The Close One

«I'm the one who gets people to do things they don't want to do.» Enzo «Я – тот, кто заставляет людей делать то, что они не хотят». Энзо       Январь 2014       Финн Майклсон.       Бонни столкнулась с ним в коридоре при своей очередной и бесполезной попытке сбежать из этого дома. Синяки пролегли под ее глазами словно грим для хэллоуинской вечеринки, белок глаз был «украшен» алой сеткой сосудов. Она заметно осунулась, мышцы были слабы и вялы, а чужое сердце изредка словно билось само по себе – вне тела девушки.       Несмотря на это – Кристиан проверял ее раз в несколько дней, не диагностируя опасных отклонений, а Саманья таинственно исчезла из особняка, не пытаясь вновь украсть видения, которые посещали Бонни ежедневно.       Ночью новый и неизведанный дар буквально топил ведьму в своих образах и картинках, не давая отдохнуть, словно запихивая ей в глотку чужие жизни. Иногда она видела знакомых – бывших одноклассников, старых соседей, но чаще – неизвестных людей, чья судьба была пред нею ковром, усыпанным розами, или алтарем, осыпанным кровавой данью.       Замерев на месте, Бонни ожидала реакции от стоявшего пред сервантом с зеркальными дверцами Майклсона. Первородный вампир медленно ощупывал свои щеки, слегка проваливаясь в кожу пальцами – словно погружаясь в пластилин. Беннет поморгала – не веря тому, что видела. Особенно ее напрягло, когда Финн естественным движением сдвинул собственный нос, а потом вернул обратно, изображая кривую улыбку слегка сползшего рта.       Она тоже воскрешена в подобии восковой куклы? Испуганно дернув свой нос, а потом пощупав щеки – Бонни пискнула, ощутив живую и краткую боль. Только этот звук отвлек Финна от созерцания и изучения своего лица, и он повернул голову, вертя ей словно на шарнирах.       Присматриваясь к девушке, заставляя ее нервничать, первородный шагнул в сторону, поворачиваясь на пятках. Движения выглядели одновременно и естественными для человека, и механическими, словно марионетку дергали за ниточки. Множество вопросов зародилось в голове Бонни, но она предпочитала ждать – не делать первый шаг в этой разыгрывающейся сценке. Финн осмотрел ее лицо, замечая:       - Позволю себе предположить: мы знакомы.       - Отчасти, - выдавила из себя девушка. – Я жила в Мистик Фоллс. Я знаю, кто вы.       - И знаешь тех, кто упокоил меня. Этот городок – земля нашей родной обители, потерянной в веках. И здесь я нашел свою смерть… И теперь меня забрали из объятий смерти.       Меланхоличный тон уставшего вампира медленно гасился, развеивался словно дым от потушенной резким выдохом свечи. Беннет сглотнула, бросая взгляд в сторону в поисках отступления от неловкости, начинающей сковывать пространство между ними. Стеклянная дверь, выпускающая на задний двор, была выбрана целью, и девушка попыталась ретироваться.       - Позволь попросить, - ровный голос и отчетливый акцент в вежливом тоне воскрешенного вампира слегка резало слух ведьме, но она остановилась на полуповороте, и уставилась на него в ожидании. – Я не привык к этой форме, к магии, текущей по моей… коже… Мне нужна помощь.       Отказ поселился на кончике языка Бонни, но все же она ждала конкретной просьбы.       - Я бы хотел выпить чаю.       Похлопав глазами, ведьма подумала, что ослышалась, но невиданная потерянная искренность в глазах Финна пробудили внутри девушки капельку сострадания к представителю первородной семьи. Кивнув в ответ, она посеменила на кухню, удивляясь себе, и прислушивалась к медленным шагам, следующим за ней.       Арочный проем освещался тусклым солнечным светом, и Бонни не сразу заметила сидевшего за овальным столом ее частого охранника – Энзо. Резко остановившись, девушка подобралась, опасаясь этого вампира больше, чем первородного позади нее. Сердце подскочило в собственном ритме, словно желая завертеться волчком внутри грудной клетки. Бессмертный тут же отреагировал на это, ухмыльнувшись и пригубив очередную порцию алкоголя, бутылка которого возвышалась около его руки, игравшей со стаканом, и поднял обратно к глазам книгу, которую читал.       Рождественская песнь в прозе за авторством Чарльза Диккенса – Бонни невольно скользнула глазами по золотистым буквам на обложке. Эхо пронеслось в голове ведьмы – ей пришлось зажмуриться от заигравшихся черных пятен вместо реальности.       Тишина разрывалась тонкими звуками партии акустической гитары. Волнами окутывала нежными нотами мелодия, лилась из-под долговязых мужских пальцев. Тяжелый серебряный перстень с едва заметной россыпью лазурита сверкал от ловких движений руки, бегущей по струнам. Напев создавался, тихий, но пронзительно мягкий голос накладывался на мелодию неровно, несовершенно, пока резко не прекратился: на мужские руки легли женские, заставляя остановит поток песни. Контрастность цвета кожи преломлялась светом очага, а мурчащий голос зазвенел шепотом сквозь интимность момента:       «Мой милый Скрудж, а ты разобьешь мне сердце?».       Бонни уставилась на свои руки, не сразу понимая, что вернулась из очередного видения. Энзо заметил изменения в теле девушки, поглядывая над краешком страниц. Помотав головой Беннет прикусила губу, поворачиваясь спиной – словно собираясь сбежать из помещения. Она пыталась не заострять собственное внимание на деталях, увиденных в будущем, но разум невольно анализировал.       Финн с неожиданным пониманием в глазах обогнул ее с посредственным выражением лица, не реагируя на присутствие еще одного существа. С жалким видом и заметными усилиями пытался открыть шкафчики: ручки выскальзывали из его пальцев, словно проваливались сквозь расплавленный воск, и гулко захлопывались обратно. Методичный и звонкий звук повторялся по мере роста числа попыток, пока Бонни наконец-то не отмерла и поспешила на помощь к горе-первородному, понимая суть просьбы, но желала огрызнуться в адрес Энзо, который мог бы помочь Финну и без нее. Головокружение от очередного видения туманило ее мысли – простая физическая нагрузка показалась выходом в тот неловкий момент.       Энзо отметил плавное возвращение спокойствия у ведьмы и вернулся к чтению, нарочито медленно переворачивая страницу.       Рассудив здраво, Бонни приступила к нехитрому занятию заваривания чая, несколько сортов которого она нашла в одном из верхних шкафчиков. Финн внимательно следил за ней, и Беннет едва не вскрикнула: не отравлю я тебя, а потом поняла – Майклсон изучает процесс создания напитка как новое ремесло. Не желая поднимать на смех первородного, который, если она не ошибалась, пролежал в качестве негниющего трупа около девяти веков, ведьма сообразила две большие кружки свежезаваренного напитка в надежде примириться с ее соседями.       Финн по указанию руки девушки оказался за столом, когда перед ним появилась кружка с легкой дымкой горячего пара. Медленно опустив руки на поверхность обеденного стола, а затем явно сосредоточившись на своих действиях – первородный с заметным облегчением смог обхватить ладонями кружку и поднести к губам. Бонни наблюдала эту диковинную сценку театра одной марионетки, поморщившись от созерцания слегка сползшего уголка рта вампира.       - Тяжела жизнь после смерти, - прокомментировал происходящее Энзо, складывая книгу и опуская ее на стол. Своим отчужденым тоном подчеркивал их общее положение: человек, обратившийся в вампира, почившая с миром, но возвращенная с того света ведьма и павший первородный, вживленный в непонятную сущность. Дотягиваясь пальцами до почти опустошенного стакана с виски, вампир драматично вздохнул. – Особенно в оковах.       Беннет замерла от едкости этого заявление на краткое мгновение, но тут же начала пить свою порцию чая, впитывая жадный аромат мяты и корицы. Дикая несовместимость этих запахов давала ей ощущение реальности этого мира, в который ее вернули, опутанной паутиной, в которой ей снова придется разбираться одной. Энзо не смог остановиться на одном высказывании, пытаясь завязать беседу скорее от скуки, чем от явного интереса.       - Я слышал, что ты - тот первородный, который выступил добровольцем в суицидном заклинании ведьмы, - чувство такта явно покинуло бессмертное сердце вампира. Финн сохранял ледяное отчуждение, которое должно бы оттолкнуть собеседника. Бонни бросила взгляд на проход, раздумывая насчет полезности уединения.       - Я слышал, что ты – тот вампир, который дал людям схватить себя, - многогранная надменность горела слабым, но ярким огнем в тоне первородного, - позволил экспериментировать над собой, - Финн сделал глоток, умиротворенно улыбнулся теплоте напитка. – Несколько десятков лет. Год за годом.       Бонни с трудом сглотнула обжигающий напиток, едва не давясь от полученной информации. С заметным беспокойством посмотрела на вампира, который изменился в лице, явно неожидавшего хлесткого ответа от давно упокоенного члена первородной семейки. Допивая виски, он несдержанно сжал стакан, пуская по кругу стекла трещину. Беннет снова поглядела в сторону коридора, но пугающее ее любопытство заставило замереть в жажде новых данных.       - У Саманьи длинный язык, - заключил Энзо, опуская поврежденный фужер с аккуратностью керамика, вынимающего из печи свой очередной шедевр. Финн отпил еще пару глотков чая прежде, чем опустил чашку на стол, безразличным голосом поясняя:       - Она поведала твою историю не со зла, но с далеко идущим расчетом на мою помощь. Пробудить во мне сочуствие, - ноты насмешки прокатились слове, - или гордость. Разбудить во мне жизнь. К ее сожалению, я ничего не желаю больше, кроме добровольно уйти в тот мир.       - Ты и так не выглядишь живым, - Бонни пробормотала свой комментарий, касаясь глазами пальцев первородного, слегка плавившихся от прикосновения к теплой чашке. Майклсон кивнул в подтверждение ее слов, и продолжил говорить в своей степенной манере:       - Как можно жить без сути, без души и без якоря, способного тебя удержать в этом мире, - первородный поднял изнеможденный взгляд на нынешнюю наследницу провидения. – Нет худше наказания, чем быть живым без смысла жизни. Я потерял всё задолго до того, как обрел бессмертие.       - Тогда зачем ты стал вампиром? – лаконично спросила Бонни, чувствуя, как ее захватывает эта атмосфера тянущей грусти, сопровождавшей Финна.       - Ради матери, - с печальной улыбкой опустошенного человека произнес Майклсон. – Она хотела, чтобы я жил как неуязвимый к болезням, старости и самой смерти. Я хотел сделать счастливой свою маму. Разве это грешно?       Энзо посмотрел в сторону, не желая пересечься взглядом с первородным, а Бонни не смогла оторвать глаз от искренности выражения лица, с заметно плавающей мимикой куклы. Финн ждал ответа от них, но знал, что не получит, поэтому пригубил чаю в молчании.       - Но Никлаус отнял у меня смысл этого долгого существования, едва я почувствовал вкус этой жизни. Я боялся предположить, насколько действительно мстителен и опасен мой брат на самом деле. Я боялся верить в это, пока не увидел своими глазами, как он ковал в огне «цепи» для своей семьи, пока не осознал, что он убил мать своими руками.       - Неужели Саманья пробудила в тебе жажду мести? – Энзо усмехнулся, откидываясь на стуле. Финн замер в нерешительности своего ответа, пока Беннет заинтересованно перевела глаза на вампира, позволившего себе очередной бестактный комментарий.       - Нарушенное обещание, - многозначительно озвучил Майклсон свою причину, не давая пояснений. – Желание заслужить прощение матери, проклятой на страдания из-за своего родительского долга защитить своих детей. И наглость детей Кроноса в своей бессовестной жизни отречения от тех, кто дал им жизнь. Я могу уничтожить их, не выступая против. Это удивительная и сладостная победа. Словно чудо.       - Не прикрывайся красивыми словами, - Бонни стиснула кулак, покоившийся на ее колене. – Это месть – своей семье, которая бросила тебя, которая не оплакивала тебя, Финн Майклсон.       Пустые глаза коснулись агрессивного выражения лица Беннет с ледяным безразличием, и он произнес:       - Дитя Святой Волчицы.       Энзо нахмурился, не оказываясь в курсе этих новостей, а Бонни непонимающе уставилась на первородного. Финн продолжил:       - Ребенок – чудо. Наследие самой природы, продолжение моей матери будут жить в дитя, которое понесла от моего брата – бастарда его возлюбленная девица – Кэролайн.       - Что? – Бонни подскочила на месте, ударяясь коленями о ножки стула. – Кэролайн… Ребенок… Она – вампир! Она не способна…       - Ребенок – чудо, - голос Кристиана раздался с эхом пустого коридора. – Он зародился и развивается внутри Кэролайн Форбс. В этом больше нет сомнений. Я удивлен, что ты еще не видела яркие эпизоды ее материнства.       Вспоминая кровь, окрашивающую подол светлого платья, пока светловолосая девушка хваталась за первородного гибрида, Бонни сокрушенно осела обратно на свое место, опасаясь за свой рассудок.       - Я должен защитить наследие своего рода, продолжение магического начала моей матери, - проговорил Финн, вновь сосредотачиваясь на чашке с остывающим чаем, чтобы поднять ее и поднести к губам. – Защитить нерожденное дитя от самой коварной игры судьбы, от сути опасного чудовища, который не способен на милосердие – от его отца.       Беннет молчала, а Энзо присвистнул от поворота этого логического заключения. Кристиан вздохнул с разочарованием, проходя внутрь помещения, и сел напротив вампира, выжидающе смотревшего на папку в руках колдуна.       - Это тупик, - прокомментировал свою отлучку Берд, кидая Энзо бумаги, словно кость – псу. Вампир тут же начал изучение содержания листов, бегая глазами по напечатанной и отсканированной информацией с жаждой исследователя. Кристиан легким движением руки вытащил из кармана сверкающий камнями женский браслет, начав перебирать их как четки.       - Люди могут быть достойными противниками, если смогут овладеть знаниями, которые скрывают голоса мертвых, - колдун хмыкнул. – Мы должны их опередить, если хотим сохранить наш мир таким, каким знаем, но и улучшить его.       - Каким бы ни был у Августина мотив: благородный или низменный – я разорву на клочки того поехавшего маньяка! – Черной как смоль ненависть сочилась из каждого звука, произнесенного Энзо. – Я жизнь положу, но утащу в могилу надоедливого морального урода - Малакая.       - Не забудь сердце оставить в доказательство своего подвига, - проговорил Кристиан, переводя взгляд на Бонни, заворожившуюся на нем, словно на отражении в зеркале. В ее недвижимых глазах, смотревших, словно сквозь него, колдун мог разгадать прострацию очередного пророчества.       Беннет в очередной раз не заметила, как провалилась в подобие сна на яву. Перед ней находился на коленях Кристиан, усыпанный кровавыми брызгами и отпечатками ладоней. Он методично распарывал грудину недвижимого тела, лишенного головы, пока его пальцы покрывались темнеющей и остывающей кровью. Операция на трупе привела к поднятию органа, предназначенного для перекачки жизни внутри тела. Мертвое сердце покоилось в его ладони, пока колдун не подозвал к себе из кармана сверкающие камни, словно опечатывая извлеченный орган. На лице Кристиана нарисовалась слабая улыбка, контрастирующая со слезами, проделавших себе путь от краешков глаз до подбородка.       Бонни закрыла и открыла глаза. Мутное восприятие предвещенного пятнами стекало из ее видения мира, как она испуганно и резко дернулась, заметив прямой взгляд Кристиана на себя, почти не отличного из увиденного ранее. Едва не столкнув чашку со стола, вызывая любопытные взоры остальных своих «милых» соседей, ведьма пыталась смотреть на Берда невозмутимо. Наследник Кетсии ядовито прожигал ее, словно потрошил ее суть, замечая обреченным тоном:       - Ты сломаешься.       Беннет хотела ответить отрицанием, как сморгнула слезы, и, попытавшись их стереть кончиками пальцев, с ужасом заметила кровавые следы. Тело слабо. Оно не выдерживало беспробудного потока временной линии будущего. Энзо молча протянул салфетку девушке. Финн опустил глаза на свою пустую чашку.       - Ты должна закрыть свое сердце, Бонни Беннет.       Глаза колдуна коснулись лежавшей на столе книги вампира. Глубоко вздохнув, Лукас потер заднюю сторону шеи ладонью, размышляя. Финн повернул голову, словно откликаясь на этот призыв.       - Тебе придется быть неприступнее отвесной скалы, - четко говорил Кристиан. - Жестче февральской метели и беспощаднее цунами. – Бонни чувствовала мурашки от подавлящей ауры, витавшей вокруг колдуна. - Милосердие, сострадание, щедрость - оставь все это в прошлой жизни, провидица. Тебя изучили от и до. Тебя будут использовать от и до, потому что тобой можно манипулировать через твоих близких, твои положительные качества будут их оружием.       Энзо с мягким сочувствием посмотрел на девушку, пока она не видела его взгляда, оставаясь статуей, дарившей взор только одному наследнику силы великой ведьмы.       - Стань Скруджем, проживи Рождественскую песнь наоборот: видя будущее, стань бездушной.       - Я не уверена, что смогу так жить, - пробормотала Беннет, потупив взгляд. Кристиан с жалостью оценил текущее состояние провидицы, подчеркив:       - Ты что-то увидела. Только что.       - Да, - в молчании остальных собеседников ее шепот был набатом колокольного звона.       - Увидела, - повторил колдун. – И это было связано со мной.       - Да, - вымолвила Беннет на грани испуга, не уверенная, какие силы могут скрываться в этой шороховатой энергии, которая двигалась за ним тенью. Кристиан кивнул, сжимая в кулаке переливающийся браслет с прозрачными драгоценными камнями.       - И тебе не любопытно? – внезапно спросил Энзо с горящими глазами. – Совсем не интересно будущее? Твоя пепельная напарница, казалось, жаждала узнать каждое пророчество.       - Ммм.. – неопределенно промычал Берд прежде, чем заговорить, наклоняясь вперед, и поднимая глаза на девушку. – А Вы бы хотели знать то, что произойдет неприменно, как не пытайся обуздать судьбу? Будущее, которое она видит, - уже факт, но ему только стоит совершится в моей судьбе. Согласно провидению, я уже все сделал, чтобы прийти к этому итогу. И отвечая на твой вопрос, Энзо, меня интересует будущее – каждый дарованный мне день жизни я стремлюсь к нему. И вам советую.       - В чем тогда смысл видеть то, что нельзя изменить? – робко проговорила Бонни. – Почему нельзя изменить то, что я увидела? Это жестокое знание.       - Я никогда не видел в этой силе дара, только живое проклятье. Я даже предполагаю, что этот «дар» есть расплата Кетсии за два других могущественных благословления, для сохранения баланса, - Кристиан пожал плечами. - Моя сила подобна божественной: атакующая, изменяющая материю, а Алиция Раганович – непроницаемый щит, твое же «наследие»… подобно золотому венцу, который необходимо нести. И я считаю, что ты не подходишь для этой работы.       - Тогда почему бы тебе не вырвать это сердце и не вшить другому кандидату… - всплылила Бонни, поднимаясь на ноги. Энзо прикрыл рот, чтобы случайно не попасть под горячую руку. Колдун не шелохнулся, продолжая свое рассуждение:       - Со временем ты сможешь различать свой дар и себя, но не сегодня. И даже не завтра. Тебе придется быть Провидицей, если ты хочешь жить. Но не пытайся быть такой же доброй и отзывчивой, как была до своей смерти, - поучительный тон давил сильнее, раздаваясь в спину девушки, решившей прекратить разговор по-детски - убежать прочь.       - Не думай о том, какой станешь в глазах близких сейчас. Не бойся будущего - оно теперь часть тебя.       Бонни скрылась в выделенной ей комнате, без сил опускаясь на кровать, готовая кричать от боли и несправедливости во все горло. Не давая разобраться в настоящем, предзнаменование атаковало обессиленный разум потоком кратких видений: от свадебной церемонии до воровства велосипеда у супермаркета, пока сознание не разглядело знакомые лица.       Саманья держала в руках железный прут, светящийся магическим оттенком сине-серого отражающего огонь серебра. Мужчина с ангельским голосом говорил об уходе ночи – приветствие дня рассветом. В темноте комнаты, похожей на средневековое подземелье, сияли кровожадные глаза первородного гибрида, бросившегося в схватку с сатанинской силой и скоростью, пока его младший брат не появился с огненной магией на кончиках пальцев.       Борьба продолжилась: гибрида пытались обездвижить, продавливая и физически, и магически – склоняя его упрямое эго словно псину к ноге нового хозяина. Клаус издал рык, полный гнева и ненависти, как его пригвоздили к стене, пока ломал кости Колу, игнорируя пламя, пожиравшее его кожу. Мужчина лаконично называл Майклсона другом, и помогал младшему первородному освободиться от крепкой хватки гибрида, опутывая Клауса диким и хрустящим огнем – молнией.        - Мы – маги связей, Плутон.       Клаус глубоко дышал, его глаза мерцали, а зубы клацали, и Пепельная ведьма пронзила его грудь своеобразной рапирой из переливающегося металла. Кровь хлынула изо рта первородного под жадный взгляд явно гордого собой мужчина с ангельским голоском. Его кожа серела, глаза погасли – мертвое тело гибрида рухнуло на каменный пол.       Бонни открыла глаза в лицо реальности. Рассвет переливался за окнами, ослепляя поздним утром обитателей земли. Будущее продержало ее в своих видениях долгую ночь. Кровавая сцена отдавала послевкусием далекой и желанной победы, но Беннет постаралась отбросить эти низменные чувства подальше от своего сердца.       Вся ее сущность выла от избытка эмоций, но ведьма шептала себе, словно заклинание:       - Будь неприступнее отвесной скалы, - она закрыла глаза руками. – Будь жестче февральской метели и беспощаднее цунами. – Сворачиваясь калачиком под одеялом, Бонни игнорировала стекающие сквозь пальцы слезы. – Будь бездушной.