Красной нитью через всю жизнь

Старая маленькая деревянная кровать на втором этаже Паучьего тупика была трансфигурирована Драко, чтобы они смогли поместиться на ней вдвоем, а Гермиона смогла с помощью нескольких заклинаний увеличить мягкость подушек и матраса. Вместе их заклятия чистоты уничтожили всю собравшуюся там пыль. Гермиона также изменила цвет дерева на более светлый, а на изголовье кровати появились небольшие вензеля. Как будто это была не кровать профессора Снейпа. Она хотела изменить и цвет постельного белья, но Драко заверил ее, что он взял его из собственной комнаты в поместье Малфоев. Ему было страшно спрашивать, как она ощущала себя в Паучьем тупике. Да и зачем спрашивать о таком? Разве он сам не понимал, что позвать ее в дом профессора Снейпа — это отвратительно и жестоко? Но ведь он не заставлял ее оставаться с ним на ночь, хотя и мечтал всегда быть с ней рядом. Нет, он не заставлял ее, даже не просил. Но он знал, что она захочет остаться и останется. Осознание того, что именно он привел ее в такую жизнь, именно из-за него она спала в этом доме, на этой кровати, пусть уже и трансфигурированной и мало напоминавшей ту, которая здесь находилась изначально, грызло изнутри. Вина и стыд скребли сердце, давили, душили, ранили все внутри. Вместе с ее побегом из Министерства магии к нему, появилась большая ответственность. Никто не говорил ему о том, что он должен ей что-то, сама Гермиона точно бы так никогда не сказала и даже упрямо отрицала, но для него все было иначе. Это сложно было назвать лишь ощущением, это было знанием. Она сделала ради него, ради них двоих, невозможное. Было ли это жертвой? Драко мог использовать именно это слово, но произносить его вслух, наверное бы, не стал. Теперь он хотел показать ей, что все было не зря. И больше всего он боялся увидеть в ее глазах разочарование и сожаление. Поэтому он никогда не спросит о том, каково ей. Даже если ей было плохо, он уже делал все, чтобы это изменить. Дождь продолжал монотонно стучать по крыше, Драко гладил мягкие кудри Гермионы, пока ее голова покоилась у него на груди, а правая рука обнимала его. Ее дыхание было спокойным и размеренным. Это, как и ее близость, успокаивало. Казалось, что возможно все — воплощение в жизнь самых смелых планов, как будто жизнь и судьба были на его стороне, готовые помочь ради того, что они могли быть вместе. Перенеся все ужасы войны, в которой она стала второй по важности мишенью после Поттера в свои восемнадцать лет, ей пришлось столкнуться с новой волной лишений и неприятностей, теперь уже из-за Драко. Жизнь в бегах и непрекращающейся опасности с неопределенным будущим под страхом смерти не сменилась на тихую гавань, где можно выдохнуть и дать себе возможность радоваться простым вещам. Она не спит в лучших особняках Англии, на подушках из лебяжьего пуха, на шелковых простынях ручной работы в окружении той роскоши, которую Драко хотел бы ей дать. Той, которую она, по его мнению, заслуживала. Ни он, ни Министерство магии, ни Поттер, ни Орден Феникса не предоставили ей ничего, что хоть как-то могло восполнить ее потери и возблагодарить за адский труд. И она еще умудрялась просить отдавать свое пособие от нового фонда отца нуждающимся в этом волшебникам. Драко не сомневался, что нуждающимся Люциус Малфой считал самого себя, прибирая к рукам деньги, выделенные Гермионе, а также еще нескольким таким же благородным и глупым, отказавшимся от пособия волшебникам. Почему она не приняла помощь фонда и не распределила ее туда, куда хотела бы, убедившись, что деньги дошли до нуждающихся в них волшебников и волшебниц? Она с легкостью сама могла бы создать такой фонд, при котором о фонде Малфоя Англия благополучно забыла, будто бы он никогда и не существовал. Но в этом новом послевоенном мире, за который она проливала свою кровь и платила детством, самые лакомые кусочки при разделе снова доставались недостойным этого людям, а Гермиона довольствовалась стажировкой на общих условиях, как все, будто бы она самая обыкновенная волшебница. Нет, у Драко в голове это не могло уместиться. Гермиона — обыкновенная?.. Кто мог вбить ей это в голову настолько сильно и почему никто ее больше не переубедил? Она не должна была приезжать в Хогвартс и сдавать экзамены, как все. Она не должна была поступать на стажировку в Министерство магии, как все. Она не должна была снимать чертову комнату где-то за Лондоном. И, конечно же, она не должна жить в Паучьем тупике. Если бы она только могла узнать, что Драко никогда не относился к ней, как к обыкновенной, смогла бы она расправить свои крылья и получить от жизни наконец-то все, что ей причиталось? Если бы он никогда не называл ее грязнокровкой, могла ли она требовать того, чего по-настоящему хочет, минуя долгую дорогу, которую должен пройти обычный, уступающей ей во всем, самый заурядный волшебник? В любом случае, Драко хотел все это исправить. Аккуратно и медленно выскользнув из кровати и объятия Гермионы, Драко оделся и спустился вниз. На камине стояла небольшая шкатулка из ясеня. Раньше в ней находилась лишь красная нить, но после разговора с Ривасом в его поместье, визита домой, после разговора с отцом в его кабинете, она пополнилась еще несколькими ценными вещами. Во-первых, платиновым кольцом с мелкой россыпью бриллиантов и рубинов. У Малфоев не было одного помолвочного кольца, передающегося из поколения в поколение. Помолвочное кольцо было прямым отражением богатства семьи, демонстрацией возможности обеспечить избранницу на всю ее жизнь. Для каждой новой невестки, вступавшей в семью, в зависимости от ее родословной, увлечений, имени или других особенностей, изготавливалось новое, неповторимое кольцо. Вина и стыд с новой волной захлестнули сердце Драко, потому что это кольцо не было изготовлено для Гермионы. Это кольцо должен был подарить его предок шестьдесят лет назад своей возлюбленной, но помолвке не суждено было состояться из-за того, что девушка предпочла другого, к слову, из семейства Поттеров, раньше, чем Малфой объявил ей о своем намерении. Из-за того, что для каждой девушки изготавливалось свое кольцо, это кольцо так никогда никто и не примерил. И едва ли во всей коллекции драгоценностей Малфоев нашлось что-то с рубинами: ожерелье, несколько пар сережек и это самое кольцо. Красный цвет камня — единственное, что хоть как-то можно было ассоциировать с Гермионой, ссылаясь на ее факультет в Хогвартсе. От такой банальности у Драко сводило скулы. Несчастливая судьба кольца Драко мало волновала. Не признающие поражений Малфои десятки лет передавали из поколения в поколение историю, что кольцо (о котором потенциальная невеста даже не узнала) было проклято и повлияло на выбор девушки. С тех пор прикасаться к нему давали только эльфам во время очередной чистки всех семейных драгоценностей, находившихся в поместье. Драко не мог верить в такие глупости, ведь благодаря Гермионе он знал наверняка о том, что такое выбор избранника, знал о силе томящегося сердца, о том, что не могло быть никакого проклятия, и хотя Драко повезло испытать взаимность, Малфои могут получать отказы. А еще он просто не имел возможности заказать кольцо у знакомых ювелиров семьи. Мешало ему в этом то, что все необходимо было оставить в тайне, а также отсутствие на это денег. Поэтому Драко лишь сказал матери, что хочет взять кое-что из семейных драгоценностей. Любезно предоставив ему пароль от портрета, охранявшего их, Нарцисса удалилась без проявления любопытства, чему Драко был очень благодарен. Зная о проницательности своей матери, он не сомневался: она и сама обо все догадалась, но вряд ли такому раскладу дел была рада. В отличие от отца, вмешиваться в личную жизнь своего сына она не стала, а маленькая надежда хотя бы на ее благословение тогда же умерла. Его предки носили помолвочные кольца за лентой на шляпе, чтобы в любой момент быть готовым вручить его избраннице. Драко положил кольцо во внутренний карман пиджака, давая себе слово, что однажды обязательно обратится к ювелиру для создания неповторимого кольца для Гермионы. И в нем точно уже не будет этих банальных рубинов, символа Гриффиндора. Возможно, она хотела бы кольцо с цельным большим камнем в несколько карат или из желтого золота — Драко понятия не имел, какие украшения ей нравятся. Учитывал ли Уизли ее предпочтения, когда дарил ей ту безделушку, раз в пятнадцать дешевле кольца Малфоев? Вряд ли. Это небольшое кольцо было единственным материальным подтверждением его чувств. Он не мог купить даже пару обручальных колец, поэтому пришлось оставить эту задачу для более благоприятных времен, а он был уверен в том, что такие наступят. Кроме того, это он заявлял о своих правах на Гермиону. Так было принято, для этого и нужны помолвочные кольца и, хотя многие древние традиции были им сто раз нарушены, эта традиция казалась правильной. Это не было традицией только его семьи, в ней не было ничего оскорбительного для Гермионы, как ему казалось, и отказаться от ритуалов и традиций полностью Драко пока что не мог, поэтому надеялся, что будет понят, принят и не станет еще одним Малфоем, которому отказали. Иначе в проклятие кольца придется поверить. Во-вторых, в коробочке находился запрещенный в Великобритании темный артефакт, который выглядел как небольшие стальные ножницы с резьбой, какими пользовались в конце 19 века. Лезвия ножниц были очень массивными и острыми. Этими ножницами разрезали сердцевины волшебных палочек, полностью лишая их волшебной силы, чтобы невозможно было узнать, какое заклинание было сотворено волшебной палочкой последним с помощью Приори Инкантатем или подобному ему заклинаниям. Когда ножницы разрезали сердцевину, палочка теряла всю магию сразу, превращаясь в две части обыкновенного дерева. Таким образом, ножницы стали одним из лучших инструментов сокрытия любых магических преступлений, от чего и были запрещены в Англии по причине быстро растущей популярности. Конечно, этот способ был не самым надежным, потому как требовал чрезвычайной осторожности исполнителя и его быстрого исчезновения с места преступления. Желательно, навсегда, ведь если из палочки выпытать признание о последнем заклинании не представляло возможным, из волшебника его выпытать можно множеством разных способов. Ножницы ему вручил Ривас, когда они были у него в поместье, после того, как Драко убедился в их силе на трех разных палочках из его коллекции. Палочки были самими обыкновенными и выполняли заклинания Драко, затем их нужно было аккуратно разломать до сердцевины и уже потом ее разрезать ножницами. После ножниц палочки не поддавались никаким диагностическим чарам. При использовании Репаро они снова становились целыми, но магии в них больше не было. Обычные поврежденные волшебные палочки Репаро никогда не могло соединить снова и придать прежний внешний вид. Ножницы были очень ценным предметом и не являлись подарком. Они были переданы во временное пользование для выполнения задания Риваса, за которое он платил очень большие деньги. И, в отличие от кольца, их время еще не пришло, поэтому они остались в деревянной шкатулке. Переезд в Паучий тупик уже не был таким беспечным и импульсивным как в случае с маггловским домом от Блейза. В этот раз Драко подошел к делу основательно, взяв из поместья необходимые для независимой жизни вещи, однако, переходить установленную собственными ощущениями черту принятия родительской помощи не стал. Никаких элементов декора, ценностей, книг или алкоголя, лишь одежда, постельное белье, личные вещи и кое-какая посуда. Ничего сверх этого Драко брать не хотел, но продукты ему прислала мама вместе с эльфами в больших корзинах, по которым нельзя было сказать, что в поместье Малфоев хоть как-то экономят. Ну, или экономил там только Люциус. На мясо и рыбу были наложены чары охлаждения, при постоянном обновлении они могли сохранить продукты в течение недели. Овощи и фрукты не были заколдованы, ими были заполнены две корзины и один Драко явно не успел бы их съесть к тому моменту, как они начнут портиться. Возможно, Нарцисса без согласия сына решила пополнять эти запасы регулярно. В одной из корзин был домашний хлеб и апельсиновые маффины, на них были наложены чары сохранения тепла и свежести, казалось, что их испекли только что. После того как Драко взмахом палочки отлевитировал со стеклянного столика использованную вчера посуду, он поставил на нее хлебную корзину и принялся готовить омлет на завтрак, взяв яйца, молоко, соль, молотый перец. В кухонных ящиках своего крестного он нашел много разных специй и приправ, но так как ничего из них не было подписано, полагаться пришлось лишь на собственное обоняние. Пробовать на вкус странные запасы Мастера зелий Драко не решался, поэтому с точностью были определены только корица, укроп, молотый имбирь и куркума. Такие предметы как вилки, ложки, ножи и тарелки Драко принес с собой, а сковородку, кастрюлю и чайник нашел уже в доме, пока весь день готовился к появлению у него Гермионы, которое он тщательно планировал. Пока на медленном огне жарился омлет, на тарелке Драко выкладывал ломтики моцареллы и помидоров на листьях рукколы. В маггловском чайнике со свистком грелась вода для чая. На маленькой тесной старой кухоньке все было под его контролем. Когда моцарелла и помидоры были идеально уложены на тарелке, и в завершении оставалось лишь добавить немного оливкового масла, его рука замерла над тарелкой, потому что он услышал едва заметный скрип лестницы в гостинной. — Доброе утро, — тихо произнесла Гермиона, будто почувствовав его напряжение. Он обернулся и увидел ее уже одетую в свою вчерашнюю одежду, остановившуюся на полпути к нему, неуверенно улыбающуюся. — Доброе утро, — ответил он, поставив бутылку с оливковым маслом на стол, выходя к ней в гостиную. — Я боялась, что ты уже ушел без меня. Драко подошел к ней ближе и коснулся рукой ее щеки, убирая вместе с тем пряди волос от лица. — Ну что ты, — с легким укором сказал он. — Хочу разделить с тобой все полные ненависти взгляды министерских крыс, которые будут брошены в твою сторону. — В мою сторону? — Ну, вряд ли все Министерство магии в курсе, что я находился на волоске от увольнения. — Все это увольнение не больше, чем предвзятость, — сказала Гермиона, обнимая Драко за плечи. — Кто-то явно точит на тебя зуб. И таких людей может быть много. Никому не приходится по вкусу фонд твоего отца, он уже занимает почти все южное крыло здания Министерства, одно из самых светлых и просторных, волшебники негодуют. После войны одни остаются работать в подвальных сырых помещениях без окон, другие — в крохотных кабинетах делят свое рабочее место еще с тремя волшебниками, третьи и вовсе теряют работу в Министерстве. — Я практически не общаюсь со своим отцом, и, поверь, если бы он не помог мне остаться на стажировке, то я смог бы найти выход. Мы давно уже не близки и я не в курсе его дел. К его фонду я не причастен. — Почему ты воспринимаешь это как претензию к себе? Я не считаю тебя причастным. Ты — не он, я очень хорошо это знаю. — Не хочу, чтобы ты думала, будто бы я живу за его счет или участвую в его делах, — резко ответил Драко и, освободившись от рук Гермионы, вернулся на кухню для того, чтобы снять с плиты и разделить на две порции омлет. Гермиона молча подошла к нему, взяла приготовленные тарелки и поднесла их ближе к сковородке. — Драко, я знаю. Ты совсем другой. Я думаю о тебе совсем иначе… — Что же ты думаешь обо мне? — спросил Драко, создавая иллюзию полного погружения в сервировку завтрака и замирая в тишине перед ответом Гермионы, одновременно сгорая от желания узнать это и страха от того, что ему придется жить с какой-то новой ранящей правдой. — Я думаю, что… нет, я вижу, что в тебе нет ни жестокости, ни алчности, ни стремления к власти, ты не пойдешь по головам ради этого, не причинишь вреда, — говорила Гермиона, пока Драко переносил еду в гостиную, без палочки. — Ты не боишься изменений и смог изменить свою жизнь с легкостью, отбросив все то, что шло наперекор тому, что ты чувствуешь, оставив родительский дом, друзей, абсолютно все, что тебе с детства знакомо. Для таких поступков нужна огромная смелость, сила воли, внутренний стержень. Такое мало кому доступно! И я была просто восхищена этим. Именно ты вдохновил меня на смелость сделать шаг к тебе. Поставив на столик последнюю тарелку, Драко остановился и посмотрел в глаза Гермионе, не веря, что она говорит это все о нем. — Какими бы правильными не были взгляды и образ жизни волшебников, которые победили в войне, взять и перейти на ту сторону, где всегда был осуждаем и гоним, просто страшно, — продолжила она, жадно глядя в его холодные глаза. — Легко идти вперед даже в маленькой компании единомышленников. Еще одного человека иногда бывает достаточно. Но ведь ты вышел в этот новый мир один, смело, лицом к лицу. Без оружия, без поддержки. И ты можешь каждый день вызывать у них ненависть и желание отомстить. Они могут винить тебя во всем плохом, что с ними случилось, они могут завидовать тому, что в твоей жизни все начинает налаживаться, они могут требовать расправы над тобой, прикрывая все это тем, что у тебя есть Темная метка. И ты не первый, кто уже, будучи заклейменным ею, осознанно выбрал другой путь, но толпе плевать. Они могут никогда не поверить тому, что ты изменился. Только они никогда не узнают, что у тебя просто не было выбора. То, что ты не оставил свою семью, говорит лишь о том, что ты — любящий сын. Никто не может судить о том, правильно ли ты поступал или нет — ты действовал в соответствии с тем, что могло помочь защитить или спаси твою семью. — Семья была для меня превыше всего, — сказал Драко, не отрывая взгляда от Гермионы. — Если бы я не принял метку, он убил бы мою мать. — Наверное, на твоем месте я поступила бы также. — И если бы кто-то узнал, что я все это время любил тебя, они бы тебя уничтожили. Я так боялся к тебе приблизиться. И при этом я не мог и дня провести, чтобы не посмотреть на тебя, не подумать о тебе. Я знал, что все это безнадежно, но никогда не мог упокоиться, не мог отпустить из мыслей, не мог не бояться за тебя. Все, что я сказал или сделал плохого тебе, было только ради того, чтобы оттолкнуть. Так я был уверен, что ты будешь в безопасности. А потом ты пришла в Выручай-комнату и, — остановился Драко и громко сглотнул. Каждое слово этого признания давалось с трудом, обнажая перед ней все то, что он прятал от самого себя, мысли, которые во время войны могли стоить им обоим жизней. — И я не мог сопротивляться этой силе больше. Я был так счастлив там с тобой, просто когда ты рядом. Я…я так сильно любил, я тонул в этой любви и одновременно страхе от того, что я подвергаю тебя опасности, но я бессилен перед тобой. Я не могу уйти, я никогда не смогу от тебя уйти. Глаза Гермионы были полны слез. — Я чувствовала. Я все это чувствовала! Я не могла понять, что это такое и почему не могу злиться на тебя. Почему я не могу обижаться на тебя, почему хочу снова и снова приходить в Выручай-комнату. Я так долго не могла понять это ощущение! Старалась все разложить по полочкам в голове, анализировала, наблюдала и никому не рассказывала о нас. Ты был самой сокровенной и невероятной тайной. С трудом призналась самой себе, что мне интересно с тобой, что мне с тобой весело, спокойно. Эта вторая жизнь, в Выручай-комнате, в какой-то момент полностью вытеснила первую и я боялась представить что будет, когда все закончится. Я плакала от бессилия, понимая, что как только шкаф будет починен, наши пути разойдутся, мы больше никогда не поговорим, не взглянем в сторону друг друга. Но в тот последний день, когда ты сказал мне про дату нападения, мне показалось, что между нами все изменилось и появился маленький проблеск надежды. Я решила не упустить этот шанс и взять все в свои руки при первой возможности, ведь нам было так хорошо. А оказалось, что ты обманул меня и Пожиратели появились в Хогвартсе на следующий день! А я снова не смогла на тебя разозлиться! И рассказать никому не смогла! Ты оставил меня с зарождающееся любовью и ощущением, что я полнейшая дура одновременно. Привязалась к тебе, как щенок, а ты обманул и ушел! — Гермиона… — Да! Не мог иначе. Конечно. Но я с тех пор чего только не делала, чтобы вытеснить тебя из головы и сердца. Ничего не помогло. Чем сильнее я пыталась тебя забыть, тем больнее мне было. Видимо, я тоже перед тобой бессильна. А теперь я не знаю большей ценности в жизни, чем твоя любовь. И я не упущу этого шанса быть с тобой: в Англии, в Америке, среди магглов или среди волшебников, я знаю, что мое место рядом с тобой. На долю секунды между ними воцарилось молчание, в котором они смотрели друг друга, будто бы общаясь уже без слов. Появлялось понимание того, что они таинственным образом повязаны друг с другом, а прожитое по отдельности время стиралось так быстро, будто бы его никогда не было. Будто бы из Выручай-комнаты они вышли вместе, крепко держась за руки и пошли вперед по жизни больше не расставаясь. — Я давно уже понял, что хочу прожить эту жизнь только с тобой, — сказал Драко, дрожащей рукой залезая во внутренний карман пиджака. Гермиона, казалось, забыла на миг как дышать, наблюдая за медленными движениями пальцев, доставших из кармана маленькое драгоценное колечко. — Гермиона Джин Грейнджер, ты станешь моей женой? И для Гермионы такой вопрос имел только один вариант ответа, который она поспешила ему сказать: — Да. В этот момент на кухне громко засвистел закипевший чайник.