Make a wish when a Blackbird flies

Я вернулся на ярмарку тем же путём, которым добирался до мотеля; Камея семенила рядом, обнюхивая каждый сорняк, пробивавшийся сквозь трещины на асфальте. Надо было покормить бедную собаку. Причина, по которой я не сделал этого ранее, заставила меня улыбнуться. Интересно, что с нами станется: продолжит ли Джерард играть в салки, повсюду следуя за ярмаркой даже после того, как поймает убийцу, или же устанет ждать нерадивого возлюбленного и как ни в чём не бывало исчезнет из моей жизни? Думаю, второй исход событий окончательно разбил бы меня вдребезги. Время, проведенное с детективом, постепенно помогало восстанавливать душевное равновесие. Спустя долгое время мне удалось отпустить прошлое, но вправе ли я мечтать о светлом будущем с ним? От неоднозначных мыслей меня оторвали две шедшие навстречу леди, которые, вероятно, были связаны кровными узами. Когда они подошли поближе, я сумел внимательно рассмотреть их черты. Девочке не могло быть больше трёх. Она прыгала, избегая трещин и луж, отчего её светлые косички взметались ввысь, точно копируя движения своей обладательницы. Когда девочка улыбалась, обнажалось пустое место, на месте которого должны были находиться два передних зуба, а пронзительно синие глаза источали особенное сияние. Она напоминала Элис — девочку, благодаря которой произошла наша первая встреча. Но ведь это невозможно: её убили, и, найдя подтверждение до той поры недоказанному преступлению, Джерард выглядел так, словно ему разбили сердце. Как только мать и дочь подошли ко мне вплотную, я взглянул на лицо первой, и что-то заставило меня остановиться. — Алисия! — окликнул я ускользавший силуэт. Пара развернулась, и сконфуженные мать с дочерью уставились на меня. Молодая женщина оказалась не Алисией. Ничего общего. — Я… я прошу прощения. Мне показалось, что Вы — это не Вы, — пробормотал я. Она улыбнулась одним уголком губ и пошла дальше, увлекая дочь за собой. Я тоже пошёл своей дорогой, но уже гораздо медленнее и неувереннее. И что это было? Я не видел Алисию со времён старшей школы, точнее с тех пор, как меня забрали оттуда. С чего я решил, что это она? Да ещё и с Элис. Различив вдали ярмарку, я ускорил шаг. Стоило мне миновать калитку, как я встретил Бенджи, продавца билетов. Он знал меня и поэтому не заставил платить, но почему-то окинул странным взглядом. Пытаясь найти свой трейлер, — мне хотелось переодеться, прежде чем приступить к работе, — я и не заметил, как врезался в кого-то, пока этот кто-то не схватил меня за плечо, вероятно, чтобы спасти от падения на задницу, и тихо извинился Подняв взгляд, я увидел разлагающееся лицо доктора Макензи, облачённого в окровавленное белое пальто. Я отскочил, испустив самый немужественный крик из всех, которые только мог издать, и зажмурил глаза, чтобы избавиться от ужасного образа. — Эй, эй, Фрэнк, в чём дело? — послышался слишком глубокий для Макензи голос. Медленно разлепив веки, я убедился, что это всего лишь Эрик, мистер Силач. Мускулистый до невозможности, с лицом неандертальца, мог бы убить нажатием большого пальца, не будь он славным, несколько туповатым малым. Конечно же, я врезался в Эрика, а не в какого-то мёртвого доктора родом из прошлого. — Извини, мне казалось, я увидел… — Всё хорошо? Наверное, тебе стоит немного отдохнуть. Судя по всему, ты не слишком хорошо выспался, — встревоженно сказал мистер Силач. — Да, всё замечательно. Просто я… я должен… — пробормотал я, плавно отойдя назад, а после, наконец, завернув за угол. Несколькими секундами позже меня остановил мужчина, стоявший за стендом с хот-догами. — Эй, Фрэнки, ты выглядишь голодным, — он злобно усмехнулся. — Но сначала ты должен сделать кое-что для меня… Моргнув, я прошипел: — Что? — Я спросил, не хочешь ли ты перекусить. — Продавец вновь стал самим собой. Не ответив, я наклонился, чтобы взять на руки Камею и крепко прижать её к груди. Собака издала звук, напоминавший нечто среднее между рычанием и визгом. Я продолжил путь. Происходило что-то странное: везде сновали люди, которые, казалось, наблюдали за мной и были облачены в белые халаты или комбинезоны разных цветов (голубые или розовые — в зависимости от пола). Воздух словно перестал циркулировать, и из-за лёгкого головокружения окружающий мир искажался всё больше и больше. Все столпились вокруг меня, не позволяя выбраться из удушающего кольца. Быстро пробежав короткую дистанцию, я ворвался в ближайшую палатку. Стоило только оглядеться по сторонам, как до меня дошло, кому она принадлежала. — Нэнси. — Привёт… с тобой всё в порядке? — спросила она. Голос её звучал поначалу бодро и радостно, но к концу фразы сквозь слова начала просачиваться плохо скрываемая тревога. — Не знаю, — честно ответил я, а после слегка наклонился, чтобы освободить Камею, которая сразу же принялась рыскать по комнате в поисках пищи. — Всё хорошо, просто сядь и расскажи мне, что не так, — Нэнси подвела меня к стоявшему неподалёку раскладному стулу и заставила опуститься на него. Сама она села напротив, достав ручку и записную книжку. Эта суета казалась настолько знакомой, что меня пробрало до самых костей. — Я продолжаю видеть то, что не является порождением реальности. Видеть события из прошлого. Нэнси что-то записывала, пока я говорил, но с окончанием признания резко остановилась. — Когда ты говоришь о прошлом, ты имеешь в виду… — Больницу, людей, врачей, — тихо пробормотал я, до сих пор испытывая смесь страха и стыда от осознания произошедшего. — Когда это началось? — Утром. Я провёл прошлую ночь с Джерардом, а, возвращаясь, уже чувствовал себя по-другому. Но… — я затих. Она резко вынырнула из записей. — Да? — Я… испытывал нечто странное на протяжении нескольких дней. Точнее, нескольких недель. Не знаю почему. — Хорошо, на что это было похоже? — Не могу объяснить. Я ощущал лёгкость, точно ничего не могло пойти не по плану. Почти каждый день я вставал, зная, что всё будет замечательно. Но это никак не было связано с моими способностями. Нэнси перестала фиксировать мои слова, превратившись в благодарного слушателя. В конце концов она медленно закрыла блокнот. — Могло ли это начаться, когда объявился Джерард? Я не ответил, так как понятия не имел, связано ли странное состояние с ним, хотя предположение Нэнси придавало ситуации новый смысл. — Мне кажется, я слышала о чём-то подобном. Французы называют это «retrouvaille»*; не помню, как точно переводится данное слово на английский, но его суть заключается в радости, которую испытывает человек после так называемого повторного открытия, произошедшего после долгой разлуки с кем-либо. Две реальности сталкиваются друг с другом, заставляя увидеть призраки прошлого. Её слова смутили меня. — По-твоему, я встречался с Джерардом ранее и поэтому так счастлив сейчас? — поинтересовался я, но продолжил речь, прежде чем она успела ответить: — Но мы никогда не встречались до недавнего времени. Я бы ни за что не забыл кого-то, похожего на него. Нэнси лишь кивнула головой и печально улыбнулась. — Итак, мой совет: вернись в свой трейлер и основательно отдохни. — Не понимаю, почему никто не может мне нормально объяснить, что происходит, — в отчаянии выпалил я. — Очень скоро ты поймёшь, Фрэнк, обещаю. И я ушёл. К счастью, обитатели психиатрической больницы больше не тревожили меня, и, как следствие, остаток пути удалось преодолеть без каких-либо происшествий. Добравшись до конечного пункта, первым делом я покормил собаку, потом — себя, а затем лёг на кровать, безуспешно пытаясь расслабиться. Сказанное Нэнси казалось слишком странным. Встречал ли я Джерарда ранее? Нет, я уже сказал, что непременно запомнил бы кого-то настолько доброго, хорошего и прекрасного, как он. Тогда с чем связано возникновение состояния, именуемого «retrouvaille», которое, очевидно, было спровоцировано появлением детектива? Может, Нэнси ошиблась? Может, это нечто другое? Но что? Меня заставило вынырнуть из омута мыслей негромкое рычание. Я бросил взгляд вниз и увидел выпяченную заднюю часть Камеи, остальное тело которой покоилось под кроватью. Она медленно двинулась назад, не прекращая рычать и попутно вытаскивая за собой старую коробку из-под обуви. — Эй, что ты творишь? — спросил я, встав с кровати. Камея продолжала тащить коробку. — Прекрати, — приказал я громче, отвесив ей едва ощутимый шлепок. Она остановилась и окинула меня укоряющим взглядом. — Прости. Ты не можешь играть с ней. Камея по-прежнему смотрела на меня, склонив голову набок. Я глубоко вздохнул и уставился на закрытую крышку. Это то место, где было заперто всё моё прошлое. В одной маленькой коробке. Я медленно, осторожно поднял крышку, ведь спустя долгое время её содержимое не должно было меня травмировать, не так ли? Первой в руки попалась скомканная и сплющенная старая одежда. Сначала я достал рваную смирительную рубашку, запачканную тёмно-коричневой субстанцией. Затем прямо под ней обнаружился комбинезон с моим именем на левой стороне груди. Нежно-голубого цвета, но вещь была настолько старой, что практически полностью утратила яркость окраски. И этот комбинезон также оказался усеян тёмно-коричневыми пятнами. Я вновь сложил напоминания о минувшем и отложил в сторону. Внутри лежали и другие вещи: увядшая роза, которая пахла так же сладко, как и в первый день, старая смятая фотография и что-то потяжелее. Я достал скомканный, лишённый половины снимок и взглянул на себя. Я был моложе — фотографию сделали задолго до «Септона» — и гораздо счастливее. Пока я рассматривал себя из прошлого, Камея запрыгнула на кровать, схватила зубами подушку и принялась размахивать ею, точно резиновой игрушкой. — Прекрати! — подскочив к кровати, я выхватил у неё подушку. — Да что с тобой сегодня не так? — добавил я и мягко опустил собаку на пол. Она уставилась на меня, а затем громко гавкнула, заставив своего недальновидного хозяина подпрыгнуть на месте. Вздохнув, я снова сел лицом к стене, по-прежнему не убирая подушку с колен. Опустив взгляд, я обнаружил на полу фотографию Джерарда, которая проводила каждую ночь над моей головой. Я подобрал её, чтобы осмотреть вблизи; чем больше проходило времени, тем отчётливее до меня доходило, что задний план и на моей, и на его фотографии абсолютно одинаков. Я положил оба снимка напротив себя. Декорации оказались теми же — две половинки идеально дополняли друг друга. Стоило соединить их — и меня ослепил яркий свет, пробившийся сквозь линию разрыва. Я знал, что всё это происходило в моей голове. Передо мной предстало видение, демонстрировавшее не будущее, а моё собственное прошлое. Я вновь проживал свою жизнь, эпизоды которой напоминали молниеносные вспышки. Однако что-то в череде минувших событий всё же изменилось: теперь Джерард появлялся в подавляющем большинстве кадров. Моя история переписалась сама по себе. Я увидел нашу первую — по-настоящему первую — встречу; увидел, как мы смеялись, обнимались, целовались, любили, жили… неизменным оставалось лишь одно; я был счастлив, счастлив с ним. Наконец-то мне стало понятно, кем он был: он всегда был всем, а я забыл о нём. Забыл о нас. Как я мог позволить себе стереть из памяти его существование? Я любил Джерарда, а он любил меня. Он был уверен, что я помнил об этом, но всё оказалось иначе. Видение завершилось тем, что произошло за последние несколько недель, включая прошлую ночь и сегодняшнее утро. Голова могла забыть его, но сердце — никогда. Именно поэтому не получалось правильно считать информацию о нём — я уже знал абсолютно всё, и найти нечто новое не представлялось возможным. Трясущийся, я распахнул глаза. Я вспомнил. Теперь нужно было вернуться и рассказать ему об этом. Я вспомнил. Всё это время он ждал меня, желая, чтобы мы воссоединились вновь. Джерард нашёл меня, и я вспомнил. Резко вскочив, я выбежал из трейлера, с усилием закрыл дверь и пересёк ярмарку, направляясь к выходу, с губ не сходила торжествующая улыбка. Камея бежала рядом. Я собирался увидеть Джи снова. Спустя почти десять лет. Преодолев калитку и уже начав спускаться по улице к отелю, я почувствовал ужасную боль, пронзившую затылок, и рухнул на землю, не в силах двигаться дальше. Неподалёку оглушительно лаяла Камея. Краем глаза я видел чьи-то ноги, передвигавшиеся в поле моего зрения. Собака вцепилась зубами в штанину, но она не могла нанести никаких значительных повреждений, так как была слишком маленькой. Как бы доказывая правильность моих мыслей, они отпихнули Камею, и она отлетела куда-то, где я уже не мог её видеть. Мир погрузился во тьму.