Не ешьте на ночь, или Десять майронских инфарктов

Любовь, как Чингачгук, всегда точна… (Д.Веденяпин)

Майрон, глядя в одну точку, ждал, пока Румил примет у себя не сдавших ЕГЭ детей. Голос мудрого Нолдо доносился из соседней комнаты: – Друзья мои! Это квенья, и все наоборот! Кто использует правила написания синдарина? Да, предложение правильно грамматически, но ведь так не пишут! Слышались вздохи юных гондорцев, и Майрону очень хотелось вздыхать вместе с ними. – Хотите, я научу вас? – спросил Румил. – Смотрите, это тенгва тинко. Она… Майрон стал нетерпеливо ходить по комнате. Не хватало еще занятий лингвистикой с этими юнцами! Поговорить Майрону было не с кем: Владимирион сердился на него за то, что обещанный Палантир до сих пор не доставлен. – Невыносимо! – процедил наконец Майрон на темном наречии. Румил в соседней комнате многозначительно откашлялся. Юные гондорцы ничего не поняли. «Пойду наверх! – подумал Майрон. – Лучше приблизиться к дворцу потомков Элессара, чем терпеть этот хаос!» Выйдя из таверны «Белый город» на свежий утренний воздух, Майрон отправился на четвертый ярус. Там мы его пока и оставим, пусть гуляет. Потому что страдал не он один. Прекрасную компанию и аккомпанемент к вздохам измученному майа составил бы птенец Эльвэнилдо. Ему дурно спалось ночью, потому что Румил бормотал сквозь сон: «Москва! Как много в этом звуке!» и «Nai hiruvalye Valimar!» (Да найдешь ты Валинор! – строчка из стихотворения «Намариэ» - плач Галадриэль в Лориэне) Как будто других стихов нет, а из поэтов остались только Пушкин и Галадриэль. Эльвэнилдо пытался думать о хорошем, на худой конец – считать овечек, но овечки в воспаленном воображении Эльвэнилдо превращались в Румилов и тихо блеяли: – Умом Россию не понять! Поэтому надо учить русский, русский, русский! – Румил! – сквозь полусон молил Эльвэнилдо. – Мне бы сначала с тэлерином закончить! Но овечка Румил оставалась непреклонной. Наутро у Эльвэнилдо было такое же состояние, как у папы Финрода, когда он напьется лимпэ, мируворэ и прочих валинорских напитков. Хотя бедный мальчик никогда не брал в рот этой прелести, Румил подействовал на него хуже любых лимпэ. Эльвэнилдо горел одним желанием: купить расческу и сбежать! Навсегда! У Эльвэнилдо созрел план, когда к Румилу пришли гондорские дети. Он сказал, что не будет мешать наставнику и пересидит часок-другой у Майрона. Румил кивнул, сунул Эльвэнилдо список русских слов с переводом на синдарин и пожелал удачной учебы. Эльвэнилдо, чуть только очутился за дверью, скомкал листок, спрятал его в карман и облегченно вздохнул. В воздухе витал сладкий аромат свободы. Эльвэнилдо бросился вниз по лестнице и вихрем вылетел из таверны «Белый город», несмотря на преследовавшие его окрики трактирщика. Прохожие с удивлением оглядывались на бегущего по Минас Анору растрепанного юношу. Наконец, когда таверна «Белый город» осталась где-то внизу, Эльвэнилдо остановился и отдышался. Бродить по улицам города в «пьяном» виде представлялось ему не очень радужной перспективой. Денег у него не было, и что-либо предпринять казалось невозможным. Однако, получше порывшись в карманах, Эльвэнилдо обнаружил список слов, позолоченную пуговицу, кусочек сахара, который был похищен еще в Валиноре, очень милый на вид засохший эланор, а также две маленькие баночки с разными сортами песка (из всех, что встречаются по берегам залива Эльдамар). Все это вполне можно было обменять на расческу. Оставалось только найти желающего приобрести такое богатство. Эльвэнилдо пошел вдоль каких-то торговых рядов, над которыми разносился бойкий голос торговки: – Покупайте! Покупайте пирожки! Эльвэнилдо теребил в руках позолоченную пуговицу, которая некогда красовалась на каком-то из нарядов папы Финрода, и, стараясь не думать о пирожках, брел дальше. Ряды закончились, и вдруг около белой стены Эльвэнилдо заметил веснушчатую девчонку с корзинкой, откуда выглядывали всякие клубки и… о Эру! Расческа. Да, самая настоящая, прекрасная расческа! – Леди, – обратился Эльвэнилдо к девочке, чем уже вызвал ее восхищение: как только ни называли ее, но только не леди. – Не продадите ли вы мне расческу? – Я не продаю! – сказала девочка, но вдруг заметила позолоченную пуговицу в руках Эльвэнилдо. – Ой, покажи! Что это у тебя? Эльвэнилдо разжал ладонь. – Ой! Я больше всего на свете обожаю пуговицы, сладости и разные травы. – Правда? – Эльвэнилдо хитрым взглядом посмотрел на девочку и, как Аннатар, посуливший дары нуменорцам, заговорил: – Сахар тростниковый из ОАО «Альквалондэ». Пуговица золотая. Эланор Валинорский, в Эндорэ не встречается. Все это стоит одну расческу обыкновенную, страна-производитель, если зрение меня не обманывает, Ривенделл. – Не обманывает оно тебя! – простонала девочка. - Ну, что ж, поменяемся? – Разумеется, леди! – Эльвэнилдо принял расческу, отдал девочке свое добро и отправился дальше. Настроение стало самым беспечным, и даже Румил перестал быть страшен. В какой-то подворотне Эльвэнилдо нашел подходящую лужу-зеркало, над которой новая расческа едва не встретила гибель, но ограничилось все одним сломанным зубцом. – Страна-производитель – Ривенделл! – проворчал Эльвэнилдо. Но больше жаловаться было не на что. Эльвэнилдо теперь мог преспокойно разгуливать по Минас Анору, не пугая людей красотой своей шевелюры. Когда Эльвэнилдо дошел до пятого яруса, ему стало скучно. Минас Анор был, конечно, не Тирион и не Валмар, а захудалый людской городишко. Эльвэнилдо стал размышлять, что бы ему еще поделать. В кармане у него оставались баночки с песком и список слов. Правда, Эльвэнилдо в голову прийти не могло, кому нужны эти ужасные русские слова. Так и доразмышлялся бы Эльвэнилдо до седьмого яруса, где маршал Ян не преминул бы доставить его во дворец в качестве подозрительного лица, но на шестом ярусе с ним случилось кое-что приятное. Эльвэнилдо шел, стараясь не наступать на трещинки между булыжниками, которыми был вымощен весь Минас Анор. Пару раз он спотыкался, не замечая иных, кроме трещинок, препятствий, но пока все обходилось благополучно. Но вдруг навстречу Эльвэнилдо поплыло бормотание: – Критерий третий – собственное мнение. Критерий четвертый – аргументация. Максимум – три балла… - и кто-то налетел на сына Финрода Фелагунда и чуть не сбил с ног. Эльвэнилдо поднял глаза. – Прости! – сказала девушка, очень миловидная, с красивыми темно-русыми волосами и светлыми глазами (цвет прямо как у Майрона, отметил Эльвэнилдо). – Это не я. Это ЕГЭ! – ЕГЭ? – Эльвэнилдо непонимающе взглянул на нее. – Да, ЕГЭ. Ты не знаешь, что такое ЕГЭ? – Нет, не знаю. Что же это? Девушка рассмеялась: – Ты хочешь сказать, ты его не сдаешь? – Там, где я живу, нет никаких ЕГЭ! И слава Эру! – Значит, ты живешь в пресветлом Валиноре! – Откуда ты знаешь? – опешил Эльвэнилдо. Девушка помахала сборниками ЕГЭ, которые она несла. – Почитаешь это – не такое будешь знать! Тебя хоть как зовут, счастливец? – Эльвэнилдо… – Что? А можно на нормальном языке? – Это нормальный язык! – оскорбился Эльвэнилдо. – Квенья! – Я его знаю еще хуже, чем мама. И синдарин не знаю, хотя имя у меня синдарское – Эйлиант. – Эйлиант? Радуга, что ли? О, это то слово, которое Румил лет пять пытался вдолбить в мою голову! – Вот каким чудным именем меня зовут! Эльвэнилдо не заметил, как потащился за Эйлиант на седьмой ярус Минас Анора, как полицаи… ай-ай, гвардейцы пропустили их и как взору эльфа предстало Белое Древо. – А у нас в Тирионе лучше! – сказал Эльвэнилдо. – Кстати, что ты делаешь на этом… самом верхнем седьмом ярусе? Мне Румил говорил, туда не всех пускают. – Ясное дело, не всех! Но я здесь живу. Я племянница короля… – А-а! – протянул Эльвэнилдо, пытаясь вспомнить рассказы Румила о политической ситуации в Гондоре. – А я сын Артафиндэ Инголдо Арафинвиона, его же Финрода Фелагунда… – Рассказывай тоже! – не поверила Эйлиант, пропустив мимо ушей «квенийскую кашу» - три имени Финрода. – Я не вру! – «Посмотрим, что докажут нам обстоятельства!» Я вчера эту фразу употребила на пробном ЕГЭ, так мне сказали, что я слишком пафосно выражаюсь. Они ничего не понимают в пафосе! – Вот именно! А куда мы, собственно, идем? Они уже входили во дворец. – Ты – не знаю. А я в библиотеку. Могу показать тебе очень интересную книжку для подготовки к ЕГЭ… – Давай! – Эльвэнилдо, которому эта книжка нужна была как рыбе зонтик, зачем-то последовал за своей «дамой» во дворец. В библиотеке оказалось на редкость мало книжек для подготовки к ЕГЭ по литературе, и Эйлиант, пролистав одну, недовольно поставила ее на место. – «Повесть о капитане Копейкине», «Повесть о капитане Занудкине»… Сколько можно? Мне нужно больше вопросов по двадцатому веку! Хотя, если подумать, то я вообще ничего не знаю на сто процентов. Кстати… Ты слышал альтернативный вариант «Повести о капитане Копейкине»? – Нет. – Хорошо. Но ты-то должен знать, что случилось с Финродом Фелагундом в им же построенном Минас Тирите на Тол Сирионе (о, как долго я это запоминала, Эльдэ… Эльвэ… Эльвэнилдо!) – Никакой я не Эльвэ! – выпалил Эльвэнилдо. – Эльвэ – это Синголло, фу, Тингол то есть! Не называй меня именем этого противного дядьки! От него чертоги Мандоса трясутся так, что порой землетрясения приключаются и в Тирионе. Ужас! А про то, что случилось с моим папашей, я тебе не расскажу! Прочитай, что написано в легендах. Песенный поединок был. Остального не было, но это позорно! И если бы Саурон… – Да не вопи ты так! – Эйлиант похлопала его по плечу. – Успокойся. Это и так все знают. Вот, один менестрельчик составил лет шестнадцать тому назад. «Цензурным Уставом» запрещено, но народное творчество есть народное творчество, и оно не знает преград, как говорит наша мудрая наставница, Моргот ее побери. Эльвэнилдо взял из рук Эйлиант какие-то потрепанные бумажки. На верхней было выведено на всеобщем языке: Вам кажется, что Финрод благородный Погиб в бою жестоком с Сауроном? Нет, он сидит в глубинах Нарготронда И поломал сто пятьдесят три трона. А почему о том вам неизвестно? Боится Финрод, что его увидят. История об этом интересна. Надеюсь, никого мы не обидим? На следующей странице стояло: Артафиндэ, или Жизнь за Еду. Эпиграф: Артафиндэ! Что случилось? Кто тут был и где еда? (ария Саурона из переделанной оперы «ИВАН СУСАНИН, или Жизнь за Царя») – А кто автор? – спросил Эльвэнилдо. – Не помню, как ее зовут, но это гениально. – А и к Морготу папу Финрода! – свобода, видимо, до того радовала Эльвэнилдо, что честь семьи была забыта. К тому же рядом находилась прекрасная дама, рядом с которой не подобало быть сердитым. – Пусть он поплатится за то, что приставил ко мне этого старикашку Румила! Ну-ка дай! Я хочу почитать. Эльвэнилдо погрузился в чтение. История, описанная неизвестной поэтессой, и в самом деле была чудна. Во вступлении она рассуждала о том, что в квенья нет слова «ложка», но есть слово «миска», следовательно, валинорцы едят лакательными мисочками. Далее шла чистой воды комедия из пяти сцен. В первой менестрель и придворный обсуждали возвращение своего государя в Нарготронд. Они не смогли его узнать после нескольких лет плена у Саурона. Почему? Ответ давали вторая и третья сцены: там Финрод приходил к Саурону, собирался сражаться, но хитрый Гортхаур вместо этого своего врага пригласил к столу. И была у Гортхаура почти идеальная прислужница – Лаиринн, которая готовила по рецепту своего господина самые вкусные блюда. К тому же Саурон вместо лакательной мисочки предложил Артафиндэ ложку, и гость, хоть и мучимый сомнениями, был польщен и поражен. А ужин-то, ужин-то был очень сытным… И вот четвертая сцена. Прошло не так уж много лет. Но что стало с Финродом, которого Саурон все это время кормил-поил-укладывал спать? Сам же Саурон в трапезах своего врага участия не принимал. Гласит же поговорка: «Ужин отдай врагу». (полную версию «Жизни за еду» читай в Приложении А – скоро!!!) Победив таким образом несчастного Финрода, Саурон отправил его в Нарготронд, где за брата взялась Галадриэль с лозунгом «Спорт против плюшек!», а потом его удалось незаметно (что странно) переправить в Валинор, там отдать на попечение Амариэ, которая гонялась по всему дому за муженьком и своим контральто (необычное явление для Ваньяр) напевала: – Красота среди бегущих! В Валиноре удалось пустить слух, что Финрод (когда привели его в божеский вид) вышел из чертогов Мандоса и теперь безумно счастлив со своей возлюбленной. Через полтысячелетия родился Эльвэнилдо, которому всю историю по секрету рассказал Румил. – Все так и было! – сказал Эльвэнилдо, потирая руки. Он уплывал из Валинора в обиде на папу Финрода, и вот месть свершилась. – Только папашка мне теперь задаст головомойку. Ох, не больно я хочу домой, в Валинор. – А если ты останешься, тебя ждет ЕГЭ… – Лучше ЕГЭ! – в сердцах воскликнул Эльвэнилдо, вспоминая контральто мамы Амариэ, говорившей: «Слушайся папу и маму с первого слова!» «А лучше – с полуслова!» – вторил папа Финрод. Эйлиант с сомнением посмотрела на Эльвэнилдо: – Ты рискованный человек… эльф… э-э… Финродион! Ой, а можно называть тебя так? Эльвэнилдо согласился. Они еще часок посидели в библиотеке, пожаловались друг другу на жизнь, стали уже называть друг друга Эля и Родя, и наконец Эйлиант сказала: – Что бы там ни писали про твоего папашу, нам надо ужинать. Хоть и говорят, что есть на ночь не очень хорошо. Пойдем я познакомлю тебя с мамой и с дядей. Они вышли из библиотеки и отправились куда-то вниз, по-видимому, в тронный зал короля Эльдариона. Эйлиант шла впереди, напевая что-то под нос. И тут взору дочери почти королевы Гондора предстала странная картина: мама Эледриан в скорбной позе стояла над каким-то близким к обмороку красавцем. – Что это? – спросила Эйлиант. – Ба! – воскликнул Эльвэнилдо. – Эля, да это мой старый знакомый!.. Красавец полуугасшим взором посмотрел сначала на Эйлиант, потом на Эльвэнилдо и потерял сознание…