The Close One

«Niklaus is a beast. An Abomition. You don't speak to abomitaion, you don't try to change him!» Mikael «Никлаус – зверь. Мерзкое отродье! Ты не разговариваешь с отродьем! Ты не пытаешься изменить его!» Майкл Чикаго, 1920е.       Их празднование затянулось до раннего утра.       Кэтрин радостно смеялась и танцевала всю ночь с Яром, пыталась вытащить Эмили на танцпол, а Элайджа оставался недвижимым стражем за их столиком, следя за девушкой с чертами давно забытой и потерянной любви. Неловкое умиротворение настигло его подобно штилю, не давая убежать от мыслей, связанных с причиной его разлада с братом и далекого желания подарить ей шанс жить и найти свою судьбу. Катерина ловко уничтожила его планы на ее будущее: сбежала, умерла и воскресла в личине Кэтрин Пирс. Стала беглянкой, махнула своим хвостом перед преследователями и более четырех веков успешно находилась на грани смерти и жизни в поисках освобождения.       Созданное заклинание выглядело идеальной разменной монетой для Клауса, который должен был уже оставить позади жажду мести двойнику, но Элайджа чувствовал беспокойство. Брат не выходил на связь после побега из города ветров. Никто из его семьи не передавал сообщения о новом местоположении, но слухи о могущественном охотнике на вампиров нарастали.       Какова вероятность, что Элайджа уже остался один на один против отца?       - Это действительно ты, - раздалось около столика первородного, вызволяя его из зацикленного круга мыслей. Перед ним показалась невысокая женщина, ее прическа сверкала темной сединой, а горящие глаза вцепились в неменяющееся лицо Майклсона. Черное платье подчеркивало худобу, она куталась в пальто прямого покроя, скрывая исчерченные рунами руки. Сморщенная кожа на шее, узловатые пальцы рук – возраст догнал ее.       - Барбара? – Элайджа поднялся медленно, двинувшись вперед, роняя стул перед собой. – Барбара, ты жива.       Женщина улыбнулась, морщины ярко проступили вокруг рта и в уголках глаз. Майклсон мягко коснулся ее щеки, вспоминая как давно эта немолодая дама девчонкой явилась в Новый Орлеан, демонстрируя своё могущество и право находиться подле первородных вампиров. Она раскопала свое древнее имя, решив отбросить брачные узы и раствориться в наследии.       Барба́ра Раганович.       - Ты тоже еще здравствуешь, - хмыкнула она, перехватив руки вампира и сжав их в ослабленной хватке. – Я надеялась, что хотя бы ты выжил. Моя магия почти полностью покинула меня, я боялась знать наверня-ка, кто выжил помимо Клауса.       - О чем ты толкуешь? – С замершим сердцем произнес Элайджа, заглядывая в глаза уставшей, доживавшей свой век ведьмы. Печаль пронзила темноту ее зрачков, пугая вампира неозвученным ответом.       - Он избавился от них, - подобно старой женщине, вспоминающей пережитую боль, Барбара прижала едва сложенный кулак к груди. – Я больше не чувствую связи с ними, она едва пульсирует и отдает только темнотой тишины. Они … исчезли.       - Неужели отец добрался… - Элайджа почувствовал слабость, тошнотворная мысль об опоздании на спасение с новым заклинанием ломала его.       - Нет, не Майкл, - внезапно четко произнесла Барбара. – Клаус.       Элайджа сглотнул вспышку ярости на безрассудный слух о кровожадности брата на семью, но ведьма смотрела прямо на него, ласково дотронувшись до плеча вампира.       - Он нашел меня в разгромленном Новом Орлеане. Я создала для него последнее заклинание – скрывая его от всех на свете, пряча само его существование. Только его. И на вопрос о необходимости дотянуть защиту до остальных членов семьи – я услышала короткий ответ… - Барбара замолчала на несколько мгновений, вспоминая слова, брошенные ей от наследника волчьей линии, решившего стать слухом и миражом в глазах всего мира.       - «Они покоятся с миром». – Боль в глазах женщины пугала вампира, старающегося сохранить рассудок от шокирующих новостей.       - Он убил их, Элайджа. – Давняя хранительница первородных пыталась говорить мягко, но слова резали слух и разум. - Это единственное объяснение: остались только ты и он. Едва я почувствовала сущность первого вампира в городе, я … ради клятвы и во имя долгой дружбы, я должна была предупредить хотя бы одного...       - Это абсурд, - пробормотал Майклсон. – Никлаус не мог…       - Он обезумел, - Раганович выплюнула слова. – В его глазах нет жизни, только безумие, помешательство, одержимость жажды власти и силы. Он слишком долго был на поводке, скованный заклинаниями. Мне очень жаль, Элайджа, - старушка с болью смотрела на растерянного первородного, пытавшегося осознать услышанное, понять и принять. – Будь осторожен. Он опасен.       Немолодая ведьма сказала еще несколько слов поддержки прежде, чем оставить первородного одного с пугающими новостями. Страх, незнакомый и далекий, бурлил внутри сердца вампира, который с трудом устоял на ногах и сел за столик. Музыка радостной палитрой гудела вокруг, но уши бессмертного заложило. Он не замечал мельтешение танцующих, беготню официантов и льющийся рекой алкоголь.       Элайджа не желал верить старой ведьме, чья кровь была пронизана клятве во имя защиты семьи Майклсон. Он верил в Никлауса, глупо и слепо – верил в то, что он не превратиться в шакала, который раздерет своих братьев и сестер, впав в безумный поток ярости к своему происхождению, неродному отцу… К тому же, слишком мало способов на самом деле убить Кола и Ребекку – но Клаус поистине может быть изобретательным в отношении врагов, проклиная их на вечные бега и приземление. В течение веков, он распространил свою сеть информаторов и сторонников, наемников.       Он всегда был опасен. И всегда был желанной целью. Казалось, за ним охотится не только отец.       - Вы устало выглядите, лорд Элайджа, - вампир сфокусировал взгляд на подошедшей девушке, сначала уставившись на обнаженные колени, а потом медленно поднял глаза, отмечая, как необычно выглядит Катерина в одежде этого времени. Ему хотелось вновь увидеть спутанные локоны с вплетёнными серебряными и золотыми нитями вместо парика.       Кэтрин едва заметно нахмурилась, смотря на его лицо, ранее благородно беспристрастное. Незнакомые чувства просочились сквозь привычную маску первородного вампира, меняя игривое отношение Пирс. Ей было интересно, что случилось с ним – и – что страшнее – ей было не все равно.       Казалось, она близко подбиралась к захватывающим волнам глубокого океана, готового упрятать ее на дно. Азарт и предвкушение – засветились в ее глазах одновременно с приглушенной заботой.       - Пойдемте, - девушка поднялась, обхватив его ладони своими руками, и потянула за собой. Элайджа последовал за ней, ожидая, что она попытается растормошить его на танцевальной площадке, но вампирша удивила: они покинули заведение.       Фонари еще горели, но небо светлело на востоке, предупреждая о скором явлении дневного светила. По причине далекого ощущения от солнечного ожога, первородный прищурился и напрягся от приближения утра. Кэтрин – напротив – вдохнула прохладный воздух, отпустив одну руку Элайджи, и протянула освободившуюся ладонь к востоку, пальцем очерчивая далекий горизонт сквозь здания.       - Никогда не видела у вас такого лица, лорд Элайджа, - сказала она, не поворачивая головы. – Лицо потерявшегося ребенка. Это даже забавно – могущественный вампир со страхом в глазах.       Майклсон смотрел на ее профиль, сглатывая накатываемые воспоминания, связанные с этой беглянкой. Наивность ее поведения, очаровательность романтических выводов и собственное желание – подарить ей шанс на взаимную любовь. Со своим бездонным опытом сквозь года, вампир понимал, что бессмертным не удостоится и шанса на столько хрупкий союз сердец.       Когда-то они, Первородные, были способны заботиться и любить кого-то. Никлаус прав в своем рассуждении о понимании этой слабости бессмертных – так решил Элайджа, оглядываясь назад, ненавидя четкие воспоминания о разбитом сердце своей первой любовью, презирая поганую мысль о том, кого выбрала девушка, ставшая магическим компонентом их проклятья, и заметно напрягаясь от мысли, что не способен ее забыть.       Особенно, когда видит ее живой портрет перед собой.       - Твои волосы, - внезапно пробормотал первородный, дотягиваясь до коротких прядей с желанием сдернуть парик, освободить волнистые локоны. Кэтрин взглянула на него, усмехнувшись жесту, и, пожав плечами, стащила с головы приправленный магией парик с прической боб.       Родные, темные кудри, запутанные в двух косах рухнули на плечи и были тут же подхвачены утренним ветром с ранней прохладой. Девушка искренне пожалела, что не может взглянуть в зеркало – пригладить спутанные волосы, но внимательный взгляд Элайджи, едва заметная улыбка в уголке его рта – заставили ее замереть.       Он выглядел беззащитным перед ее образом, с предельной нежностью дотянулся до ее лица, обняв ладонью. Кэтрин вздрогнула, хотя видела его движение, а настойчивое движение большого пальца вампира, стирающего яркую губную помаду с ее губ, ставило в неловкое положение.       Как пугливо стыдно! Словно юная и неопытная девушка, Пирс замерла перед ним – невинная дебютантка попала в двусмысленную ситуацию, но даже не подумала о побеге от настырного джентльмена.       Пока она пыталась сбросить оцепенение, Элайджа заметил ее проступившее смущение на щеках, наслаждаясь этой эмоцией Петровой. Медленно наклоняясь к ней, первородный думал напугать ее и заставить проявить черты той невинной девушки, что убегала от него по саду, подхватив зеленую юбку.       - Катерина, - прошептал вампир в жалких сантиметрах от ее губ, заставив ее сердце трепетать сильнее, чем она хотела бы себе позволить. Кэтрин Пирс все еще сжимала руку Элайджи, за которую выводила его из заведения, а вторую позволила себе положить на сгиб его локтя, принадлежавший той руке, что ласково обхватывала ее щеку.       Их первый поцелуй был осторожный, невинно-испуганный и беззащитный. Первый подаренный поцелуй милой леди для преклоняющегося перед ее красотой рыцаря. Ласковое касание губ неловкой нереиды, встретившей царя морских глубин на берегу океана.       Кэтрин невольно задержала дыхание, пытаясь осознать происходящее, но тщетно – мысли хаотичным потоком закружились в водовороте беспамятства. Ей хотелось большего, она слегка изогнулась, прижавшись бедрами к вампиру, а ее пальцы ласково обхватили шею Элайджи, слегка касаясь линии подбородка, чтобы направлять поцелуй.       Невинность быстро растворилась в кокетливой жадности Петровой, дорвавшейся до несомненно запретного плода. Несомненно, проведя ночь с ним, возможно, одну из самых незабываемых в своей длительной жизни, она окажется проигравшей в этой бесконечной игре в догонялки.       Он поймал ее. В тот момент Элайджа почувствовал, что смог дотянуться до нее, обхватить руками и прижать к себе. Торжество сводило с ума, а руки цеплялись за ее кожу и волосы, обоняние жарко втягивало ее запах за вереницей ароматов цветочных, ядовитых духов. Позволяя ей вести в этом длительном поцелуе, Майклсон с недовольством почувствовал, как она попыталась отдалиться и перехватить дыхание.       Возможно, она решила ускользнуть в последний момент, махнув рыжим хвостом плутовки. Он ей не позволит. Первородный провел ладонью по спине девушки, и тут же обхватил ее за талию одной рукой, до боли сжимая. Кажется, Кэтрин пискнула от этого движения, тут же укусив его губу, и отклонила голову назад, пытаясь распознать его мысли.       Элайджа обнимал ее сурово и крепко, словно запирая в клетку своими руками. Он глубоко и часто дышал, оставаясь склоненным к ней. Его лицо было в паре сантиметрах от нее: губы почти касались кончика ее носа. Смотря на него снизу-вверх, Кэтрин видела прикрытые глаза.       Возможно, в них сейчас плещется стыд с жалостью, отрезвляющие загоревшиеся чувства. Грусть паршивой овцой слонялась в пустоте, казалось бы, скользкого и темного сердца Кэтрин Пирс. Девушка облизала губы, ощутив вкус его крови. Глупость. Вампирша, скованная его руками, не могла повернуться спиной, не могла сбежать, и лишь ее ладони с легкой дрожью приподнялись над его кожей, собираясь отпустить бездумный поступок в исчезающую темноту чикагской ночи.       - Катерина, - его шепот накинул невидимые путы на нее, заставляя ждать слов, которые отравят остатки приятных минут в его болезненных объятьях. Она неловко, но гордо молчала, желая уйти с высокоподнятой головой подальше от этого омута желания.       – Катерина, - повторил ее имя вампир, выдыхая буквы, словно ускользающий первый снег, мгновенно обращавшийся в воду. Ненавистное имя опозоренной из-за дурманящих чувств девушки, прошлая и давящая жизнь в одном слове, данном родителями.       Ей казалось, что если он вновь произнесет это имя, она зарычит гиеной и разгрызет его горло, не давая его употреблять, словно зовя в сказку, рассказанную перед сном.       Стискивая пальцы на шее первородного, Кэтрин медленно натянула улыбку, оскалившую ее лицо. Мягко, с придыханием пробормотала:       - Что вы хотите, лорд Элайджа? – они скрестили взгляд подобно клинкам на поле боя. Ее приторно-наигранный и разгневанный, и его одурманенный и загнанный в ловушку, но никто не сдавался. – Скажи же, - прошептала девушка. – Скажи, что ты хочешь, Элайджа, зовя меня этим именем?       Вместо ответа первородный потянулся к ней снова, успев только скользнуть губами по ее щеке, когда она резко повернула голову в сторону. Майклсон клацнул зубами, склонился к ее виску, прижимаясь лбом. Казалось, он хотел поглотить ее, загнав в ловушку своих рук, и никто не способен оторвать их друг от друга. Кэтрин чувствовала, как хрустят кости, догадывалась о проступивших синяках, которые регенерация усердно лечила.       - Ты… одна, - свистящий шепот обнажал, сдирал кожу, - только ты одна, - его голос был напуганным и нерешительным, заставляя Катерину Петрову ерзать и даже попытаться дернуться в сторону от его рук, но бесполезно – он позволил ей только слегка повернуться корпусом. - Ты нужна мне. Целиком. Ты.       Ложь. Секундная мысль, верная в своем чутье. Благородный Элайджа не склонит перед ней голову, принося клятву, вырывая из своего сердца бесконечный список принципов. Особенно, тот самый – единственный и нестираемый – Семья превыше всего.       Это его правда.       Кэтрин закрыла глаза, обмякнув в его руках.       Лживая вера, глупая надежда, желанная любовь – водоворот захватил ее грудную клетку, едва ей стоило слегка оглянуться – встретив его взгляд украдкой, проверяя свои догадки.       Далекое, забытое в сказочной легенде ощущение первой влюбленности – невинный первый поцелуй был верхушкой айсберга, и Кэтрин ощутила в одном его взгляде мрачную глубину жажды до нее.       Он желал ее. Цеплялся за нее.       - Раз так, - лукаво произнесла Пирс, неожиданно для себя сдаваясь. – Что же ты ждешь…       Элайджа не дал ей договорить, поднимая ее над землей и унося по улицам с невероятной скоростью, в считанные минуты достигая квартиры, едва не ломая дверь. Со скулящим звуком та захлопнулась за ними, а они вкушали друг друга.       Каждое его прикосновение казалось соревнованием между причинением боли и дарением нежности. Кэтрин терялась от напора, от одичалой страсти, рвавшейся наружу сквозь краткие поцелуи. Все ее тело было его добычей, трофеем и наградой. Это льстило и пугало.       Пуская в ход пальцы, Элайджа вынудил ее вскрикнуть громче, давая вцепиться в него руками, чтобы не рухнуть ему под ноги. Он вжал ее в стену комнаты, не закрывая за собой дверь. Бретели платья быстро исчезли, а нижняя легкая сорочка оказалась стянута в мгновение ока и чудом не порвалась. Оставшись в чулках и аккуратных туфлях, Кэтрин усмехнулась, когда Элайджа остановился и оглядел ее от макушки до пяток. Она не сомневалась в своей привлекательности, но мурашки заиграли по коже от пытливого и одержимого взгляда.       Петрова прогнулась в пояснице, водрузив руки на плечи вампира, и улыбнулась, неожиданно мило и искренне. Элайджа моргнул, заметно удивившись выражению ее лица. Жажда сковала его разум, давая свободу пытливой и хваткой страсти.       Вампирская скорость казалась благословением, когда первородный переместил их на кровать и избавился от своей одежды. Кэтрин не успела уловить его перевоплощение, как ощутила резкий толчок. Заглотив воздуха и издав вскрик, девушка резко подалась вперед, не ожидав скорого вторжения, но тут же застонала от начавшихся движений.       Элайджа захватывал ее полностью, начав поглощать даже короткие вскрики и придыхание. Кэтрин смутно понимала, что ее направляют и овладевают в любовном бреду безумия. Привыкшая быть соблазнительницей, плутовка Петрова оказалась во власти своего давнего преследователя, покорно позволяя вертеть собой.       Она оказалась слабой перед его руками, его поцелуями и даже перед его дыханием. Оказавшись на боку, вампирша оглянулась, стискивая пальцы его ладони, которая медленно двигалась от ребер к заветному месту между ног, пока вампир продолжал двигаться в ней. Его глаза были прикрыты, но девушка не сомневалась в том океане чувств и мучительных желаний, бурливших в нем. Элайджа оказался ненасытным зверем из морских глубин, пожелавшим утащить ее за собой, в темноту и бескрайность невесомости водного царства.       Он не давал ей перехватить инициативу, предпочитал подминать под себя, но воистину нежно и терпимо относился к каждой клеточке ее кожи. Кэтрин казалась себе слабой и робкой, почти невинной, невестой в руках знатного ловеласа.       Откинувшись назад, на смятые простыни, Пирс тяжело глубоко дышала, потеряв запас сил. Ее ноги разжались, ранее сцепленные у него на спине, но Элайджа оставался над нею, опираясь на локти, вторя ее рванному дыханию. Склонившись к ее солнечному сплетению, вампир провел языком по коже, слизывая высыпавший пот.       Кэтрин захихикала, не в силах сдержаться, и вызвала взгляд на себя. Элайджа поднял голову и уставился на ее лицо, словно впервые видя и осознавая ее существование.       У нее сперло дыхание, смех комком осел в гортани, но она сглотнула с болью нежеланный кашель.       Он смотрел на нее. Он видел ее.       Жуткое, пугливое нечто рассыпалось росой по утру внутри девушки. Пытаясь поджать задрожавшие губы, Кэтрин сморгнула капельки слезинок, надеясь, что он не заметит. Этот его помутненный взгляд, свободный и бурлящий в своей глубине дарил ей тепло опасного адского пламени.       Пусть действия сквозь дурман страсти уже показали ей эту открывающуюся золотую клетку, в которой Элайджа хранил свои стенающие от подавленности чувства, этот его взгляд на нее сказал острее и опаснее.       Он жаждал ее. Он возжелал ее.       Кэтрин плавилась под давлением этих глаз, пылающих от ее вида. Обессиленной рукой вампирша дотронулась до его волос, расчесывая пятерной и откидывая их назад, со лба. Элайджа потерся о ее пальцы словно верный щенок, тут же быстро поцеловав холмик левой груди и шумно втянув ее запах.       Кэтрин улыбнулась кончиком губ, осознавая и понимая его жажду, и кивнула в ответ на незаданный вопрос. Первородный помедлил, неуверенный в ее реакции, собирался что-то произнести, но Петрова прикрыла его рот ладонью, и слегка повернула голову, приподнимая подбородок, демонстрируя белоснежную шею. Майклсон быстро пересёкся с ней взглядом, оглядел дергавшуюся линию артерии, автоматически призывая свою бессмертную сущность.       Кэтрин предпочла замереть, но Элайджа внезапно поднялся, садясь на кровати, потянув ее за собой обхватывая двумя руками, расположив их на спине, в районе поясницы. Первородный провел губами по желанной жиле, но склонился ниже, и вонзил клыки в левую грудь девушки. Кэтрин дернулась, инстинктивно думая о самозащите, но Элайджа ласково пробежался ладонью вверх, помогая ей поддерживать положение шеи и головы.       Срывающая в безумие страсть приутихла, она упала в штильное и нежное прикосновение, в доверие к тому хищнику. Элайджа пил спокойно, размеренно, прислушиваясь к ней и ее состоянию. Петрова понимала, что жажда крови человека не сравниться с этим желанием испить ее бессмертной и замершей жизни. Этот интимный дар, который он мог получить только от нее, такой, какая она есть. Первородный оторвался от нее, гипнотизируя взглядом быстрое исчезновение следов его клыков. Слизав остатки крови, Элайджа аккуратно повернул девушку, медленно проскользнув рукой от хрупкого плеча к шее, обхватывая ее, заглядывая в ее глаза с интересом и признательностью.       Кэтрин, слабо поерзав от нахлынувшей усталости, смотрела на него прямо, удивляясь собственной смелости и открытости. С его способностями первородный был способен проникнуть в самые укромные места ее сознания, но риск казался оправданным.       Петрова склонила слегка голову, прикрывая глаза и незаметно для себя заулыбалась от наполнившего ее счастья от близости с ним, с братом ненавистного врага. Несмотря на запоздалые мысли, на которые девушка не пожелала оглянуться, принять весь ужас совершенного акта страсти, раскрывшего ее искреннее отношение к первородному.       Тогда она не поняла, что продала то, что жадно оберегала, - себя, вручила свою потемневшую душу на суд принципиального благородства. Осознание будет приходить постепенно, поставив точку в том жалком признании в переулке, над бесчувственным телом двойника Гилберт.       Кэтрин обменяла себя на это чувство в его руках, в его глазах. Это обжигающее, дикое желание только ее. Она чувствовала себя желанной. Любимой. Она отдалась этой рассветной ночи, этой буре в его степенной и загадочной душе.       И пугающим шепотом раздавалось на окраинах ее сознания, что куда крепче в этой ночи шторма проявилось другое – это обезоруживающее желание быть любимой в ответ. Март 2014       Элайджа проснулся один. Несмотря на то, как крепко он вцепился в девушку – она умудрилась сбежать из его рук, потому что не желала оставаться рядом с ним. Ласковый и надломленный шепот старинной песни продолжал эхом или видением желанного сна звучать в его голове, но Майклсон предпочел не заострять внимание на этом.       Кай связался с ними, радостно сообщая, что приготовил удивительный подарок – дар, который делает их на сто шагов ближе к желаемому. Приступ его сестры отразился на его поведении: лидер Августина звучал дерганным мальчишкой, которого вызывали к директору на ковер за разбитое окно в школе. Майкл предпочел игнорировать разговор со старшим сыном, избирая политику забывать о той, чье имя так и не произнес. Элайджа счел это ярким ответом на свои вопросы, но не смог поддаться эмоциям вновь – разработки и планы Августина, казалось, приблизились к реальности.       Кэтрин приведением шелестела позади Майкла, покусывая мизинец правой руки. Ей не вернули голос и право выбора – она следовала за своим хозяином с видом упирающейся от мытья кошки.       Дорога заняла полдня. Они въехали в студенческий город среднестатистического колледжа в глубинке страны, объезжая его по крайним улочкам, пока не приблизились к дальним учебным корпусам. Кай встретил их у черного входа, облаченный в белый халат и потирающий нервно руки.       - Приветствую! – судорожно пробормотал он, кивая Майклу и улыбаясь Кэтрин. – Я счастлив, что вы не задержались в пути. Нашему объекту QS01 сегодня много лучше, чем было пару дней назад. Мы провели бессонные ночи в ужасе, что потеряем ее.       - Ее? – повторил Элайджа. – Кого в этот раз вы заточили в своей лаборатории?       Кай беспомощно похлопал глазами, удивленно и уязвлено противясь заявлению первородного:       - Она активно сотрудничает с нами! Ее знания, ее тело, ее тайны – она с готовностью отдает нам все, что нужно – от того и страдает. Понимаете, ее случай – не самый типичный образец. Вы видели разработки на основе ее крови, ее генетического кода! Она – наше сокровище, но, к сожалению, она сама стала жертвой собственной уникальности! И страдает. Но я обещаю, - он сложил руки в кулаки перед собой, встряхивая их убедительности своих слов. – Мы разгадаем. Я не сдамся, пока не пойму причины и не предугадаю последствия. Вы уже понимаете, что стоит на кону… для меня.       Кэтрин фыркнула безмолвно, складывая руки на груди. Элайджа понял, что привык к этой манере словоблудия у Кая.       Наконец-то, их повели по коридорам, в очередной раз удивляя качеством защиты и очевидностью сокрытия своих подпольных лабораторий на самом виду. Забавно осознавать, как люди недальновидны в своей простоте и пронырливы в осознанном желании превосходства.       Элайджа задумался, не сразу заметив, как их подвели к камерам заключения. Кэтрин оценила масштаб клетки, дотронувшись до прутьев, и тут же обожглась. В тусклом свете на полу лежало бездыханное тело – окровавленное, слегка подпалённое и застывшее в неестественной позе. Девушка прищурилась, пытаясь разглядеть пленника, чувствуя что-то знакомое в этих останках.       Майкл же застыл у соседней камеры, меняясь в лице на мгновение. Элайджа удивленно уставился на руку отца, которая застыла перед ним, не давая пройти мимо. Первородный перевел взгляд на очередную клетку с подопытным, замечая, как робко и забито стал смотреть на них Кай, оставаясь около своих подручных с арбалетами на перевес.       QS01. Майклсон понял это и без пояснений – сокровище, источник невероятного прогресса последних месяцев, чудо в живом теле. Он уже был ознакомлен с краткими версиями исследований этого образца. Вампир, ставший человеком. К своему злобному ужасу над фактом недавнего обращения в человека Кэтрин, Элайджа не верил, что нашлись захоронения лекарства рецептуры Сайлоса, который с тщательностью своего племянника оберегал свои сокровенные знания.       Значит, этот QS01 – пустышка.       При неровном свете приглушенных ламп цвет волос из золотистого стал грязно-желтым. Ее худоба и тусклая кожа напрягала, а тихий напев песенки про Августина слышался бормотанием зацикленной мелодии на пластинке. Элайджа медленно приблизился к прутьям решетки, содрогаясь от аккуратной и остро выточенной мысли, формирующейся в узнавании этих черт лица и светлых глаз. Имя не сразу сорвалось с губ, сначала отловив только гласные в воздухе.       - Ребекка, - испуганно позвал первородный, приникая ближе к прутьям. – Ребекка! Она дернулась, откликнулась, поднимая голову и вглядываясь в застывшую фигуру около решетки. Песня оборвалась. Его имя было выхвачено жадным слухом из полутьмы камеры:       - Элайджа...       У него оборвалось сердце. Его младшая сестра. Первородный резко изменился в лице – кровавые глаза сияли окантовкой зрачка, когда он повернулся к Каю, отступившему назад и сглотнувшему от напряжения. Забавно было видеть, как страх гуляет по его лицу.       Элайджа рванулся к нему, желая возмездия и свободы для Ребекки, но вдруг отец обхватил его со спины, оттаскивая назад. Кэтрин вжалась в стену, не ввязываясь в семейные посиделки в стиле Майклсон.       - Тихо, - Майкл говорил твердо, словно не заметил плененную и ослабленную родную дочь. – Сынок, тише. Успокойся! – взвывал к разуму первородного Разрушитель. Элайджа огрызнулся на него, дернув плечом и почти вырвался, как древний охотник на вампиров вцепился в его горло клыками, ослабляя его. Сплюнув лишнюю выпитую кровь, Майкл резко развернул сына к себе лицом:       - Приди в себя! И услышь ее сердце, - крепко держа за предплечья, вампир встряхнул Элайджу, который игнорировал льющуюся на его пиджак кровь. – Она – человек!       Петрова приглушенно охнула, прикрывая ладонью рот, обращая внимание на этот факт. Внутренне похолодев, вампирша начала складывать в голове замеченное и увиденное: некая сыворотка, выдворяющая какие-то из способностей и слабостей вампиров, гниющие по-человечески тела бессмертных, внезапный скачок прогресса в изучении обратного превращения.       Ребекка Майклсон. Проклятье! – в сердцах выругалась Кэтрин. Ранее сказочный напев о силе человеческого рода в изучении магического бессмертия обрел почти реальный окрас страшной истории о победе. Опасность таилась в этой светловолосой девице, решившей стать человеком на старость своих лет безумия.       Будь ты проклята, Ребекка! – злобно глядела на пленницу Петрова, не чувствуя и капли сочувствия к той, что выбрала быть слабым жертвенным агнцем в руках исследователей. Вампирша перевела взгляд на Элайджу, которого также поразила новость о новой природе родной сестры. Кай начал вещать о том, как они встретили Ребекку в этом колледже, как открыли в ее крови неоднозначный состав генов, как раскрылась она перед ними.       Майкл удерживал сына от агрессивных действий против приспешников Августина, потащив его по коридору вслед за Каем, который не прекращал пояснений. Кэтрин молча плелась следом за первородными, заметив, как выводят из камеры Ребекку, вяло переставляющую ноги.       Их привели в светлую комнату с длинным столом и стульями, но Петрова предпочла стоять около двери. Майкл усадил Элайджу, который тяжело дышал и резко стер с шеи остатки собственной крови. Кай оказался у дальней стороны стола, который был покрыт краткими отчетами об исследованиях, расшифровках экспериментов. Перестав лепетать пояснения, лидер Августина неловко вытащил диктофон из кармана и включил его на общую громкость.       «-Запись шестая. Представься еще раз.       - Ребекка, дочь Майкла и Эстер.       - Дата рождения. Возраст.       - У девушки неприлично спрашивать возраст. Начало марта, примерно десятый век. Разве я не хорошо сохранилась для тысячелетней девы?»       Ее смех пугал, но не был истерическим или надломленным. Она сотрудничала со своим собеседником.       «- Расскажи подробнее, как ты дожила до двадцать первого века?       - О, это долгая и увлекательная история! Представляете, моя мама – ведьма! И она решила спасти своих детей…»       Майкл слушал исповедь Ребекки, стойко перенося красочные эпитеты, которыми покрывала его существование и преследование по пятам собственных детей. Голос девушки теплел, когда она упоминала любимых: старшего братца, брата-гибрида, да и ворчала на младшего из братьев – Кола. Периодически она задумывалась и прерывалась, вспоминая какие-то детали, которые могла знать только она. Элайджа тяжело опустил руки на стол, опуская голову, понимая, что Ребекка с наивностью и доверчивостью ребенка рассказывала о тайнах и фактах, которых касались когда-либо ее уши.       Способ убить первородного. Слабость гибрида к одной девушке. Родственные связи с Сайлосом, создателем бессмертия. История догонялок за Петровой.       Кэтрин слушала, скрипя зубы: ей хотелось вырвать хребет у блондинки за ее идиотизм. Причина откровенности отошла в такую густую тень, что вампирша надеялась, что мысли Ребекки не увели ее в правду о том, кем недавно еще была сама Петрова. Таким же слабым человеком.       - Я не верю, что моя сестра добровольно рассказала вам все, что знала.       - Мы сами удивились ее открытости, - улыбался Кай. – Мы сотрудничали с ней, потому что она проявила интерес к своему состоянию. Она мечтала, - молодой человек поправил: - мечтает о становлении полноценным человеком, о детях,… муже. Но к сожалению, оставленное ей зелье было с каким-то побочными эффектами – теперь разрушается ее мозг. Захватывает ее разум…       Кай начал демонстрировать снимки ее головного мозга, ярко подсвеченные на разных участках. Заговариваясь и теряясь в некоторых терминах, глава Августина создавал уверенное впечатление: он привязался к объекту QS01.       - Но вы держите ее в клетке? – первородный едва сдержал ярость на кончике своего языка.       - Нам пришлось. – искренне сознался Кай. – После инцидента, маниакальной фазы, мы смогли ее успокоить только поместив за решетку. Она по неизвестным нам причинам успокаивает и ослабляет ее суицидальные мысли – полагаем, что имел место быть момент в ее жизни, когда ее также держали, и она просто ждет теперь чего-то или кого-то в заточении подобно принцессе в башне.       - Я хочу поговорить с ней, - слабым, но уверенным голосом произнес Элайджа. Его взгляд не терпел отказа, а Майкл молчаливо кивнул, поднимаясь со своего места и отходя к дальней стене. Кай отдал указания, и, спустя двадцать секунд, ее усадили на свободное место.       Подобно безжизненной кукле со спутанными кудрями, Ребекка тихо дышала и слегка улыбалась, водя глазами окружающей комнате. Элайджа с трудом мог смотреть на тень собственной сестры, но поднялся на ноги, идя к ней, зовя по имени с теплотой и надеждой на ответ.       Девушка дернулась, сдвигая стул назад, и взмахнув руками, словно отталкивая от себя кого-то. Элайджа замер в трех шагах от сестры, гневно огрызаясь на Кая:       - Что с ней сделали? Кто довел до такого?       Майкл прикрыл глаза, чтобы не видеть, как его дочь наклонилась резко вперед, выбросив руки перед собой, и рухнула на пол, судорожно оглядываясь назад. Элайджа тут же осел рядом с ней, дотянулся до ее лица, но она мотала головой, словно не видя его и пытаясь проследить взглядом за невидимым позади присутствующих. Кэтрин поджала губы, скрипя сердце, признавая жалкое обличие той первородной, кто склоняла перед собой аристократов и бандитов.       - Последние несколько дней были замечены отчетливые галлюцинации. Она говорила о какой-то девушке, танцующей вокруг нее и улыбающейся кровавым оскалом. У нас есть надежда, что скоро это пройдет – мы уже начали курс восстановительной терапии с лекарством на основе вампирской крови, которая позволит восстановить часть функций…       - Но ее психическое состояние не отменяет того факта, что она – человеческая девушка, - внезапно заговорил Майкл с каким-то благоговением. – Она нашла способ обратить проклятье. Моя девочка добилась своего…       Кэтрин поразилась гордости в словах Разрушителя, не сразу заметив пополнение в комнате: зашли трое медбратьев.       - Ребекка, - тем временем звал сестру первородный, вновь пытаясь заглянуть в голубые глаза. Девушка замерла, проползла чуть вперед, дотягиваясь до опущенного колена мужчины. Элайджа, преклонив колено, пытаясь как-то обнять ее за плечи, но Ребекка щекой прислонилась к его ноге, сладко выдыхая:       - Элайджа, ты пришел, - оставаясь на полу, мягко прижимаясь к внезапно появившемуся брату, к его ногам, словно домашняя кошка. С надломленным опустошением, первородный выдохнул, мягко касаясь ее макушки – она узнала его.       - Как я и говорил – прогресс! Она все еще с нами, мы можем продолжать изучение. Мы впервые столкнулись к таким удивительным образцом, но это …       - Да вы издеваетесь! – Элайджа выругался, собираясь прекратить разворачивающийся цирк оправданий и веры в то, что они способны разгадать тайну этого эликсира обращения в человека. Сайлос, будь он проклят, оставивший свой подарок давней дорогой возлюбленной Дьявола, конечно, не подумал приложить рецепт его приготовления.       - Мы неустанно следим за ее состоянием. Мы не за что не допустим ее смерти или серьезных повреждений! – Кай почти распевал каждое слово. - К тому же, мы обнаружили дополнительный источник понимания секрета … - Августин незаметно кивнул новеньким в комнате, как те бросились к Кэтрин, скручивая ее веревками, пропитанными вербеной. Петрова закричала и принялась ловко освобождаться, пока Майкл не пригрозил ей.       Элайджа туго соображал, распознав опосля, что причиной интереса в Кэтрин стала информация о ее двойном перемещении из бессмертного в человека и обратно. Вдобавок, в зимний визит отец прямо указал, что ему нужен такой ингредиент как двойник Кетсии. Первородный не мог оттолкнуть сестру и прийти на помощь на зов жалобного взгляда двойника, как услышал Кая:       - Не волнуйтесь, это вынужденная мера. Мы оценили ее способности по поиску, а также длину ее поводка. Мы не будем держать ее в клетке, - ученый говорил будничным голосом, но Разрушитель не был заинтересован в судьбе, принесенной им добычи.       - Что происходит, отец? – Элайджа, казалось, отказывался понимать сложившуюся ситуацию. – Что это за безумие!? Мы на грани, отец!       Майкл посмотрел на сына тяжелым, густым взглядом очевидного принятия и понимания. Первородный едва не задохнулся от безмолвного ответа. Кэтрин сопротивлялась, обжигаясь и ругаясь, но ее тащили, ослабевая вербеной. Сила ее воли к свободе почти перекрыла крепкие узы внушенного смирения, а Кай начал почти люлюкать:       - Кэтти, Кэт, успокойся. Всего лишь несколько анализов. - Он подошел к ней, мягко погладив по темным кудрям, а она плюнула в его лицо. – Увидите ее. Мы итак долго ждали.       Ребекка зашевелилась, когда хлопнула дверь, и Элайджа обратив на нее внимание, понял, что она наконец-то увидела его. Майклсон повторил ее имя с благоговением, и сестра улыбнулась, кивая.       - Мне очень жаль, - выдавил со всей серьезностью Элайджа, не веря, что произносит это вслух. Отец за его спиной стоял скорбящей статуей. Перед глазами Элайджи застыл образ приглашающей его на далекий берег девочки с кривой улыбкой, путающейся с фигурой, обезумевшей юной вампирши, разодравшей свою жертву.       - Мне жаль, что тебе приходится проходить через это, но это наш шанс. Понимаешь? – холод его голоса пугал его самого, но разум продолжал трактовать открывающиеся перспективы будущего. Опасности и возможности, угрозы с наградами. - Помнишь, давным-давно мы были так близко… к свободе… Мы не побоялась даже приговорить его к кровавой дани, потому что верили в нашу семью.       Майкл наклонил голову в интересе к произнесенным словам. Первородный продолжал говорить, веря, что сестра слышит его, понимает его.       - Ты сильная, Ребекка, я знаю это. Если бы я …. - Элайджа горько выдохнул. - Они не убьют тебя, но … тебе придется быть сильнее всех нас. Поверь, это во благо всех нас, нашей семьи. Если бы у меня был выбор… другой способ… - вампир замолчал, опасаясь оговориться и надеясь на тихий зов собственного бессилия перед принятым решением и опасным обещанием.       - Ребекка, - старший брат коснулся ладонью ее лица, натянув улыбку. – Собери все свои силы, не сдавайся, не дай им себя сломать, и вернись к нам, к своей семье. – Пустота в ее голубых глазах пугала, но Элайджа произнес свою клятву:       - Я вернусь за тобой, я обещаю.       Запечатлев долгий и горький поцелуй на лбу своей сестры, Майклсон не сопротивлялся, когда ее пришли забрать. Внутри него умерло что-то, стихло бурлящее море, переходя в бесполезный и безветренный штиль. Когда они с Майклом остались одни в комнате, Элайджа выпрямился, прикрывая глаза. Отец медленно приблизился к нему и произнес:       - Я не сомневался в том, что ты поймешь, сынок.       Первородный бездумно уставился на светлую стену напротив, слабо качнув головой, осознавая в полной мере, что он выбрал в этот момент. Та отвратительная ревность к связи, к схожести в улавливании мыслей, которая проснулась в холодном лесу в свете костра – она была побеждена в ту секунду, как Элайджа понял, как далеко готов зайти он и Майкл. Несомненно, в этом выборе сквозит кровавая расплата, которую его брат не позволил бы погасить.       - Мы все чем-то должны пожертвовать, - Элайджа сглотнул острую горечь со своего языка, словно пытаясь подавиться этой мерзостью. - В том, каким опасным стал мир – мы виноваты так же, как и вы с матерью. Искупить свое преступление перед природой, бытьем и человечеством…       Майкл кивнул и опустил руку на плечо сына в поддержке, а потом оставил его в одиночестве, запивая знакомый кашель смесью из фляги. Дрожащими пальцами дотянулся до невидимого следа ладони Разрушителя на своем теле вампир, стискивая до боли и хруста.       Элайджа чувствовал себя слепцом в бесшумном пространстве.       Понимание происходящего, уровень значимости и требований к принесенной жертве – убивало его душу, но и делало на шаг ближе к желанной цели, но несмотря на это Элайджа не мог подавить мерзкую мысль, что его предали задолго до того, как он был способен понять.       Отвратительная картина теплого огня и окружающих их волков.       Мирная жизнь, желанный путь покоя достается брату, когда его нет рядом с ним.       Элайджа не понимал, насколько мелочна его душа, пока не оказался на коленях перед невидимым сюзереном. И в то время, как его отец вынуждает его становиться на колени перед своей клятвой, Виктор подхватывает своего единственного сына, не давая упасть, не давая склониться перед опасностью.       Ради семьи. Ради ее защиты и ради ее будущего.       Те же клятвы, те же слова. Разные грани отцовской любви.       Да, Виктор и Клаус были одной породы, а Элайджа - все же был сыном своего отца.