The Close One

«Do you really not know me?» Elijah Mikaelson «Ты в самом деле не знаешь меня?» Элайджа Майклсон Конец XII века, Париж       Они следовали вместе с торговцами, успешно скрываясь среди них в качестве защитников от вероятных набегов воров и разбойников по пути. Сестра притворялась скромной послушницей, обнимаясь с книгой, оставленной после событий в Италии. Она хранила ее словно свое разбитое сердце, изредка пытаясь заговорить с мучавшимся от преследований проклятья охотников Клаусом. Элайджа с внешним хладнокровием бдил за состоянием брата, чье сознание было замученно и выпотрошено наизнанку, заставляя бросаться то в безумную ярость, то в суицидальную агонию, оставляя за собой растерзанных путников, сожженные деревни и реки крови. Благодаря успехам Кола на рыцарских турнирах, а также способностям первородных – они накапливали богатства, а золото и магия закрывали рты людям, но они не могли оставаться на месте с такими заметными следами.       Отец шел по пятам.       Элайджа тяжело вздохнул, жмурясь от яркого летнего солнца, не чувствуя простого человеческого наслаждения от тепла светила, а только осознавая его обжигающее давление. Казалось, его сердце замерло повторно. Контролируемая жажда вырывалась из-под оков, стирая каждый раз людское начало. Наблюдая и ужасаясь происходящим с Клаусом, не понимая хаотического поведения, опьяненного своем бессмертием Колом, и опасаясь за растерянную и замыкающуюся в себе Ребекку, Элайджа все чаще проклинал свою мать и отца, которые посмели наложить это вампирское проклятье на них. Ни одна опасность существующего мира не стоила страдания детей, как ни глубок, ни безумен был страх их потерять.       - Элай! – далекий голос приближался в стуке копыт. – Ау, Элай! Брат!       Кол, недавно устремившийся вперед по дороге из-за скучного и монотонного движения торговцев, медленно кативших свои пожитки в телегах, наконец-то вернулся с возбужденным задором заявляя:       - Париж за тем пролеском! Скоро мы увидим его, - любознательность младшего брата периодически напрягала из-за сопровождающихся драк и появления новых вампиров, но Элайджа улыбнулся его словам, удерживая своего коня, и оглянулся на сестру, сидевшую на краю одной из телег. Ребекка почувствовала его взгляд и посмотрела на него, но не ответила улыбкой. Кол заторопился в поисках другого брата, разворачивая коня, придерживая свое последнее приобретение – меч с резным эфесом, но небольшой гардой, покоившимся в ножнах на поясе.       Клаус шел в конце процессии, ведя под уздцы свою лошадь, изредка поглаживая ее по морде – ей хотелось ускорить шаг, но первородный наслаждался своим медленным путешествием. Каждый новый день приносил опасения возвращения раздражающего лица Александра с братьями-охотниками, желавшими его смерти. После десятка попыток распотрошить самого себя или насадить на деревянный кол, Клаус перестал считать способы, которыми его пытались отправить на тот свет. Точнее, если верить легендам, в мир Завесы, созданной какой-то одержимой ведьмой, а там могла покоиться и его мать – с ней Клаусу точно не хотелось видеться в обозримом будущем. Первородный перевел взгляд на яркие природные краски вокруг себя, впитывая их глазами.       - Ник! – радостный голос Кола вторгся в спокойное созерцание окружающего мира, заставив Клауса махнуть рукой, подавая знак своего местоположения. Известный рыцарь в доли мгновений оказался около брата, спрыгивая со своего гнедого рядом. Первородный прикрыл глаза от поднятой пыли, а его лошадь повелась в сторону от соседства с рыцарским конем, который тут же потянулся мордой к Клаусу.       - Эй, - Кол щелкнул животное по любопытному носу, проворчав что-то о природном влечении зверей к старшему брату. Никлаус повел плечами, предпочитая погладить крупу не в чем не повинного коня.       - Я прекрасно слышал, что мы приближаемся к Парижу, - вампир невольно слышал каждый звук в округе, словно притаившийся хищник, - обостренные чувства из-за преследования Александра казались теперь естественным. Деревья подарили славный тенек, позволяя путникам отдохнуть от палящего солнца.       - Помнишь, я говорил о ведьмах-путешественниках, с которыми столкнулся на ристалище? Лет двадцать тому назад? Они говорили, что собирались обосноваться в Париже, сделать его своим … местом? – Кол поджал губы, готовясь произнести нечто внутренне его напрягающего. – Я хочу найти их … возможно, они обладают знаниями… Клаус взглянул на брата, которого до сих пор, с того ритуала по связке кровного спасения от волчьего яда, преследовали слова колдуньи. Мысли об обреченной судьбе во имя прислуживания природе и ее духам терзали Кола так же, как и Клауса пытали мысли о синеглазой девушке, явившейся в образе Святой волчицы.       - Найдем их вместе, - поддержал младшего брата вампир, вглядываясь в очертания города на реке Сене. Кол кивнул, оглядывая присоединяющихся к ним Элайджу и Ребекку, которую первородный посадил позади себя.       - Куда вы собрались? – не ушло от острого слуха бессмертной короткий разговор. – Я пойду с вами.       Элайджа оглянулся на сестру, замечая молчаливые переглядки младших братьев, и решил, что семейная прогулка будет на пользу каждому из них. Кол сначала возбудился в желании отделаться от дополнительной нагрузки в виде младшей сестры, но выразительный взгляд Элайджи на Клауса, не видевшего каких-либо проблем с увеличением компании, прекратил спор – Ник на удивление мягко произнес:       - Разделяться в новом городе – неразумное решение, Кол.       Младший брат фыркнул, вторя своему коню, которого дернул в сторону, всем видом показывая свой немой протест. Запрыгивая на скакуна, Кол умчался в город, без подсказок со стороны старших нашел постоялый двор для них и начал поиск информации, изредка являясь на пороге комнат, послуживших временным убежищем для первородных. Элайджа пытался остановить его неподдельный энтузиазм, но Клаус лишь качал головой и отправлялся на пешие прогулки до рассвета. Возвращаясь с каким-то записками и бумагой, первородный сидел в комнате и под солнечным светом делал зарисовки, прячась от всех, в особенности от Ребекки, которая выбрала дневной город для изучения. Элайджа подыскивал им дом, интересуясь всеми деталями: от родственных связей хозяев до денежного состояния.        Спустя шесть ночей, Кол с улыбкой до ушей появился в компании какой-то девушки, сладко шепча ей какие-то глупости на ухо. Шумно плюхаясь около братьев, изображавших поглощение подданного жаркого с аппетитом, вампир торжественно произнес:       - Я нашел чудесное местечко и вовремя! Они недавно провозгласили свое «священное место», успешно выторговав его у короля из-за той мутной истории заблудшего в лесных угодьях величества. После самого темного часа будет церемония преклонения ковенов, десяти, да, сладкая? – Кол приобнял девчонку, совсем еще юную, но полностью очарованную младшим братом, а так только утвердительно кивала. – К сожалению, на венчание на царство кесаря – оно было в прошлом месяце – мы опоздали, но эту церемонию нам необходимо увидеть – приехали со всех сторон света, даже с дремучих земель Востока!       - Какой резон рисковать себя раскрыть перед ведьмовскими кланами, которые по определению желают нашего исчезновения? – Элайджа надеялся донести до братьев уровень опасности.       - В этом и чудо! – Кол хлопнул в ладоши. – Они поклоняются создателю бессмертия! Они восславляют … Кселоса… Сакса… Сэйласа… Силоса, - потерявшись в сочетании звуков, вампир изобразил жест незначительности имени.       - Сайлоса, - поправила девушка, заговорив звенящим голоском. – Сайлос, неумолимый и единственный возлюбленный самой Смерти, хранившей его жизнь бесконечно.       - Сайлос – имя идола, во славу которого Александр и желал жертвоприношений бессмертных, - Ребекка подняла взгляд на братьев. – Он говорил, что был создан для пробуждения от сна Сайлоса, любимого самой смерти.       - Не суть, - Кол пожал плечами. – Значимо то, что мы – воплощения этого Сайлоса, его вечные дети. Смекаете? Нам безусловно откроют двери и расскажут секреты.       - Ты наивен, братишка, - Клаус развел руками. – Элайджа прав, что это опасное место для таких, как мы.       - Не трусьте, - возвел очи горе первородный. – В этом мире нет того, что может нам по-настоящему навредить, а сведения и знания о магии, что нас создала, прокляла … связала на века – полезны. В конце концов, наша сила не должна быть только в теле, но в и духе.       Клаус вяло кивнул, переглянувшись с Элайджей, которого незамедлительно одолели мысли о заклинании, связывающем силу оборотня у брата. Ребекка равнодушно присоединилась к их компании, когда они покинули постоялый двор и направились за новой знакомой Кола.       Девушка вела их по улицам, не опасаясь темноты, шепча под нос какую-то песню. Позже выяснилось – это было заклинание для указания пути к невидимым границам. Проникая на территорию, закрытую отталкивающей и скрывающей магией, первородные поразились масштабу разворачивающегося под носом у смертных действа.       Площадь города была освещена факелами, выстраивающими дорогу к внушительному дому. Группами перемещались разномастные гости: цвет кожи, форма лиц и глаз, наряды и фигуры – мир во тьме казался разноцветным базаром. Клаус повернулся, почувствовав прямой взгляд широкоплечего великана с перекинутым через плечо плащом-корзно красного оттенка. Почти белые кудри были заплетены и откинуты назад, а глаза на мгновение засияли заметной желтизной – мужчина заметил внимание первородного. Оборотень – без труда определил Клаус, вероятно, один из прямых наследников. Когда мимо вампиров прошла процессия в ярких нарядах, напоминающих халат, и с неординарными узкими глазами, Клаус потерял из виду светловолосого великана. Элайджа заметил на проходе дом вероятных хозяев вечера: мужчину средних лет в расшитой богатой тунике и полукруглым плащом насыщенного синего оттенка и юношу с миловидными чертами лица. Приблизившись ближе, вампир отметил, что у ребенка был взгляд отнюдь не детский, казалось, что его внешний вид был обманкой, а истинный возраст отражался только в глазах.       Кол, в отличие от молчаливой Ребекки, начал расточать короткие приветствия в поиске нужных связей и знакомств, пока Клаус не предупредил его о необходимости временного статуса невидимок. Они остановились перед хозяевами дома, которым сопровождающая первородных девушка очень быстро представила новых гостей шепотом. Мужчина перевел восторженно-испуганный взгляд на вампиров, поспешив парой слов дать приглашение в своей дом, и заговорил на знакомом языке:       - Я не ожидал такого удивительного знакомства! Вы – поцелованные Смертью, божественное наследие Сайлоса – хранителя и властителя времени вечности. Вы – бессмертные.       - Какой значительный титул, - буркнул себе под нос Кол, специально отворачиваясь в сторону Клауса. Элайджа предпочел выбрал молчаливое согласие, на мгновение задержав взгляд на юноше, который учтиво поклонился им.       - Маркос, - позвал хозяин мальчика. – Сопроводи их. Мальчишка кивнул, заторопившись в коротких приветствиях и жестами показывал направление движения. Клаус удостоил ребенка короткого взгляда, заостряя внимание на поисках недавнего оборотня-иностранца среди присутствующих гостей. Ребекка заинтересовалась роскошным убранством – кроваво-красные полотна с серебрившимися узорами сложившимися кольцами змей, одна их которых умудрилась охватить себя за хвост украшали стены. Длинные столы ломились от яств и питья, а разнообразные языки гостей создавали волнообразный шум. Кол порхал от группы к группе, внимательно прислушиваясь и разговаривая на доступных ему иностранных языках.       - Ожившие мифы, полубоги, - бормотал Маркос на неуверенном наречии, пока не заметил взгляда Элайджи, который услышал описания их сущности. – Дети Сайлоса, дети Бога … бога Кроноса…       - Мы – не боги, - решил развенчать мечтательность мальчика старший сын Майкла. – Мы просто первые в своем роде.       - Первые в своем роде… Первые в роду, - повторил за Элайджей юноша, а потом с детской непосредственностью заявил:       – Первородные, - он улыбнулся своей придумке, и на его смуглой коже высветился слабый румянец. Элайджа покачал головой, не восприняв всерьез объявленное имя для своей семьи. Люди, обнаруживающие их сущность, кричали, разнося название бессмертных: ламиями, проклятыми мертвецами, стригоями, эмпузами, упырями, воплощениями самой смерти и демонами. Божественный подтекст в питающимися кровью проклятых бессмертием с человеческим лицом казался ересью, но мальчик продолжал твердить, что они – живые боги, наследие Кроноса.       Спустя час хозяева званного обеда предложили гостям разойтись по назначенным местам, как выяснилось в ходе успешной разведки Кола в ряды окружающих – по кланам, которые были приглашены на воздаяние первого камня чудес. Своеобразным образом были расставлены длинные столы, рисуя ломанный полукруг, позволяя перемещаться слугам и артистам, которых выделяли тряпичные маски на лицах с символичным изображением змеи. Шум разговоров стих, когда раздался первый музыкальный звук – разжиженный и зовущий на бой – голос трубы, поддерживаемый свистящим напевов флейт – менестрели шагали по трое вдоль стен, позволяя мелодии резонировать.       Кол в предвкушении потер руки – его тяга к музыкальным инструментам горела в глазах. Ребекка тоже заинтересовалась начинающимся представлением. Элайджа отметил, что их сопровождающий исчез среди слуг, а Клаус нашел глазами группу с великаном-оборотнем.       Ближе к входу, на краю стола с отличающимися острыми рунами на одежде возвышались трое мужчин и немолодая женщина: самый старший - с рыжеватой густой бородой и непокорными кудрями, придавленными очельем* - казался невысоким и широкоплечим; рядом с ним сидела женщина с покрытой плотным платком светлого оттенка головой, тронутое морщинами лицо выглядело добрым и задумчивым, но глаза с затаившейся в них хитринкой сияли подобно топазам. Многочисленные бусы и кожаные шнурки украшали вверх ее своеобразного платья-рубахи. Рыжий мужчина оглядел присутствующим пустым взглядом глаз цвета нефритового камня, незаметно замечая внимание Клауса, и с усмешкой обратился к женщине.       Двое других сопровождающих сидели спинами, но Клаус без труда узнал профиль великана-оборотня, а его сосед выглядел совсем молодым, постоянно оглядываясь куда-то и рассматривая гостей своими яркими светлыми глазами, даже получив явный наказ от великана – который насильно повернул голову юнца с золотистыми волосами лицом к тарелке, чтобы тот не свалился со своей скамьи. Клаус пытался прислушаться к их разговору, но не понял слов – этот иностранный говор был ему незнаком. Женщина внимательно выслушав своего бородатого соседа, без страха посмотрела в ответ на вампира. Она отвлеклась от начавшегося шествия музыкантов и уставилась на бессмертного:       «Николаос? Сильное имя для связывание зверя» Первородный едва не подскочил со своего места, услышав голос незнакомки в своей голове, напрягаясь всем своим существом и стискивая кулаки. Темные вены проявились под глазами, но не испугали далекую «собеседницу». Она улыбнулась:       «Кровь Царик живет в тебе. Она благословила тебя и прокляла на бессмертие».       Клаус мысленно пытался сопротивляться магии, но тщетно – неизвестная словно гуляла внутри его мыслей, а потом жестом около своих тонких губ показала тишину – и приподняла кожаный шнурок и показала деревянное украшение в форме птицы, обнимающей фиалкового цвета камень в форме слезы.       «Рябина, тебе следует всегда носить ее, а не прятать».       Невольно вспоминая бусы, оставшиеся от той синеглазой девушки, пожертвовавшей собой, вампир покачал головой, словно это могло вытряхнуть из нее незваного гостя.       «Мир тебе, мОлодец. Сохрани волчье сердце - чистым, а бессмертный ум – острым».       Элайджа удивленно посмотрел на застывшего брата, пытаясь понять на кого конкретно уставился Клаус, но женщина уже отпустила зрительный контакт, оставляя еще одно напутствие напоследок: «На грубое слово не сердись, а на ласковое не сдавайся».       К своему мгновенному ужасу, Клаус осознал, что она произнесла последнюю фразу на родном языке, а он – понял. Более того, прислушиваясь в разговору в том углу – бессмертный различил слова и отметил заинтересованность великана-оборотня, который оглянулся на него с улыбкой, сверкнув желтыми, волчьими глазами.       Почувствовав себя неуютно, Клаус едва не сбежал с этого разворачивающегося праздника, но мягкая хватка Элайджи, заметившего смятение младшего брата – кое-как успокоила. Старший сын Майкла догадывался, что окружающие ведьмы и колдуны способны напасть на них и был настороже, не желая даже думать о вероятности, что его семья может пострадать. Недавняя светлая идея о возможности постигнуть тайну их проклятья казалась тщетной попыткой проявить храбрость в этом незнакомом мире, когда разумнее было – сбежать.       Тем временем, к духовным инструментам присоединились барабаны, и позади них шел недавний скромный проводник – Маркос. Его грудь обнажили, оставив в крепко затянутых на талии штанах с ремнем, державшим ножны кинжала, а кожу рук и спины изрисовали рунами – кровавыми, определили вампиры едва вдохнув.        Он нес перед собой неровный и грубый камень сероватого оттенка, словно подношение богам – на вытянутых руках. Гости заметно зашевелись, а Кол быстро обменялся парой слов с по-прежнему очарованной им девчонкой, которая была рада пояснить: это камень сна, символ упокоения смерти – божественное начало чудес и их окончание, - он пропитан силой Сайлоса. Его привезли с конца земли, чтобы сохранить его чары, связать с землей здесь.        Краем глаза Клаус заметил, как изменилась в лице недавняя мысленная собеседница, а ее рыжебородый сосед выругался себе под нос на знакомом наречии. Кол отметил, как напряглись посланцы с Далекого Востока, молчаливо сложившие перед собой руки в расписных халатах. Элайджа не отводил взгляда от юного мальчика: как только музыкальное сопровождение смолкло, послышался далекий шепотом заклинаний, напеваемый нежным голосом хора, Маркос глубоко вздохнул и запел.       Его голос подобного солнечному свету засиял, отражаясь от стен, проникая в каждый темный угол. Освещая звуками своего голоса огромный зал, мальчишка исполнял таинственную песню – заклинание – от камня начали отделяться золотистые нити, словно полились раскаленной струйкой драгоценного металла. Маркос прикрыл глаза, попадая в транс собственной песни – а нити начали танец по полу, разрисовывая его незнакомыми линиям - едва различаемый круг в форме хвоста змеи, которая открыла пасть, готовая слопать саму себя, чтобы закончить начатое. Изображение вспыхнуло огнем, перекидываясь назад к рукам мальчишки. Но юный колдун не дрогнул, когда пламя облизывало его пальцы, отпуская камень, который проплыл по воздуху к пасти змеи, покрываясь огнем – словно он был подожжённым фитилём. Песня завершилась с ударом барабанов, а пламя горело, выжигая магический символ – первый камень чудес. Завершающим этапом стала капли крови – которыми орошил рисунок юноша, располосовав свою ладонью кинжалом. Кол смотрел на происходящее уже другими глазами – его пальцы задрожали от вида магического огня, и он посмотрел на Клауса, пытаясь найти поддержку. Брат словно услышал немую просьбу и перевел взгляд от представления на младшего – заметно напуганного, но успел и слова сказать.       - Дорогие гости, - поднялся со своего места хозяин дома. – Мой внук – Маркос, сын Валентиниана – мой наследник, великолепно показал могущество, покоящееся в найденном сокровище – нашем первом камне Магического Двора Чудес – знаке нашего покровителя… Неумолимого и ненавистного, не принимающего даров и сверкающего своей чарующей огненной властью, незыблемого создателя бессмертия – Сайлоса.       Раздавшиеся громкие и поддакивающие голоса одобрения на мгновение оглушили вампиров, а продолжающуюся восславляющая речь напоминала жалкой попыткой подать призыв в ряды поклонников магических язычников в замысловатых фразах и выражениях.       Кол искренне разочаровался в празднике, разглядывая «удивительный» камень в играющем пламени, а Клаус переглянулся с Элайджей, который кивнул на молчаливый призыв покинуть этот обряд. Ребекка удивленно покосилась на подскочившего недалеко сидящего от нее колдуна, который кинулся к «горящему» камушку, принося завет от имени своего ковена.       Клаус едва не засмеялся от глупости последующей реакции приглашенных гостей – они начали приносить клятвы созданному «идолу». В цветастых словах было различено порядка шесть-семи единых имен ведьмовских кланов, представителей которых начали опутывать золотистые нити, идущие от Маркоса, покорно стоявшего на своем месте – по центру созданной огненной фигуры.       - Нет! – внезапно громко крикнула молодая девушка с длинной черной косой, перекинутой через плечо, и подпоясанной длинной сорочке с орнаментом. – Я отказываюсь от поклонения и создания какой-либо связи с этим… - она потерялась в словах, поняв, что ее услышал весь зал – а Клаус понял ее слова на новом языке.       Черные глаза испуганно озирались по сторонам, кто-то из представителей ее ковена заметно сильно дернул ее, призывая встать на колени перед символом. Упираясь всеми силами, девица прошептала что-то, и слабый голубой огонек сверкнул вокруг ее запястья – освобождая ее. Ее затрясло словно от холода, а среди гостей пронесся шепотом – слово «покров» - как поняли первородные.       - Твой ковен уже поклонился, - спокойно сказал хозяин званного вечера, кивая своему внуку. Маркос повернул ладонь в сторону девчонки, позволяя золотистым нитями устремиться к строптивице. Она закричала, собираясь бежать, но тут вампиры увидели, как на удивительной скорости перед ней вырос высокий и широкоплечий мужчина, способный схватить магическую нить, словно ужа, ползущего к жертве. Маркос не испугался, но не торопился применять свою магию. Молодую девушку уже обнимал подоспевший сосед оборотня со светлыми вьющимися волосами.       - Яромир! – внезапно взревел отец Валентиниана. – Недопустимо прерывать связующую магию! Мать-природа…       - Не нужно поминать матушку-природу, Митрей, - поднялась со своего места знакомая Клаусу женщина, недавно поигравшая на его нервах в одностороннем разговоре. – Природа дарует свободу, требуя равноценного обмена, - рыжебородый предложил ей руку, оказываясь рядом. Она оперлась на него, заметно хромая. Ее слова были понятны всем присутствующим – как понял Клаус – вероятно, ведьма была безумно сильна, что могла мгновенно обучать тайнам чужой речи. – Что же ты завещал ей в ответ?       - Некрасна, - начал было Митрей, хозяин созванного вечера, как его оборвал рыжий мужчина своим грубым басом, насупив густые брови над своими зелеными глазами:       - Вы осмелели, чудесники! Назвать по имени Ведунью!       - Вещая повелительница дремучего леса, - хозяин тут же исправился. – Вы, как никто другой, должны понимать таинство обряда во имя вечной связи и жизни. Позвольте продолжить… юной Маришке не следует бояться, особенно, когда уже восемь ковенов с гордостью приняли…       - Четыре пары – удивительная роскошь, - спокойно проговорила Некрасна, не дав договорить Митрею, выпрямляясь, а потом топнула дважды ногой – издав звенящий двойной стук удара о гладкую каменную поверхность. Нетленный огонь вокруг камня погас в мгновение, словно впитался обратно, и с ярким хлопком «святыня» испарилась.       Рыжебородый как-то облегченно вздохнул, оглядывая нарисованного змея, оставшегося на полу.       Тем временем, Яромир сложил губы трубочкой и начал глубокий вдох, словно вытягивая кислород из окружающего пространства – его глаза загорелись золотом, а нить, которую он держал начала вытягиваться из рук растерянного Маркоса. Затем великан засвистел, временно оглушая гостей и хозяев, а первородным пришлось прикрыть уши, чтобы временно не лишиться своего чувствительного слуха. Маркос рухнул на колени, закрывая голову руками.        - Стать Великим и познать Величие различается как небо и земля, Митрей, - заговорила Некрасна, когда окружающие пришли в себя от насильного закупоривания магии. – Восемь ковенов, ставших твоими сообщниками, предрекли свою явь. Маришка ведает своей – и выбрала Пересвета.       Двое открывшихся возлюбленных стояли также позади богатыря Яромира, заметно расслабившись от нахождения подле сильных защитников.       - Она уйдет с нами, и ее покров - недостижим, - продолжала Ведунья. Митрей поджал губы, а потом взмахнул рукой, давая приказ своему хору ведьм, начать связывать мелодию и атаковать женщину. Вампиры вновь увидели сверхбыстрое перемещение Яромира, понимая, что их способности схожи. Оборотень перелетел через зал, схватив Митрея за шиворот, вытащив из-за стола - швырнул себе под ноги словно соломенную куклу, а потом встал одной ногой прямо на грудную клетку хозяина праздника. Маркос вскрикнул, тут же призвав свой яркий голос, ослепляющий нескольких вокруг него – и бросился с кинжалом на Некрасну.       Женщина приняла удар, удержав своего рыжебородого спутника от ответной реакции. Маркос успешно нанес ей рану в живот, задыхаясь. Митрей попытался что-то сказать, но только булькнул звук, как Яромир буквально втоптал его сердце в пол без сожаления. Увидев мертвые останки деда, Маркос опешил, разжимая пальцы на кинжале.       Некрасна выпрямилась, тяжело вздыхая, и вытащила клинок. Кровь едва окрасила ее одежду, а вампиры поднялись, понимая, что рана исцелилась в одно мгновение. Элайджа напрягся, понимая, что эта ведьма вполне вероятно проклята бессмертием, как и они, но женщина тут же обратилась к нему, словно слыша этот вывод:       - Вы – Дети Смерти, - усмехнулась она. - Вы - первые в своем роде, питающиеся кровавой данью, а не первые бессмертные. Наивно полагать, что вы единственные, кого возлюбила смерть.       Гости притихли, опасаясь последующей расправы от тех, кто показал удивительные чудеса. Маркос опустил руки, словно готовясь к своей судьбе, благоговея перед представительницей бессмертия – ведуньей с далеких болот и дремучих земель.       - Мир Вашим домам, - заговорил Яромир громогласным голосом, пройдя по залу, расправив руки в раскрытом объятии. – Мы прошли этот путь не для того, чтобы оставить кровавый след в этот знаменательный день. Мы исполняли волю того, чей надгробный камень заставил Вас приклонить колени. Осквернение его могущества – вот это проявление воровской души магов-путешественников, шувани рода Митрея? - мужчина кивнул в сторону убитого. – Одно дело – разгадывать его силу, другое – воровать. Если Вы, восемь ковенов, склонивших свою голову, пойдете по пути бесчестия – когда он вновь проснется – Ваши наследники, потомки – будут обречены.       - Маркос, сын Валентиниана, - рыжебородый позвал замершего мальчишку, а Яромир остановился в шаге от смазанной змеи, позволяя им поговорить.       – Теперь ты полноправный Кесарь, - зеленые глаза смеялись на ребенком. – У тебя есть шанс пойти по пути величия, но обречен ли ты им стать аль станешь благодаря своей силе – это мы будем наблюдать.       Элайджа с омерзением смотрел на происходящее, чувствуя горькое желание закрыть глаза юному Маркосу, которого только что унизили и растоптали ради вручения призрачной надежды на будущее. Яромир с почтением отвесил поклон всем гостям, которые провожали его могильной тишиной. Пара влюбленных бросились за ним – как за надежным защитником, а Некрасна ждала, пока они покинут помещение, а ее сопровождающий скажет последние слова, ворча сквозь густую бороду:       - Не тронь чужого, малец, авось - не заведешь врагов. И помни, магия - энергия - всегда остается.       Маркос был вынужден коротко кивнуть, а Ведунья покачала головой, пробегая взглядом в последний раз по вампирам. Ее спутник потрепал за волосы ребенка, заботливо, словно отец, не обращая внимание на сжавшегося юного колдуна, а потом выпрямился предлагая руку Некрасне.       Тишина провожала убийц, никто не рисковал отомстить или атаковать покидающих пир бессмертных представителей ведьмовского ковена. Кол хмыкнул, желая похлопать развернувшемуся представлению, но Элайджа успел перехватить руку брата, а Ребекка с трудом сдерживала жажду, проявив кровавые глаза, и отвернулась – уткнувшись в плечо старшего брата – Никлауса.       Последний с затаенным восхищением наблюдал за смирением разнородной толпы пред могуществом, пытаясь разгадать мысли присутствующих, недавно припадавших в эйфории перед каким-то камнем, а теперь боялась произнести и слово. Легкая улыбка коснулась губ Клауса, разглядев в этом сорванном обряде кое-что для себя – заметки для получения не только силы, но и власти – успех в простом повиновении толпы и необходимости накопления знаний и учения.       Он не заметил, как в последний раз обратил на него ненавистный, алчный взгляд своих зеленых глаз рыжебородый, грузный мужчина, помогавший идти повелительнице дремучего леса.       Мраморной оттенок листвы сиял с немой клятвой захватить мальчишку, посмевшего принять благородный подарок Святой Волчицы и выбранный ею для бессмертия. Февраль 2014       Элайджа застегнул вторую запонку и поднял взгляд на свое отражение в огромном зеркале в старинной оправе. Он оправился от яда атаковавших его волков, но рассудок все еще казался замутненным, словно его оглушили ударом по затылку. Считанные часы оказались роковыми в течение жизни бессмертного существа, и горечь томилась на кончике языка, не давая сглотнуть боль от предчувствия поражения.       «Не смей произносить это слово, Элайджа! Не смей видеть в этом желанный тебе способ спасения! Прими свою отведенную тебе роль с знакомой тебе честью, и останься.»       Первородный устало вздохнул. Безупречный вид своего зеркального двойника не приносил знакомого покоя на душе, оставшейся в рванных лоскутах от произошедшего разлада в его семье. Несмотря на то, что дискуссии и споры происходили и в прошлом, по итогу они оказывались в разных частях света – или покорно лежали в гробах, путешествуя с Клаусом в качестве ценного багажа – Элайджа чувствовал, что что-то изменилось.       Неуловимо для него, пугающе и отталкивающе изменилось. И теперь омерзение и непонимание сквозили по его душе, едва яркая картина уютных посиделок вокруг шипящего костра всплывала перед глазами. Мерзкая и вязкая жидкость заполнила его сознание, когда он наблюдал за растущей и быстро крепнувшей связью Бессмертного Волка и его единственного сына. Это казалось неразумным, глупым и неестественным для характера мнительного Клауса, который всегда видел в окружающем мире тени, а не свет – и всегда готовился к предательству. Особенно, со стороны родных.       Оглядываясь назад на десятки лет совместного проживания, познания мира и покорения его своей бессмертной сутью, Элайджа пытался разглядеть тот самый момент, который упустил, и не смог самостоятельно построить этот мост взаимопонимания между братьями, но не видел ничего постыдного в своих поступках и выборах.       Все ради семьи. Ради ее защиты и будущего. Слово чести. Эти нерушимые принципы, вынесенные из того воспитания, что дал ему отец. Они были верные – как не могли быть? Клаус сам признавал их!       «Вы всегда были детьми Майкла, мой дорогой брат!»       Старший сын, наследник и желавший защищать своих младших братьев и сестер – Элайджа стиснул зубы, едва не сорвавшись на собственном отражении – так противно было видеть того, кто провалился в самопровозглашенной миссии. Незаметно для себя, проваливался год за годом, декаду за декадой, столетие за столетием.       «Ведь, несмотря на весь ужас, что вселял в вас Майкл, он был и твоей семьей, Элайджа».       В горле запершило – первородный налил себе бурбон, залпом поглощая, и заметил стакан, потемневший от засохшей в нем жидкости – проявление братской заботы от Клауса – его драгоценная лечебная кровь. Воспоминания о проявленной преданности, о тех едва полутора десятка дней непрекращающейся битвы в лесах, о словах, произносимыми внезапно обретенным родителем – все это давило, пугало и злило Элайджу, не находящего ответа на простой вопрос: почему он?       Почему его слова были услышаны? Почему его собачья вера была оправдана? Он - не обращенный Клаусом гибрид, заведомо связанный кровью и природной клятвой создателю, - как он оказался способен проникнуть в этот узкий круг лиц, которых слышал и слушал младший брат?       «Ты видишь в нем испачкавшегося в грязи ребенка, которого надо умыть и отчитать за испорченную одежду. Поэтому до сих пор не понимаешь».       Этот ее уверенный голос, размеренный тон и прямой, чистый взгляд синих глаз – несомненно, Элайджа видел, то, что привлекло и заворожило Клауса в простой провинциальной девушке. Старший брат принял ее, перестав воспринимать угрозой, поверил в то, что одна девушка способна изменить и повести за светлый путь искупления. Маленькие, но правильные шаги от отказа кинжалов до акта самопожертвования во имя кого-то – все это должно было оправдаться и скрепить расколотую душу младшего брата.       Элайджа позволил себе поверить в это, но в итоге – они оба рухнули в ад, потеряв кусочек созданного рая на двоих. Уничтожили, растоптали, похоронили свои отношения, несмотря на глубину взаимных чувств.       Возможно ли искупление, прощение после того, что сотворил истинный бессмертный? Как Клаус справиться с этим, как глубоко он падет, пережив подобную потерю? Почему он отказывается принять помощь, почему он не обращается за помощь к его семье, что была всегда рядом!?       Элайдже хотелось верить в брата. Это желание сияло тусклым светом, было выплетено из пары фраз, оставленных Клаусом позади. Неужели у бессмертных остается только время?       «Ты боишься меня!» - брошенное в лицо обвинение без права на доказательство невиновности.       В действительности ли это страх? Это мрачное, тянущее внутренности, это чувство – забытое ощущение от меняющегося мира – это есть страх?       Элайджа закрыл глаза, перестав терзать пустой стакан, как расслышал шум на первых этажах пустующего городского дома семьи Майклсон. Они остались с Алицией вдвоем среди этих многочисленных комнат, исключая группы охраняющих гибридов да и приходящих-уходящих наемных слуг. Голос ведьмы слышался вперемешку с вызывающим тоном – почти сипящим криком – второй собеседницы, чье присутствие в особняке Майклсонов казалось галлюцинацией.       - … где он?       Выходя на открытую площадку второго этажа, первородный убедился своими глазами – темные, спутанные кудри, облегающая фигуру одежда и возмущенно вскидываемые руки, сжимающие телефон. Кэтрин Пирс вцепилась в Алицию, пытающуюся успокоить возбужденную вампиршу.       - Что происходит? – решив вмешаться, Элайджа направился к лестнице. Петрова скорчила гримасу отвращения, поднимая взгляд на сына Майкла, глубоко дыша и явно не желая общаться с ним.       - Мне нужен Клаус. Я мчалась сюда, потому что он не соизволил включить свой сотовый или оплатить счета на телефонную связь! Какого черта, куда провалился этот параноик?       Алиция тревожно переглянулась с Майклсоном, едва заметно хмурясь от ноющего звука в ухе, оглядываясь в поисках мелкой мошки, которая наверни-ка издавала его. Элайджа оказался на первом этаже, медленно пряча левую руку в карман брюк и рассудительно ответил:       - Никлаус покинул Новый Орлеан вчера.       Кэтрин поджала губы, явно растерянная поворотом событий. Ее пальцы судорожно пытались набрать его номер на телефоне, издавшего короткий писк и обернулся мертвым экраном. Выругавшись громко на родном языке, вампирша запустила бесполезный кусок пластика и микросхем в стену, окончательно похоронив.       - Катерина, - сначала позвал ее Элайджа, подходя ближе, аккуратно дотягиваясь до непривычно напуганной и потерянной девушки, которая тут же шикнула на него и не позволила себя тронуть. – Кэтрин, в чем дело? Зачем тебе нужен мой брат?       - Не твое собачье дело, Элайджа! Просто позвони ему! – она вцепилась в лацкан его пиджака, словно собираясь вытряхнуть мобильный из внутреннего кармана. - Я должна ему сказать! Времени мало. Я не могу позволить им оставаться там… Позвони ему.       - Он направился в Европу. Сомневаюсь, что сейчас мы сможем с ним связаться, - Алисия заговорила, начав предполагать худшее.       - Черт, я должна вернуться туда, - Кэтрин тут же расслабила пальцы, но Элайджа успел перехватить ее запястья, вынуждая взглянуть на него. Ее лицо омрачал знакомый испуг, редкий гость в ее жизненном плане. – Отпусти!       - Что за дела у тебя с моим братом, Кэтрин? - первородный крепко держал вампиршу. Пирс недоверчиво оглядела лицо Элайджи, презрительно замечая:       - Полагаю, если Клаус не соизволил тебя известить о наших с ним делах, то тебе не стоит в этом копаться, - резко дернув руки вниз, Кэтрин освободилась на мгновение, как переменился взгляд первородного – от напряжённого до угрожающего, и вампир схватил ее за плечо, едва не ломая кости.       - Отвечай! – его глаза принуждали внушением, но девушка моргнула несколько раз, словно удивляясь, и тут же расхохоталась ему в лицо, обезоруживая и зля Майклсона.       - Кто знает, - прошептала она, коварно улыбаясь. Элайджа разжал пальцы, а вампирша повела плечом, пытаясь убрать ощущение его хватки. Алисия оглядела их, вздыхая и спокойно сообщила:       - Клаус оставил ее в качестве… - ведьма не испугалась одновременно посмотревших на нее вампиров: первородный был в замешательстве, а Петрова – с осторожным вниманием. – В качестве информатора и вероятного покровителя … для Кэролайн Форбс, после того, как она ушла от него. Это было условие ее полноценного прощения и примирения с Клаусом, после пятьсот лет пряток от его гнева. Нотки недовольства едва были слышны в словах Раганович, но она часто оказывалась в курсе планов гибрида, в редких случаях противясь их исполнению. Уровень доверия, который был оказан ведьме казался абсурдным в одних случаях, а в других – разумным, но Элайджа почувствовал себя отвратительно. Кэтрин фыркнула что-то про тайну миссию и безопасность агента, а потом улыбнулась сама себе – вспоминая проницательность блондинки.       - Полагаю, Кэролайн.., - нахмурилась Алисия, прислушиваясь в звенящему звуку, не понимая, где местонахождение источника. – Вы слышите…? Она не успела закончить свой вопрос, как перед ней пролетело тело молодой девушки, лишенной сердца, с оглушающим грохотом приземляясь в паре метрах от застывшей троицы. Элайджа определил знакомое лицо верного гибрида Клауса, резко разворачиваясь к явно незваному гостю. Кэтрин отступила тень стены, готовая напасть из укрытия. Алисия почувствовала жжение, шепот в ее ушах нарастал, мешая сосредоточиться.       - Вам стоило тщательнее позаботиться об охране этого уютного семейного гнезда, которого вы свили в угоду жалких амбиций и смехотворного королевского звания отродья волка, - голос звучал в сопровождении скулящего звука от боли парнишки, которого бессмертный тащил, крепко держа за горло и волоча по полу.       - Майкл, - Раганович схлопнула ладоши вместе, призывая свою силу, но Элайджа поднял руку, призывая ее обождать. Разрушитель посмотрел на ведьму с усмешкой, точно зная, что его старший сын – не поклонник быстрой расправы.       - Отец, - Элайджа мягко отвел назад наследницу силы Кетсии, стараясь оградить защитницу от возможной атаки вампира. – Кто на этот раз возродил тебя? Виктор несомненно отравил тебя, а лекарство…       По лицу Майкла прошла гримаса отвращения от воспоминания о позорном бегстве, и он рявкнул:       - Этот зверь не способен меня погубить! Я веками ходил по земле, уничтожая его племя! – в подтверждение своих слов, Майкл вырвал глотку задыхающемуся гибриду и пнул его вглубь холла, вынуждая Элайджу сдвинуться с места, подхватив Алисию.       - Что тебе нужно, отец? – старший сын старался сохранить ясность ума, просчитывая каждое изменение в Майкле. Кэтрин пыталась максимально слиться со стеной, явно ища безопасный выход, – Ты верен своей цели – разрушить … мою семью?       - Твою семью? Ты зовешь меня отцом, но не считаешь частью своей семьи? – в светлых глазах Разрушителя, охотника на монстров проявилось подобие разочарования и напряжения. – Оглянись, сын мой, ты отдал свою честь, свою преданность во имя этой пустоты!? Финн мертв, твоя сестра сбежала, Кол в очередной раз решил распространять свое безумие и дикость по свету, а мать убита зверем, который гордо зовет себя родителем этого бастарда!       - Я устал слушать повторяющуюся раз за разом историю о том, что Никлаус – причина несчастий! – резко возразил Элайджа. – Мы все виноваты, каждый в отдельности и все - в совокупности, в том, какими мы стали монстрами, не способными остаться семьей. Не умоляй и своих заслуг в этом деле, отец. Майкл крепко сжал окровавленный кулак, медленно поднимая его перед собой, а потом ударил напротив сердца – по своей груди. Алисия вздрогнула от глухого звука, пытаясь нащупать причину тянущего шепота в ее голове, мешающего начать зачитывать заклинание.       - Я никогда не бежал от своих грехов, сын! Я отчаянно старался исправить то, что совершил! И расплачивался каждый день, живя одной охотой на последствия безрассудной попытки защитить свою семью от угрозы этих зверей! Как я мог знать, что пригрел одного из них у своей груди! Если бы я только знал… Мне бы не пришлось хоронить своего младшего…       - Ты ненавидел Никлауса еще до того, как узнал о его происхождении, - Элайджа прикрыл глаза, чувствуя бесполезность разговора. – Знание об этом только добавило тебе оправдания, а гордость застила твои глаза. Задолго до того, как вы решили нас спасти бессмертием: мать проводила тайные эксперименты на Колом, желая передать его наследственную магию слабому Финну, что вызвало полное отвращение Кола от тебя – и он сблизился с Клаусом; ты искал способы укрепления власти в поселении, едва не выдав замуж свою дочь за старого лорда – и Клаус был готов сбежать с ней под покровом ночи! Любое неповиновение вызывало твой гнев, а тот – кто искал в семье поддержку – мой брат – Клаус – становился целью, игрушкой для битья! И ты, и мать никогда не слушали меня, словно виня в том, что младшие отказываются молча подчиниться, когда вы сами обезумели от идеи защитить нас мысленными и не мысленными способами!       Разрушитель стоял тихо, ожидая последующих слов, и первородный сын спокойно продолжил:       - Твоя невыносимая заносчивость, твоя гордыня, твои амбиции и одержимость силой ради защиты семьи явились первопричинами нашего семейного раздора. Мать была отравлена потерей своих детей, а ты не мог перенести собственной слабости перед лицом опасного мира. Вы смертельно ошиблись, и не смогли этого принять.       Кэтрин и Алисия замерли в ожидании. Слова Элайджи эхом отразились от стен опустелого первого этажа особняка. По лицу Майкла гуляли желваки, он пытался что-то ответить, но упрямо поджал губы. Первородный вампир видел это безмолвное нежелание Разрушителя согласиться с понятной и очевидной виной и предпочел закончить разговор:       - В одну из прошлых наших встреч ты провозгласил уничтожение нас всех. – Элайджа развел руки, пожимая плечами. - Несмотря на собственные грехи, я не имею склонности к самоубийству. Если ты решил продолжать свой крестовый поход против нас – то у меня нет выбора, отец, мы с тобой - враги.       Старший сын с похороненной грустью отметил, как устало и обреченно теперь выглядит отец – некогда потомок викингов и храбрый воин. Внезапно первородный охотник закашлял, склоняясь в сторону, и быстро нашел во внутреннем кармане одежды флягу со специфичным запахом крови с нотками аконита. Сделав несколько глотков, Майкл медленно заговорил:       - Я также предлагал вам выбор – встать на мою сторону. Стать семьей. Вновь.       - В обмен на жизнь Никлауса, - горько подметил Майклсон. – Отпусти эту ядовитую идею, отец. Я никогда не откажусь от своего брата. И я почти уверен, что ни Кол, ни Ребекка не пожелают видеть в тебе семью, если ты решишь уничтожить его.       - Разве он видит в вас свою семью? – усмехнулся Майкл. - Волчья стая – его семья, его племя.       Элайджа промолчал, отказываясь вновь поддаваться той мерзкой ревности, что гуляла по его душе, едва он думал о Викторе и его сыне. Разрушитель печально вздохнул:       - Возможно, я был не прав, когда пытался сделать из своих сыновей – непоколебимых воинов. Возможно, я ошибочно пытался навязать дочери хорошую и обеспеченную жизнь посредством союза… Возможно, - покачал головой первородный охотник. – Возможно, вы действительно не простите меня, особенно, если я позволю себе стереть это пятно позора, убив его. Но я никогда не смогу его принять, сынок, никогда.       - Почему? – невольно прошептал Элайджа. – Он был робким ребенком, любопытным и неловким. Вы были счастливы, когда он появился! После… - вампир оступился в своих словах, замечая, как потемнел взгляд отца. От усталости и обреченности – до сгущающейся темноты порицания и напоминания.       - Ты действительно решил продолжить свою охоту на нас, отец? – решил подвести черту под этим разговором первородный, а Майкл молчал некоторое время. Алисия склонила голову, ожидая подвоха или атаки, но Разрушитель медленно проговорил:       - Несмотря ни на что, я действительно люблю вас, сынок. Тебя, Кола и Ребекку. Я любил Финна. Я пришел, чтобы вернуть свою семью. Повернуть время вспять, начать с начала. С того времени, как мы еще могли почувствовать движение времени, собственные года и увидеть меняющиеся лица в отражении.       - Что за абсурд… - потерялся от признания Элайджа, чувствуя, как схватилась за него Раганович.       - Я ходил по этой земле, питаясь только бессмертными, сохраняя рассудок, игнорируя людей, их слабость и скоротечность жизни, но именно человек удивил меня, - пальцы скользнули во внутренней карман одежды и продемонстрировали флягу. - Их храбрость, их способность приспосабливаться и выживать в мире, полном магии и монстров, их целеустремленность. Я словно вспомнил себя.       Кэтрин нахмурилась, предчувствуя, что итоговое заявление Разрушителя ей не понравится. Элайджа переглянулся с Алисией, которую шокировало признание Майкла слово за словом.       - Я вспомнил и увидел, что есть шанс - уничтожить само бессмертие как явление. Люди показали мне это, - первородный охотник еще раз приложился к фляге. – Этот состав, спасающий меня от яда волчьего вожака, - доказательство того, как далеко зашли люди в понимании мира, скрываемого от них веками.       - Ты объединился с людьми с целью… - Элайджа попытался понять, куда ведет отец со своей бравадой об снятии древнего заклятия Сайлоса. Майкл неожиданно улыбнулся, решив сначала задать вопрос:       - Что ты слышал об Августине, сынок? Справочно: Начельник, налобник, начелок, очелыш – это повязка на голову. Также этим словом называют часть головного убора, который прикрывает лоб.