Мэри
Чувствую, как нахальный взгляд Лето скользит по моему телу и это выводит из себя. Вопреки бушующим эмоциям, пытаюсь держать себя в руках. Мне с лёгкостью удаётся скрыть свои переживания. Я всегда их скрываю. Делаю невозмутимое выражение лица и продолжаю обсуждать с Джаредом условия совместного тура. Ещё несколько месяцев назад я и грезить не могла о подобном, а вскоре моя мечта станет реальностью. Внутри всё кипит от радости, но внешне остаюсь бесстрастной. Эйфорию омрачает лишь братец Джареда, который успел изрядно потрепать мне нервы. Только его присутствие мало волнует меня. Когда мы решаем все детали, прощаюсь и спешу покинуть душное помещение. Оказавшись на улице, делаю глубокий вдох свежего воздуха, пытаясь выбросить из головы навязчивые мысли. — Мэри, кажется, ты меня преследуешь, — скоро я начну ненавидеть этот голос. — Лето, у тебя мания величия. Ты бы обратился к врачу, а то мало ли, — резко оборачиваюсь и пожимаю плечами. Шеннон, очевидно, наслаждается создавшейся ситуацией. — Хочешь сказать, что не знала с кем поедешь в тур? — его губы искривляются в омерзительной усмешке. — Не с самого начала, — честно отвечаю. — Разве это что-то меняет? — Это значительно упрощает дело. Только представь: два месяца вместе — невероятно. — Ты идиот, Шеннон, — вздыхаю и он делает удивлённое лицо. — Это было почти обидно, но не суть. Ты в курсе, что тур начинается через неделю? — Не сомневайся, а сейчас прости, но я должна идти. — Конечно, — кивает он и наигранно уступает мне дорогу. — У нас будет много времени, чтобы познакомиться ближе. — Да уж, — фыркаю и быстрым шагом удаляюсь прочь. Что-то мне подсказывает, что тур будет весёлым. Только Лето сам не понимает, с кем связался. Он ввязался в опасную игру, не отдавая отчёта своим действиям. Надеюсь, Шеннон скоро поймёт, что не вызывает у меня ничего, кроме отвращения. Ловлю такси и отправляюсь на репетицию. Последние недели моей жизни стали близнецами друг друга. Круглосуточные репетиции, бессонные ночи и сорванный голос. Я появляюсь дома под утро и заваливаюсь спать на несколько часов, а потом вновь бегу на работу. И так по кругу. Этот ритм жизни убийственно тяжелый и… прекрасный. Я живу в своей мечте, наслаждаясь каждой секундой.***
Следующие дни пролетают, как одно мгновение и я теряю счёт времени. Знаю только, что через несколько часов состоится главное событие за последние годы. Этот грёбаный финал запланирован на вечер. Ощущаю безумное волнение, будто от результатов конкурса зависит моя жизнь. Глупость. Безмозгло думать, что у нас есть шансы на победу. Всё было предрешено ещё до начала конкурса. Но разве имеет значение, какое место мы займём, если всё соревнование — обычная фальшь? Как бы я не ненавидела Эшли, но мне жаль эту дурёху. Её отец всё решил с продюсерами, только они не учли одну важную деталь: зритель не дурак и всё чувствует. Эшли обрекли на лицемерные поздравления, лживые улыбки и поддельную славу. Что может быть хуже этого жалкого суррогата? За искусственной победой не будет ничего, кроме обмана. Мне же важно донести людям чувства, потому что пою ради эмоций. — Уже все знают, что победит Эшли, — возле меня раздаётся голос нашего басиста, именуемого Франкенштейном. — Это так забавно, — усмехаюсь. — Все изображают волнение и упорно играют в игру «мы ничего не знаем». Противно. — Хочешь сказать, что мы угробили несколько месяцев зря? — Ополоумел? Мы живём ради мимолётной вспышки эмоций, мгновения, — твёрдо заявляю. Франкенштейн собирается ответить, но в комнате появляются остальные участники нашей группы, в лице Дерека и Роберта. — Нас зовут на генеральный прогон, — мрачно произносит Дерек. — А это значит, что нужно нацепить на лицо лицемерные улыбки и выполнить то, что от нас хотят, — киваю. — Вперёд, дети мои. Не забывайте, зачем мы здесь.***
Время бежит непозволительно быстро и через несколько минут мы должны выйти на сцену. Казалось бы, я давно должна была привыкнуть к этому, но каждый раз, будто впервые. Слышу, как объявляют наш выход, и медленно поднимаюсь на сцену. Это восхитительное чувство, когда в зале гаснет свет софитов и публика погружается в тишину, в предвкушении встречи с твоим творчеством. Чувствую за спиной поддержку своей группы. Они стали для меня больше, чем коллегами, они — моя семья. Один за другим загораются одинокие огни и звучат первые ноты такой родной песни. Зал встречает одобрительным гулом, а по венам уже бежит эйфория. Беру первые ноты и сливаюсь с музыкой в унисон. Это поистине непревзойдённое чувство, несравнимое ни с чем другим. Я наркоманка. Я одержима. Музыка — мой наркотик. Те минуты, которые длится песня, дарят всепоглощающее чувство кайфа. Мне нужно ещё и ещё. Вот ради чего я живу. Несколько минут блаженства стоят всех бессонных ночей, проведённых на репетициях. Но эйфория не может длиться вечно, звучат последние аккорды и, словно лишая меня жизни, музыка стихает. И только гул аплодисментов удерживает на ногах, продлевая бесценные секунды удовольствия. Уже за кулисами, привожу дыхание в норму, но продолжаю чувствовать отголоски неземного наслаждения. Ещё несколько выступлений и публика замирает в ожидании результатов. Все участники делают вид, что волнуются и меня это откровенно веселит. Несчастные актёры жалкого театра. Спустя некоторое время на сцене появляется Ник с конвертом в руках. Он подходит к микрофону и начинает свою пламенную речь, пытаясь сохранить «интригу». Наконец, Ник вскрывает конверт и называет имя Эшли. Зал взрывается оглушительным шквалом аплодисментов и фальшивых улыбок. «Мэри, держи себя в руках. Ты сто раз проходила это в своих мыслях», — уговариваю себя. Я уже делала так раньше. Нужно просто представить, что меня здесь нет. Тогда я не чувствую боли. После поздравлений меня ждёт очередная пытка, а именно вечеринка в честь «победителя». Вскоре вся наша компания оказывается в одном из самых дорогих клубов Лос-Анжелеса. Дым сигарет, море алкоголя и разгорячённые тела на танцполе. Это так заманчиво, но не сейчас… Меня манит этот мрачный мир порока, но нельзя показывать всем своё «я». Одеваю маску безразличия и принимаю правила игры. Вскоре замечаю фигуру Эшли на опасном расстоянии. Рыжая стерва приближается ко мне и окидывает презрительным взглядом. Невольно улыбаюсь, потому что меня забавит её поведение. — Привет, Мэри. — Доброго времени суток. Поздравляю, твоё выступление было невероятным, — не скрываю сарказм. — Завидуй молча. — Куда уж мне. — Я пришла поговорить, — тон Эшли становится серьёзным, но не очень заинтересовывает меня. — Чем обязана? — Не трогай Шеннона, — угрожающее произносит она, повергая меня в замешательство. Сначала мне абсолютно непонятно, что сие значит, но когда улавливаю ход мыслей девушки, то начинаю смеяться. — Девочка, да ты ненормальная! — не могу сдержать громкого смеха от столь уморительного заявления. Связаться с Шенноном — последнее, что могло прийти в мою голову. Только Эшли не понять, что Лето мне безразличен и даже неприятен. — Я несколько раз видела вас вдвоём. Шеннон мой! — сейчас Эшли здорово походит на капризного ребёнка, хотя она таковой и является. — Что здесь происходит? — возле нас появляется Роберт и смиряет Эшли злобным взглядом. Рыжая сразу чует опасность и спешит убраться подальше. Какая же она жалкая… — Что она хотела? — Не обращай внимания, — отмахиваюсь. — Роб, мне нужно уйти. Сможешь меня прикрыть? — Конечно. С тобой точно всё нормально? — он обеспокоен. Заверяю друга, что всё в норме и покидаю клуб. Выхожу на улицу под ночное и безоблачное небо города Ангелов. Пожалуй, только ночная прогулка способна подарить удовольствие, отдалённо напоминающее кайф от выступления. На небе мерцают яркие звёзды, заставляя подумать о чём-то запредельном. Давно я так не гуляла… А ведь через несколько дней начнётся тур и о прогулках можно забыть. Вопреки желанию побыть на улице, ловлю такси и называю свой адрес. Дом встречает меня пронзительной тишиной, которая стала мне привычной. Аккуратно снимаю туфли на высокой шпильке и на цыпочках пробираюсь в гостиную. Решаю не включать свет и тянусь к подсвечнику. Одна из моих странностей — любовь зажигать свечи. Через мгновение крошечный огонёк согревает меня своим теплом. Сажусь на пол и притягиваю колени к груди, погружаясь в свои мысли. Наблюдаю за причудливыми тенями на стене, которые отбрасывает огонь. Любимая атмосфера. Мрак и свечи. Свечи и мрак. «Мэри, ты сходишь с ума», — мысленно упрекаю себя. — Ты давно обезумела, — за спиной раздаётся сонный голос моего самого родного человека на свете. Видимо, последнюю фразу я произнесла вслух. Сажусь вполоборота и улыбаюсь. — Привет, милая. — Доброй ночи, — произносит Моника, кутаясь в халат. Её спутанные после сна волосы падают на плечи небрежными волнами. Она трёт руками заспанные глаза и хмурится. Как ребёнок, ей-богу. — Почему ты не спрашиваешь о том, как прошёл конкурс? — А в этом есть смысл? И без твоего ответа ясно, кто победил. — Логично, — киваю. — Прости, что разбудила. — Брось, — Моника садится на пол, скрещивая ноги. — Я рада увидеть тебя. Ведь в последнее время ты постоянно пропадаешь. — Прости, — тяжело вздыхаю потому, что действительно не уделяю ей внимание. — Забудь. Лучше расскажи мне о туре. — Нечего рассказывать, — пожимаю плечами. — Я сама с трудом представляю, как это будет происходить. — Лето-старший поможет тебе привыкнуть, — с коварной улыбкой произносит Мон. — При чём тут он? — Мне нашептали, что он подкатывал к тебе. — Откуда ты знаешь? — Я всё о тебе знаю, Мэри. Ну так, что он из себя представляет? То, что он не интересует тебя как мужчина, я знаю. Может, вы хоть подружитесь? — Сомневаюсь. Ему не стоит со мной связываться. — Мэри, не олицетворяй себя с самой Смертью. Ты не такой монстр, каким считаешь себя. — Возможно, — безразлично отвечаю. — Только это ничего не меняет. Моника слишком любит меня, чтобы признавать очевидное. Она пытается убедить меня, что я ничем не отличаюсь от других, но мы обе знаем, что это иллюзия. Лето зря пытается ворваться в мою жизнь. У нас с Шенноном не может быть ничего общего. Ему не стоит связываться с обезумевшим человеком. Я несу тьму в свет, разрушая всё на своём пути…