Взгляд на две тысячи ярдов

Ainda que eu ande pelo vale da sombra da morte, não temerei mal algum... Если я и пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла.

- Александр. - Что? – Шерлок пристально разглядывает пулевые ранения под лупой. - Его звали Александр. Пусть Майкрофт и кажется бесстрастным, но Шерлок примечает едва заметную тень, появляющуюся на лице брата каждый раз, когда тот смотрит на труп, лежащий на холодном столе. Майкрофт не говорит о том, что Александр («просто Алекс, сэр») работал на него пять лет, оказывался в самых невероятных местах мира и всегда выполнял то, что требуется. Он был хорошим исполнителем. Шерлок вдруг вспоминает о том вечере из далекого детства, когда родители ушли в театр, и он остался с братом. Майкрофт тогда рассказывал ему о разных пиратских уловках, которые можно было считать условно полезными (при том условии, если Шерлок станет пиратом, а Майкрофт будет вести его дела на берегу). Отчего-то, одна из тех хитростей так и осталась в чертогах памяти, позабытая до этого самого момента. Запомни, моряк. Если корабль попадет в эпицентр шторма, за борт нужно вылить жир. Не жалей припасов, не жалей дорогих душистых масел. Жизнь важнее любых денег, моряк. Жир покроет море тонкой пленкой, которая, пусть и ненадолго, сдержит волны. *** Александр. Так звали того мальчика. Бедный, несчастный мальчишка, потерявший всю свою семью. Бедный мальчишка, которому отрезали ногу до самого колена. Джон вспоминает это – голос Анны, ее глаза, дрожащие губы, потом сразу наплывает другой отрывок – тело у него на руках мертвым грузом, а он смотрел на… он выглядывал из-за стола, стараясь понять, выживет ли сегодня. Неотступный, навязчивый запах пороха и крови. Он резко вдыхает. - Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Оглядывается вокруг. Зажмуривается. Иногда Джону кажется, что он так и не выбрался с войны. Что всё вокруг него – лишь игра его воспаленного, усталого мозга, попытка бежать от реальности. Иногда он видит мертвых. Иногда он думает, что сам давным-давно мертв. *** - Это место такое. Лаки не улыбается – щерится выбитым передним зубом, сплевывает через щель на несколько метров вперед, явно рисуясь, как обычно. Даже его позерство сейчас кажется вбитой в подкорку привычкой, а не бахвальством мальчишки, который до сих пор режется при каждом бритье. Словно он – робот, запрограммированный на определенный порядок действий. - Рон едет домой, - говорит Джон, выбивая из пачки резким ударом следующую сигарету. Как обычно, после сложной операции он пытается выкурить целую пачку, останавливаясь лишь когда горло уже совсем дерет от дыма, и тянет блевать. Может быть, он курит для того, чтобы почувствовать себя живым. Или для того, чтобы просто почувствовать хоть что-то. *** Это просто вопрос времени. В схватке умов, во время погони за преступником Шерлок до зубовного скрежета напоминает гончую, взявшую верный след. Он обшаривает, обнюхивает, кабинет ответственного за похищение, кабинет того, кто не доживет до конца дня. - Суда не будет, - вдруг говорит он. На пол с глухим стуком падают книги из помпезного шкафа с резными ручками. - Верно? Бросает короткий, игольно-острый взгляд на брата, стоящего в дверях. Кивает сам себе. - Я знаю, где они. Но... прежде чем ты созовешь всю королевскую гвардию, ответь на один вопрос. Зачем тебе этот доктор? *** Джон ненавидит ожидание. Когда всё, что ты можешь — сидеть и слушать, надеяться на то, что тебя найдут и спасут, на то, что кому-то не плевать на тебя. Он сидит на кровати, неловко вытянув больную ногу, вторую подобрав к груди. Обнимает подушку, дышит размеренно. На первый взгляд – само спокойствие. Стеклянные глаза, отстраненное выражение лица. Точно как тонкая пленка масла, под которой бушует море. Он снова пропускает тот момент, когда две реальности начинают накладываться друг на друга. Пулеметная очередь, короткий, неожиданно тонкий крик. Стрекот вертолетных лопастей, шорох песка под пальцами. Взрыв. Удар снаружи по двери. Ватсон не уверен уже, честно говоря, ни в чем. Он резко вдыхает воздух, смутно отдающий кровью. В комнату врывается спецназ, наставляет на него автоматы. Это вызывает у Джона кривую ухмылку. Словно он — босой калека, способен причинить им хоть какой-то вред. *** - Майк. Старший Холмс с самого глубокого детства привык анализировать свои чувства и подспудные желания, привык к препарированию самого себя, своего нутра на самые мелкие составляющие. Анализу подвергается смутное чувство жалости, возникшее при взгляде на босые ноги доктора и скованные наручниками запястья. Также Майкрофт внимательно изучает то немного искусственное удивление, с которым он анализирует свою жалость. - Добрый вечер, Джон. Холмс садится на койку рядом с доктором и быстро разувается. - Вы искали меня? - Мы же договорились на «ты», Джон, - опускается на одно колено и аккуратно надевает ботинок на ногу Ватсона, стараясь не задеть многочисленные ссадины и ранки. - Искали? - мужчина наклоняется вперед, стараясь заглянуть в лицо Холмса. Майкрофт поднимает глаза. Что-то в его взгляде, во всей его коленопреклоненной фигуре заставляет Джона резко отвернуться, посмотреть на открытую дверь его камеры, на Шерлока — оживший щелчок хлыста. Горло почему-то сжимается. - Пойдем. Лишь когда ему накидывают на плечи пальто, доктор понимает, насколько сильно он замерз. *** На языке вяжет горьким вперемешку с усталостью и подступающей к горлу желчью. - Я… Я старался, - голос предательски срывается, Джон делает вид, что закашливается, отворачивается, давя в горле крик. Конечно, осторожно, чтобы не сорвать катетер, вколотый в вену. В ушах до сих пор стоит тот отвратительный звук, когда пилой режут кость. Лаки задумчиво жует губу, подъезжает к окну. Его голос навряд ли можно назвать голосом двадцатипятилетнего парня. Сорванный, усталый, хриплый. Голос человека, видевшего слишком много. - Знаю, Док. Мы делаем всё, что можем. Просто иногда этого недостаточно. Джон криво, утешающе улыбается. - Устроим гонку на колясках? *** - Я старался, - говорит Джон. - Я старался сохранить тебе ноги. Он один в палате.