Arkham Origins: Revenge Of The Carol Of The Bells

      Восемью месяцами ранее.       — Держи, клоун! Только смотри, не подавись... — санитар Гонкей, зайдя в палату, с циничной ухмылкой на лице швырнул алюминиевый поднос для больничной кормежки, отделения которого были переполнены чего-то еще более мерзкого на вид, чем обычно, и к тому же источавшего отвратительный запах, на стол перед Джокером.       — Простите, сэр, но что-то мне подсказывает эти продукты далеко не первой свежести... — Джокер манерно растягивал слова, как будто находился в непомерно дорогущем ресторане, отобедать в котором может себе позволить разве что всякого рода элита, и обращается к одному из его вышколенных официантов.       — Да ну? Так ведь все для тебя, урод, я специально оставил парочку порций гнить в понедельник днем, а сегодня уже пятница, м-м, пальчики оближешь...       Санитар пару раз картинно причмокнул, вид у него был крайне собою довольный.       — Я полагаю, здесь замешано что-то личное, не так ли, санитар Монкей*? Ох уж эти страсти безответной любви... или все куда прозаичней и дело в ущемленном эго?       * От английского monkey — «обезьяна».       Самодовольное выражение вмиг улетучилось, санитар побагровел и, схватив клоуна за грудки, подтащил его к себе прямо через столешницу.       — Твоя ненаглядная докторша бросила тебя, слышал, ее пригласили на именитый съезд психиатров... — он торжествующе осклабился, — думаешь, ей теперь есть до тебя хоть какое-то дело? Ха! Вот жалость, она тебе больше не поможет... Никто не поможет, я об этом позаботился... Видишь камеру? — он ткнул пальцем в потолок. — Я отключил ее как раз перед тем, как заглянуть к тебе, клоун...       Он снова ухмыльнулся и уже занес здоровенный кулак. Однако клоун, не дрогнув ни единым мускулом, все не сводил глаз с его шеи... огромный кадык Гонкей, усеянный трехдневной щетиной, выделяющийся на коже, как гора посреди широкой прерии, и от того какой-то совершенно неуместный... лишний и совсем здесь ненужный... притягивал его взор: если вырвать — ублюдок сдохнет мучительной смертью, а из его горла будет забавно фонтанировать кровь точно опрыскиватель в цветочной оранжерее... Или, наоборот, вбить подальше в горло, и тогда его хозяин начнет извиваться на полу, как задыхающаяся рыба, пока не умрет... Рыба в человеческом облике, с руками и ногами... такими же бесполезными в такой ситуации, как бесполезны рыбьи плавники вне воды...       — ОСТАВЬ ЕГО В ПОКОЕ НЕМЕДЛЕННО!       От неожиданности Гонкей выпустил Джокера, и тот плюхнулся обратно на стул.       Харлин Квинзель, стоя в дверном проеме, который оставил Гонкей, будучи уверенным, что он здесь один (конечно, не считая заключенных), казалось, полыхала от гнева. Она подлетела к санитару вдвое больше нее, схватила смердящий поднос со стола и зашвырнула его прямиком в верзилу. Какие-то секунды поднос держался, но затем, отлепившись, с оглушающим звоном ударился об пол. Непонятная бурая масса размазалась по оторопелому лицу санитара, которое выглядело на редкость комично: «Обезьяна, угодившая мордой в собственное дерьмо...», — подумал Джокер и расплылся в ехидной ухмылке.       — За превышение полномочий ты будешь уволен сегодня же! — взвизгнула Харлин, тело ее, облаченное в укороченный врачебный халат, буквально сотрясалось от ярости.       — Да пошла ты, сумасшедшая стерва! — огрызнулся Гонкей, еще раз оглядел презрительно врачиху и ее лыбящегося любимца, и громко зашагал к двери.       На удивление, в это мгновение Квинзель даже улыбнулась, словно получила комплимент высшей пробы, но всего на миг, и, стоило верзиле в белых одеждах покинуть палату, девушка повернулась к Джокеру и упала на колени.       — Мистер Джей, простите, умоляю, простите меня... — она рыдала, — Ваша идея была действительно гениальна, моя зашита прошла на ура, более чем: мне сразу же пообещали присвоить ученую степень, но решать нужно было немедля, и я поехала. Поехала... оставив вас здесь совсем одного... Но все это время я думала лишь о вас, простите ли вы меня... И там, вечерами, после очередной конференции в окружении всех этих чужих для меня людей... чувствуя невыносимую тоску, я все больше понимала... и в конце концов я осознала...       — Осознала что? — хрипло спросил клоун, он сидел неподвижно, его тонкие пальцы впивались в колени, а глаза горели неистовым изумрудным пламенем, однако в них не было и толики ненависти или злости, испытать на себе которые так боялась Харлин, глаза Джокера полыхали подобно глазам библейского змея-искусителя, глядящего, как Ева тянется к яблоку с Древа познания, как вожделенно приоткрываются ее губы, чтобы вкусить этот запретный плод, как вот-вот произойдет основополагающий раскол мира на два полюса, с того же рокового момента обреченных на вечную вражду...       — Поняла, что не в этом мое истинное призвание, а в том, чтобы быть рядом с вами... Вы были правы... вы во всем были правы... Только умоляю, простите меня... и примите назад... Я знаю, что не заслуживаю прощения, но я... если вы позволите, я...       — Что, мисс Харли? — ласково спросил он.       — Вы освободили меня, мистер Джей, показали, каким может быть мир... я ощутила его рядом с вами, а потом познала горькое сравнение... И взамен я... освобожу вас... и будь что будет...       — Я скажу тебе, что будет, моя милая Харли: если ты освободишь меня, я возьму тебя с собой, потому что совсем не злюсь на свою глупую девочку! И все то, что ты видела до сих пор, до нашей встречи и после, покажется тебе ничтожно малым по сравнение с тем, что нас ждет... И не только нас... — губы клоуна растянулись в улыбке, когда он представил себе темную фигуру точно обернутую большими кожистыми крыльями... — О, это будет по-настоящему веселое приключение!       — Мистер Джей...       И он заключил ее в объятия. Она прижалась к его плечу, вновь обретая чувство нужности и душевной гармонии, а он улыбался.       Неестественно широкой... триумфальной улыбкой.

***

      — Приветик, Бэтмен! На связи Харли Квинн. Ты меня не знаешь... ну, в смысле, на самом деле не знаешь, да и я тебя тоже, но — мы оба хорошо знаем мистера Джея, правда? Он — любовь всей моей жизни, а я — его. И вот я решила, что нам пора познакомиться. Кстати о знакомствах, совершенно случайно я повстречала кое-кого... Ну-ка, крошка, скажи что-нибудь дяде Бэтмену... Я СКАЗАЛА, ЖИВО ГОВОРИ!       — Бэтмен... это Барбара... Прости, мне... так жаль...       — Ну вот, намного лучше. Моя ты умница... Слышал, Би-мэн? Кстати, это не все. Помимо мисс Пухлые Щечки, у меня тут еще трое ее друзей по «Команде Скуби-Ду», и мы все очень на тебя рассчитываем! Потому что, если ты не явишься в течение получаса: ИМ КОНЕЦ! Люблю-целую, Харли Квинн отключается.