Красной нитью через всю жизнь

Май, 1997 год; шестой курс Спустя шесть дней отсутствия (что стало самым долгим перерывом без Выручай-комнаты с ее постоянной посетительницей), после ужина в Большом зале, без малейшего представления о том, что именно его там ждет, Драко направился на восьмой этаж замка. Он знал наверняка только то, что она уже будет там. Видел, как она взяла сумку с книгами, что-то сказала Поттеру и Уизли, и ушла раньше, чем ужин закончился. Откуда была такая уверенность в том, что она пойдет в Выручай-комнату, что будет ждать его там? Он не мог понять, было ли это предсказуемо со стороны Грейнджер, было ли это его тайным желанием или каким-то предчувствием. Но он не ошибся. Когда Грейнджер проходила мимо стола к выходу, он задержал свое внимание на Кэти Белл, которая уже вернулась после лечения в больнице святого Мунго. Облегчение от того, что с ней теперь было все в порядке упорно не приходило, хотя Драко до сих пор его ждал. Во время отсутствия Белл сознание рисовало ему счастливые картины о том, что с ее возвращением в жизни станет на одну проблему меньше. Освободившись от груза тревожного ожидания, он намеревался снова вернуться к попыткам выполнения поручения Волдеморта, но вот он уже ни один день видел ее здесь, в Хогвартсе, а вопрос с Дамблдором так и не сдвинулся с мертвой точки. Нависшая над ним угроза заставляла голову думать совсем в другом направлении: вместо гениальных идей убийства Дамблдора в ней появлялось с десяток жесточайших казней Волдеморта над ним самим. Вместе с тревогой он постоянно испытывал огромный страх. Время бежало неумолимо, оставалось совсем немного до каникул. Ему и матери ясно дали понять, что это необходимо сделать до конца учебного года. И он не может. И он не хочет этого делать. Уже ни один раз у Драко возникали мысли заставить Нарциссу бежать и самому прийти к Дамблдору, попросив о помощи. Но другая часть его сознания резко обрывала эти мечты доводами о том, что перебежчика-Пожирателя смерти никто не воспримет всерьез. В лучшем случае они воспользуются его информацией, а затем упрячут в Азкабан в соседнюю с отцом камеру до конца жизни. Он стал единственным защитником для своей мамы, от любых его решений в первую очередь могла пострадать она. Ответственность за нее он нес уже почти год, с самого ареста Люциуса, но ему до сих пор приходилось напоминать себе причины, по которым он не имел права бросить это задание. С этими мыслями он и вошел в Выручай-комнату, в которой сразу же почувствовал присутствие Грейнджер. Это ощущение сложно было объяснить, может, дело было в запахе, в тревоге, которая обостряла все чувства в ожидании опасности, а может, в магии самой Выручай-комнаты, которая уже с порога давала ему понять, что она здесь. И она ждет именно его. В какой-то момент их приходы сюда перестали быть хоть каким-то образом связанным со шкафом. Бывали дни, когда они сидели в абсолютной тишине, читая или делая домашние задания (да, ему, Пожирателю смерти, готовившемуся к убийству самого великого волшебника, приходилось делать домашнее задание), в какие-то дни ссорились, в какие-то дни даже разговаривали. Случалось, что Драко чувствовал себя словно на приеме у врача: Грейнджер изучала его внешнее состояние, проговаривала ему все замеченные ею, но очевидные даже для самого глупого пуффендуйца вещи: Драко не высыпался, был раздражителен, агрессивен. Она даже заметила, что он плохо ест и, как следствие, похудел. Страшно было представить, что она наблюдает за ним из самого Большого зала и данный факт до сих пор ускользал от ее прекрасных друзей, готовых ему перерезать горло. Ах да, один из них, как раз совсем недавно, именно это и сделал своей Сектумсемпрой. — О, Грейнджер, избавь меня от этого щенячьего взгляда, — сказал Драко, медленно ложась на свою софу. Что можно было сказать, когда ее лучший друг шесть дней назад чуть не убил Драко в туалетной комнате под пронзительный визг Плаксы Миртл? Если бы крестный не подоспел вовремя, этот звук стал бы последним в жизни Драко, и глаза бы его закрылись как раз перед тем, как Поттер склонил бы над ним свою лохматую башку. Или это все равно лучше, чем умереть от палочки Волдеморта?.. Ведь тогда ему не пришлось бы выполнять его задание. — Просто выслушай, хорошо? — она сидела в кресле неестественно ровно, на самом его краю, сложив руки на коленях, будто бы сдавала перед ним экзамен. Рядом с ней не было никаких книг. И ее сочувственный взгляд из всей этой картины бесил больше всего. Он старался даже не смотреть в ее сторону. Реакции его тела, которые неизменно появлялись внутри с ее присутствием, раздражали, сбивали с толку. Он переставал понимать самого себя, когда хотел прижаться к ее волосам лицом, когда ему хотелось ее объятий. Ему хотелось плакать, обнимая ее. А ненависть к себе за такие желания стихала, он почти не слышал ее голоса. Какая разница, что об этом кто-то узнает, если он скоро может умереть? Ему отчаянно нужно было ее тепло, которого всегда было в избытке. Которым пользовались те, кто не испытывал в нем потребности вообще, те, кто не мог оценить его по достоинству. Он хотел слезть с этой софы, упасть перед ее креслом и положить голову ей на колени, если бы был уверен, что она не оттолкнет его. Отчаяние душило сильнее с каждым днем, но когда он приходил сюда, находился с ней рядом, разговаривал и даже ссорился — он мог, пусть и прерывисто, не полной грудью, не так, как хотелось бы, но дышать. Все эти шесть дней Драко боролся с самим с собой, чтобы забросить идею со шкафом, придумать что-то другое, лишь бы больше не приходить туда, к ней. Эти попытки были жалкими и глупыми, навредившими ему самому. Когда он снова ее увидел, он думал только о том, что потерял целых шесть дней, не приходя сюда. — Гарри просто не знал этого заклинания. Да, я понимаю, как дико это звучит! Но я абсолютно серьезно! Он прочитал его в этом ужасном учебнике… ну, в общем, неважно. Я пришла в больничное крыло во вторник, но мне сказали… — Что? — резко прервал ее Драко, устремив взгляд, полный раздражения. — Пришла в больничное крыло. Хотела узнать как ты, — уже менее уверено сказала она. Внутри Драко вспыхнул новый, яркий огонь паники: если хотя бы кто-нибудь узнает о том, что между ними есть что-то, не важно, что именно, и как к этому относится сама Грейнджер, ее уничтожат одним взмахом палочки. Именно поэтому в Драко проснулась особая ярость: — Пришла в больничное крыло узнать как я?! Ты что, идиотка? Позволь спросить, зачем тебе понадобилось узнавать как я, кроме как для того, чтобы закончить начатое Поттером? Подумай хорошенько, прежде чем ответить на данный вопрос. Пока твои извилины будут шуршать внутри вечно растрепанной головы, поясню тебе, кое-что, если забыла. Мы — никто. Ты пришла сюда сама, я не звал тебя. Это место было только моим, и я не собираюсь перестать сюда приходить, даже не смотря на твою возрастающую назойливость. Если ты вдруг решила, что мы с тобой равны и эта комната для всех учеников этого замка, поверь, я могу вышвырнуть тебя в любой момент. На этом твой шпионаж для Поттера закончился. Вали отсюда прямо сейчас. Хотелось сказать ей что-то еще более мерзкое и обидное, чтобы она и думать забыла о том, как приходить к нему в больничное крыло. Ничего на ум не приходило и даже говоря это, в глубине души он хотел, чтобы она его ослушалась и не переставала приходить, просто вела себя более осторожно. И она продолжала сидеть не шелохнувшись, только взгляд вместо сочувствующего стал серьезным. — Тебе лучше сейчас не оставаться одному. — Что?! — Драко приподнялся с софы и залился смехом, как показалось ему самому, нервным, а не издевательским, как хотелось. — Я ушам своим не верю! Ты сегодня просто бьешь рекорды своей тупости, Грейнджер. И ты что, решила мне составить компанию? Ты всерьез думаешь, что мне нужна компания какой-то… — Хватит, — резко прервала она. — Ты ведешь себя как раненый зверь! Остановись сейчас, я не хочу тебя жалеть, а смотреть на это больно. — Жалеть? — леденящим тоном произнес он. — Да пошла ты со своей жалостью. Катись отсюда или мне придется использовать те же методы, что и твой драгоценный друг. — Мы очень поссорились с Гарри из-за этого. Я не одобряю его поступка. Он и сам хотел бы извиниться, но… — Да что ты несешь?! Убери эту наигранную добродетель, меня тошнит от нее. Вы, чертовы гриффиндорцы, лезете, куда не просят, портите все, а затем, как дети, извиняетесь или еще лучше, хотели бы извиниться. Да вас, таких неосознанных, разве что придурок Дамблдор сможет простить, — он уже готов был сказать еще что-то, более едкое и грязное, но случайно напомнив самому себе про Дамблдора, замолчал. — Каждый имеет право на ошибку и ее исправление. — Не все ошибки можно исправить, — сказал он уже тише, будто бы, сдаваясь ей, не имея желания больше продолжать этот отнимающий последние силы разговор. Он уставился в пол между его софой и ее креслом, туда, где перед закатом между ними лежал луч света, но сейчас, когда солнце уже село, их окутывали сумерки замка, и освещение было совсем другим, не таким, как раньше в это время суток. Они медленно погружались в полумрак. — Ты говоришь о чем-то конкретном? — спросила Гермиона, и понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить эту нить разговора. — Да, — честно ответил Драко, думая в этот момент об убийстве Дамблдора. Он сидел на софе, поддавшись вперед, опустив голову вниз и обхватив ее руками. — Я хочу тебе помочь. Драко усмехнулся, не поднимая на нее взгляда. — Я могу тебе помочь, — уверенно сказала она. Драко стало так горько от ее слов, что он решил перевести тему разговора в абсолютно другую плоскость, лишь бы она не заставила его задуматься над ее предложением. — Ты даже не в состоянии помочь себе, чтобы Уизел затискал в коморке для швабр тебя, а не Браун, — сказав очевидную глупости в такой напряженный момент, Драко не верил, что она на это клюнет, но в ход шло все, что угодно, только бы не думать о помощи Грейнджер. — Что за бред, — вздохнула она, раздражаясь. — Это никак не относится к той помощи, что предлагаю тебе я. — Ах, ну да, спасти от Волдеморта, конечно же, для тебя намного легче, чем соблазнить даже самого неискушенного дурака. — Перестань сейчас же! Драко начал с интересом наблюдать за ее реакцией, откидываясь на спинку софы. — Мне уже порядком надоело приходить сюда и наблюдать твое расстроенное личико, потому что еще один день прошел без долгожданной руки Уизли на твоей груди. — Малфой! — выкрикнула она. — Замолчи или я тебя заколдую! — Неужели? Единственного, кто замечает твои тяжелейшие любовные страдания? — Я… я не страдаю! Это не твое дело! — Ну, а мое спасение — не твое дело. Гермиона скрестила руки на груди и положила ногу на ногу. Эта попытка закрыться от него позабавила, и это было еще одной сбивающей с толку реакцией на Грейнджер. Его действительно забавляло ее смущение, он не был зациклен на страхе о будущем, а находился в мгновении с ней, получая от нее именно, чего ему больше хотелось. Беззаботность. А ведь именно это его спасало: мгновения с ней. Там, в Выручай-комнате, была жизнь, там он снова мог себе позволить быть задирой, учеником конкурирующего факультета, ее личным школьным неприятелем, а не Пожирателем смерти. — Чуть меньше драмы, Грейнджер. Поверь, такой, как Уизли, ни за что на свете не догадается, что именно ты хочешь сказать своим поведением. Да до него и слова-то с трудом доходят! — Это. Не. Так, — сквозь зубы проговорила она, но Драко ее не слушал. — Не скажу, что для меня твои невербальные сигналы являются какими-то загадками, но сравнивать в данном случае решительно неуместно: я превосхожу многих в разного рода умениях и талантах. — И особенно в самодовольстве, — буркнула себе под нос она. — Так что лучше бы тебе притвориться понятной для него, Грейнджер, и осел пойдет вперед за подвешенной над ним морковкой, куда бы не вела его дорожка. — Предлагаешь мне старую добрую манипуляцию? Совсем неудивительно слышать это от тебя, Малфой. Ты вообще имеешь представление о ненасильственных методах общения? Драко почти улыбнулся. Полумрак между ними сменился теплым светом дальних свечей со стороны шкафа, неярким, символично освещая их друг для друга только с одной стороны. — Знаю, что они не эффективны. — Понимаю, это сложно для тебя, но представляешь — общаться можно не только с целью получения выгоды, а для удовольствия! — торжественно сказала она, невероятно довольная объявленной ею истиной. Драко окончательно расслабился на софе, положив руки на ее спинку: — Да что ты знаешь об удовольствии? — и уголки его губ снова невольно поползли вверх, особенно благодаря ее рукам, которые стали сжимать и перебирать края юбки, однако, она упрямо не отводила взгляд. Да, Гермиона занервничала, но не хотела, чтобы он этого заметил. Было поздно. — Понимаю, это сложно для тебя, но представляешь — можно хотя бы мечтать о чем-то более утонченном, чем неуклюжие ласки твоего любимого друга, — на ее же манер сказал Драко, растягивая каждое слово, потому что они точечно ударяли туда, куда нужно. Даже при таком плохом освещении Драко видел, как сильно покраснели ее щеки. Но она никуда не порывалась уйти, как любила это делать или, хотя бы, обещала это сделать немедленно, если он не замочит. Она смущалась, но продолжала слушать, будто он приковал ее к этому креслу. Возможно, его пристальный взгляд именно это с ней и сделал. — Женщина может быть инструментом для удовольствия, но только если сама позволит с собой так обращаться. Любимая женщина создана для того, чтобы получать удольствие от своего мужчины. Я очень сомневаюсь, что Уизел дойдет когда-то в своей жизни до такого умозаключения. А те, кто считают иначе — вообще ни черта в этом не понимают. И, кстати, здесь нет никакой манипуляции. — Кажется, ты сейчас говоришь о чужом удовольствии для получения своего собственного, а это чаша с двойным дном, где скрыт лишь эгоизм, — сказала она, вздернув подбородок. Драко удивляло, как ей хватало только смелости говорить с ним об этом с такими пунцовыми от стыда щеками. — Грейнджер, — сказал он тихо, внимательно разглядывая ее с ног до головы. — Лучше бы переживала как раз из-за такого рода эгоистов. И на твоем месте, конечно же, не стал бы так уверенно утверждать о том, о чем понятия не имею. — Чтобы что-то понимать, не обязательно быть участником действия. Для того чтобы оценивать картины, не обязательно быть художником. Чтобы понять, хороша музыка или нет, не обязательно быть музыкантом… — Надо, как минимум, посмотреть на картину, прежде, чем ее оценить и послушать музыку. — Я думаю, что все должно происходить обоюдно, — спустя непродолжительное молчание тихо сказала она. — Ну, тебе остается разве что думать об этом. За пологом, перед сном. Подумай сегодня над этим — усмехнулся Драко и встал с софы и добавил. — С особым удовольствием. Драко ушел, не зная, что она не сводила с него напряженного взгляда, до самого его исчезновения в дверях Выручай-комнаты. *** За двумя маленькими квадратными деревянными окнами дома на кухне в Паучьем тупике гремел гром. Капли дождя громко ударялись о стекла. Кухня плавно переходила в крошечную гостиную, в которой не было ни одного окна, а стены с пола до потолка были плотно забиты страми книгами в темных обложках. Свет в эту комнату практически не проникал даже при солнечной погоде, а при таком дожде в пору было зажигать лампу. Но никто не спешил этого делать. На круглом стеклянном столике стояли две тарелки и бокалы, пустые, очищенные заклинанием, а также недопитая бутылка эльфийского вина. Драко лежал на узком диване, забросив ногу на невысокую спинку. Гермиона лежала на нем, положив подбородок ему на грудь, и внимательно изучала его лицо. Его пальцы снова перебирали ее локоны, их движения были медленными и бережными. Взгляд скользил то по чертам ее лица, по по волосам, то по спине. — Не заходи завтра в Министерство без меня, ладно? — спросил Драко. — Есть о чем волноваться? — Просто не хочу, чтобы тебя кто-то доставал с ненужными вопросами. — О том, что папа восстановил тебя на работе — секрет? — Лучше держать в тайне. — Возможно, все уже знают и без меня. — Тебя в это не должны втягивать. Лишнее внимание не нужно. — Вряд ли мы его избежим. И меня не пугает внимание. — Я уверен, что это не пугает тебя. Но лично меня это злит. Никто никогда не узнает, что было между нами на самом деле, поэтому не смогут понять. Вокруг нас будет много сплетен и домыслов, злых языков. Жизнь пройдет в постоянной борьбе, а я устал от этого. Я хочу спокойствия рядом с тобой. Не в Англии. — Нам нужен план, куда отправиться. Можно уже сейчас сделать несколько заявок на перевод в Министерства других стран, там есть смежные направления, почти как у нас. Кроме того, нужно узнать все о климате, менталитете, особенностях магических обществ. Это может занять долгое время. Ты сказал, что мы уедем только при необходимости, ведь так? Сейчас твои слова звучат как уже принятое решение. — Я лишь рассуждаю вслух. — Когда-то за мной охотилась комиссия по учету маггловских выродков, но я не бежала из Англии. — Ты скрывалась. — Теперь все иначе. — Мы не знаем наверняка, что именно будет, если, — Драко замялся и закусил губу. — Если что? Гермиона выжидающе смотрела на него, но не получала никакого ответа. — Драко! Тогда он слегка приподнялся и взял Гермиону за плечи, внимательно посмотрев в глаза: — Время уходит. Я никогда еще так сильно не ощущал его скоротечность. Мне кажется иногда, что его осталось немного. Будто для счастья есть короткий отрезок, он начался 31 июля, а я не могу насладиться им в полную силу. Глупо, да? Тогда я начинаю думать, о чем бы я жалел, если бы смерть пришла за мной прямо сейчас? И я знаю о чем. Если я останусь без тебя, я буду жалеть. — Но ты не останешься, — заверила она. Драко опустил взгляд, улыбнувшись лишь уголками губ. — Я хотел бы, чтобы ты была со мной духовно, физически и…магически. — Как это? — в недоумении спросила она. — Брак, Грейнджер. Скрепление союза древней магией. — ЧТО?! — Всю мою жизнь меня готовили к тому, что в назначенное время я женюсь на ведьме, которую мне подберут родители для укрепления влияния и увеличения состояния. При этом предусмотрено заключение магического контракта, колдовство, совершаемое при такой церемонии, относится к разновидностям непреложного обета. Конечно, без летального исхода. Я мечтать не мог, что я смогу жениться по любви, это было невозможно. До тебя. Я уверен в своем выборе, я хочу пройти этот путь с тобой. Тянуть просто бессмысленно. — И это у вас, Малфоев, так принято делать предложение руки и сердца? — лукаво улыбнувшись, спросила она. Он улыбнулся ей в ответ и сказал: — Эм, нет. Разве ты видишь у меня в руке коробочку с кольцом? — Ну, тогда отложим этот разговор, пока в твоей руке не появится коробочка с кольцом, — отмахнулась она, слегла пораженная, казалось бы, не верящая ему, но все же, улыбаясь. — Конечно, — сказал Драко, держа в голове мысль о том, что пообещал своему отцу расстаться с Гермионой через неделю. Оставалось всего 5 дней.