Красной нитью через всю жизнь

Драко ничем не выдал своего внутреннего волнения и беспокойства о том, что Гермиона отдернет руку и рассмеется ему прямо в лицо, торжественно сообщив, что ее месть удалась, и она никогда не выйдет за него замуж, пока надевал кольцо на безымянный палец ее левой руки. Безосновательные страхи, доходящие до паранойи, начали преследовать его с поразительной частотой, но он объяснял это тем, что недавно заключенная сделка с Ривасом имела колоссальный риск и должна была держаться в строгой тайне. А переживать о чем-то одном Драко не мог: казалось, что если в жизни появлялось одно беспокойство, то за ним вереницей придут остальные и захватят все самые важные сферы его жизни. Семья была одной из таких сфер, а Гермиона была его семьей. Так он считал. Кольцо с легкостью было надето и опасения Драко насчет его размера не подтвердились: оно не было ей мало. Оно было на добрых полтора размера больше, чем нужно. Драко нахмурился: смущение и недовольство собой тут же завладели всем его существом, не дав места для радости от согласия Гермионы принять его предложение. За последнее время ощущение радости в жизни Драко становилось все более непродолжительным, потому что сама жизнь не давала возможности насладиться мгновением. Убежденность в том, что за даже кратковременное счастье придется дорого заплатить и столкнуться с лишениями или неудачами укоренилась в нем еще с момента суда над ним в мае. Но теперь радость была просто пропущена, как ненужное лирическое отступление, перейдя сразу к главному, основному сюжету — горечи. Гермиона тем временем легко прокрутила кольцо на пальце, задумчиво изучая россыпь камней на нем. — Будет другое. Чуть позже, — заверил Драко, наблюдая за тем, как она поглаживает кольцо большим пальцем правой руки — при ее движениях кольцо с легкостью крутилось на пальце. — Вот еще. Не нужно, — твердо ответила Гермиона, лишь на мгновение встретившись взглядом с Драко, и продолжила разглядывать кольцо дальше. — Больше не буду его снимать. — Если оно не слетит само к Годриковой матери, — съязвил Драко. — Разве его нельзя уменьшить? — Ну, конечно же, нет, это - не маггловская безделушка. Кольцо гоблинской работы. — Довольно пренебрежительное отношение к маггловским украшениям, учитывая то, что и гоблины, и магглы используют одни и те же металлы, — сказала Гермиона с легким укором, но улыбаясь. — Для того чтобы создать кольцо, подобное этому, недостаточно расплавить металл, залить его в форму, а затем отшлифовать. При создании на него были наложены по меньшей мере десятки заклинаний, вылита парочка зелий и проведено несколько испытаний для проверки качества. Только очень сильная магия сможет его хоть как-то деформировать. — Да, я читала об изделиях гоблинской работы, когда мы искали способ уничтожения крестражей… — Ну, конечно… — И могу точно сказать, что нет ничего не поддающегося изменению, — в этот момент она посмотрела прямо в глаза Драко, и ему показалось, что она имела в виду не только кольцо. — По крайней мере, существуют заклинания, способные просто удержать его на пальце. — Да, точно. Например, можно воспользоваться жалящим — палец распухнет в два раза и кольцо точно не спадет, — с сарказмом сказал Драко, ощущая все более растущую внутри тоску. Для него было намного понятнее, если бы он увидел разочарование кольцом в ее глазах или услышал прямое недовольство неподходящим, недостойным кольцом, которое ей даже ни капли не нравится, но ничего такого в ее реакции не было. Чем больше она любовалась кольцом, тем сильнее сердце Драко сдавливала грусть и одновременно с этим огромной силы нежность к ней. Ее счастье было таким явным и неомраченным никакими мыслями о неподходящем для предложения кольце и месте, что Драко с трудом мог противостоять ее хорошему настроению. Ее радость искрилась, выпуская невидимые искры, искры, которые неизбежно попадали на Драко. Ее улыбка оказывала сопротивление запрету на приятное, которое было для него намного привычнее, чем просто отдаться счастливому моменту. Гермиона, не отрываясь от кольца, достала палочку и тихо произнесла: — Ангустиис. После того, как зеленые искорки рассеялись, Драко стало ясно, что больше ничего не изменилось, и он направился на кухню, но Гермиона, наконец, отвлеклась от кольца, сделала шаг к нему и взяла за руки. Ее глаза светились почти детской радостью, удивляющим Драко энтузиазмом: — Нет-нет-нет, даже не думай расстраиваться сейчас из-за кольца! Я найду способ его уменьшить, серьезно. Подожди. Побудь со мной в этом мгновении хоть немного, — сказала она и тихо добавила. — Для меня это важно. Драко опустил взгляд и позволил ей переплести пальцы их рук. Он чувствовал на себе ее взгляд, не осуждающий, не леденящий, не разочарованный, и поэтому просто не мог найти в себе силы посмотреть на нее. — Драко. Ведь для тебя это важно тоже? — сказала она, скорее, утвердительно. Драко кивнул, крепче сжал ее ладони и поднял на нее взгляд: — Это самое важное. — Все это безумие, но чертовский правильное! — она улыбалась и, казалось, вот-вот засмеется. — Я из-за тебя постоянно совершаю какие-то безумные поступки, а затем оказывается, в итоге, что это — то самое, что мне на самом деле и было нужно. Я не знала себя до тебя и даже не хотела заглядывать куда-то глубже, чем нужно, но ты вскрыл все и заставил меня посмотреть. И оказывается, я ни с кем никогда не могла быть собой раньше. А когда почувствовала это однажды, еще не осознавала даже, что это такое, хотелось еще и еще этого спокойствия, связи с самой собой. И при этом…огромной силы связи с тобой. Будто бы я, наконец-то, на своем месте. Думаешь, я несу какой-то бред? Неужели ты сам этого не чувствуешь? Это будто бы… я не знаю, я никогда не верила в это, но как будто рука судьбы. Мы связаны. Драко смотрел на нее не в силах ответить, что они действительно связаны. Красной нитью. Он знал это очень хорошо, но не мог даже предположить, что Гермиона, ни о чем не догадываясь, сама использует именно эту метафору, описывая их отношения. Он так и стоял без возможности открыться ее эмоциям и пропустить их через себя. Она казалась ему счастливой, и больше всего на свете он хотел, чтобы это и было так на самом деле, но при этом невероятно сильно боялся поверить в свое счастье. Казалось, он попал в Омут памяти, такой, как хранится в сокровищнице их поместья, где можно изменять свои воспоминания, затем просматривать их вновь. Происходящее с Драко было для него сродни такому воспоминанию, измененному так, как он мог только мечтать. Возвращало в реальность только злополучное кольцо, ведь в воспоминании-мечте оно было бы идеальным. Нет, и все-таки он не мог противостоять ее радости и хотел раствориться в этом счастье вместе с ней посреди полутемной гостиной дома в Паучьем тупике, под монотонный звук непрекращающегося со вчерашнего дня дождя. Крепкие объятия Драко и Гермионы в тот момент были самым счастливым мгновением, которое видел этот дом когда-либо за всю свою долгую историю. — Ты… ты рада? — спросил Драко, и каждое произнесенное слово от волнения далось ему с трудом. — Я очень рада. Теперь все изменится, — сказала Гермиона, глядя прямо в глаза проникновенно, требуя своим взглядом внимания к каждому слову. — Никто не подумает тебя увольнять из-за одного прогула. Предвзятость к тебе можно будет изменить, и она не помешает нам жить здесь, в Англии, а, значит, переезд нам не будет нужен. — Думаешь изменить отношение ко мне сотен магов по всей Англии благодаря свадьбе? — усмехнулся Драко. — Они тебя не знают, мы исправим это. — Да я плевать на них хотел. На хер их. — Но побег — не решение. Нас осуждали и будут осуждать, но брак… Да, я считаю это лишь юридическим моментом, но общество думает иначе. У нас получится изменить мнение о многих детях Пожирателей смерти и, наконец, жить всем в мире. Без попеременных преследований одних другими. Построить новый порядок, новое общество, равноправное, где наказывают только за противоправные поступки, но никак за родословную. Это возможность заявить о нас как о серьезном союзе. Послушай, если хоть один чистокровный волшебник, такой, как ты, вступит в Комиссию по организации освобождения эльфов… — О-о-о, нет, только не это… — Драко! — А я-то думал, почему ты так легко согласилась, — улыбнулся он. — Все это твои освобождения эльфов… — Боже, конечно, нет, — возмутилась она, а затем произнесла, нахмурившись. — Никто не верит в то, что один человек, вроде меня, сможет изменить многовековую систему, даже в отношениях между Министерством магии и животными. В моем отделе идеи по освобождению эльфов даже не хотят слушать. Кажется, в мире изменилось все, кроме Отдела регулирования магических популяций. Людям нужен пример того, что все самые безумные мечты могут стать реальностью. Как у нас с тобой! Так значит, возможно, этот пример и есть мы?.. — Очень смело и… знаешь, масштабно, — произнес Драко задумчиво. — В твоем духе. — Так что ты думаешь об этом? — спросила она, в нетерпении ожидая ответа. — Что ж, хорошо, что ты успела заметить закостенелость министерских порядков. Даже когда Темный лорд пришел к власти едва ли он что-то поменял. Конечно, я не говорю о том безобразном монументе в центре атриума или о Комиссии по учету ты-знаешь-кого. Но судебная система, Визенгамот, и чистокровные волшебники, работающие на руководящих должностях десятилетиями, остались тогда, они же остаются сейчас. Драко взглянул на настенные часы и сказал, усмехнувшись: — Странно, что об этом сообщаю я, но, если мы не поторопимся, то опоздаем на работу. И тогда, что им сможет помешать уволить меня еще раз? Гермиона коротко взглянула на часы, позади нее, затем призвала мантию и сказала: — Воспользуемся камином? Появившись первым из зеленого пламени каминной сети в переполненном с утра шумном атриуме Министерства магии, Драко дождался появления Гермионы, и тут же взял ее за руку, заметив краем глаза ее улыбку. — О какой комиссии по организации эльфов ты говорила, кстати? Не припомню такого в Подразделении существ. — Комиссия по организации освобождения эльфов, — исправила она, взглянув на улыбающегося Драко. — Между прочим, ты пропустил самое важное слово в названии. — Ах, как неловко, — произнес Драко, улыбаясь, и тем временем наблюдая за каждым волшебником, смиряющего пристальным взглядом их пару. — Это моя новая идея. Что, если создать специальную комиссию, которая будет помогать сделать процесс освобождения эльфов более простым и быстрым? К примеру, проводить агитацию и личные встречи с семьями волшебников, веками владеющими эльфами, а также делать встречи для самих эльфов, но с ними уже будут работать их свободные собратья, которые расскажут о преимуществах своей жизни после освобождения. Я говорила об этом с некоторыми руководителями отдела. Из-за немногочисленности ее отказываются зарегистрировать. Точнее, из-за отсутствия в ней хотя бы одного представителя семей, владеющих домовиками. — Кажется, они тебе поставили просто невыполнимые условия. Ты в курсе, что чистокровные семьи никогда не пойдут на разрушение таких традиций, как отказ от домовиков? Таковы правила магического контракта, заключенного много веков назад между ними. Волшебники приютили голодных и обездоленных эльфов, а они, добровольно, в знак искренней признательности захотели помогать в хозяйстве. Семьи волшебников никогда не удерживали домовиков силой. — Да уж, и не вывешивали их головы в гостиной, — мрачно сказала Гермиона. — Это - другое. Ты говоришь это так, будто эльфов убивали специально ради украшения дома. Они ведь умирали своей смертью. И для многих эти головы — не более, чем древняя традиция. Это — нормально. По крайней мере, меня совсем они не удивляли, когда приходилось бывать в доме моей матери. Наверняка даже семьи руководителей твоего отдела веками держат у себя семьи домовых эльфов. Так принято. — Но не теперь. И кстати, триста лет назад — это не так уж и много. Точнее, конечно, это непомерно много для жизни в рабстве, но не настолько, чтобы всякая возможность изменить положение дел отсутствовала. Да, время влияет на силу традиций, но сейчас — время перемен. — Ты права. И его создала ты. — Нет, конечно. Его создал Гарри. Драко хмыкнул. — О Мерлин, дай ей еще немного мозгов, чтобы она, наконец, могла оценить себя по достоинству, — взмолился Драко, и Гермиона улыбнулась. — Но я не упущу шанс для того, чтобы исправить нынешнее положение дел в Министерстве. И за его пределами! Сейчас есть возможность изменить жизни очень многих существ к лучшему. Зайдя в переполненный волшебниками лифт, Драко намеренно стал чуть позади Гермионы и, приблизившись вплотную так, чтобы слышать его могла лишь она, сказал: — Честно говоря, твое желание прийти и изменить все порядки министерских консервативных снобов меня восхищает. Гермиона обернулась, чтобы посмотреть на Драко, и в этот момент лифт резко повернул направо так, что Гермиона чуть было, не упала на Драко, но он успел крепко взять ее за талию и помог удержать равновесие. — Это чертовски сексуально, — тихо добавил он. Гермиона тут же покраснела и отвернулась от него. Как только часть людей вышла на одном из этажей, но снова пополнилась на такое же количество других волшебников, Гермиона снова повернулась к Драко и очень тихо сказала: — Возбуждает создание новых министерских подразделений? — О да. Очень будоражит. Кстати, когда будешь разрабатывать какие-то проекты по реновации задания Министерства, умоляю тебя, оставь лифт без изменений. — Почему же? Я подумала о его недостаточной вместимости в соотношении с количеством сотрудников еще при первом посещении Министерства магии. Это же издевательство какое-то - ехать с утра как сельди в бочке. — Иначе как я смогу незаметно прижимать тебя к себе как сейчас? Гермиона прыснула, но мягко сжала его руку, обнимающую ее. — Просто делай это заметно, — ответила она и тут же почувствовала, как его объятия становятся крепче, и в тот момент она решила проигнорировать волшебницу, которая якобы случайно задела ее локтем, чтобы Гермиона не прислонялась к ней в тесном лифте. — Ай, тише, я же пошутила! — шепнула она, и двери лифта раскрылись на этаже Драко, где находился Отдел магических игр и спорта. Пропустив всех выходивших на его этаже волшебников вперед, Драко уже собирался поцеловать Гермиону, как заметил среди быстро рассосавшийся толпы своего отца. Люциус с самым дружелюбным выражением лица ожидал его на выходе из лифта, а заметив Гермиону, даже коротко ей кивнул. Гермиона кивнула в ответ, но ее недоверчивый взгляд испепелял Малфоя-старшего. — Хорошего дня, Гермиона, — сказал Драко тихо, наклонившись к ней, но она нахмурилась и незаметно схватила его за рукав. — Может, мне выйти вместе с тобой? — Нет необходимости. Встретимся на обеде. Драко подошел к отцу, дружелюбное выражение лица которого не менялось до тем самых пор, пока двери лифта не закрылись, и Гермиона не скрылась из виду. — Только не говори, что это я сейчас помешал тебе бросить мисс Грейнджер и в лифте ты задержался именно для этого, — холодно сказал Люциус. — Нет, такого я говорить не буду, — сказал Драко, глядя в сторону своего отдела, отмечая, кто из сотрудников уже пришел на рабочее место. — Ведешь двойную игру, Драко? Со мной? — Пожалуйста, оставь свои любимые и многозначительные запугивающие фразы для мелких сотрудников твоего фонда. Потому как они сработают разве что на них. Люциус резко схватил Драко за предплечье и крепко сжал, заставляя посмотреть ему в глаза: — Тогда скажу прямо. Я не люблю, когда у меня отбирают что-то, еще хуже, когда у меня это наглым образом крадут. Если сегодня же рубиновое кольцо снова не окажется на своем месте, мне придется его забрать самому. — Ты не посмеешь, — сказал Драко. — Еще как посмею. Женившись на грязнокровке, ты лишишься всего, что твои предки наживали и хранили годами, клянусь, тебе не достанется ни кната. — Я понял. Кольцо я верну. Мне от тебя ничего не нужно, только избавь меня от своего общества, — сквозь зубы ответил Драко и направился ко входу в отдел, но отец сильнее сжал его руку. — А также ты больше не сможешь преступить порог ни одного из поместий. И даже после моей смерти они не станут твоими. — Я прекрасно понял твое намерение лишить меня наследства, спасибо. Теперь пусти меня, а то из твоих ушей сейчас дым пойдет, а я не хочу лишнего внимания к себе, знаешь ли. Люциус опустил свою руку и тихо добавил: — И ты будешь лишен возможности приблизиться к своей матери ближе, чем на милю. Губы Драко плотно сжались, и он пристально посмотрел в глаза отцу, пытаясь понять, не блефует ли он. Теоретически, Люциус мог все это воплотить в жизнь, и заклятий для выполнения таких условий среди чистокровных волшебников хватало. Предательство крови для них не было просто словами, действующие наказания для предателей были проверены столетиями. Еще несколько мгновений они безмолвно смотрели друг на друга, но ответа Люциус дожидаться не стал. После внезапно раздавшегося рядом с ними короткого звонка открывшегося позади них лифта, лицо Люциуса Малфоя снова стало таким же безмятежным и дружелюбным, как в начале их встречи. Резко развернувшись, он стремительно направился к лифту и проскользнул между двумя закрывающимися створками, посмотрев напоследок в сторону Драко. Самодовольная ухмылка отца стала для него знаком, толчком, ощущением того, что метла под тобой понеслась вперед и назад, на землю, дороги больше нет, по крайней мере, в эти несколько мгновений ускорения. Теперь единственным близким человеком для него, его семьей, могла быть только Гермиона.