Взгляд на две тысячи ярдов

- Все эти твои... любовные интрижки начинаются и заканчиваются одинаково, - Шерлок ведет носом, точно как породистая гончая. «Снова начал курить». - Я тебя знаю. Младший Холмс поднимает воротник, защищая лицо от резкого порыва ветра. Майкрофт растягивает губы в подобии улыбки, смотрит вверх, в ночное, подернутое поволокой облаков небо. Достает из кармана пиджака пачку сигарет. «Ты влип, брат». - Так и думал, - детектив требовательно протягивает руку. - Ты начал курить. Опять. - Шерлок, помнишь Ирак? Неожиданный, выбивающий из колеи вопрос. Этот вопрос. И этот, почти незаметный, цепкий взгляд. «Знает ли он?». - А он до сих пор там. В пустыне. - Твой выбор, - детектив с наслаждением затягивает дымом, выпускает серую струйку воздуха, пропитанного ядом. - Простудишься. Майкрофт бросает на землю сигарету, размазывает ее носком ботинка, и быстро направляется ко входу в больницу. Джон притягивает к подбородку воротник чужого пальто, вдыхает запах дорогого парфюма. Отчего-то, это помогает держаться. Он чувствует, что проваливается в трясину, в болото своих воспоминаний и боли, в тот день, когда его жизнь разделилась на «до» и «после», в тот день, когда весь отряд... *** - Мы еще повоюем, Лаки! - орет Джон, перекрикивая пулеметную очередь над их головами. - Слышишь?! - Слышу, придурок! Доктор дико, коротко хохочет, выбрасывает пустой рожок и вставляет в автомат новый. - Где там Карл застрял? Лаки вытирает под носом, оставляя на лице темную полоску грязи, нервно, дергано оглядывается. Они сидят в пыльном, осыпающемся под ногами окопе, Спереди — враги и их цель — рубеж, который нужно пересечь до заката. По бокам — верные друзья. Сзади — назад идти не вариант. *** Сто. Девяносто девять. Девяносто восемь. - Неужели это — всё? Майкрофт широко, немного хищно улыбается, точь-в-точь Чеширский Кот. - И что мне теперь делать? Голос Джона как шуршание песка, пересыпаемого из ладони в ладонь. Такой же усталый и безликий. Холмс встает у окна, вглядывается в последний, одинокий лист на ветви дерева, раскачивающийся на ветру. - Я бы мог посоветовать тебе вернуться к жизни. Завести себе какое-нибудь хобби, найти работу. Воссоединиться с семьей. Ты хороший человек, Джон. Храбрый, честный, преданный друзьям. Такие, как ты... Он стукает по полу зонтом. Раз, другой, словно стараясь себя отговорить от какой-то скверной затеи. Джон задумчиво мнет воротник пальто, словно зачарованный, рассматривает блеск ворсинок под искусственным, мертвым светом больничных ламп. - Но на самом деле, это должен быть твой выбор. Только твой. Остаться в прошлом, или идти вперед. Майкрофт замолкает. В палате так тихо, что, кажется, можно услышать, как хрустит накрахмаленный воротник мистера Правительство, когда тот поворачивает голову. И Джон, досчитав от пятидесяти до одного, начинает говорить. Не поднимая глаз. - Ты… ты читаешь последнюю страницу книги сейчас. И думаешь, что вот по этому моменту, по всего лишь нескольким часам нашего общения ты можешь сделать вывод о том, кто я такой. О том, стоит ли мне жить. О том, чего я… - он сбивается с мысли, это слышно, как он теряет нить, как забывает, что хочет сказать. Ватсон начинает заново. - Я вернулся из Афганистана со штырем в ноге, осколками в спине и плече, боязнью громких звуков и тремором. Моей работой было вытаскивать солдат с поля боя, зашивать раны, отрезать… отрезать конечности. Я держал их. Знаешь, мое лицо было последним, что они видели. Они все вспоминали о семье. Они говорили о детях и женах, о братьях... матерях и отцах. Джон снова замолкает. - Я помню их всех. Всех. Доктор еще долго говорит. Сбивчиво, часто меняя тему, обрывая начатую мысль. Словно исповедуясь, словно боится не успеть. Рассказывает о Лаки, Карле, Роне. Снова молчит об Анне. *** «Эй, сестренка, я чуть не умер в эту субботу. Просто подумал, что тебе будет интересно». На следующий день, когда Джон выходит из больницы, тяжело опираясь на трость, он думает только о своей одинокой, запыленной квартире и о том, что Гарри не удосужилась ответить на голосовую почту. «Эй, сестренка, как так получилось, что мы не разговаривали с того вечера, когда ты забрала меня из аэропорта?». Он знает, что уже всё кончено, что теперь ослепительным Холмсам, с их интересными, потрясающими жизнями, незачем возиться с ним — сломленным ветераном, мечтающем лишь о пуле в голову, способной прекратить его мучения. Даже погода — унылая серая морось, льющая с тусклого неба, в котором смутно угадывается белый диск солнца, подтверждает то, что Ватсон знает уже целых полгода. Ему незачем жить. «Эй, сестренка, я встретил потрясающего парня. Он мог бы понравиться родителям». Сидя в автобусе, Джон размышляет о том, что мог бы рассказать Гарри. Наверное, если бы она его выслушала, он бы выложил всё. Буквально. Между ними всегда было молчаливое понимание, они всегда знали друг друга. Интересно, когда это исчезло? Когда они стали знакомыми, не отвечающими на звонки? «Эй, сестренка, я очень сильно по тебе скучаю». Она рассказала ему о том, что ее обижают в школе. Джон тогда пошел и поставил пару тумаков наглым мальчишкам. Она гордилась им до пятнадцати лет. Своим крутым старшим братом, собирающимся стать хирургом, братом, который всегда обнимет и накормит мороженым. Сейчас, вспоминая Гарри, Джон видит не усталую, худую почти до болезненности женщину, от которой несет пивом, а ту угловатую, неумело накрашенную девчонку с короткими, как у мальчишки, волосами. «Эй, сестренка, я собираюсь себя убить. На случай, если ты решишь забрать что-нибудь из моих вещей, ключ под ковриком. Не плачь на похоронах». Лестница, ведущая в его маленькую, пыльную квартирку, просто убивает. В колене словно разжигают костер, конечно, не то, чтобы он отвык от боли, но... 221 Бейкер-стрит. Вот что написано на нежно-зеленом стикере, прилепленной прямо под дверным глазком. Джон помнит, что там живет Шерлок, правда, не понимает, зачем ему оставили это немногословное послание. Скорее всего, им движет любопытство, когда он заказывает на улице такси, и едет домой к парню, брат которого обладает тем, что заставляет доктора перестать считать от ста до одного. - Ты опоздал, - бросает Шерлок, услышав скрип третьей от двери половицы. Дверь распахнута настежь. - Привет и тебе, Холмс. - Дано: никаких видимых следов на теле, кроме заноз под ногтями, потому что она царапала пол. Причина смерти? - Отравление, - не задумываясь, отвечает Ватсон, устраиваясь на диване. - Что это за игра? - Расследование серии убийств, - детектив повязывает шарф на шее, поправляет воротник пальто, затем оборачивается в дверях, словно забыв о чем-то. - Спасибо. Чувствуй себя как дома. «Эй, сестренка, я познакомился с сумасшедшим. Он держит в холодильнике человеческую голову».