хорошо или плохо? — Ты должен быть рядом с ним. — Чен трясет Кибома за плечи так, будто сделал грандиозное открытие. — Побудь с ним пару дней… Иначе ему не выкарабкаться… — Вы хотите сказать, что я должен здесь жить? Но Вы ведь знаете, что половина моих приступов была из-за него? — Ну, — черты лица мужчины смягчаются, и Чен позволяет себе улыбнуться, — твоя реакция на прекрасное пока будет дремать. Минхо сейчас не в том состоянии, чтобы ослеплять тебя своим совершенством. Напряженность последних часов рассеивается, и Кибом почему-то искренне радуется тому факту, что ближайшее время ему придется жить с идеальным под одной крышей. Парня больше не пугает его близость. Окидывая взглядом запорошенную надвигающимися сумерками комнату и безвольно лежащие поверх одеяла тонкие костлявые руки, Кибом чувствует, что их с Минхо связывает что-то намного бОльшее, чем просто желание помочь ближнему. Осознание этого размораживает последние льдинки внутри и разливается по телу давно забытым спокойствием и умиротворением. Он будто ступил на твердую поверхность. Впервые за долгое время.