Arkham Origins: Revenge Of The Carol Of The Bells

      Альфред потянул ручку резной дубовой двери — та, прощаясь, звякнула колокольчиком — с легкой улыбкой удовлетворения на лице: рождественские скидки не могли не радовать человека старой закалки, а потому бережливого, который все закупает впрок. Это приятное чувство несколько притупило досаду от того, что, несмотря на всю предупредительность, он не уследил за запасами куркумы, что требовалась для соуса к индейке. Нежеланные соображения насчет одерживающей верх старости и, вероятно, скорой неспособности ухаживать и дальше за мистером Брюсом он отбросил, заняв голову хозяйственными вопросами. Не успел мужчина покинуть уютный, выполненный в старомодном стиле магазинчик специй (стоит пересечь порог, и как будто переносишься назад во времени, а атмосфера Рождества только добавила ему сказочности), как едва не завертелся на месте от внезапного резкого толчка под локоть. Промчавшийся мимо бедно одетый мальчуган затормозил, обернулся, похоже, чтобы проверить, не уронил ли по его вине этот пожилой господин свои бумажные пакеты с покупками и не нужна ли теперь ему помощь.       — Простите, мистер, — выпалил он, силясь отдышаться. Его темные прямые волосы выбивались на лоб из-под старой, не по размеру, утепленной кепки, съехавшей набок так, что одно покрасневшее ухо было целиком подставлено декабрьскому морозу. А темно-серые штанишки, наоборот, были коротки — притом не по погоде легкими, — оголяя тонкие детские щиколотки: давно следовало купить новые, на размер-два больше, поскольку из этих мальчишка явно вырос, но, как видно, так сказывался недостаток средств в его семье. Куртка, местами откровенно рваная, тоже не вселяла уверенности в том, что была еще способна сохранять достаточно тепла. В эту погоду такая ненадежная разнородная одежда могла серьезно сказаться на здоровье, особенно на здоровье ребенка с более слабым, нежели у взрослого, иммунитетом, и Альфред невольно забеспокоился... разнящаяся       — Спешишь домой встречать Рождество, молодой человек? — спросил он, тепло улыбнувшись, словно в попытке хоть чуточку согреть мальчишку. Шагнул вперед, протянул руку и поправил его кепку. И тут Альфред понял, что еще заставляло его так волноваться об этом ребенке — темноволосый мальчуган с огромными голубыми глазами напомнил ему юного Брюса.       — Нет, сэр, у меня и настоящего дома-то нет... но, если постоянно двигаться и быть внимательным, я обязательно стану миллионером!       — Очень может быть, — произнес Альфред, стараясь, чтобы голос не выдавал печаль в его сердце от слов мальчика: ребенку на улице вдвойне тяжело, одежда быстрее приходит в негодность, развивающийся организм требует белков и голод, должно быть, просто невыносимый, — но послушай, что я тебе скажу: иметь большое денежное состояние — не всегда означает быть счастливым...       Мальчик внимательно на него посмотрел, его взгляд сочетал в себе недоверие, происходящее от раннего взросления, однако в нем была и надежда, с которой могут смотреть лишь дети, все еще верящие в героев и чудеса... и Альфреду подумалось, что, хоть он никогда и не приветствовал этого по понятным причинам, мистеру Брюсу действительно стоит заниматься тем, чем он занимается — ради того, чтобы в глазах людей оживала вот такая совершенно детская, неподкупная надежда на внезапное свершение чуда, на то, что зло не может торжествовать вечно и однажды, когда ты будешь ждать того меньше всего, оно окажется побеждено противоборствующей ему таинственной силой.       — А вы, мистер, не хотите поучаствовать? — вдруг спросил мальчуган.       — Зависит от того, в чем именно, — отозвался Альфред с улыбкой, однако немного удивившись такой постановке вопроса.       — Ну как же, вы не видели этого парня, картежника в бардовом пиджаке по TV?       Вот тут Альфред нахмурился. Картежник в бардовом пиджаке... Подобное описание наводило исключительно тревожные мысли...       — И он был в гриме? — осторожно спросил он.       — Нет, — помотал головой мальчик, и кепка снова сдвинулась набок, потом задумался на мгновение и сказал:       — То есть я не знаю — его лицо закрывала маска, жутковатая такая... Прервал трансляцию с центральной площади в прямом эфире, я видел по телику на витрине магазина видеотехники, назвался Вальтом и объявил о денежной награде тому, кто выяснит, кем является Бэтмен на самом деле. — Мальчуган говорил все быстрее, а глаза его теперь горели совсем по-другому, как если бы он взахлеб делился впечатлениями от увиденного только что циркового представления или еще какого-нибудь зрелища, поистине поражающего детское воображение. — Простите, сэр, но мне пора, если я хочу выиграть. Я знаю, мне повезет и я замечу Бэтмена, а он меня — нет, я маленького роста и хорошо умею прятаться, прослежу за ним и первый узнаю, кто он!       Мальчишка убежал. Альфред, выслушав все это и до сих пор не в силах поверить, даже забылся и не успел пригласить его провести Рождество вместе с ним (ведь мистер Брюс, хоть и обещался быть, вряд ли бы поспел и раньше, а теперь, когда есть о чем беспокоиться помимо Джокера, который, возможно, представлял отнюдь не самую страшную опасность, и подавно...). Мимо него прошмыгнула какая-то парочка, и дворецкий огляделся. Только сейчас он вдруг осознал, что вокруг наблюдалось какое-то странное оживление. Странным оно было потому, что, вместо того, чтобы в рождественском настроении совершать семейную прогулку, люди спешно сновали туда-сюда, как идущие по следу собаки; и даже те, кто, казалось бы, вел себя вполне спокойно, то и дело поглядывали наверх — на, хоть и заснеженные, но по-прежнему темные крыши...       Снова звякнул колокольчик. Альфред обернулся и увидел, как хозяин магазина специй, перевернув дверную табличку за стеклом небольшого оконца на «ЗАКРЫТО», принялся выдвигать складную железную решетку от грабителей.       — Уже закрываетесь?       — Э-э... ну, да... — мужчина было стыдливо потупился, но тут же спохватился: — Рождество, знаете ли... обещал помочь жене все приготовить, ну вы понимаете...       По лихорадочному блеску в глазах и слегка нервной улыбке Альфред понял, что никакого обещания своей жене тот не давал и в помине.       Тем не менее пожелав хозяину магазина удачи, дворецкий устремился к машине с нарастающим чувством тревоги и твердым намерением связаться с мистером Брюсом, как только вернется в поместье.       Бэтмен, застыв на плечах каменного ангела возле самой крыши на углу одного из многоэтажных зданий и став словно бы его недвижным продолжением, наблюдал за происходящим в центре Джезебел плаза через крестообразное, похожее на цветок отверстие в секционированном стеклянном навесе, что двумя длинными сливающимися в центре полусферами накрывал весь развлекательно-торговый перекресток. Сверху вся эта конструкция чем-то походила на застекленный вокзал, и в каком-то смысле таковым и являлась: готэмский надземный монорельсовый экспресс останавливался возле южного конца перекрестка, на одноименной станции «Джезебел плаза».       Это архитекторское решение — отверстие в форме раскрытого цветка — удобно располагалось как раз над уже оцепленным полицией местом преступления и обеспечивало неплохой обзор. По крайней мере, можно было наблюдать на расстоянии, а будь стекло сплошным, понадобилось бы проникнуть внутрь, так как снег ограничил видимость. Скрыться всегда проще, когда над головой небо, а не потолок, пусть даже из стекла, это Брюс Уэйн усвоил давно.       Полицейские укладывали тела в черные мешки на молниях, обсуждая случившееся. И Бэтмен еще раз оценил преимущество занятой им наблюдательной позиции: отсюда было не только хорошо видно, но и слышно.       — Бедный старина Харв... — сказал один из патрульных, прикуривая сигарету. — Не просто так это...       — В каком смысле? — спросил другой, засовывая пачку сигарет обратно в карман брюк.       — Это все месть Гордону... Джокер мстит ему за то, что тот упек его задницу в Аркхэм.       — Дурья башка! Если б он хотел отомстить Гордону, то занялся бы им.       — Не... это слишком просто. Ну, не в стиле Джокера.       — Да неужели? А ты так много знаешь о Джокере?       — Чтобы это понять, достаточно вспомнить о том, каких дел он наворотил в прошлом году, придурок! Джокер любит всякие игры... Да и еще бы их не любил чувак, который называет себя Джокером... Говорю тебе, — полицейский сделал еще одну затяжку и поежился, — мстит он... И когда с Гордоном будет кончено, настанет очередь Бэтса.       Слова патрульного заставили Брюса вспомнить об Альфреде. Конечно, он был в полной безопасности в поместье, к тому же Джокер не имеет ни малейшего понятия о том, кто скрывается за именем «Бэтмен», а значит, не попытается навредить Альфреду, чтобы достать самого Брюса... И все же Уэйн потянулся к скрытому переговорному устройству, чтобы связаться с дворецким и просто услышать его голос...       Однако его упредили. В динамике раздалось знакомое потрескивание, но голос был вовсе не тем, на который он рассчитывал:       — Прости за это вмешательство, Бэтмен... — сдержанно, с налетом смущения произнес Джеймс Гордон.       — Извинения ни к чему, Гордон.       — Точно... Все никак не привыкну к этому нашему... партнерству или что там у нас...       — Мои соболезнования.       — Что?.. Ох, ясно... да, спасибо, — с трудом произнес Джим. Столько раз за свою практику он видел, как люди соболезнуют друг другу, и до сих пор сомневался, уместно ли вообще это слово — «спасибо», когда речь идет о смерти того, кто был тебе как минимум небезразличен. — Я уже сообщил его семье, — продолжил он подавленным тоном, — к счастью, они ничего не видели, хотя собирались прийти чуть позже... теперь они возненавидят Рождество... — он прокашлялся, скорее для того, чтобы придать голосу прежнюю уверенность. — Значит, о Джокере ты знаешь. Мы получили анонимное сообщение о готовящемся подрыве филармонии...       — Это был Альфред. Я попросил его. Стоило связаться с тобой напрямую. Похоже, не тебе одному непривычно работать вместе.       — Я так и подумал. Уже проинформировал начальника Рохаса, думаю, он переговорит с мэром. Но я не об этом хотел поговорить, Бэтмен. Что думаешь насчет этого Вальта? — в голосе Джима Брюс слышал озабоченность, но не только за жизни готэмчан, ему показалось, было в этом и что-то дружеское. — Люди, насколько я могу судить, заглотили наживку.       — Валет? Никогда не слышал ни о ком с таким именем прежде.       — Ты не в курсе? На тебя объявлена охота. Прямо как в прошлом году, только на сей раз расправиться со всеми охотниками тебе не удастся... Кроме того, у него заложники и...       — Минуту, Гордон, Альфред на втором канале. Альфред? С тобой все в порядке?       — Разумеется, сэр. Почему вы спрашиваете? Так или иначе, вам стоит знать, что некто под именем «Валет» в прямом эфире назначил денежную награду за информацию о вашей подлинной личности. И если мистер Гордон и полиция вмешаются, погибнут люди, которых этот преступник держит в заложниках. Если верить его словам, к утру все они будут отпущены... но, сэр, я беспокоюсь, как бы его план не сработал. Все бы ничего, если бы я лично не убедился, что горожане приняли правила этой игры, когда ездил за приправой.       — Ты отлучался в город?       — Да, сэр, почему вас интересует такой пустяк больше, чем возникшая ситуация?       — Альфред, пожалуйста, оставайся в поместье, больше никаких поездок: в Готэме небезопасно. — Брюс замолчал, думая о том, что приучить Альфреда обращаться в курьерскую службу ему все равно никогда не удастся, даже ради его же собственной безопасности.       — Слушаюсь, сэр. Я достал архивную запись эфира, высылаю ее вам. Так что вы планируете делать? Полагаю, просить вас переждать эту всеобщую одержимость вами дома не имеет никакого смысла даже пытаться?       — Я не могу остаться в стороне. Этот Валет не столь опасен, сейчас важнее всего остановить Джокера. Обещаю, что буду предельно осторожен, Альфред.       — Как и всегда, сэр.       — Как и всегда. Гордон, Альфред все мне рассказал. Не пытайтесь вычислить местоположение Вальта, если он не отпустит заложников, я займусь им лично. Постарайся добиться, чтобы мэр отменил вечернее выступление в филармонии, еще лучше — объявил комендантский час, мы не знаем, где и сколько всего бомб заложил Джокер. А я найду и остановлю его. И еще, Гордон: Барбара. Если цель Джокера — месть, то она — самая очевидная следующая мишень.       — Сделаю все, что в моих силах. Ты должен знать еще кое-что. Джокер обзавелся партнером. Точнее партнершей. Я знаю, ты и пятерых одолеешь, — тут Брюс Уэйн невольно улыбнулся, припомнив как приходилось справляться с десятком головорезов за раз и больше, — но это особый случай. Сейчас она выглядит иначе, но мы считаем, это доктор Харлин Квинзель. Она работала с Джокером в Аркхэме и исчезла в то же время, что и он. Его камера была открыта несанкционированно, на такое способен лишь персонал лечебницы. Мы подозреваем, что она его и выпустила, и, судя по докладу очевидцев, у них романтическая связь... насколько это вообще возможно в случае Джокера... Этот клоун над ней хорошо постарался и теперь она, как минимум, так же опасна, как он сам... Когда пойдешь за ним, дай знать, хорошо? Бэтмен?.. Бэтмен, ты еще там? Черт подери, всегда с ним одна и та же история...       Десятью месяцами ранее.       Раздался предупреждающий сигнал, и механическая запирающе-открывающая система с тихим треском заработала, тяжелая дверь отъехала в сторону по направляющим и в образовавшемся проеме возник женский силуэт: на кукольном лице, лишенном каких-либо несовершенств, но все же несколько остром в своих чертах, поблескивали очки в красной оправе; сияющий белизной врачебный халат, волосы заколоты в строгий рабочий пучок, однако яркая блузка с кокетливо расстегнутыми пуговицами явно ниже дозволенного уровня и туфли на шпильке совсем не соответствовали стандартному для врача клиники облику. В руках, на уровне красивой стоячей груди, записная книжка, обложку которой украшал не менее яркий узор — крупный пурпурный ромбический рисунок, под ним виднелся язычок переливчатой мягкой закладки.       Девушка уверенно шагнула в палату, за ее спиной показался санитар.       — Я знаю, что вы ответите, мисс... — пробубнил он, обходя ее и останавливаясь так, чтобы видеть импровизированное декольте девушки-врача.       — Доктор, — сморщив чуть островатый носик, резко поправила она. — Обращайтесь ко мне «доктор», мистер Гонкей. Пожалуйста.       — Прошу прощения, доктор Квинзель, может, на этот раз мне все-таки остаться?       — Если предыдущие пять сеансов прошли превосходно без вашего присутствия, с чего бы вдруг на шестом вы мне понадобились?       — Но он... — попытался возразить санитар.       — Он не причинит мне вреда, — мгновенно отрезала девушка.       — Но по правилам...       — Я сказала, вон! — прикрикнула на него Квинзель. — Раньше надо было думать о правилах, — она пристально уставилась в лицо парня, хищно сощурившись. — Или ты хочешь, чтобы кое-кто узнал, как ты их нарушал все это время? Нет? Вот и чудненько.       Охранник поплелся к двери, уже у порога он оглянулся и окинул свирепым взглядом заключенного. Он искренне недоумевал, почему такая шикарная цыпочка так пренебрежительна с ним, а в этом отвратном на физиономию маньяке прямо души не чает. Видно, правду говорят, что все психотерапевты, даже такие «секси», сами с большим приветом, решил успокоить задетое самолюбие он, вышел за дверь и под пристальным взором Харлин Квинзель нажал кнопку механического замка.       — А-а-а, это вы, мисс Харли... — протянул заключенный, растягивая длинные губы в приветственной улыбке, когда дверь с щелчком встала на место.       С лица девушки тут же испарилось всякое раздражение, и она блаженно улыбнулась в ответ. Мисс Харли...       — Простите этого похотливого остолопа, мистер Джей, — с тех пор, как он предложил ей так себя называть, она не упускала возможности произнести это, как ей казалось, почти интимное, секретное, доступное лишь ей обращение вслух, — никак не оставит меня в покое. Уж и не знаю, как вбить ему в голову, что я не заинтересована в отношениях. С ним, — добавила она, стрельнув глазками.       — Поверьте, дорогая мисс Харли, он вполне осознает всю иронию сложившейся ситуации. Как и я... — Джокер, лежащий на откидной, прикрученной к стене кушетке, приподнялся и посмотрел ей в глаза. Потом опять заговорил: — С чем пожаловали на этот раз? О, я знаю, — внезапно он сел в постели, скрестив ноги по-турецки. — Будем лепить из пластилина! Точнее, я буду, а вы — строить гипотезы о моем... недуге, исходя из выбранных цветов и получившихся форм, — он хлопнул в ладоши. — С превеликим удовольствием!       Она хихикнула, игриво прикрыв ладонью аккуратные губы в ярко-алой помаде.       — Вообще-то я хотела спросить у вас разрешения...       — Разрешения? Вы здесь врач, моя дорогая, и всякая власть, только возможная в этих стенах, в ваших руках, не в моих...       — Вы правы, мистер Джей, но мне действительно требуется ваше одобрение… согласие...       — Это даже интереснее фигур из пластилина! — он воодушевленно шлепнул ладонями по коленям. — Ну-ка, ну-ка...       — Моя практика подходит к концу, и я... — девушка замешкалась, опустив глаза, затем, собравшись с духом, вновь посмотрела на клоуна-психопата, — вы не согласитесь стать темой моей дипломной работы? — она снова стушевалась, как будто испугавшись того, как внезапно решительно прозвучал ее собственный голос. — Я хочу сказать... я выбрала вас... если так можно выразиться... не сочтите, что я отношусь к пациентам, тем более к вам с некого рода пренебрежением...       — Великолепно! — воскликнул Джокер, перебив ее, и Квинзель даже вздрогнула. — Конечно же, я согласен.       — В самом деле?..       — Можно даже сказать, весь ваш... — клоун подмигнул, и она покраснела.       — Тогда, — доктор Квинзель раскрыла свою записную книжку и поднесла ее к лицу, пряча свое смущение, и принялась энергично ее листать, — я использую все материалы, что мне удалось собрать за время нашей терапии.       — Нет-нет-нет...       — Нет? — ее глаза удивленно взметнулись от листов полной всяких заметок книжицы.       Джокер поднялся с постели и подошел вплотную к практикантке, заглядывая ей в глаза. Она не испугалась ни на мгновение.       — А почему бы вам не осуществить иной подход? Все эти поиски первопричины в раннем детстве — все это избито и — разве вы еще не поняли? — совершенно бессмысленно. Почему бы вам не попытаться заглянуть в мир вашего пациента не профессиональными глазами, а глазами его самого?.. Это была бы новая веха в психиатрии, прорыв! Стать его неотъемлемой частью, стать идентичной ему, временно перенять его взгляды, чтобы понять их... возможно, кто знает, вам даже понравится... возможно, вы откроете себя с ранее неведомой стороны... и возможно, по-настоящему узнав его мир, вам уже не захочется возвращаться, потому что именно там вы найдете свое истинное место...