Не ешьте на ночь, или Десять майронских инфарктов

И снова примечание. Для тех, кто не читал (не начинал читать) "Черную Книгу Арды". Там Мелькор и все его "други" предстают в крайне романтическом свете: Мелькор играет в снежки с ребятней, Гортхаур наслаждается ароматом ландышей и т.п. Румил, рассказывая о "сатанистах", имеет в виду именно то, что мы знаем под названием "ЧКА".

Мы в город Изумрудный Идём дорогой трудной.

Кирдан Корабел никогда в жизни не терпел такого головокружительного фиаско. Сумасшедшие сбежали! И даже не заплатили! Кирдану оставалось одно… Он походил по дворцу, но, к удивлению своему, не нашёл ни верёвки, ни мыла. Советник сказал, что на такие дорогие предметы денег нет. Кирдан тяжело вздохнул и пошёл писать очередное просительное письмо Трандуилу. Тем временем Серебряная Гавань гудела от сплетен. Кто-то говорил, что видел ночью падающие звезды, кто-то – крылатых людей/эльфов, кто-то узнал в надувной гусенице воскресшего дракона Глаурунга, кто-то – просто змея Горыныча, кому-то пришло в голову сказать (этот, верно, был начитанным), что он видел самого Гарри Поттера, но его не поняли. В Средиземье мальчики на метлах не были популярны. Зато еще некто пустил довольно правдоподобную версию о бабе Яге. В нее поверили. Что касается Майрона и компании, приземление было весьма успешным. А летательный аппарат мог бы даже остаться целым и послужить судном для плавания по Андуину. Мог бы, не попадись под горячую руку Эльвэнилдо расчёска. Бедный эльфийский юноша понял, что расчёска вот-вот выпадет из его кармана, поймал её почти что на лету, но тут… Шхуна «Попрыгунья» (так Майрон окрестил летательно-водоплавающий аппарат, насмотревшись «Пеппи Длинный Чулок») приземлилась. Эльвэнилдо порядочно тряхнуло, он выронил расчёску, уронил её на борт летучего корабля, а потом упал сам, потому что Румил что-то растолкался. – Старик! – прошипел Эльвэнилдо. – Ну-ну, я ещё молодо выгля… - речь Румила прервал ужасный звук и тихое шипение. – Прощай, мой милый корабль! – горестно воскликнул Майрон, поднимаясь. – Прощай, любимый надувной круг моего сына! – возразил Владимирион. Эльвэнилдо же понял, что его расчёске пришёл конец. Когда Эльвэнилдо упал на неё, она зубцом впилась в бок гусеницы, но это ещё полбеды. Эльвэнилдо сломал почти все зубцы, хотя мама Амариэ не особо закармливала своего сына (о причинах этого вы узнаете позже). – Прощай, моя расчёска! – прошептал Эльвэнилдо. – Что-что? – спросил Майрон. – Ты сломал расчёску? А я надеялся одолжить у тебя! Моя потонула еще после нашего с Владимирионом плавания. – А у тебя, Румил? – с надеждой спросил Эльвэнилдо. – Что у меня? Расчёска? – Румил покачал головой. – Никогда не ношу с собой. Лишняя тяжесть. Лучше взять орфоэпический словарь. – Оно и видно! – прошептал Майрон и добавил: - Теперь, господа, придётся нам идти пешком! – Куда идти? – спросил Эльвэнилдо. – Méran márenna (кв.: Хочу домой)! – Вот как? – удивился Румил. – Эльвэнилдо, неужели ты соскучился? Нет, домой нам ехать противопоказано, папа Финрод не оставит нас в живых! – Тебя – может быть! – буркнул Эльвэнилдо. – А вот и нет! Папе Финроду не больно хочется воспитывать тебя, мальчик мой! Иначе бы он не стал нанимать меня! Вообще, Эльвэнилдо, разве ты не рад приключениям? – Я не рад тому, что должен учить какой-то русский. Ты, кажется, забываешь, что от моего благосостояния зависит размер твоего жалования! – Как мило! – вклинился Майрон. – Спор ученика с гувернером! Я глубоко сочувствую вам, но пора идти. – А куда? – спросил Румил. Майрон подумал и решил: – Была не была – идём в Гондор! Туда глядят мои пресветлые очи! Румил пожал плечами, и компания двинулась в путь. По дороге беседовали на самые разнообразные темы. Разговор велся на трех языках одновременно (как это получалось? затруднюсь ответить). Румил рассказывал о своем тяжелом существовании. – Эх, думаете, я от сладкой жизни в гувернеры записался? – качая головой, говорил гениальный эльф. – Жил я хорошо, никого не трогал, летописи писал… – А ты разве Нестор? – спросил Владимирион. Румил перевел взгляд на Майрона. Майрон прочёл краткий экскурс по истории Киевской Руси. Румил горько рассмеялся и продолжил: – Да, писал я себе и писал. Все во мне талант видели. Айнулиндалэ вообще стала классикой. Захожу однажды в тирионский книжный, а там… «Румил Мудрый. Айнулиндалэ» среди классики стоит. Только художник бездарные иллюстрации нарисовал, а то я уже приобрести собирался... Но в последнее время в Валиноре творится что-то страшное. Мне снизили жалованье… – Как страшно! – вставил Владимирион. – У нас те же проблемы… – Может быть. Но, думаю, у вас в стране не бушуют сатанисты. Появилась какая-то группа менестрелей… – Это что еще за «Земля и воля»? – бросил Владимирион. Снова историческая сводка от Майрона. История 19 века, Александр Второй Освободитель и иже с ним. – Вроде того, – продолжал Румил. – Но убивать они не хотели. Наши сатанисты решили, что Мелькор хороший, и всё, что написано о нём – неправда! А многое из того, что написано, принадлежит моему перу! Так, они обвинили меня во всех страданиях человеческих и эльфийских, а Манвэ пораскинул умом и решил: во избежание революции пожертвуем благом Румила! Что остается Румилу? Кроме того, что проклинать мелькоролистов? Скажи мне, Майрон, тебе нравятся ландыши? – Что? – удивился Майрон. – Откуда ты это взял? Я ненавижу биологию! Сколько можно повторять: у меня математический склад ума! – Знаю, знаю! – засмеялся Румил. – Именно так. Но про ландыши написали мелькоролисты. А ещё твой темный господин был романтиком. Он любил маленьких ящериц, игры в снежки и… – Карамзина! – вставил Владимирион. – О Балроги! – прошептал Майрон. – Владимирион, замолчи! Я устал! Хорошо, хорошо, Румил! Карамзин – основоположник этого… сентиментализма, автор «Бедной Лизы»! И больше вы от меня ничего не услышите! Ландыши, снежки, биология… О Балроги! Дальше пошли в молчании. Румил с Эльвэнилдо поотстали, решив на ходу заняться русским. Владимирион подарил Румилу завалявшийся у него в кармане справочник по ЕГЭ… Кстати! Пока все идут, не рассказать ли нам о Майроне. Это очень занятная история! Майрон ужасно устал. У него не было никаких сил и идей. Нужен был отдых. Заслуженный отдых… Весь день он размышлял о потомках Исилдура. От этого у Майрона заболела голова. «Нет! – грозно сказал он сам себе. – Я больше никогда, никогда не буду иметь с ними дела!» Теперь – только заслуженный отдых! Дальше был уже известный романтический лесок. Девушка оказалась довольно милой, но Майрон не мог простить себе одного: имея большой опыт обращения с женщинами, он умудрился назвать ей своё имя. Она тоже что-то пролепетала: то ли королева художников (синд.: Эледриан), то ли маляров… «Вот попал! – подумал Майрон. – У меня математический склад ума! Всё это мне нравится!» Вдоволь навспоминавшись о жизни в Валиноре и наотдыхавшись, Майрон решил втихомолку сбежать, но не тут-то было! Королева маляров была настойчивой, Моргот ее побери! Однако Майрон не смутился и побежал из леска к речке, туда, где плавал перевёрнутый «Мини-Титаник». Спасение было уже близко, но на полпути Майрону умудрился перебежать дорогу какой-то ёж… А может быть, это был просто корень посреди тропинки. Словом, природа явно хотела, чтобы Майрон довольно изящно приземлился на благословенную почву леска. Будь Майрон всемогущим майа, всё было бы ничего. Но он был пока бедным, уставшим воскресшим Гортхауром. А падение оказалось весьма болезненным… Когда Майрон пришёл в себя, он очень удивился. Он попал в какое-то очень странное место. Что это? Ангбанд, Барад Дур или Чертоги Мандоса? А может, он на самом деле велел долго жить и угодил прямиком к любимому господину Морготу? «Что-то здесь не так!» – решил Майрон и пошёл куда глаза глядят – по обыкновению. Шёл он шёл, смотрел по сторонам, пытался прочесть какие-то иероглифы на стенах, и большей частью это ему не удавалось. «И пусть! – говорил сам себе Майрон. – У меня математический склад ума!» Мимо шли какие-то люди, очень подозрительно смотревшие на великого математика. Майрон, в свою очередь, провожал их своим «фирменным» взглядом, который так не любил в своё время Финрод Фелагунд. Он считал этот взгляд причиной своего поражения в песенной дуэли. Но не будем вспоминать всяких там золотоволосых певцов! У нас математический склад ума. Майрон, однако же, пытался понять, о чём беседуют странные люди. Тоже почти что безуспешно. Наконец, минут через 30 после начала «прогулки», Майрон случайно вошёл в очень большую группу странно одетых людей со странными устройствами в руках. «Наверно, ими удобно бить по голове, – подумал Майрон. – Или использовать в качестве кляпа». Майрон не догадался, что это микрофоны, и в них можно громко петь, а странно одетые люди – это чокнутые журналисты, которые всего лишь снимали какую-то передачу про сталинские высотки. Увидев Майрона, журналисты обрадовались, помахали оператору, чтобы тот снимал, и решили провести опрос общественного мнения. Майрон не ожидал такого активного проявления внимания, на всякий случай окинул всех «фирменным» взглядом, но тут его спросили: – Как Вас зовут? – Михаил Фёдорович Романов! – Майрон ляпнул то, что по его мнению, было похоже на русский язык, который он пока не знал. – Ого! – сказала журналистка. – Прямо как царя! Слово «царь» Тар-Майрон сразу понял и нашёл причину гордиться собой. Подумать только: он всего лишь 30 минут провёл в новом мире, но уже назвал себя точно так же, как звали некоего владыку! Тем временем журналистка что-то лопотала, но, верно, побаивалась «фирменного» взгляда, который Майрон и не думал убирать. Майрон, как ему казалось, наговорил какого-то бреда и вовсе не был уверен в чистоте своего русского, потому что журналисты поспешили проводить его куда подальше. Но Майрон все равно был очень доволен. Конечно, сначала Майрону пришлось несладко. Но, каждый день встречая носителей языка, он выучил русский и узнал довольно много про эту проклятую страну Россию. «Вот незадача! – думал Майрон. – Хотел я захватить Арду, а попал к черту… к Мелькору на кулички! Не беда – буду захватывать Россию!» Захватить Россию получилось не сразу, ибо «умом её не понять». Но всё-таки Майрон за 17 лет жизни в городе-герое Москве успел изрядно напортачить. Сначала он был руководителем каких-то творческих коллективов, учил петь, танцевать и играть… на нервах. Потом Майрон пробился наверх и тут же полез на рожон. Например, он, будучи никаким архитектором, советовал строить дома, по форме напоминающие Ангбанд. Население жаловалось, что все виды испорчены, что Москву уродуют, и никто не знал, что во всём виноват Майрон. Дальше было ещё хуже. Майрон пробился в Министерство Образования, и по инициативе некогда «полудержавного властелина» Арды был введён ЕГЭ, да и без ГИА не обошлось. Но на то Майрон и есть Майрон, что пакостит втихомолку. Так о нём никто и не узнал, зато стали обвинять мэров, министров, кого угодно – но только не Гортхаура. Однажды Майрон, как несколько лет назад, решил, что ему нужен заслуженный отдых, и поехал в отпуск на Волгу. В первый же день, спускаясь на берег, он услышал какое-то пение. «Финрод? – подумал Майрон. – Только не это!» На берегу стоял мальчик, размахивая надувным кругом в виде гусеницы, и выводил что-то про белую акацию… или про ландыши… Со времен Финрода Майрон терпеть не мог сентиментальных песен. Особенно в исполнении всяких там мальчиков. Кстати, мальчику подпевала девочка, но о её голосовых способностях лучше умолчим. Майрон и без того не больно радовался встрече. Великие певцы полезли в воду, тут какой-то дядька на лодке завопил: – Эй! Вы мне всю рыбу распугаете! – Я тоже хочу ловить рыбу! – почти пропел мальчик, продолжая размахивать гусеницей. У Майрона чесались руки. «В конце концов я приехал в отпуск! – сказал он сам себе. – И могу отдыхать, как хочу!» Закричав своё любимое («Титаник! Титаник!»), Майрон добежал до удивлённого мальчика и с шаловливым видом принялся топить его гусеницу. Мальчик прекратил петь. Девочка, напротив, почти что баритоном заголосила что-то про сумасшедших. Майрон одарил её «фирменным» взглядом, в душе чувствуя, что на этот раз он переборщил. На девочку «фирменный» взгляд не подействовал, к крайнему неудовольствию Майрона. И тут – в довершение всего – подплывает дядька с рыбой и ругается: – Детский сад! И без вас ничего не ловится, ещё и рыбу всю разогнали! Мальчик в это время заплакал. Дядя в лодке посмотрел на Майрона критичным взглядом, подумал: «Неплохой образ для фентези-игры!» а вслух сказал: – Игра до добра не доводит, молодой человек! И вообще это посягательство на чужую собственность! Может быть, я на свои деньги покупал эту гусеницу своему сыну! Подам на вас в суд. – Вы разве юрист? – спросил Майрон, почти покорно отдавая ему гусеницу. – Может, Уголовный Кодекс наизусть знаете? В статье номер… – Я не юрист, а программист, молодой человек! А вы из какой школы? В Волгограде учитесь? Майрон почувствовал себя глубоко оскорблённым, как Грушницкий, которому Печорин намекал на моложавый вид. Кроме того, Майрон на дух не переносил компьютер и программистов. Это стояло выше его майарского понимания действительности. «Пусть вся ваша рыба летит к Ульмо! – подумал Майрон, во второй раз за последние двадцать лет переворачивая лодку. – И вы вместе с ней!» Майрон был уже довольно-таки силён и мог приколдовывать, поэтому перевернуть лодочку, вместе с сидящим в ней программистом, не составило большого труда. Но поющая девочка (а она всё ещё пела, на этот раз про какие-то дуэли) как бы случайно стала брызгаться, Майрон сердито оглянулся, не удержал равновесия и вместе с лодочкой, рыбами, удочкой и программистом бултыхнулся в воду. Если учесть, что всё происходило на мелководье, представьте, какая милая была картина! Но тут прекратила петь и девочка. Потому что внезапно все исчезли: лодка, гусеница, папа и одиннадцатиклассник с прекрасными волосами… Как мы можем догадаться, они попали на Арду. Когда Майрон, сердитый и обозлившийся, вынырнул, он увидел вдали освещённые заходящим солнцем краны… стоп, какие краны! Порты Серебряной Гавани! «Вот так да! – подумал Майрон. – Я попал домой! Ох, а я ведь уже привык к этой балроговой России…» На поверхность всплыла надувная лодочка, волжская рыба рассеялась по средиземскому морю… Потом вынырнул программист с полусдувшейся гусеницей в руках. – И что это значит? – спросил программист. – Это Волжский, что ли? – он указал на Гавань. – Волжский? Нет, это Серебряная Гавань! – с легким оттенком иронии проговорил Майрон. – Я вижу, вы промокли. Мы поплывём туда и поселимся в пятизвёздочном отеле. Садитесь. Сам Майрон в то время уже забрался в лодку и взял единственное уцелевшее весло. Программист, недоуменно глядя на «Волжский», сел рядом. – Вопрос такой: куда вас, сударь, к черту занесло? – спросил программист. – Куда? – Майрон сделал невинное лицо. – На Арду. – Понял! – сказал программист, не веря, что всё происходящее реально. – Это онлайн игра, а я, видимо, потерял сознание. Подождём, пока мне сделают искусственное дыхание… Майрон не стал убеждать программиста, что никакая это не игра, а самая настоящая Арда и самая настоящая Гавань, а в Гавани их ждёт самый настоящий Корабел. Впрочем, будь программист повнимательнее, он узнал бы Гавань. Ведь он смотрел «Властелин Колец», хоть и в гоблиновском переводе. Но программист явно не был настроен на Джона Толкина и Питера Джексона. Ему нужно было выяснить, как зовут попутчика. – Михаил Фёдорович! – сказал Майрон по старой памяти, хотел было исправиться, но махнул рукой. – Миша! Понятно! А я Владимир Владимирович! Они плыли долго, скоро перешли на «ты» и хотели даже выпить минералку на брудершафт, но не утонула только одна бутылка. Гребли по очереди. Программист рассказывал, как он закончил мехмат и постоянно говорил, что у него математический склад ума. Майрон был рад найти хотя бы в этом программисте единомышленника. Закончилось всё тем, что они стали решать какое-то тригонометрическое уравнение из ЕГЭ и разошлись в ответах. – Здесь пять корней! – утверждал программист. – Нет! Четыре! Володя, представь себе тригонометрический круг… Уже стемнело, и несчастные чайки улавливали в темноте обрывки фраз: – Найди производную сложной функции, тогда я с тобой поговорю о логарифмах! – А как у нас обстоят дела с планиметрией? – Какая теорема? Я никогда теоремы в школе не учил. Это можно и так доказать! – Калькулятор? Пригодился бы! Но буду считать в уме! Чайки печально кричали, но математики даже не обращали на эти крики (скорее даже, вопли) внимания. Но вот лодочка причалила к берегу… А что было дальше, нам уже известно… Вот такие приключения пришлось пережить Майрону в России и по возвращении оттуда. Тем временем честная компания медленно шла по направлению к Гондору, и возглавлял шествие Майрон. Владимирион шёл сзади, мучимый думами. Он боялся, что все сайты, написанные им, «упадут» в его отсутствие. Время от времени он приговаривал: – Куда вас, сударь, к черту занесло? Румил муштровал Эльвэнилдо. Такая картина наблюдалась каждый день (до Гондора ведь долго шлепать пешком). Румил каждое утро вместо Mae govannen! (надеюсь, все знают, что это значит в переводе с синдарина?) говорил Здравствуйте! (вот и перевод…) Эльвэнилдо скучал по своей расческе, а Румил заставлял его сообщать об этом по-русски. Владимирион истосковался по компьютеру. Пришлось Майрону посулить ему Палантир, который, как известно, всё ещё существовал в Минас Аноре. О чем же думал Майрон, неизвестно. Может быть, о потомках Исилдура, может, о сентиментализме и Карамзине, может, о Кольце Всевластья, а может, просто решал в уме какую-нибудь дикую систему. У него же математический склад ума!