Срезать розовый куст

В то время как Нара Шикамару помешивал сливки в своём чае, Собаку Темари медленно пила горячий отвар из ромашки, с удовольствием вкушая терпкий и немного горьковатый, травяной вкус. Её глубокое кресло было напротив большого окна, мягкие бордовые шторы по бокам которого приглушали свет, идущий с сада. Снег, тонким слоем укутавший чёрную землю, подмёрз после недавней оттепели, и теперь его корка блестела как стекло, когда на неё падал луч тусклого январского солнца. Несмотря на то, что ещё недавно по дорогам улиц растекались лужи тающего снега, сейчас похолодало. Темари не пожалела, что надела шерстяное платье вместо того любимого, чёрного с широким алым поясом. — Что думаешь делать после чтения завещания своего отца? — поинтересовался Шикамару, ненавязчиво пододвигая к собеседнице блюдце с печеньем. Темари, покосившись на них, отрицательно покачала головой: карамель она не любила до невероятного отвращения и боли в зубах. — Я поеду путешествовать. Давно хотела поколесить по свету. — Скукота. Куда же направишься? — Не знаю. Я ещё не думала об этом. Но в первую очередь мне хотелось бы совершить круиз по океану. Шикамару слушал и одновременно прикидывал, сколько денег, сил и времени всё это будет стоить. Он не был против путешествий, а тем более круизов, но ему казалось, что ничего не будет экономичнее по усилиям и средствам, чем отдых в библиотеке или дрёма в кресле-качалке в своём саду. Тем более там есть отличное место, с которого открывается потрясающий вид на небо. Зачем куда-то ехать и что-то придумывать, уставать в дороге и страдать от морских болезней, когда можно взять книгу, сесть на диван и читать весь день, вздрагивая, когда кто-то вспугнет незамеченную тобой дрёму, нагнанную скукотой повести? Или шахматы? Женщинам вечно не сидится на месте. — И когда же ты отправляешься? — Завтра, — коротко ответила Темари, отставляя чашку и блюдце на поднос. Шикамару вопросительно изогнул брови. — Но ведь Гаара приедет только на следующей неделе. — При чём тут Гаара? — настало время удивиться Темари. — Кто сказал, что я поеду с ним? — Так ты отправишься одна? — Нет же! У меня есть приятная компания. Шикамару прикрыл глаза и подпёр рукой подбородок, борясь с желанием зевнуть. Гостья, чаще всего желанная, в этот раз заявилась совсем не вовремя, как раз тогда, когда он хотел прикорнуть в библиотеке. Несмотря на то, что с Темари было приятно проводить время, сейчас её взрослую компанию можно было бы с удовольствием променять на покой. Но она — женщина, а женщины настолько проблематичные создания, что к ним всегда приходится проявлять внимание, если не желаешь навлечь на себя их гнев и обиду. — Что теперь будет с Гаарой? — между прочим спросил Шикамару, чтобы как-то поддержать угасающий разговор. Темари с недовольством восприняла вопрос, но виду не подала. — Отец оставил ему малую долю наследства. Но даже оно будет получено с определёнными условиями. Почти всё перешло мне. Но есть и плохая новость. Так как Канкуро мёртв, Гаара в любом случае займёт место отца в Совете пяти Каге через два года. Темари замолчала и отвернулась в окно, нахмурившись. Шикамару в изумлении распахнул глаза, мгновенно забывая о скуке и сне. — Но как так можно? — искренне возмутился он. — Как можно брать в Совет сопляка, особенно если это Гаара, особенно если речь идёт о посте Каге! Он же… таких, как он, надо держать от власти на расстоянии пушечного выстрела.  — Деньги и связи, — резко оборвала тираду мальчика Темари. С колючей усмешкой заглянув зелёными глазами в его, она невесело покачала головой. — Это глупая тема для разговора. Собеседники замолчали. Шикамару о чём-то размышлял про себя, нахмурив лоб и положив подбородок на сцепленные ладони, а Темари расправляла складки шерстяного платья на коленях и поглядывала на золотые наручные часы. Она прекрасно понимала, что сегодняшний её визит непривычно холоден и неудачен, и засиживаться не хотела. Дома ей предстояло собраться и сделать множество дел. Тишину прервали приглушенные мужские голоса и звук открывающейся двери. В небольшой уютный кабинет, погрузившийся в ленивый полумрак, вошли Какаши и отец Шикамару, Шикаку. — Какая неожиданность, надеюсь, не помешали вам. И вы тут, Темари? — радушно сказал Какаши, целуя протянутую ему руку. — Да, но я ненадолго, заглянула лишь попрощаться, — кивнула она, вставая. Взяла из рук Шикамару свою шляпку и выпрямилась. Сдвинутые брови до сих пор хранили отпечаток неприятных мыслей. — Вы покидаете нас? — спросил Шикаку, садясь в своё кожаное кресло за широким дубовым столом. Окинув его быстрым взглядом, он невольно нахмурился: вся столешница была завалена документами и бумагами, а позволить леди увидеть такой беспорядок было… непристойно. Неужели Шикамару не мог выбрать для гостьи другое место? Например, библиотеку или зимний сад. Юнцов всему надо учить! — Да, — спокойно и холодно ответила Темари, натягивая чёрные перчатки, — мне хотелось бы повидать мир. — Очень интересная идея. Я тоже в прошлом хотел отправиться в кругосветное путешествие, но жизнь упрямо заставила меня оставить эту мысль. Что ж, счастливого вам пути, Темари. Искренне надеюсь, что вы привезёте в качестве сувенира какого-нибудь кавалера, — усмехнулся Какаши. Темари странно посмотрела на него, Шикамару сдавленно улыбнулся: неужели эта женщина совсем не понимает юмора? — Я не думаю о замужестве, — не поняв шутку, ответила она. — К тому же я не буду одна в дороге. — Позвольте узнать, с кем вы разделите своё общество? — улыбнулся Шикаку. — Уж не с тем ли загадочным секретарём, которого вы как-то раз повстречали на улице? — Именно, — усмехнулась Темари. В её глазах блеснуло нечто стальное, ироническое. — Когда же вы представите нам этого молодого человека? — в свою очередь поинтересовался Какаши. Шикамару молча переводил взгляд с одного на другую. — Когда сочту нужным. Я пойду, всего хорошего, провожать меня не надо, — элегантно протянув руку для поцелуев и получив их, Темари вышла с расшитой бисером шляпкой в руках, оставив после себя тонкий и горький аромат духов. Какаши сел напротив Шикаку, по-хозяйски развалился в кресле и вынул руки из карманов клетчатого пиджака. Из одного из них выглядывал край потрёпанной брошюры. — Несмотря на отъезд хозяйки, я слышал, что поместье Собаку не будет пустовать. Неужели теперь Гаара займёт место своего отца? — тихо спросил Какаши. От того лёгкого тона, каким он разговаривал с Темари, не осталось и следа. Шикаку, продолжая рыться в глубоком ящике стола, поджал губы. Шикамару молчал и вслушивался в разговор. Он прекрасно понимал опасения Какаши. — Видимо. Очень надеюсь, что через два года люди умерят свой пыл и прекратят устраивать забастовки, иначе Гаара жестоко расправится с ними. — Надеюсь, что его сочтут слишком молодым, чтобы давать реальную власть, — с пессимистичной ноткой подвел итог Какаши. Оба мужчины замолчали, погружённые каждый в невеселые раздумья. После последней крупной забастовки на фабрике люди и Совет пяти Каге нашли между собой взаимопонимание. Но хватило бы одного неосторожного движения, слова, звука с любой из сторон, чтобы пошатнуть дышащее на ладан равновесие, а потому люди, введённые в курс дела, с тяжёлыми предчувствиями ждали момента, когда Гаара, человек, ненавидящий всех людей и особенно бедняков, презренную чернь, как он их называл, вступит в пору официальной взрослой жизни. Что ждать от него, никому не было известно. Ясно было одно — его жестокости не позавидует никто. Сделать с этим что-либо будет практически невозможно. Из Совета пяти Каге семья Собаку являлась самой влиятельной. Разумеется, если Сенджу Цунаде, внучка великого Сенджу Хаширамы, не согласится на место в Совете. Сенджу у власти — это всегда серьёзно. Впрочем, Учиха у власти — куда серьёзнее. — А вот и документы, — Шикаку наконец-то нашёл, что искал, дружелюбно улыбнулся и протянул тонкую, перевязанную белой лентой папку Какаши. Тот опомнился от раздумий, взял её и протянул ладонь, заканчивая сделку крепким благодарным рукопожатием. — Чтобы я без тебя делал, дружище. — Справился бы со всем прекрасно сам. Сожалею, что пришлось долго ждать, — Шикаку встал с кресла, — но ты сам понимаешь, с оформлением опекунства всегда много хлопот, так что-то, что мы закончили с делом сразу после Рождества, ещё хороший исход. Кто бы мог подумать, Учиха Саске! Учиха! Когда в последний раз я слышал эту фамилию и видел собственными глазами живого её владельца! Да и не дальнего их родственника, а прямого потомка, Учиху чистейшей крови. До сих пор удивляюсь, как ты выцепил его. Я был уверен, что он мёртв. — Да уж, я и сам иногда удивляюсь. Мир тесен. Саске невероятно талантливый юноша и уже настолько зрелый по рассуждениям. Говорить с ним можно как с равным. И он удивительно дисциплинирован. — Знаешь ли, — пожал плечами Шикаку, — при такой жизни не побалуешься. — Его кто-то воспитывал. Саске упоминал о каком-то важном для него человеке. — Наверное, какая-то сердобольная женщина стала ему приёмной матерью, — сделал предположение Шикаку. Но Какаши покачал головой. — Нет, женщины так не воспитывают. Его вырастила мужская рука. Причём, судя по его знаниям, Саске был под присмотром достаточно образованного человека, это удивительно. Шикаку откинулся в кресле и скрестил руки на груди. На губах играла мягкая, спокойная улыбка. — Спроси у Учихи и утоли своё любопытство. Какаши выдавил смешок. — Не стоит. Кстати, усердия Саске не занимать. Он практически сразу же начал учиться, старается восполнить пробелы во всех областях. Это даётся ему с успехом. Из него определённо выйдет толк. Он всех заткнёт за пояс. — Стало быть, пошёл в Итачи. Что скажешь, родные братья, одна кровь и плоть. Помню, — Шикаку усмехнулся, — как старший поражал всех своими гениальными способностями. Да… давно это было. Мне искренне жаль парня, он не заслужил такой смерти. Только вот одно меня волнует по поводу Учихи Саске: ты же знаешь, Какаши, что он — Учиха, а порода у этих людей особенная. Не думаешь, что он немного обижен на то, что сделали с его семьей и с ним? — Он не виноват в грехах родителей, — возразил Какаши. — К тому же он практически ничего не помнит из произошедшего. Разумеется, кто бы молча проглотил такую пилюлю. Саске невероятно обижен и стремится вернуть то, что должно быть его, но на этом всё. Ему просто нужна поддержка и опора. Я верю в его чистое сердце. Что ж, мне пора, у меня ещё куча дел, большое спасибо за помощь. Я бы не справился без тебя. Увидимся, — Какаши небрежно взмахнул папкой, улыбнулся сквозь маску и вышел. Шикамару, раздумывая над только что услышанным разговором, со скукой во взгляде смотрел в окно на небо, окончательно затянувшееся плотными белыми облаками. Пойдёт снег. Казалось, что ещё недавно блеснула весна, но это всего лишь зима поддразнила людские сердца, а теперь снова ласкового укутывает их в свои холодные одежды. — Учиха Саске… Кажется, я помню его, — буркнул Шикамару, подпирая рукой подбородок. — Если не ошибаюсь, мы одногодки. Мне он никогда не нравился, в детстве был чересчур самоуверенный и напыщенный. Шикаку, не отрывая взгляда от очередных документов, нехорошо ухмыльнулся. — Не обращай внимания. Учиха все такие, и Саске ещё не худший вариант. Уж поверь моему опыту. Но в любом случае на месте Какаши я был бы более предусмотрительным. — Если ты имеешь в виду то, о чём я думаю, то это глупо. Саске тогда было шесть, я-то ничего почти не помню о том времени, он тоже вряд ли, — возразил Шикамару, на что его отец только небрежно кивнул головой. — Такое потрясение невозможно забыть. Учиха пережил ужасные минуты жизни. Он может не помнить то, что было до того и после, но такое вычеркнуть из памяти невозможно. Поверь: человек, потерявший многое и знающий, что произошло и почему он столько потерял, никогда ничего не забудет и главное — не простит. Шикамару заинтересованно вытянул шею, в его тёмных глазах появился интерес, и выражение скуки на лице немного рассеялось. Он сел прямо, прекратив полулежа являться свидетелем многих разговоров и их участником. Отец продолжал что-то вычитывать и писать, хмурясь. На его лбу проступили складки морщин, шрамы на лице как будто углубились, пальцы расстегнули пуговицы на коричневой жилетке. Дела, судя по всему, были серьёзными. — Я вот думаю, — тем не менее продолжил мешать отцу Шикамару, — изгнали бы из страны всю их самодовольную семейку, и не было никаких проблем. Почему всё надо делать настолько проблематичным? Шикаку недовольно поднял глаза от бумаг. — Проблемы никому не были нужны. Хотели поступить так, как ты сказал. Никто не желал расправляться с Учиха. Фугаку мог бы с успехом закончить своё дело, если бы люди поддержали его. Он рассчитывал на их поддержку, но только вот Совет вовремя понял, в чём проблема, и мастерски переманил к себе людей. Когда в решающий момент Фугаку они были нужны больше всего, он оказался один. Потом нашлись фанатики, которые видели в его лице зло и возможную причину будущих несчастий, и расстреляли его самого, слуг, жену, а дети чудом спаслись. Я думаю, это заслуга Итачи, что его и убило. Но я думаю, что Фугаку не смирился бы со ссылкой, поэтому как мне ни жаль Саске, я считаю, что смерть его родителей всё же поставила точку на всех этих глупостях. Ему следует это понимать. Шикаку снова погрузился в чтение своих бумаг, включив свет зелёной настольной лампы. Ни он, ни его сын не желали снова затрагивать эту тему. Немного погодя, когда стрелка больших настенных часов коснулась двенадцати и голос матери семейства грозно зашумел за дверью, Шикаку усталым жестом убрал документы и выключил свет. — В последнее время одни сюрпризы, — тяжёлым тоном больше для себя, чем сына, рассудил он, вставая из кожаного кресла и поправляя свою жилетку, — то Гаара, то теперь Учиха Саске. Поживём — увидим. Шикамару ничего не ответил и молча проводил взглядом своего отца. Он считал, что всё это ещё совсем нескоро и думать об этом ужасно скучно. Проблемы можно решить и тогда, когда они возникнут. Что толку напрасно накручиваться? А потому Шикамару положил руки под голову и закрыл глаза, планируя вздремнуть до обеда или пока тяжелая рука матери не вернет его в реальность. *** Саске глубоко пожалел, что не взял с собой перчатки, после того, как ему пришлось спрятать озябшие руки в глубоких карманах чёрного пальто. В то время как Какаши торчал в кондитерской и выбирал торт, Саске, запахнув высокий воротник покрепче, стоял на чистом после сошедшего снега тротуаре под разлапистыми ветвями голого клёна. Вчера, когда проходило занятие с преподавателем Ирукой, Какаши разговаривал с кем-то из гостей в своём кабинете. В их разговоры вслушиваться не хотелось, и интереса не было, но ухо ненароком услышало знакомое имя, и слух непроизвольно напрягся. Выполняя очередное упражнение по каллиграфии, Саске узнал о том, что Собаку Темари сегодня отъезжает путешествовать на неопределённое количество времени. Голос Ируки заглушил звуки разговора в соседней комнате, и Саске сжал губы: он стал работать ещё усерднее, словно его учёба была сейчас единственным способом выплеснуть неприятные чувства. Спустя полчаса, после ухода гостя, вошёл как никогда радостный Какаши, поинтересовался успехами, остался ими доволен и протянул Саске бумаги. Тот их взял и внимательно прочитал, а после этого получил крепкое рукопожатие. С этого дня Учиха Саске был официальной частью семьи Хатаке Какаши. В честь такого значимого события было решено поехать в кондитерскую, и пусть Саске не любил сладости и идея не казалась ему хорошей, а тем более праздновать он ничего не хотел, отказывать своему опекуну не стал, соглашаясь составить компанию в поездке и чаепитии хотя в роли собеседника. Конечно, была и ещё одна веская причина. Кондитерская находилась в той части города, куда Саске желал попасть более всего с минуты, когда услышал об отъезде Темари. Её дом, хоть он и принадлежал одной из самых богатых семей, был скромнее, чем ожидал увидеть Учиха. Саске абсолютно не понимал, зачем торчит на другой стороне от него и смотрит в тёмные, отражающие пасмурное небо окна. Наверняка Итачи тоже уедет с Темари, разумеется, уедет, она не оставит его тут. Увидит огромный, неизвестный мир, его жажда познаний и широкий кругозор испытают непревзойдённое удовольствие. Его ждёт прекрасная, едва ли не райская жизнь, которую он заслужил. А Саске, думая об этом и мысленно поздравляя своего брата, в это время со всем, что теперь имел, испытывал острое одиночество и тяжёлую горечь. Он знал, что так надо, но когда Итачи был в городе, можно сказать, под боком, это «надо» казалось проще и легче. А теперь он уедет, далеко, надолго, без весточек и напоминаний о себе, и Саске в полной мере ощущал свою неестественную оторванность от родного брата, от семьи, от всего, что ему было дорого. Ему, жившему с Итачи в одной каморке, евшему из одной тарелки, засыпавшему на одной постели, было трудно привыкать жить по-другому. Интересно, а что думает Итачи? Он никогда не говорил о себе. Он всегда умел держать себя в узде и вряд ли позволяет себе так недостойно раскисать, как это делает сейчас Саске. Стоит радоваться за брата и желать ему только успеха, не вставлять ему палки в колеса, в конце концов. Всё рано или поздно кончится, но только вот каким образом — неизвестно. Сколько им будет лет и где они будут, а может Итачи больше никогда не вернётся из поездки по разным причинам, да если и вернётся, то, если он помнит об обещании, женатым. Вспомнит ли он о брате? Захочет ли увидеться с ним? А захочет ли того сам Саске? Может, не стоит? Выживание требует жертв, Саске стиснул зубы — надо. Надо не подвести друг друга и оправдать разрыв их маленькой семьи обоюдными успехами в жизни. Саске решил, что стоять напротив дома Темари как истукан нет смысла, и в последний раз оглядел дом, снова поднял ворот пальто, но тут же на крыльце особняка возникло движение. К воротам подъехал чёрный автомобиль, с крыльца спустился человек в бежевом плаще с большим кожаным чемоданом в руках. Даже издалека разглядеть в нём старшего брата Саске не составило труда. Сердце глухо стукнуло, упало. Саске похвалил себя за то, что стоял на приличном расстоянии незаметной тёмной фигурой. Итачи снова вернулся к крыльцу, на которое вышла молодая женщина в тёмно-синем платье и белой шубе. Она начала что-то говорить своему спутнику, тот ей отвечал, они мило беседовали, в то время как Саске до крови кусал губы. Он всегда гордился и восхищался своим старшим братом, сколько себя помнил. Сейчас эти чувства зашкаливали, заставляя их владельца злиться на самого себя и то и дело жёстко одёргивать. Он должен быть мужественным, сильным, должен спокойно вздохнуть и уйти раз и навсегда ради их с Итачи счастья. Ну, неужели это так сложно! Сложно сделать лишь пару шагов! Но ноги словно примёрзли к проклятому месту под проклятым клёном. Саске понял, что с ним кто-то стоит рядом, только тогда, когда чья-то ледяная сухая рука коснулась его, случайно вынутой из тёплого кармана. Учиха вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стояла нищая девочка, протягивающая ему пышный, красивый букет белых лилий. Её умоляющее лицо с посиневшими губами и широко раскрытые глаза говорили сами за себя. Сначала Саске хотел отвернуться и продолжить наблюдать за братом, но передумал. Между делом размышляя о том, откуда в январе у девочки свежие лилии, он слепо нащупал в кармане хрустящие бумажки, бывшие когда-то для него на вес золота. Не глядя на изумлённое и перекошенное от радости лицо ребёнка, Саске не стал утруждать себя пересчитыванием денег, сунул их в руки девчонки и взял у неё лилии. Букет был невероятно красивым, большим и тяжёлым, некоторые листы увяли, но это ничуть не портило его, наоборот, украшало, добавляло естественности. Быстро оглядывая цветы и перебирая каждый горячими, как будто бы подрагивающими пальцами, Саске нашёл среди них самый крупный, белоснежный — недавно распустившийся. Погладив его упругие лепестки с желтоватыми прожилками, он поцеловал каждый из них, вкладывая в поцелуй всё, что думал и чувствовал в последние пять минут. Повернувшись обратно к ребёнку, мнущемуся рядом и ожидающему непонятно чего, Саске отдал лилии обратно, приказывая холодным, властным тоном: — Отнеси их тому мужчине в коричневом плаще. Он рядом с блондинкой в шубе. Если спросит от кого, скажи, что не знаешь. Меня ты не видела. Ещё раз поправив воротник пальто — ах, это чёрное пальто было самым любимым предметом на свете, оно сидело как влитое, недаром оно дожидалось своего владельца столько времени, — Саске быстрым шагом ушёл с места своего тайного наблюдения. Только уже у поворота он не выдержал, остановился и оглянулся в последний раз. Девочка отдавала Итачи букет лилий, и Саске искренне жалел, что не видел лицо брата в эту минуту. Оставалось надеяться, что он не обидится девчачьему подарку. И — ради всего святого! — не догадается, от кого он. Какаши уже давно ждал у автомобиля и курил сигарету. Саске быстрым шагом подошёл к нему и вопросительно кивнул головой, на что ему ответили: — Торт я случайно уронил. — Не страшно, обойдусь без него, — с некоторым облегчением в сердце сказал Саске, садясь в салон. Какаши неспешно докурил, притушил сигарету о старый портсигар и сел рядом со своим подопечным. Шофёр завёл автомобиль, и тот тронулся.