POV Артура
Июль 1653 года. Невесомые облака светло-лилового цвета плыли вслед за нами по небу, оттеняясь розовым закатом. Словно лепестки роз, переливаясь и не спеша, они нежились в солнечном тумане уходящего дня. Я романтик, скажете вы, читая эти глупые записки в судовом журнале. Я думаю, смакую в своей голове каждую мысль, и уж после только доверяю ее страницам. Да, я действительно стал романтиком, и это случилось с тех пор, как я полюбил Кику. Полюбил как человека, как друга, окунулся в него с головой, влюбился в его мир, голос и глаза. Он был странен для других - мне же он казался творением другого мира. Нежный, как цветок хризантемы, хрупкий, как те облака в высоте, теплый, как эти золотистые лучи, освещающие мое лицо и неровной полосой ложащиеся на уже исписанный листок. Из своего иллюминатора я вижу, как Кику тренируется с деревянным мечом на фоне заката. Сила и решительность в тонких чертах лица, гибкость и грация тела. Тогда, в Индии, около водоема, когда я видел его ничем не прикрытым, его белоснежная спина будто разбудила во мне что-то прекрасное, я никогда такого не чувствовал раньше. Это несравнимо ни с привязанностью к Тиму, ни к членам экипажа. До того, как я взял Кику на корабль, я чувствовал себя одиноким, потерянным на суше, и поэтому я отправился в море. Я встретил бурю, нашел свой покой. Кику был моим пристанищем. Однажды глубокой ночью разыгралась непогода, корабль швыряло по одичавшему морю, но он стоически переносил все, лишь жалобно хлюпая спущенными парусами. Нас оглушали тянущийся гул грома отовсюду, и все спрятались в трюм, кроме меня: я стоял на мостике, борясь со стихией у штурвала. Холод заполз в мои кости, ледяная влага сковала тело, но ни она, ни разозлившийся ветер не смогли затушить во мне огонь азарта и жажду борьбы. Я капитан этого корабля. Я выведу его на свет. Я доберусь до дома, чего бы мне это не стоило! - Давай, "Мария"... Не подведи меня! - хрипел я, стуча зубами и нагло улыбаясь в глаза шторму. - Ну же, хорошая моя... поднажмем еще чуть-чуть! Я разговаривал со своим кораблем как с живым человеком, и он внял моим мольбам: "Мэри" почти не кренилась по сторонам и послушно пробивалась сквозь шквал. - Умница... Еще чуть-чуть, потерпи, скоро мы прибудем домой! Такое неразумное, даже сумасбродное мужество не прошло для меня без следа - к утру, когда все утихло, я почувствовал сильную слабость, через некоторое время начало ломить ноги, а к полудню я слег с лихорадкой, оставив вместо себя на посту Мэтта. Если вы когда-нибудь видели человека, борющегося с фантомным холодом и ломотой в костях, то примерно можете себе представить тот кошмар, через который я прошел последние несколько дней. Сейчас я в первый раз за время болезни встал с постели, ощущая истощение сил и легкое головокружение. Кику вертелся около меня, как заботливая нянечка, меняя странные на запах примочки, массируя мне сдавленные болью ноги да то и дело кутая меня, как ребенка. Кстати, о детях. Тим также неотступно крутился около меня, один раз даже залез ко мне на кровать под одеяло и обнял, упрашивая меня не умирать и согревая своим теплом. Кику же все это время молчал, ни укора, ни какого-то меткого слова в адрес моей неразумности я не слышал с его уст. Только один раз он вздохнул, кормя меня с рук дольками апельсина: - Мне еще придется привыкнуть к вашему поведению, Артур-сан. Я не стал с ним спорить, а только ощутил, как в каюте разлился семейный уют. Положив одну руку на голову спящего Тима, а другой поймав кончики пальцев японца, я улыбнулся, расплываясь в температурном бреду и мерцании мелькающего огонька над головой. Кику ответил мне ласковой улыбкой и спрятал свои пальцы в моей горячей ладони. - Расскажи нам что-нибудь, Кику, - слабым голосом попросил я, и японец, подумав, начал повествование: - У нас в Японии говорят, что на дне моря живет большое черное существо, которое топит корабли... - Многообещающее начало, - хмыкнул я. - Легенда гласит, что однажды один смельчак столкнулся с этим чудовищем нос к носу. Монстр спросил его, страшен ли он, на что моряк ответил, что пробиваться в жизни намного страшнее, и Умибозу оставил его. - Умибозу? - Так зовут этого монстра. Ходят слухи, что Умибозу - духи умерших людей, о чьих могилах не заботятся и не вспоминают. Они нашли свой покой в море, так как в мире мертвых им не нашлось места. Они очень обидчивы и агрессивны - встретившись с ними, нужно постараться не обращать на них внимания. Но они бывают настолько страшны, что сами приковывают к себе его... - Достаточно, Кику, - я не был трусом, отнюдь, но подобная сказка на ночь совсем не благотворно влияла на мой измотанный организм. - Это довольно интересная сказка, но... - Это не сказка, а легенда, - поправил меня Кику, немного обидевшись. - Почему вы не лежите в постели? - прервал мои записи Кику, войдя в каюту и вытирая с шеи пот. - Как вы себя чувствуете, Артур-сан? - Жить можно. Спасибо за заботу, Кику, - отозвался я, аккуратно закрывая свой "дневник" и возвращая перо в чернильницу. - Немедленно ложитесь в постель. - Кику приставил к стене деревянную катану и решительно направился ко мне, чтобы помочь с перемещением в кровать. Я уже встал, чтобы взять его за руки, но непослушное тело подалось вперед, и мы с Кику чуть было не оказались на полу. Почувствовав такое родное, такое теплое тело, я уткнулся носом в шею Кику и жадно втянул носом воздух. - Спасибо тебе, Кику... Спасибо, что ты со мной. Спасибо, что ты позволяешь мне касаться тебя и обнимать... И прости, прости меня за всю ту несдержанность и жестокость по отношению к тебе, - шептал я, сжимая талию японца. Японец оторопел, безвольно повиснув в моих объятиях, но потом за моей спиной сомкнулись его руки. Он долго молчал, и наконец прошептал: - Артур-сан, у вас жар. Вы должны лечь, а потом я... Я не дал ему договорить. Найдя его полные губы, тут же прильнул к ним. Никогда не думал, что губы мужчины могут быть такими нежными, как лепестки ароматного цветка. Кику поначалу хотел было отстраниться, но скоро я почувствовал неуверенный, слабый напор губ, руки Кику с необычной для него силой стиснули и гладили мои плечи. Поцелуй был совсем недолгим - я потерял голову от прилившей в меня нежности и едва не упал без чувств, совсем обессиленный. Кику успел толкнуть меня на постель, укутывая одеялом. Хотя в его глазах ясно читалось потрясение, на лице все же застыла улыбка заботливой матери. Но мне было мало того бесцеремонно украденного поцелуя - я хотел вкусить еще. В чреслах забурлил огонь. Я схватил Кику за руки и притянул его к себе. Казалось, что я находился между нирваной и адом, между райским благоуханием и жаром преисподней, лаская и целуя бархатистую, мягкую кожу его шеи. Я никак не мог насытиться этой страстью, что охватила меня с головой, и слышал частое дыхание Кику, ощущал его пальцы в моих волосах. Когда же я спустился к ключице и провел по ней языком, его крик раздался как гром в небе: - Нет! Все прекратилось моментально. Я не хотел брать его силой. И вот он с шоком взирает на меня из дальнего угла, а я мучаюсь со страшным пламенем, охватившем мое тело. Что-то тягуче заныло между бедер. Я кое-как сладил с собой и повалился на постель. И долго лежал, закрыв глаз. Кику же не издавал ни звука. - Послушай, Кику, - начал я измученными голосом, все еще не открывая глаза и поднеся пальцы к переносице, - я мог бы сколько раз подчинить тебя, но, клянусь дьяволом, мне это совсем не нужно, это не то, чего я добивался с самого начала. Ты знаешь про меня все. О тебе же я не знаю ничего. И это меня тяготит. Я не буду заставлять тебя что-то говорить, ты можешь молчать ровно столько, сколько ты считаешь нужным. Но учти - твое молчание не сблизит нас, Кику. Он выслушал меня очень внимательно, все еще сидя в углу. - Я вам все расскажу, Артур-сан, - услышал я около себя и открыл глаз. Кику склонился надо мной, держа в руках стакан с какой-то непонятной по цвету жидкостью. - Но только тогда, когда вы выздоровеете. Обещаю. Заручившись его обещанием, я послушно проглотил лекарство, пытаясь не поморщиться. На мой лоб легла ладонь Кику, и я же, чувствуя, что жар постепенно отступает, заснул.***
Я не помню, как это произошло. Мой мозг распухал от нескончаемой лихорадки, когда я всеми телом почувствовал, как оглушающей силы взрыв прогремел по обе стороны от меня, моя "Мария" то воодушевленно вскинулась вверх, то сокрушенно упала на воду. Топот. Крики. Что-то случилось. На нас напали? По нам стреляют? Что происходит, черт меня подери?! Отбросив одеяло, я схватил свой кортик и, практически обессиленный, собирался выскочить из каюты, за которой уже разливался кровавый дух баталии, пронзенный тысячами искр, железа и криков, но кто-то ухватил меня за руки и попытался остановить. Я уже собирался оглянуться и хватить как следует наглеца, но вопль - почти умоляющий - заставил меня остановиться: - Это неразумно! Артур-сан, вы погибнете! - Ты думаешь, что я боюсь смерти, разорви меня гром?! - тошнота подступала к моему горлу, я рвался к выходу, размахивая оружием и осыпая проклятиями свою болезнь, в такой миг, в такой час, неужели я должен лежать?! Оттолкнув от себя благодетеля, я распахнул дверь и ворвался в душную, пропитанную порохом и кровью атмосферу. Босыми ногами чуть не поскальзывался на крови, чуть не спотыкался о тела своих товарищей, чьи скорченные лица я помню до сих пор, как кошмар. Я не видел перед собой ничего, абсолютно ничего! Но жажда битвы разожгла во мне неукротимое пламя, которому нужна были жертва, много жертв; утолить жажду могла лишь кровь и смерть. Я пробудился от этого кошмара лишь когда встретил первое сопротивление в виде врага, вставшего на моем пути и ударившего по моему оружию, которое едва не выскользнуло из моих ослабленных рук. Я зарычал и дал отпор, возможно, довольно приличный для моего состояния на тот момент. В какой-то миг я лишился оружия: оно было выбито метким ударом, как я потом выяснил, испанца. Потом меня крепко толкнули живот, сверху уже слышался свист контрольного удара, но лязг прорезал мои барабанные перепонки и замер где-то в метре от моей головы. Очнулся я в своей же каюте, но странное, даже зловещее ощущение опасности не покидало меня. Я решил, что все это было лишь моим температурным бредом, поэтому я вскочил и хотел пожелать Кику доброго утра, но застыл, увидев перед собой совершенно чужое для меня лицо. Я опешил. - Добрый день, капитан Керклэнд, - любезно поздоровался со мной незнакомец, и в его очертаниях я нашел что-то знакомое. Тем временем он решил посвятить меня в курс дела: - Я вижу, вы немного удивлены, сеньор. Что же, полагаю, вам нужно освоиться. Не далее как позавчера мы дрались с вами на этом судне. Увы, я не был уведомлен о в вашем самочувствии и статусе, прошу простить меня. Но можете поблагодарить этого юношу, без которого я бы распотрошил вас, как гуся. Собеседник немного отклонился и я затрепетал от гнева: Кику сидел, крепко связанный, около сундука. На его щеке алел совсем свежий порез, а глаза были такими же, как в первый день моей встречи с японцем: полными презрения и ненависти. - Этот отчаянный парень остановил мою саблю именно тогда, когда я уже собирался добить вас. Хочу сказать, он отличный воин, хоть я и не знаю его происхождения и имени. Клянусь Мадонной, если страна, откуда он родом, полна таких же солдат, как он, то она непобедима! Хотя о чем это я? Разрешите мне рассказать вам все с самого начала... Я выслушал его историю не без железного клина в груди. Кусал губы и пытался вспомнить хоть что-то из произошедшего, чтобы убедиться, что недавние события действительно имели место быть. Оказалось, что два дня назад мой корабль повстречался с двумя испанскими суднами, которые были явно не рады английской собаке. Штурман не придумал ничего лучшего, как встрять между ними и произвести одновременный залп всеми пушками, естественно, напрочь сметая с испанских палуб все, что там ещё оставалось. К счастью (со стороны испанца, который оказался одним из выживших капитанов вражеских кораблей), его ребята уже успели взять наше корыто на абордаж. - Ваш поступок был достаточно смел, капитан. И поэтому я готов пойти на компромисс. - Вы мне льстите, капитан... - прохрипел я, массируя виски. - Карьедо. Антонио Фернандес Карьедо, если это вам еще пригодится, - представился он, ухмыляясь. - Итак, я предлагаю вам вот что. Ваша "Мария" нанесла нам непоправимый ущерб, да что там говорить - она потопила один корабль к чертовой матери, а другой побила так, что он едва держится на воде. Вы, надеюсь, понимаете, что сопротивление с вашей стороны отныне бесполезно, так как подавляющая часть ваших моряков убита, а остальные сочли разумным присоединиться к нам. - Тим... юнги... Что вы сделали с ними?! - О, не беспокойтесь, сеньор, я люблю детей абсолютно так же, как и вы. Полагаю, что наши взгляды сходятся лишь в этой точке. Я уже хотел спросить о той самой сделке, о которой он начал речь, но я был сбит с толку дверным хлопком и визгом Тима: - Артур! - закричал он и хотел уже броситься ко мне, но тут его подхватил за шкирку один матрос и уже собирался вывести вон, как Антонио дал приказ оставить ребенка, что было очень любезно с его стороны. Малыш, весь дрожа, залез мне на руки. - Очень любезно с вашей стороны, - выдавил я. - Я польщен, мистер Керклэнд. Однако, перейдем к самой интересной части. Но перед этим я хотел бы справиться о вашем самочувствии, так как то, что предстоит вам решить, может усугубить ваше здоровье. - Я готов вас выслушать. - Прекрасно. Я сохраню жизнь вашего защитника и этого юнги, если вы отдадите свой корабль в наше полное распоряжение и позволите нам проследовать по моему раннее составленному маршруту. Решение действительно было непростое, но спустя несколько лет после этой сделки я пойму, что поступил правильно и что жалеть не о чем. Одна чаша весов - две жизни, которые принадлежали моим самым близким и любимым людям. Вторая - моя любимая "Мария", на которой я обошел почти весь свет и уже летел к родной земле на всех парусах. Что было больнее оторвать от сердца? Ответ был очевиден как для меня, так и для Кику с Тимом. Чаша весов плавно склонилась вниз. - Я согласен, - сдавленно ответил я, замечая пустой взгляд японца. - Замечательно. Я рад, что ваша болезнь не повлияла на ваш рассудок, и я надеюсь, что вы сможете решить еще один весьма важный для вас вопрос. Я уже был к нему готов, посему я тут же дал ответ: - Высадите нас около берегов Англии, или хотя бы в любой английской колонии. Антонио почесал подбородок и склонился над моей картой, забытой на столе в раскрытом виде: - Боюсь, это несколько затруднительно, капитан Керклэнд. - Мое сердце будто сжало шипами, а кровь прилила к голове, и я снова почувствовал недомогание. Покамест капитан Карьедо продолжал аккуратно давить на меня: - Я полагаю, что сейчас мы находимся где-то в Атлантическом океане, не так ли? Где-то... - Испанец взял перо и небрежно черкнул по карте. - Стало быть, практически между Гватемалой* и вашей родиной, так? - Он кинул мне усмешку, полную издевки, но я сохранял спокойствие, взывая к своему разуму. - Вы не считаете, что ваше присутствие на корабле по мере приближения к нашей колонии крайне нежелательно? Кроме того, боюсь, что даже если вы и доберетесь до ближайшей английской колонии, допустим, Ямайки, то отплыть от нее будет крайне проблематично для вас. - Я готов сделать предложение. - Говорите, сеньор. - Дайте нам шлюпку, запас провизии и отпустите с Богом. - Воистину, капитан Керклэнд, вы удивляете меня своей находчивостью! Прелестно. Я так и поступлю. - С этими словами он развязал Кику, но тот никак не отреагировал на освобождение. Наша беседа с испанцем и мои решения стали для него злым роком. - Утром я прикажу выдать вам шлюпку и еду. А пока прошу вас спуститься в трюм и ждать рассвета. Нас проводили в самый низ трюма, где-то сверху хлопнула дверца люка, и все погрузилось в долгое, нудное молчание. - Артур-сан... вы сказали: "Дайте нам шлюпку". Нам? Неужели вы поплывете с нами? - Ну а ты что думал? Думал, что я оставлю вас двоих посреди океана? Мне нечего делать здесь без вас, в компании этих головорезов. - Спасибо вам, Артур-сан... - Тим, а ты не боишься? - обратился я к юнге, который сидел подле меня, обняв колени. Он улыбнулся: - С вами мне ничего не страшно, капитан! - Молодец, Тим! - От его настроя мне самому стало куда легче. Я потрепал его за плечи. Жутко воняло сыростью и солониной. Я погладил шершавую стену корабля, как бы прощаясь с ним и прося прощения. Я надеюсь, "Мария" поймет меня, как мне тяжело с ней расставаться. Я обменял её на жизнь двух людей, без которых дальше жить мне было бы в тягость. Кику заметил мое подавленное состояние и обнял меня за плечи, сказав на ушко: - Не огорчайтесь, Артур-сан... Умибозу отомстит им. - Кхе... То есть, спасибо, Кику.***
- Счастливого плавания! - Вслед за нами с корабля полетел гогот. Он ударился мне в спину, и я согнулся, борясь с отяжелевшей головой. Я был еще не совсем здоров. Станет ли мне хуже в этом нелегком пути? Я не хотел даже и думать об этом, все мои мысли витали вокруг Кику и Тима: выдержат ли они, хватит ли провизии, доберутся ли они живыми до моей родины? Корабль быстро отдалялся от нас, и вскоре мы остались совершенно одни посреди океана. Я знаком с одиночеством не по слухам. Когда-то давным-давно, когда я был еще желторотым юнгой, я чисто случайно упал за борт. То чувство, что корабль уйдет без меня, что никто не поможет и я останусь в ледяной воде совершенно один, практически сводило меня с ума: все нутро сжалось в комочек, а в горле застрял потрясающей высоты крик. Оторопело я глядел вслед удаляющемуся судну, не в силах подать голос. К счастью, меня заметили и вытащили из воды. Я дрожал так сильно, что не мог даже стоять - ноги подгибались. Я рухнул на палубу, меня укутали, а дальше как пропасть в памяти. Вроде, ко мне подходил капитан... - Артур-сан? Я встрепенулся и глянул на Кику. Тот обеспокоенно взирал на меня, протянув руки к моему плечу: - Артур-сан, все в порядке? - Конечно нет, - огрызнулся я, но тут извинился. - Прости. Нужно дождаться ночи, чтобы по звездам определить нужное нам направление. Тим что-то извлек из кармашка, я пригляделся внимательнее, и мое сердце радостно забилось: то был мой старый компас, который я подарил Тиму на Рождество. - Тим, ты умница! - Я крепко обнял мальчика, взял компас и с надеждой обратил свой взор к стрелке. Некоторое время она капризничала, прыгала из стороны в сторону, но вот она начала замедляться и наконец остановилась. От радости я даже не сразу смог определить направление стрелки, на помощь пришел Тим: - Нам надо следовать туда. - Его палец показал в далекую синюю даль, ярко очерченную солнечными лучами. Я некоторое время переводил взгляд то с компаса, то туда, куда указывал юнга, в моей голове появилась искорка, и я зашептал, повторяя как мантру: - Туда, только туда... да, нам нужно туда... В ту сторону. - Я упал, стукнувшись затылком об корму шлюпки. Надо мной склонился Кику с фляжкой воды, но я даже не почувствовал, как вода стекла мне в глотку. Я прикрыл глаз и, тяжело вздохнув, посмотрел на небо. Такое же бесконечное, как океан, с такими же барашками облаков, как в волнах. Такое же бессмысленное, такое же бесконечно глубокое, с абсолютно такими же тайнами. Незаметно для самого себя же, я начал смеяться, сначала тихо, а потом с каждым смешком удваивая громкость, плюс ко всему я начал бормотать: - С нами весь мир. Мы одни во всем мире. Весь мир принадлежит нам! Как я потом узнал, меня снова охватил жар. Я бредил, кричал, проваливался в беспамятство и лишь изредка выходил на поверхность, ослепленный все тем же небом и солнцем. Я не знаю, сколько дней или даже недель солнце лизало наши измученные тела, а ветер ненадолго остужал нагретые головы - я только сквозь мутную пелену ощущал заботливые руки Кику, слышал его голос, и в эти моменты я будто приходил в себя. Но боль раскаленной магмой вновь захлестывала мою черепную коробку, и я терял сознание. Когда я вернулся к реальности, первое, что я ощутил - это отсутствие сильной качки как таковой - она была совсем слаба и ощущалась мною какими-то далекими волнами, почти щекочущими лопатки. Больше похоже на облака, чем на волны. Я в раю? Превозмогая давление в голове, я открыл глаз и попытался осмотреться. Что-то больно яркое и красное... Не рай? Ад? Неужто огонь прогуливался вдоль позвоночника? - Эй, братишка. Ты что, своих не узнаешь? Или солнце с лихорадкой тебе последний глаз выжгли? Где-то со дна сознания всплыл образ рыжего парня с вечной ухмылкой, и я брякнул: - Скотт?.. И ты здесь? Ты тоже умер? - Совсем с катушек съехал! Ладно, отдыхай. Потом поговорим, - что-то больно щелкнуло меня по носу, и я, все еще ничего не понимая, заснул.