Однажды, далеко-далеко...

Если Татуин — сборище всех отбросов Рубежа, то Мойс - Ейсли — подпольный рабовладельческий город. Гонки на карах здесь весьма престижный турнир. Но турнир без правил. Есть одно и главное — никаких правил. Игра грязная, противная и беспринципная. Пускать за штурвал кара Альфреда мне совсем не хотелось. Но скорее это были лишь низменные человеческие страхи - вдруг подрежут на повороте или, о ужас, обстреляют в каньоне? И такой исход событий я не мог не допускать. Волнение за мальчугана накатывало так, будто я был ему родственник, родитель или брат. Чем больше я смотрел на Альфреда, тем всё больше нагнетал себя. Я ощущал призыв магистра успокоиться и привести в гармонию свой разум, но мое предчувствие говорило, что просто так ничего не бывает. А мальчик наоборот — был спокоен, весел и даже острил, что такой взрослый сэр боится летать. И снова я поразился его способностью чувствовать. Альфред был прав, я не любил летать на чем бы то ни было, бороздить просторы космоса или уровни мегаполиса без крайней на то надобности. Мне по душе были океаны. Особенно океаны Уби. Бескрайние, жестокие, холодные, с циклонами и порывами ветра, с небольшими островками и архипелагами... *** Я очень часто убегал от своего учителя. Причиной были наши ссоры и моё непонимание взрослых. Франциск имел огромное и почти ангельское терпение, но я был его противоположностью и часто срывался. И если на родной планете я мог убежать в лес на целую неделю, то, выбравшись на другие системы, на совсем дальние и опасные закоулки с такими же отчаянными живыми существами, ибо гуманоиды могли и вовсе не встречаться, здесь делать это было намного труднее. Уби — это грязные океаны, кишащие всевозможными доисторическими существами. Мне было тринадцать, когда я нелегально проник на корабль. На тот момент меня не волновало откуда он, чей, куда летит. Эмоции бурлили, не отпускали, не смотря на практики и совесть, я думал лишь о себе, и что бы там не говорил мастер Бонфуа, я был тем ещё эгоистичным засранцем. Как оказалось, корабль принадлежал пиратам, и остановились они тогда для починки. Хоть я был и мал, но крайнюю вспыльчивость магистр выбивал из меня в прямом смысле — нет, он не бил меня никогда в жизни, но он умудрялся психически ставить мне рамки. Я использовал свои способности для внушения, дабы остаться на корабле. И за две недели пребывания в водах Уби, я молил силу, чтобы Франциск забрал меня от сюда. Я делал мелкую, но грязную работку. Никаких атомных реакторов, никаких очистительных программ, несколько дроидов и я — человеческий ребенок. Иногда я спал у двигателей, будучи весь грязный от выхлопов и мастил, когда везло — дежурил на кухне, тогда я познакомился с Дексом, он единственный, кроме капитана, знал трансгалактический, и после смены угощал чем-то особым (только потом я узнал от магистра, что это был шоколад). Но самым худшим было отдраивать палубу для взлета от крови убитых обитателей океана. Контрабандисты нарушали законы Гильдии, орудуя ночью в открытых водах и продавая на подпольном рынке внутренности, зубы, плавники и кожу убитых живых существ. Были народы, которые могли отдать целый звездолет за тушку какого-то ящера. Кровь, или что-то похожее на нее, сильно воняла, липла и оставляла рыжие следы. Я еле отмывал от себя всю эту дрянь. Но такова школа жизни. Это был поучительный раз, когда я, без меча, рискнул перебраться с пиратами в другую систему. И такого приключения мне хватило года на два. Когда мастер Бонфуа забрал меня, я готов был расцеловать его, но всего лишь уснул. Я услышал в свою сторону поучительную тираду и вел себя идеально ещё достаточно долго. Франциск хорошенько со мной побегал. Я был крайне замкнутым и неблагодарным ребенком. *** Альфред разогрел оба двигателя, подбросив меня к арене. И, как ни странно, я успокоился. Этот ребенок был чем-то особенным. Его аура напоминала теплое покрывало, она согревала, не душила и ощущалась так же реально, как лучи не одного татуинского солнца. Чем больше я проводил с ним времени близко, тем больше поражался этим мальчуганом. И ещё больше у меня возникало вопросов. Я поставил в залог участия Альфреда дроида. Ставки теперь были высокими для победы десятилетнего ребенка. Но, повторюсь, в победе я не сомневался. На поле арены уже выстроились игроки. Их было двадцать четыре, а Джонс был двадцать пятым. Какое-то галактические существо комментировало процесс и всё происходящие на двух языках сразу, видимо, физиология позволяла. Я нисколько не удивился, что гонка уже началась, и Альфред, после моего прыжка на трибуну, добавил мощности в двигатели. Моя надежда была в том, что удача, сохранившая нас от выбывания из турнира из-за опоздания, будет сопровождать «Скайуокер» и дальше. До самого финиша. Друзей у него не наблюдалось, не смотря на легкий характер. Никто из них не пришел за него болеть. Нет, здесь, в городе, сплетни и слухи расходятся молниеносно, скрыть что-либо невозможно. И ответ напрашивался сам - никто в него не верил. Он был одинок. Раб, который работал по одиннадцать часов на своего хозяина, и вместе с тем его жизненная сила била ключом. На забытой и проклятой планете Альфред умел находить язык со всеми, но сам, по своей сущности, был одиноким. Он придумывал себе истории, сказки, когда возился с металлоломом. И сейчас, наверняка, внушает себе, что он самый настоящий герой, спасающий невинного, то есть меня. Я верил. Нет, уже без заманчивой ауры Джонса, я верил, ведь так было. Сознание ребенка не выдерживало того, что он видел каждый день, и понимание спасения меня вело к тому, что он спасет и себя. Мне не хотелось бы бросать этого мальчишку здесь. *** Проблемы начались на третьем, заключительном заезде. Я сидел на скамье прямо перед монитором и видел, как один из двигателей кара Альфреда теряет мощность. И всё же надежда не покидала моё сердце. Перед сводом арок (в каньоне) «Скайуокер» заглох. Публика загалдела, вперед вырвался их любимчик, а герой-Альфред отстал. В турнире уже выбыли несколько игроков, парочку обстреляли, некоторые не справились с управлением... И теперь я понял одну вещь — он просто знал. Его интуиция и пространственное чутье будущего делали подсказки. Как бытовые, так и глобальные в его жизни. Напряжение поднялось, оба мотора ревели пуще прежнего. Мне показалось, всего на долю секунды, что я почувствовал его. Связь магистра и падавана, в учении последнего, является главной вещью. Ты учишься воспринимать настроение, мысли, желания. Она не вечна, но довольно стойкая. И создается не за парочку дней. К магистру Бонфуа я привыкал долгие годы. Связь начала работать примерно в таком же возрасте, в котором сейчас был Альфред. Когда я был юнлингом, ощущать меня мог только Франциск. Этим фактом Джонс сильно меня озадачил. Я уже не следил за гонками, просто смотрел на мельтешащие картинки каров на экране. Я думал о том, что случилось. Я чувствовал его, его разочарование при бульканье мотора, его сильную жажду победы на последних метрах. «Я-герой!» «Скайуокер» первым перешел финишную черту. *** Я был рад? Нет, даже не так. Я был счастлив! Альфред, не побоюсь сказать, сделал чудо. Он выиграл турнир, он выкупил меня, запчасти и, заодно, себя. Этот, уже бывший босс, плевался слюной, но, увидев, конечно же совсем нечаянно, световой меч, умолк сразу, выполняя пункты договора. Я связался с магистром Бонфуа, докладывая обстановку и предупреждая, что вернусь не один. От своего учителя я чувствовал сильный интерес. - Ну и как, мой герой, готов к галактическому полёту? - я улыбался, улыбался и Джонс. Очень позитивной была эта улыбка. Я привел свой разум в гармонию, и глаза мальчика напротив светились ею же. - Всегда готов! - мальчишка поспешил собираться. Я продал его кар и отдал деньги матери. Освободить её не удалось, но хоть некоторое время она будет обеспечена. Прощание Альфреда затянулось. Я недооценил его любовь к сводному брату. Это был совсем малыш, года два отроду. Он чмокнул его в щеку и крепко обнял мать. На мгновение мне показалось, что, независимо от их социального положения, я разбивал благополучную семью. Крепкую, в которой было и ценилось доверие. Но я знал — Альфреду здесь больше не место, его путь отныне — путь джедая. И мне захотелось пройти эту дорогу вместе с ним. Такими были наши первые общие шаги.