Срезать розовый куст

Тело Нара Шикамару без следов насилия нашли после двух дней бесплодных поисков на окраине города на берегу реки. Эксперты вынесли один и тот же вердикт: утонул. Читая в утренней газете об этом, Саске испытал странное чувство: с одной стороны облегчение, с другой — неприятное удивление. Он с гадким осадком отложил газету после прочтения и больше не брал её в руки. Да, ему было неприятно читать об этой смерти несмотря ни на что. Гаара не хотел больше ждать ни дня, чтобы получить обещанные деньги. Средства были нужны ему здесь и сейчас. Зачем — он не говорил. А Саске не желал спрашивать. О, да не всё ли равно? Единственно главное — это поможет достичь титула Каге. Вводить брата в эти тёмные и неясные дела Саске не желал. Чтобы получить деньги из банка, которые ещё месяц не будут принадлежать ему, пришлось ещё раз обратиться к Орочимару. Он охотно согласился помочь. Встреча с Какудзу, человеком, который был главным лицом в государственном банке, прошла солнечным утром в его доме. Орочимару явно чувствовал себя в своей тарелке, сидел как у себя и с интересом наблюдал за происходящим. Саске не нравился старик Какудзу: он надменно восседал над своим огромным, тяжёлым столом, время от времени потирал огромный, толстый серебряный перстень на руке и смотрел красными глазами на Саске. После того, как тот закончил говорить, старик постучал огрубевшими, высохшими пальцами по дубовому столу и хрипло вынес вердикт: — Сегодня вечером переведу четверть счёта Собаку Гааре. С одним условием: половина денег моя. — Что? — брови Саске сползли к переносице. Орочимару не пошевелился в дорогом кресле. Закинув тонкие ноги одну на другую, он скрестил пальцы рук в замок и молча наблюдал за ситуацией. Его язык прошёлся по нижней губе. Саске передёрнуло от отвращения. — Нет двух миллионов из ваших четырёх — нет сделки, — отрезал Какудзу. Саске стиснул зубы. — Об этом не может быть и речи. Миллион, — попытался торговаться он. Гордость не позволяла ему сразу же согласиться. Она запретила давать даже грош проклятому старику! Орочимару удивлённо вскинул брови. — Мы не на рынке, — Какудзу нахмурился. — Два миллиона. Точка. Саске сжал губы и гневно обернулся на Орочимару. Тот молча перевёл жёлтые глаза на него и кивнул. Да, выходило скверно. Но ничего другого не оставалось. На следующий день Саске распрощался с тем, что так и не стало его. Операция была проведена быстро и успешно, адвокат Ямато не знал и вряд ли узнает, что ячейка с наследством почти опустела. Расплатившись с Гаарой, Саске решил, что больше не будет иметь с ним никаких дел. Они больше не здоровались по утрам, не замечали друг друга за обеденным столом, не пожимали руки, когда встречались вне дома, словно стали друг для друга несуществующими тенями. Саске чувствовал от этого облегчение. Его жизнь впервые за долгое время налаживалась, прошлое осталось в прошлом, Итачи ничего не знал, Гаара больше не являлся немым напоминаем о долге, будущее прояснилось. Осталось только окончить университет, и мечта о том, что фамилия Учиха снова будет приводить всех в тихое и смиренное благоговение, станет реальной. Всё изменится. Сам мир изменится и станет лучше, избавится от ошибок прошлого и настоящего. Даже если в сердце останется ненависть, то для Итачи можно о ней забыть — уничтожить. Саске как-то решился поговорить об этом с братом. Он долго рассказывал ему, как изменит страну и покажет всем, докажет, что всё могло стать лучше ещё много лет назад — это будут мирные, тихие, счастливые дни для всех. Саске верил в свои силы, он взлетал всё выше и выше; спустя столько лет лишений, труда и пустых надежд впереди был оглушительный полёт в высоте. Итачи слушал молча и перебирал волосы брата, положившего голову на его колени. Он давно перестал возражать, когда дело доходило до таких идей. Впрочем, он и сам в итоге поверил в брата. Возможно, Саске сможет изменить этот мир. Нет, именно он изменит этот мир. Именно он изменил бы родителей, если бы всё осталось как прежде. Не стоит ему мешать. Лента, державшая крылья Саске, наконец-то развязалась, и он пустился в путь, уже точно зная, что ему не надо оглядываться назад: брат продолжит ждать своего выросшего птенца с его собственной добычей. Итачи сам хотел такой жизни: тихой, трудовой, размеренной, вдали от общества и тем более политики. Саске думал, что ему стоит предложить брату осенью переехать в загородный дом, где тот будет наслаждаться тишиной и прелестью увядающей природы. На выходные они с Итачи и правда уехали туда. Сельская местность встретила их полуденной жарой и запахом пыли и скошенной травы. Дом был великолепным: светлым, большим, наполненным свежим воздухом, с огромной верандой на первом этаже и высокими тенистыми деревьями. Саске больше не читал газеты, он продолжал обучение, которое, как ему казалось, поможет в дальнейшем. Сидя на качелях под ветвями густых клёнов, он прятался там от жары с книгами и карандашом в руках или качался. Иногда компанию составлял Итачи в полюбившейся ему кресло-качалке. Иногда брат играл на старом фортепиано или просто сидел на веранде с чашкой чая и смотрел, как напротив него покачивается Саске. По вечерам после прогулок по реке или на лошадях они собиралась в гостиной, где играли в маджонг или карты. Иногда разговаривали, иногда ужинали, иногда просто молчали. Время от времени Итачи садился за пианино или включал граммофон, а Саске пел популярные песни, перевирая их и так жестоко высмеивая, что его старший брат громко и неудержимо смеялся почти до слёз. Часто они садились вместе на диван и читали одну и ту же книгу, но Саске это быстро наскучивало: почитать он мог и в одиночестве, днём. Итачи приходилось откладывать в сторону тяжёлые тома и переключать всё своё внимание на брата. Под окнами в спальне росли старые, раскидистые яблони, на ветках которых качались ещё зелёные, твёрдые, неспелые плоды. Братьям упорно казалось, что они чувствуют их запах, а особенно сильно — когда занимались любовью. Казалось, что этот запах начинал душить, когда Саске быстрыми рывками насаживал Итачи на себя, сжимая ладонями его сведённые в судороге колени. Может быть, незрелые яблоки действительно пахли. А ещё точно пах душистый табак. Его сильный, головокружительный запах словно пропитывал по ночам спальню насквозь. После такого отдыха возвращаться в шумную, многолюдную столицу не хотелось. Саске с трудом и раздражением снова ходил на званые обеды, в театры, в кинозалы. Но ему нужно было стать публичным человеком, а это требовало многих усилий и ежедневной работы над тем, что не нравилось. Саске парил в свободном полёте и не смотрел вниз, на землю, совершенно отрываясь от неё на некоторое время. А жизнь там, на земле, с каждым днём становилось всё хуже. Гаару ничто не трогало в этом мире — это была известная истина. Саске, не подозревая или просто не думая серьёзно о том, развязал ему руки. Приобретённые средства подарили ощущение большей власти и уверенности в себе; Гаара обрушил всю свою ненависть, всю свою жестокость на невинных людей. Всяческие петиции он отклонял, забастовки — жестоко разгонял, не стесняясь применять оружие, купленное на деньги Учихи Саске. Бедняки не могли найти даже самую жалкую работу, а те, кто работал, не могли это делать в условиях, что были. Гроши, которые получали рабочие, были настолько малы, что их с трудом хватало на хлеб. Столица, некогда прекрасная, стонала от голода, грязи и болезней, в которых она утопала, из которых порывалась выбраться, но не могла. Люди гибли, те, кто пытался бороться, погибали от руки Гаары. На что способна отчаянная толпа рабочих? Оказалось, что ни на что. В тот день Собаку Гаара превзошел себя. Он не пощадил никого — ни мальчиков, ни зрелых мужчин, ни дряхлых стариков. Бежать было бессмысленно — в давке люди толкали и топтали друг друга. Многие провели ночи в каталажке. Гаара не скрывал, что испытывает от этого удовольствие. Доставлять людям боль и уничтожать их он считал развлечением, забавным весельем. Как-то раз он сказал, что чувствует большую значимость и ощущает, что живёт. Живёт полной, безграничной, вседозволенной жизнью, расплачивается, мстит неизвестно за что. Перед ним не было никаких преград, ничто его не могло остановить. Он безумно хохотал в своей комнате, когда читал в газетах о том, что сделал собственными руками. Гаару ничто не пугало. Люди ненавидели и боялись даже вполголоса произносить его имя. Но его это не волновало, ему было плевать на то, что попади он в руки народа, его разорвут на части. Гаара наслаждался и жил, становился всё сильнее и никто уже не был способен повлиять на него. Впрочем, желающих было не так много. Те смельчаки, которые попытались как-то возразить, поплатились своими головами. Остальные, наученные примером, держали язык за зубами, соглашались, ненавидели и боялись. Одна лишь новая Каге Сенджу Цунаде пыталась как-то вмешаться — её фамилия позволяла ей это. Она считала себя сильной женщиной и не боялась ничего. Саске не знал, сколько смертей принесли его деньги. В узком кругу это было известно, но никто не афишировал. Фамилия Учиха приобрела новую, на этот раз тёмную репутацию — репутацию сообщника, единомышленника тирана. Саске стали опасаться, но старались скрыть это. Сам же он часто оставался дома, поэтому не замечал того, что о нём говорят, как смотрят, что думают. О нынешней трудной, страшной жизни он слышал краем уха и не вдавался в детали. Но Итачи, ежедневно в типографии читая свежие новости, испытывал сильные, болезненные переживания. Он с отвращением думал о том, с кем делит свой кров. Выход он видел один: немедленно порвать все связи с семьей Собаку, а осенью, когда младший брат вступит во владение наследством, они переедут в дом Хатаке Какаши; от того, что оставила покойная Темари, Итачи откажется и отдаст в те руки, которым доверяет, в которых не будет сомневаться ни секунды; обладатель которых будет иметь сердце, желающее мира так же, как сам Итачи. Вскоре он нашёл этого человека. Что касается Саске, его нужно было огородить от пагубного влияния как можно скорее. Как-то раз случилось так, что он и Гаара весь вечер провели вместе в библиотеке. Итачи не вмешивался, не знал и не пытался узнать, чем они там занимались, но это обеспокоило достаточно серьёзно для того, чтобы решить поговорить с Саске. Когда тот вечером поднялся в комнату брата, Итачи сразу перешёл к делу. — Не общайся с этим человеком, — приказал он. Не сказал, а приказал тоном, каким всегда производил неизгладимое впечатление на младшего брата. Саске промолчал. Он медленно подошёл к высокой полке с пластинками и вытащил наугад какую-то одну, с классикой. Поставил её, и по комнате разлилась прекрасная игра на пианино, душещипательная, пробирающая до мороза по коже. Итачи поднялся, когда Саске встал рядом с ним и молча протянул свою руку. Они встали в центр комнаты и начали танцевать, медленно кружась в холодном, прекрасном вальсе. Итачи — само изящество, сама грация — был великолепен. Он словно не касался толстого, шершавого ковра, скользил и двигался с мужской элегантностью. Саске остановил играющий граммофон, притянул брата к себе и сжал пальцами его ягодицы. — Не буду, обещаю, — клятвенно сказал он. Итачи кивнул: тон брата не лгал. Грудь Саске пылала, сам он — горел от необузданной страсти. Он толкнул брата на постель, вернулся к двери и закрыл её, по пути расстёгивая свою рубашку. Выключил лампу на письменном столе и сбросил жилетку на пол вместе с пиджаком. Имя Гаары так и оставалось бы страшным, тёмным и кровавым пятном, если бы в один прекрасный июльский день не появился человек, объединивший всех страждущих вокруг себя. Его имя до этого никто не знал, ровно как и о самом его существовании. Откуда он пришёл, кто его родители, что он имеет и имел ли когда-то — ответ был один: бездомная сирота. Но он удивительно улыбался и завоевал своим добрым, отчаянным сердцем множество друзей. И он был тем, кому Итачи решил вскоре отдать все средства, что имел. Его звали Узумаки Наруто. Если бы Саске услышал его имя или встретился с этим человеком, он бы узнал его из тысяч лиц и тысяч имён. Такую личность забыть невозможно, но Учиха слишком высоко парил, и отголоски имени Наруто не достигали его. Он был лидером, вокруг которого собрались все, вымученные горькой жизнью. Узумаки не был один, его поддерживали друзья, и он чётко обозначил свою цель — избавить мир от ненависти. Гаара не обращал на Наруто никакого внимания, хотя всё чаще и чаще слышал его имя на Совете пяти Каге. Совет во главе с Сенджу Цунаде воспринял Узумаки неожиданно благосклонно: никто не знал, когда этот человек успел завоевать и изменить их сердца. Он действительно был надеждой, свежим ветром, будущим и чистой, сияющей добротой. Он презирал, не принимал и отрицал ненависть, войны, смерти, болезни, предписанную кем-то судьбу, страхи и улыбался настолько широко, солнечно и уверенно в своих силах и возможностях, что люди вокруг него меняли своё мнение и безудержно поддерживали его. Наруто громко, чтобы слышали все, говорил о том, что избавит мир от ненависти, и ему безоговорочно верили даже те, кто заседал в Совете пяти Каге. Необразованный, недалёкий, легкомысленный, нищий, дурак, коим его все считали, в том числе и Саске в своё время, наконец-то исполнил свою мечту и добился признания и любви людей. Все возлагали на него большие и светлые надежды, а Наруто клялся, что исполнит их. Под действием его магических слов люди забывали все размолвки с правительством, за исключением одного — Гаары. Ненависть к нему было столь сильна, что даже Наруто не мог уничтожить её. Он искреннее не знал, что делать с этим, но наделся и верил, что сможет доказать Гааре то, что тот не прав, и изменит его. Но ни на одну встречу, о которой просил Узумаки, Собаку не дал согласия. На все уговоры простить и забыть в будущем об этом человеке слышались болезненные, полны ненависти возгласы. Итачи помнил Наруто. Помнил так хорошо, как будто это он, а не его младший брат проводил с ним столько времени на улице, попадая в различные передряги и вместе пробивая дорогу к жизни. Ему всегда нравился Наруто, нравилась его искренность, неиспорченность, его способность улыбнуться и сказать, что всё будет хорошо, но главное — его способность не ненавидеть, простить и сделать что-то для тех, кто тебя презирал. Удивительная способность, которой Итачи изумлялся больше всего. Он понял одну вещь: чтобы его младший брат воплотил своё желание в жизнь, ему будет нужен Наруто, только если они вместе объединятся, то они смогут всё исправить и действительно сделать мир чуть счастливее. В прошлом два лучших друга, два соперника с общими целями, познавшие всю горечь жизни — почему бы и нет? Твёрдая, холодная, решительная рука Саске и добрая, солнечная рука Наруто. Если они объединятся, то их вместе ничто не сломит, они станут друг для друга опорой, многого добьются и действительно разобьют ненависть, опутавшую их жизнь. Итачи не постеснялся встретиться с Наруто и сказать ему обо всём этом. Они увиделись в тихом, безлюдном недорогом кафе. Столько тепла, искренней радости было в голубых и смелых глазах Узумаки, когда он увидел Итачи, что тот невольно усмехнулся: Саске — счастливый человек, у него есть тот, на кого он сможет опереться в будущем, кто его никогда не предаст и скорее отдаст свою жизнь, чем позволит случиться чему-то плохому с его близким. Хорошо иметь такого друга. Наруто болтал много. Как прежде, даже больше, даже более увлечённо. Он рассказывал о том, что часто думал об Итачи и так рад, что встретился с ним, что снова нашёл его расположение; о том, что он знал о жизни Саске все эти годы и интересовался ею во всех деталях; о том, что хотел с ним заговорить, но думал, что тот поднялся столь высоко, что теперь даже не взглянет вниз с высоты своего пьедестала. — Это же сволочь Саске, — смеялся Наруто, без конца пожимая руку Итачи как старому другу. Тот вначале хотел вежливо сказать, чтобы Узумаки умерил свой дружеский пыл, но это было бесполезным, поэтому Итачи в ответ только тихо рассмеялся: в какой-то мере эта встреча подарила ему надежду и тёплое успокоение. Он отдал брата в хорошие руки. Теперь можно о нём не волноваться. Наруто так бурно рассказывал, что хочет снова быть другом Саске, что скучал по нему, что теперь никогда не оставит друга, что так сильно-сильно рад Итачи, что под конец прослезился. Учиха мягко усмехнулся. Он знал, что Узумаки Наруто действительно оставит в истории тёплый, солнечный след. Об этой встрече Итачи не стал рассказывать Саске. Его холодный прекрасный брат, изумительная, просто абсурдно невозможная противоположность Наруто, принёс домой новое чёрное пальто вместо старого и невозможно тепло улыбнулся Итачи. Тот одобрил выбор Саске, про себя радуясь, что прочно и надежно пристроил младшего брата в хорошие руки настоящей, удивительной дружбы. Оставалось надеяться, что он воспримет это известие разумно. Ведь, что ни говори, но это же сволочь Саске. А время не ждало. Оно шло и менялось, как и течение жизни людей. Не прошло со встречи Итачи с его старым знакомым и двух дней, как перешедший на сторону Наруто Совет пяти Каге в июльскую ночь подписал документ, который отнимал у Собаку Гаары все привилегии, титул, владения и обнародовал то, что тирану помогал своими средствами никто иной как Учиха Саске. Это означало то, что эти двое полностью передавались в руки народа, жаждущего их крови и отмщения. Друзья Узумаки Наруто, стоявшие в ту ночь у дверей Совета, мгновенно разнесли громогласную новость по всей столице. Есть вещи и люди, которые не прощаются. Гаару простить было нельзя, но — удивительно — Саске простить оказалось гораздо сложнее. Его чистые руки возненавидели во множество раз сильнее: они не делали, но они дали возможность сделать. Они подарили оружие. Без их помощи ничего бы не случилось. Рассвет после очередного переворота был неприятно солнечным, светлым и тёплым. Даже Наруто не мог успокоить тех, кто требовал голов Учихи Саске и Собаку Гаары. С первыми лучами солнца начались первые беспорядки с просьбами выдать несчастным людям их недавних палачей. Саске на рассвете мирно спал, зарывшись в чистую подушку. *** Утро было невозможно солнечным, оно искрилось и ослепляло. Однако Итачи это сразу не понравилось. Несмотря на то, что на часах было только семь, авеню почему-то перекрыли, и пришлось делать длительный объезд до типографии. Работа заканчивалась и начиналась рано. Для Итачи это не было проблемой, вставать с рассветом давно вошло в его привычку. Он с удовольствием ходил в типографию, потому что обладал удивительным даром: искренней любовью к труду и своей работе. Она давала ему те самые спокойствие и одиночество, в которых Итачи нуждался. Он не любил взаимодействовать с людьми, здесь ему не нужно было это делать: стол, печатная машинка, канцелярия и куча бумаги были лучшими коллегами. Итачи никогда не заставлял остальных сотрудников обращать внимание на его фамилию и положение. На работе он не был богатым вдовцом и наследником громкого имени; он был таким, как все: старательный сотрудник перед начальством, справедливый начальник для подчинённых. Итачи любил работу и по другой причине: он не возился с новостными лентами; всё, чем он занимался, это редактирование небольших рассказов, которые неизвестные авторы пытались представить свету. Итачи любил книги, его работа в небольшом кабинете наедине с собой была создана для него, ценителя литературы и искусства. В этот день уже с утра в типографии был переполох. Итачи тщетно силился сосредоточиться на разложенном перед ним материале, который был исправлен накануне. Было жарко, душно, пиджак Итачи повесил на спинку стула и приоткрыл окно, из которого доносились звуки оживающего города. Дым от сигарет, которые одну за другой как никогда выкуривал Итачи — дома он почти не делал этого, Саске, несмотря на то, что курил, не любил запах табака от брата, — дым от сигарет постепенно выветривался и сменялся более свежим воздухом с улицы. Работа пошла лучше; Итачи ослабил галстук, придвинул к себе печатную машинку, заново набирая исправленный им текст. Чёткие, ритмичные удары пальцев о клавиши и их щелчки застилали сознание Учихи, и он ничего не слышал и не видел кроме белых литер на машинке и множество раз переправленного текста перед ним. Тем не менее Итачи болезненно остро отреагировал на то, что к нему в кабинет с шумом, нарушая разом всю хрупкую гармонию, вломилась Митараши Анко, сжимая в руках свежую, ещё хрустящую газету. Вид у Анко был взволнованный, собранные в короткий, высокий хвост тёмные волосы растрепались, в карих глазах застыло возбуждение. Итачи прекратил набирать текст, медленно раскрыл пересохшие губы и вынул изо рта сигарету, притушив её. Он поднял голову от машинки и внимательно посмотрел на того, кто ему помешал. — Итачи, вы читали? — помахала Анко газетой и плюхнулась в промятое, старое кресло. Вдохнув пропахший табаком воздух, она поморщилась; её тонкий бежевый плащ съехал с одного плеча. — Так вы читали? — Я был занят, можете оставить здесь, прочитаю чуть позже, — отозвался Итачи. Но Анко взволнованно покачала головой. — Нет, вы должны сделать это сейчас же. Если вам некогда, я сама зачитаю вам. Итачи кивнул головой, откидываясь в кресле и снова закуривая. Голова у него сегодня чудовищно болела. Может быть от жары, или от дыма, или из-за работы. Сигареты облегчали ноющую боль в затылке. — Как вы тут сидите, нечем дышать! — возмутилась Анко и развернула газету. Прокашлявшись, она начала читать голосом, который Итачи не сразу узнал: слишком резко он приобрел низкие, серьёзные нотки. — Слушайте внимательно, Итачи: «Совет пяти Каге под руководством Сенджу Цунаде сегодня ночью лишил Собаку Гаару места в Совете, привилегий и титула. Правительство приняло решение взять его под стражу после полудня во избежание несчастного случая, поскольку жители столицы требуют его головы. Кроме того, стало известно, что кровавые расправы Собаку Гаары спонсировал Учиха Саске, наследник печально известной семьи. Совет пяти Каге объявил, что на счёт господина Собаку были переведены деньги, завещанные покойным Хатаке Какаши. Учиха Саске признан сообщником кровавого тирана и его судьба будет решаться на Совете пяти Каге завтра утром. Люди отреагировали…» — Можете не продолжать, — прервал чтение Итачи. Анко закрыла газету и почерневшими от краски руками свернула её, поднимая грустный, сочувствующий взгляд на Учиху, чьё и без того бледное лицо стало как полотно бумаги. Итачи встал с кресла и потушил сигарету. Молчание никто не пытался нарушить, Анко бессмысленно разглядывала свои коротко стриженые ногти; ей и хотелось бы сказать пару-тройку слов утешения и как-то приободрить закрывшего окно Итачи, но она не решалась, боялась, не могла, в конце концов, найти нужных слов, которые помогут и не оскорбят. Но самое главное — она не договорила то, ради чего пришла. Сглотнув, Анко продолжила, не отрывая взгляда от своих рук: — Вы знаете, люди на улицах требуют голову вашего брата. И вашу. Они ненавидят вашу семью. Вы должны вернуться домой, пока сюда никто не пришёл. Дома вам обеспечат безопасность охранники порядка. Вы слушаете меня? — вдруг громко и требовательно выкрикнула Анко и подняла голову, замолкая: Итачи смотрел прямо на неё безумно тёмными глазами с ледяной яростью. — Вот как значит. Что ж, — он отвернулся и подцепил рукой свой пиджак, накинул его на узкие, худощавые плечи. Голос его звучал натянуто и неестественно. Анко сжалась: она ещё никогда не видела Итачи взбешённым настолько, хотя на лицо он был до дрожи отрешённым. Разве что его глаза и чёткие, выверенные, немного резкие, словно тщательно сдерживающие ярость движения выдавали его состояние. Анко коротко вздохнула и виновато закусила губу, внезапно осознав, на кого именно выльется эта безумная злость. — Что ж, людей можно понять, — продолжил Итачи, медленно собирая со стола разложенные бумаги. Пряди его волос скрывали лицо. — Не будь у Гаары денег, он бы не был в состоянии делать то, что делал, с таким размахом. — Но может быть ваш брат… — начала Анко и тут же умолкла, поймав взгляд Итачи. — Не оправдывайте его, — отрезал он. — Он не заслужил ни слова оправдания. Анко внимательно и напряжённо смотрела, как собирается Итачи. Он привёл свой стол в абсолютный порядок, забрал недоделанную работу, словно как обычно собирался вечером домой. Взял со стола шляпу и встал напротив своей собеседницы, протягивая ей свою узкую, изящную ладонь. — Можно? — Итачи указал взглядом на газету. Анко, спохватившись, нервозно кивнула и отдала влажные от вспотевших рук листы. Учиха вскинул их, расправил, быстро пробежался взглядом и снова свернул. — Я возьму сегодня отгул. Если можно. — Разумеется! — воскликнула Анко. Итачи поблагодарил её и вышел, оставляя молодую женщину в пропахшем табаком кабинете. Откинувшись в кресле, она попыталась спокойно вздохнуть и не смогла. Она могла только одно: со страхом думать о том, на что будет способен в таком состоянии Учиха Итачи. Тем временем Итачи на улице поймал первое попавшееся такси и, спокойно продиктовав адрес, откинулся на сидении. Кулаки его нервно сжались, несмотря на то, какие усилия приложил он, чтобы не сорваться прямо в эту секунду. Итачи глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Иначе он действительно убьёт Саске своими руками.