The Close One

«That's the least we can do, for opening our eyes to the truth». Elijah Mikaelson «Это меньшее, что мы можем сделать за то, что ты открыл нам правду» Элайджа Майклсон Июнь 2014       Ледяные пальцы коснулись предплечья первородного, который поднялся со своего места в защитной позе перед раненной девушкой. Неуловимо знакомые черты в лице появившейся шувани заметно напрягли Элайджу, которого белоснежная шаманка мягко отстранила и обратила все своё внимание на страдающую вампиршу. Медсестра вещала о состоянии пациентки, стараясь блеснуть своими жалкими знаниями о колдовстве.       Кэтрин попыталась привстать, словно в ложной попытке сбежать или оттолкнуть от себя ведьму, но очередной гнойник вспыхнул огнем, прожигая кожу. Закричав, прикусывая губы, глотая капли крови, вампирша вцепилась в Элайджу неосознанно. Пара пальцев первородного хрустнула от хватки, но он не выказал и доли внимания этому.       - Живой огонь, - проговорила пепельный шаман. Ее глаза выказали недюжинный интерес, а ладони сложились в молитвенном жесте. – Живая магия… - Она наклонилась, пропела заклинание в две строки, и Кэтрин дернула ногой, почувствовав, как часть ран отозвалось тянущим ощущением нарыва.       - Он становится сильнее… намного сильнее, - прошептала себе под нос шаманка, осекая себя, почувствовав взгляд Элайджи, который несомненно слышал ее, и решил начать разговор:       - Полагаю, ты – та знакомая Кая? Ты способна помочь?       Соратница Валентина выдержала пристальный взгляд первородного, оценивая его застывшее выражение лица светлым и пустыми глазами. Кэтрин внезапно засмеялась:       - Черт с два, я дам ей колдовать над моим телом! – Петрова продолжала удерживать Элайджу подле себя, крепко держа за ладонь. – Не удивлюсь, если это очередной план Валентина затащить желанное в табор. Кол любезно оставил эти метки, а ты пришла нажиться на них… Сейчас ты скажешь, что способна помочь, но только тебе нужны стены, пол-потолок родного Двора Чудес?       - Катерина, - пробормотал в непонимании Майклсон, склоняясь к ней, а она откинула его руку.       - Не бывать этому! Я не сдамся в лапы Маркоса, не дам вам удовольствие использовать меня против нее, против них! – продолжала свою тираду, почти не запинаясь, Кэтрин. – Пошла вон, Саманья! Уходи, не нужна мне твоя помощь! Лучше ампутировать обе ноги!       Испарина покрыла лоб вампирши, когда она осела обратно на подушки. Пепельный шаман выждала минуту, слушая, как глубоко и тяжело дышит Пирс, и заговорила спокойно, внятно проговаривая каждое слово:       - Во-первых, я пришла по своему желанию, а не велению Кесаря, - Саманья снисходительно отразила истерику Кэтрин. – Во-вторых, вполне вероятно, что Кол не догадывается о том, что сделал на самом деле с тобой, но его могущество неоспоримо возрастает, - шувани задумчиво провела пальцами по своим губам. – В-третьих, та связь, что ты ревностно охраняешь, и на которую надеешься, также магическая, и твои горящие в магии ноги эхом отзываются и на ней. В-четвертых, ревностно охраняемая тобой подруга уже под надежной защитой.       Пирс сглотнула, смаргивая накопленные от боли слезы. Саманья взглянула на Элайджу, завершая свою аргументированную речь:       - В-пятых, я сомневаюсь, что мне бы позволили унести даже локон твоих волос из этого отеля, - потерев ладони друг о друга, ведьма словно пыталась согреться. – Приступим, пока ты не сошла с ума от боли.       Элайджа повернулся к Кэтрин, мудро не вступая в спор с Саманьей, раздающей указания восхищающейся медсестре. Та внимательно записывала требуемые ингредиенты и предметы, только иногда выпучивая глаза и демонстрируя ее слабый испуг и удивление.       - Поделишься, чем опасна наша гостья? – прошептал первородный Пирс, которая хмурилась в ожидании действий Саманьи. Кэтрин перевела затуманенный взгляд на Майклсона и усмехнулась, закрывая глаза, словно смиряясь со своей судьбой подопытной крысы. Элайджа принял ее молчание за категоричный отказ делиться информацией и очередной попыткой отвязаться от его заботы.       Через час завершилась подготовка. Саманья уверенно заставила Кэтрин избавиться от всей одежды, позволяя временно прикрыть грудь простыней, помыла руки, а потом кивнула помощнице-медсестре, позволяя занести несколько ведер, заполненных серебристо-черной пылью – зола в сухой смеси с пеплом. Указав взглядом Элайдже место – на три шага назад от кровати с мучающейся Кэтрин – шаман мягко опустила руки в черно-серебристую смесь – погрузив их по запястья и вынула спустя пару секунд, убедившись в том, что «грязевые» перчатки покрыли ее пальцы.       Кэтрин сжала зубы, чувствуя, как бьется в ушах ее бессмертное сердце. Майклсон выпрямился, ощутив могильный холод, хлынувший от призывающей свою магию ведьмы Двора Чудес. Тепло как будто высосали с первыми прозвучавшими нотами. В отличие от чистейшего солнечного исполнения Валентина, Саманья пела заклинание глубоким и низким голосом, хрипотцой подчеркивая звонкие согласные. Таким голосом – на грани надлома – отпевают души, покидающие тела.       Держа несколько мгновений ладони над одним из ведер, которое держала дрожащая медсестра, шаманка приподняла облако пепла, вызывая воздуховорот, а потом повернула пальцы, указав на ноги вампирши. Кэтрин дернулась, скорее механически, чем от страха или боли, как пепел начал окутывать ее кожу, словно грязевая маска.       Тяжелый, полный недоверия, выдох вырвался у вампирши, оглядывающей свою фигуру, словно покрытую черно-серой краской. Пустолы не порвались, вспыхнув магическим огнем, а приняли новый покров над ними и упокоились под пеплом. Боль ослабла настолько, что Пирс едва не расплакалась от возможности сделать слабое движение без сопровождения болезненных аккордов ожога.       - Не радуйся раньше времени, - раздался безжалостный приговор от Пепельного Шамана. – Это единственная безболезненная процедура из этого ритуала.       Кэтрин поджала губы, проглатывая острый ответ. Полностью исчезнувший с рук Саманьи пепел – теперь покоившийся на коже вампирши – казалось, засыхал, становясь серебристым каменным, словно бетон затвердевал по указанной ему форме. Элайджа оглянулся, заметив неловкое движение медсестры, протягивающей следующий подготовленный предмет – кожаный намордник с деревянной перегородкой внутри, который тут же шаманка окунула в чашу с раствором вербены, чьи цветы плавали по воде.       - А это еще что за орудие пыток? Или для сексуальных игрищ? – отозвалась Кэтрин насмешливо, догадываясь, что отказаться от следующей части ритуала невозможно.       - Мне нужно упокоить магию Обреченного, - пояснила Саманья. – Выжечь. Боль будет невыносимой. Мы должны принять меры, чтобы ты не разгрызла чью-то шею, не откусила свой язык, не раздробила зубы, не сломала собственные челюсти… Или тебе нравится боль?       - Я справляюсь и без намордника для злой собаки! Меня жгли на солнце, пытали вербеной – как видишь зубки мои целы, - вдруг Пирс заметила появившуюся из пакета веревку, которую медсестра также начала обрабатывать в чаше с настойкой вербены. – Еще и свяжите…       - Мне бы хотелось отключить тебя коротким уколом или легким прикосновением магии к твоему мозгу, - озвучила свои рассуждения шаманка, – но очень большая вероятность, что твое состояние без сознания или – мертвой, и живая магия побежит эхом по вашей связи …       - Я поняла! – резко отозвалась Кэтрин, касаясь испуганным взглядом Элайджи, который продолжал наблюдать безмолвно и очень внимательно. Саманья кивнула, начав сковывать несопротивляющуюся, но заметно дрожащую от прикосновений вербены, обнаженную вампиршу.       Сначала скрепив запястья, потом согнув руки девушки в локтях и прижимая к груди, шаманка на удивление ловко использовала веревку, заканчивая несколькими обхватами вокруг тела, оставляя скованные пеплом ноги и часть живота открытыми. Майклсон хмурился каждый раз, как Пирс вскрикивала от боли. Кэтрин коротко взвыла, когда ей пришлось вцепиться зубами в деревяшку внутри намордника, и с отчаянием позволила надеть его на себя. Своеобразной мумией предстала вампирша перед ними, дрожащая, скованная и плачущая. Слезы крупными каплями стекали по вискам, мешая Кэтрин видеть и держать глаза открытыми. Пальцы заметно немели, подсыхая в лишении крови и из-за воздействия вербены. Элайджа мысленно проклял этот ритуал, надеясь, что скоро все останется позади.       Полностью покрытые темной смесью праха и пепла ноги оказались скованным двумя нотами заклинания, которое спровоцировало резкий выброс живой магии – зеленоватый огонь краткой искрой прокатился под коленкой Кэтрин. Вампирша проскулила что-то, а Элайджа прикрыл глаза на мгновение, когда Саманья запела, проводя пальцами над нижней частью тела девушки – словно гладя на расстоянии нескольких сантиметров. Заклинание содержало пару строчек, едва понятных в перепаде тона голоса шаманки. Кэтрин дышала тяжело: часто и рывками, и в момент мягкого затишья – перехода к «припеву» - закричала сквозь все преграды: синий огонь покрыл ее ноги, впитываемый чернотой пепла. Элайджа сцепил руки перед собой, пытаясь держать себя в руках, но сам себе неосознанно переломал пальцы, недавно зажившие от цепкой хватки вампирши, пока Пирс кричала, заживо сгорая подобно ведьме на костре.       Саманья развела руки над огнем, словно собираясь его обнять, а потом резко хлопнула в ладоши. Словно по ее приказу огонь обратился в дым, в своей бесцветно-серой массе окутавший пространство комнаты. Кэтрин замолчала, крепко зажмурив глаза, игнорируя ожоги вербены. Ее волосы покрылись потом, щеки и виски оказались залиты слезами. Майклсон хотел отвернуться от этого ничтожного зрелища, каким предстала перед ним наглая и непобедимая Кэтрин Пирс, но глаза отказывались упустить ее слабую фигуру из вида.       Пепельный шаман глубоко вздохнул, опуская голову – дым последовал к ней, впитываясь в волосы и кожу – она словно выцветала на глазах. Саманья оглядела в последний раз скованную бессмертную, а потом махнула рукой, позволяя путам ослабнуть. Кэтрин задрожала, начав остервенело скидывать с себя веревки, отталкиваясь от любой протянутой руки Элайджи, в отместку кинув в него груду веревок. Скидывая намордник, выплевывая привкус вербены, Пирс наконец-то позволила себе уставиться на собственные ноги: они были чернее золы.       - Смойте, - выдавила из себя сиплым, хрипящим голосом вампирша. – Смойте эту дрянь с меня!       Майклсон взглянул на Саманью с немым вопросом, и шаманка коротко кивнула, указывая на приоткрытую дверь в ванную комнату. Элайджа тут же исполнил мольбу вампирши, поднимая ее на руки и унося к желанному душу. Кэтрин дрожала, словно отходя от долгого пребывания в ледяной воде, нервничала из-за невозможности двигаться, едва чувствуя пальцы ног. Опустив ее на дно ванны, Элайджа потянулся к крану, как услышал приказ:       - Уходи! – Ее трясло, раны от вербены плохо затягивались – пузырясь под носом, вдоль скул и на губах. На груди высвечивались следы веревок. Майклсон попытался противиться ее глупому, как ему казалось, желанию, но девушка ударила по его руке, дотянувшись до крана самостоятельно и начав тут же выкручивать холодную воду.       - Свали, Элайджа, - процедила она вновь, с заметным напряжением направляя струи на кончики пальцев ног. Вода окрасилась во тьму. Кэтрин вздрагивала, сжимая крепко зубы, громко шмыгала носом. Элайджа потянулся к ней, успев только опереться о бортик ванны, как услышал усталое и молящее:       – Пожалуйста, уйди, - Пирс позволила себе поднять взгляд на первородного, испугав его пустотой и полной сломленностью в чернеющих зрачках. – Пожалуйста.       Элайджа кивнул сам себе, исчезая из ванной комнаты, закрывая за собой дверь. Медсестра, сохраняющая шоковое состояние, осела на ближайшем стуле, Кай заглянул в комнату, улыбаясь и потирая руки:       - Кажется, успешно справились с заразой, сразившей нашу милую Катерину? – безумец довольно упер руки в бока, словно ожидая благодарности за свою помощь.       - Ей нужна еще минимум ночь отдыха, желательно постельного режима. Даже для вампира – такой заряд живой магии и насильственное ее умерщвление – губителен. – Саманья медленно собирала свои вещи. - Свежая кровь и крепкий сон – и ваша милая Катерина окажется на ногах.       - Замечательно! – похлопал в ладоши Кай. – К сожалению, мы не можем дольше оставаться тут – риск задержки велик. Я не хочу вновь упустить из своих сетей ненаглядную Королеву Сирен. Придется мисс Пирс потерпеть тяготы перелета… Все уже подготовлено.       - Она остается, - подал голос Элайджа. – Я остаюсь с ней. Отца вполне достаточно для защиты. Вы можете отправляться прямо сейчас.       Кай потерял на мгновение улыбку, складывая руки на груди, а левой ладонью закрыл свой рот. Нехороший взгляд коснулся двери – слабой преграды перед ослабленной Кэтрин. Он издал мычащий звук, постукивая указательным пальцем по своей щеке:       - Печально-печально, если потеряется ее шкурка, - поворчал себе под нос Кай, но переводя глаза на замершего Элайджу, ученый внезапно расхохотался. – Какой убийственный взгляд у тебя, Элай! Ты готов разорвать меня, если я попытаюсь увезти ее с собой?! Проснулся-таки защитный инстинкт? Правда, я, признаться, думал, что он будет ярче проявлен ради любимой сестренки… мне даже жаль ее… Может, стоит провести эксперимент…       Мечтательно возведя глаза к потолку, Кай посмеялся, слегка похрюкивая, а потом махнул левой рукой:       - Вылетите завтрашним рейсом, но ни дня позже. Услышал меня, песик? – не дождавшись ответа, Кай вылетел из комнаты, попрощавшись с Саманьей кратким французским словом. Пепельный шаман покачал головой, направляясь к выходу, напоследок повернувшись в вампиру:       - Ты связался с безумцем, Элайджа Майклсон. И то, что ты не напуган его безумием – говорит о многом, - бесцветный взгляд коснулся закрытой двери. - Позаботься о ней.       Первородный коротко кивнул в ответ, слегка оглядываясь на путь к ванной комнате, и проследил за покидающей комнату ведьмой. Следующие часы окрасились ожиданием: Кай покинул отель со своими подручными и Майклом, который не потрудился даже попрощаться лично и отправил сообщение: «не глупи, сын»; уборка номера проходила под внушением игнорирования действительно странных вещей и следов, а Кэтрин продолжала находиться в ванной комнате. Элайджа постоянно прислушивался к шуму воды, редким битам сердца и неопознанным звукам, напоминающим стук пальцев по плитке или скрип от протирания гладкой влажной поверхности.       Почти три часа первородный ждал ее, сидя в кресле и лениво листая газету, сверкающую сообщениями о расследовании происшествия в порту. Его тяжелый взгляд буравил светлую дверь ванной комнаты, изредка отрываясь от бесцельного созерцания букв на бумаге. Мысли кружили вокруг предлога, слабого и надуманного, чтобы войти к ней, но эхо краткой мольбы об одиночестве словно отпечаталось на сердце клятвой.        «Пожалуйста».       Темноглазая плутовка редко проявляла слабость перед лицом опасности. Горделивая и верная самой себе, Кэтрин Пирс представляла собой тигрицу, способную притвориться пушистым полосатым котенком. Элайджа тщетно пытался вспомнить нежный и наивный образ девушки, представленной ему на пиру в честь дня рождения брата. Та рассуждала о взаимной любви, счастливом будущем и надежде. Она была двойником давно потерянной Татии.       Майклсон устало прикрыл глаза, складывая газету и откидывая ее на ближайший столик. Решительно поднявшись, первородный без сомнений и задержки прошел в ванную комнату, игнорируя даже культурный жест – постучать до вторжения. Разум уже съедался мыслями о побеге вампирши и надежде – что она пришла в себя, но увиденная картина заставила его замереть на пороге.       Она ни двинулась с места. Кэтрин сидела на дне ванной, прижимая к груди колени, опустив на них подбородок и смотрела как стекает вода в водосток. Ее ноги были по большей части покрыты грязно-черной смесью шаманки, но раны от вербены и живой магии исчезли, как будто их никогда не было.       - Кэтрин, - мягко позвал девушку вампир, приближаясь на несколько шагов. – Кэт…       - Уйди, - промолвили ее губы, а глаза продолжали наблюдать за бегом воды.       Элайджа коснулся кольца на своем пальце, неловко поворачивая его, пытаясь найти разумную причину остаться с ней, помочь ей встать на ноги. Воспоминание о недавней ее человеческой слабости, причиной которой стал он, - кольнуло виной. Что сломило ее на самом деле? Раны, боль или ненависть к первородной семье, которая раз за разом становилась ее гиеной огненной?       - Нет, - также мягко произнес Майклсон, удивляя себя. – Я не уйду. Я останусь с тобой.       Кэтрин издала то ли смешок, то ли ругательство, поворачивая голову и щекой прислоняясь к своим коленям. Ее карие глаза казались тьмой могильного холода, но блестели от сдерживаемого веселья.       - Как благородно, сэр Элайджа, - ее улыбка демонстрировала только презрение. – В кое-то веки ты решил выбрать меня?       Первородный едва различил нотки болезненного признания в ее словах и приблизился достаточно, чтобы опуститься на одно колено, дотягиваясь до бортика ванны и оказаться напротив ее лица.       - Слиш-ком поз-дно, - по слогам прошептала девушка, но продолжала улыбаться. – Как же смешно, Элайджа, - ее пальцы коснулись его волос, ласково откидывая пряди со лба, а он заметил оставшиеся от ритуала Сайлоса шрамы. – Как же забавно.       Не давая жалким воспоминаниям о постоянной угрозе из-за ее природы двойника, Майклсон решил не углубляться в ее слова, предпочитая оказать помощь с прекращением бессмысленной водной процедурой. Закатав рукава рубашки, он дотянулся до крана и отрегулировал температуру воды: от ледяной до теплой, закрыл водосток поворотом рычага. Вооружившись предоставленными отелем моющими средствами, первородный взглянул на молчаливую и наблюдающую за ним Кэтрин.       Она посмотрела на него долгим, вязким взглядом, а потом спокойно вытянула ноги, позволяя ему приняться за очищение ее кожи. Без сопротивления и стеснения вампирша доверчиво наклонялась и поворачивалась, словно наслаждаясь его прикосновениями, иногда поигрывая пальчиками рук, баламутя воду. Когда он поднял ее запястье, проводя мочалкой вдоль предплечья, задерживаясь над шрамами, девушка с усмешкой оценила его краткое чувство совести.       Трудности возникли при мытье волос – густые кудри Кэтрин почти не желали поддаваться попыткам вампира их укротить. Услышав его тяжелый вздох, вампирша засмеялась, начав самостоятельно массировать кожу головы.       - Из вас получилась посредственная горничная, сэр Элайджа, - прокомментировала Кэтрин, задерживая дыхание и ныряя с головой под воду. Первородный улыбнулся, поднимаясь на ноги, но продолжая опираться двумя руками о бортик ванной. Пирс села, потирая ладонями лицо, откидывая черные мокрые волосы за спину, и посмотрела на него снизу-вверх.       - Твои услуги дальше не понадобятся, - сообщила девушка, двумя пальцами вытаскивая из его рук мочалку. Элайджа замялся, выпрямляясь, мокрые пальцы сжались в кулаки, словно готовясь к бою. Вампирша наклонила голову, разгадывая выражение его лица, а потом коварно улыбнулась, спрашивая:       - Прежде, чем ты закроешь дверь с противоположной стороны, ответь мне: как доверять тому, кто предавал тебя раз за разом, выбирая семью, и как верить тому, кто бросил свою семью в жерло вулкана, но решил великодушно спасти тебя? Кто он: преданный до безумия или презренный предающий?       - Катерина… - озадаченно вымолвил имя, которое он старательно пытался не использовать, но вампирша пожала плечами, великодушно давая ему время обдумать ответ и указав на дверь.       Высказанные вслух вопросы застыли в голове как столпы, вокруг можно было строить целый мир, полный противоречия и стирающий границы привычных принципов. Ощутив горький привкус омерзения к самому себе, Элайджа вернулся в комнату, тяжелыми шагами добираясь до окна с его проникающим светом раннего утра.       «Нет верного пути, Элайджа! Слышишь, нет! Но нет и неправильного! Мы просто выбираем. Мы выбрали то, что хотели. Мы хотели, мы желали, мы любили. И это было… это было незабываемо».       Память возвращалась к тем словам обрывками, словно разум отказывался воспринимать целостную картину реальности и принимать чужой взгляд. Город просыпался, а глаза первородного покрывала пелена беспросветной ночной тьмы беззвездной ночи. Он не заметил, как звук душа стих, как открылась дверь и в банном халате появилась в комнате Кэтрин. Словно каменное изваяние древнего бога, Элайджа стоял у окна, согнув одну руку в локте и заведя за спину, готовый поклониться перед кем-то величественным. Вторая рука висела вдоль тела, иногда подрагивая пальцами. Блекло-серый западный свет оттенял его кожу цветом светлого мрамора.       Кэтрин внимательно смотрела на него, ожидая реакции, но бесполезно – он глубоко утонул в поисках ответах, покоя и того самого пути, с которым согласится его принципиальная совесть. Полакомившись приготовленной для нее кровью, Пирс устало потянулась, начав настойчиво шуметь: громко вздыхая, зевая и хлопая по подушке, готовясь к отдыху, но Элайджа даже не вздрогнул. Тихо позвав его по имени, она нахмурилась, понимая, что древний вампир способен простоять так весь день.       Майклсон погрузился в бездонный океан собственных мыслей, воспоминаний, медленно анализируя и воспринимая полученные результаты, ища в каждой накатывающей волне осознания свой ответ. Кэтрин жалостливо уставилась на его выпрямленную фигуру и приблизилась, дотягиваясь до опущенной руки и поднимая ее к своему лицу.       - Позволь, - начала девушка, ожидая реакции, и к ее облегчению, Элайджа плавно повернулся к ней, не вырывая пальцы из ей слабой хватки. Они забавно выглядели со стороны: дева с мокрыми волосами и белом халате, едва затянутом поясом, и мужчина в мятой официальной одежде. Если бы подобная сцена разыгралась во время первой встречи, то она была б в просторной ночной сорочке, а он – в парадном жакете.       - Позволь, - повторила Кэтрин, насмешливо оглядывая хмурую морщинку, сложившуюся меж его бровей. – Я разрешу твои думы.       Элайджа не перестал хмуриться и бросил взгляд на перебирающие его пальцы ладони девушки. Она мечтательно улыбнулась, вспоминая свои вопросы, казалось бы требующих не ответов, а простых выводов. Зная его, Кэтрин догадывалась, что не глупость причина его потерянности и задумчивости, а гордость - неприкасаемая гордость возведенных принципов - ослепляет его, позволяя потеряться.       - Трусливый герой, жалкий пес и лицемерный воин, - на одном дыхании выговорила Пирс, улыбаясь своим словам. – Наемник, не способный прожить без хозяина, - не отпуская его руку, девушка протянула ладонь к его щеке, ласково погладив. – Рыцарь без короля.       Последнее предложение она сказала холодно, а потом быстро поцеловала кольцо на пальце первородного, представляя его либо духовником, либо лордом, и резко отошла от него, прошептав:       - Всего доброго, сэр Элайджа.       Вампир проследил за ней взглядом, пока она уютно устраивалась на кровати, погружаясь в желанный ей сон. Оглушающие обвинения вышили белыми нитками его имя в произнесенных Петровой словах.       Уважение, благородство, искупление – казалось бы, выкованные в веках добрые постулаты как для смертного мужа, так и для бессмертного вампира. Время могло погубить все, но не принципы, принятые на слепую веру.       Волны сомнения столкнулись со скалистой преградой открывающейся правдой.       Они вцеплялись, разлетаясь поэзией примирения в плавном ритме струн нарастающей бури.       Пусть история будет описываться пеной морской, пусть раскроет она океан опасный и бескрайний, освобождая из давящей тьмы единовластного своего царя Нептуна.       И пролетит над пятью океанами легенда о благородстве, о падении и долге.       И разнесется над бушующей водой баллада о рыцаре бессердечных и лживых глубин.