«Теперь одно осталось понять: Это новый старт или окончательный финиш?» ©
Последние одиннадцать секунд, проведенных в своей комнате, Сара лежала лицом вниз, закрывая подушкой уши, чтобы не слышать дикие вопли Зои Оклус – она достаточно громким и злым тоном повествовала о том, какой Майк предатель и сволочь. Подушкой темноволосая пыталась отключить не только слух, но и сознание, вместе с логикой и совестью, приказывающих немедленно подняться и пойти к своему новоиспечённому наставнику, к которому она так и не попала, свернув к себе в комнату. Вот спрашивается: зачем нужно подходить к этому демону, когда у него, как, впрочем, и у неё настроение ниже плинтуса? Убьёт и не заметит, лучше в комнате пережить этот день. Но совесть всё-таки выиграла войну с удовольствием и желанием. Поднявшись со скомканной кровати, одиноко стоявшей у стены, девушка перевела внимательный взгляд на подругу, блаженно развалившуюся на обтянутом фиолетовым покрывалом кресле. Глаза гитаристки были закрыты, но можно было точно сказать, что открой она их, оттуда полетели бы искры гнева. А ведь Изая пытался её успокоить, но, видно, получив тумаков, ретировался к себе, Оклус же тем временем перебралась в свободную комнату солистки. Из всего этого делаем вывод: не трогать альбиноску до конца дня. Сама комната девушки, посилившейся сюда одной, - что, кстати, несказанно радовало и одновременно опечаливало, ведь поговорить так-то особо на ночь и не с кем, зато мучить никто не будет – была достаточно уютной. Персикового цвета обои с замысловатом узором и высокий белоснежный потолок, казалось, придавали ещё больше просторности. Небольшой письменный столик находился на противоположной стороне от кровати, рядом с ним стоит шикарный диванчик малинового цвета, а недалеко от диванчика находилось такое же кресло, в котором незваная гостья вальяжно раскинула свои конечности, закинув ноги на край журнального столика. Несомненно, это выводило из себя, но если наезжать по этому поводу, то лучше это делать чуть позже, мало ли, на что сейчас способна разъярённая подруга. Сторона, с которой находилась комната брюнетки, была не солнечной, а значит, лучи могли пробраться в комнату через достаточно большое окно только ранним утром, обеспечивая тем самым довольно-таки не радужное пробуждение. Потому как сейчас не утро, а уже вечер, девушки находились в тени, и по мере прошедших пяти минут, можно было заметить одинокую фигуру, кошачьей походкой обходящую препятствия в виде ещё не до конца разобранных коробок на полу. Хидлт вышла из комнаты, оставив подругу дальше бубнить себе что-то под нос. — Что-то ты какая-то грустная, Сара-тян. На пороге своей комнаты Сара буквально пару секунд назад чуть ли не столкнулась с Масато, который сразу подметил усталый и какой-то печальный вид невысокой особы, стоящей перед ним с испуганным лицом. Приоткрыв рот, девушка хотела было чем-то возмутиться, но, не дожидаясь ответа, парень поспешно покинул длинный коридор, тем самым вводя Хидлт в недоумение. Как показалось, настроение у него не было, потому и не стал разводить скандал с пустого места. Ладно уж, можно простить. Но при следующей встрече, Сара пообещала сама себе, что обязательно выскажет всё, что она о нём думает. Плюнув на всё, Сара двинулась в указанную Ринго-сэмпаем сторону к своему дерзкому и очень уж самоуверенному наставнику. Ей хотелось поскорей покончить со всеми этими указаниями и объяснениями. Ну, или что там от неё требовалось. Но больше всего девушке хотелось прогуляться по самому зданию, осмотреть каждые уголки, приметить хорошие места для уединения, когда в собственной комнате уже и места для неё не найдётся, как это и было сейчас. Пройдя несколько поворотов, она нашла лестницу, ведущую на верхний этаж агентства, но ступить на большие ступеньки так и не решилась – время уже давно начало поджимать. Быстро среагировав на падающие сигналы мозга, повествующие о том, что пора бы уже давно наведаться к наставнику, Сара повернула за очередной угол, где нашла нужную ей лестницу, ведущую как раз вниз. Но пунктик по прохождению всего здания мысленно она всё-таки поставила. Высокие потолки, инкрустированные разнообразным орнаментом, недюжинные рамы, держащие тщательно выдраенные стёкла, через которые можно было увидеть раскидистый сад с многообразием цветов и растений в целом. Проходя по коридорам, можно было невольно засмотреться и таким образом забрести невесть куда, что и произошло с девушкой, чьи длинные чёрные, как сама ночь, волосы при каждом сделанном шаге с перевальцем раскачивались за спиной, щекоча открытую поясницу. С каждым сделанным поворотом терпение покидало разум шатенки с удвоенной скоростью, ставя на своё место желчь и негодование, выплёскивающиеся сквозь чересчур прищуренные глаза цвета молодой травы, только выглядывающей из-под слоя почвы. Ядовитые язычки пламени разгорались внутри Сары, медленно, но верно стали отображаться в виде сильно сжатых кулаков. Костяшки побелили до такой степени, что их можно было сравнить с пушистым снегом. Сейчас Хидлт как никогда ранее была просто вне себя от раздражения к этому зданию, ведь то, зачем она и направилась на первый этаж, всё никак не попадалось на глаза. Но внезапно для самой себя, она резко остановилась, напрягая слух. Это была музыка… энергичная, задорная, даже какая-то светлая, приятная для души. А потом пошли слова, они так и раздирали душу на маленькие кусочки, встряхивая их и вновь и скручивая воедино, принося в дар здравому уму. «…Efukuto kitte junsui na oto wo todoke tai “Rival” yori mo tooku e to Sora takaku utai takute…» Чарующий голос гасил вышедшие из-под контроля чувства, приносил тепло и затуманивал рассудок. Хотелось подпевать вечно, вот так просто стоять на одном месте, вслушиваясь в бархатный голос певца, находившегося, наверное, за тяжёлой для хрупкого пола дверью, которая, прислонившись к ней спиной, остужала пыл и приводила хоть какую-то часть мыслей в порядок. «…Just by synchronizing three musical bars The song and the music are getting connected now…» Этот голос... Он будет вечно ходить за ней по пятам, казаться за каждым поворотом, который она сделает в попытке убежать. «…Precisely because we’re friends who have accepted each other I don’t want to lose to them now…» Этот голос… Его нельзя забыть, выкинуть из головы, просто уничтожить в сердце, в которое он так быстро успел просочиться, через такую яркую, добрую песню. «…Our strong bond ties us together It’s a “dilemma”…but kind of exciting, right? That we’re changing…» Приятный, словно мед, голос теперь вечно будет слышаться ей во снах, а его обладатель, утончённый в музыке исполнитель сей песни, раз и навсегда заполучит её душу, сердце и всё, что к ним прилагается. Разве можно влюбиться в голос? Да. Кто-то бы сказал, что такое возможно, и это уже не раз происходило в повседневной жизни человека, но кто-то бы всё равно б стал отрицать, приводя немыслимые аргументы, обосновывая всё тем, что это всё нелепость, мандеж и прочее. Знаете, такие люди ничего не понимают. Не верьте им, у них никогда такого не было, они ничего не смыслят в артистизме и искусстве. Разве можно не любить голоса людей, поющих от всей своей чистой натуры, ещё не изуродованной нынешней реальностью? Разве можно слушать их с каменным лицом и принимать это как должное? Нет. Конечно же, нет. Ведь люди не каменные статуи без души – они просто не смогут противиться потоку любви и страсти, источающейся от солиста, когда он поёт им свои песни. «…The sun shines on the horizon, a straight line» – это были последние слова, означающие окончание концерта для одной особы, даже и не двинувшейся с места после того, как музыка окончательно стихла, уступая место гнетущей тишине, нарушаемое лишь лёгким постукиванием тонкой ветки дерева об оконное стекло Блистательного агентства. На улицу разыгрался ветер, теребя зелёные листочки деревьев, раскинувшихся ровно вдоль здания, словно их кто-то посадил и выращивал на протяжении нескольких лет. Совсем недавно голубое небо стало заволакивать небольшие серые тучки, грозившие вот-вот опустить на высохшую за день на солнце землю небольшой дождик, который из-за ветра превратиться в косой, и будет задувать в приоткрытые окна. А солнце, гревшее своими язычками всё вокруг, уже начало заходить за горизонт. Сара, не двигаясь, всё так же стояла около двери, опираясь на бетонную стену спиной с блаженно прикрытыми глазами и какой-то глупой улыбкой на устах. Послышалось некий шум в той комнате, после чего раздались шаги, но девушка так и не двинулась. — Сара-тян? — тот самый бархатный голос так близко произносит её имя с удивлёнными нотками, которые девушка так и не заметила, как и не заметила, что красноволосый парнишка уже с минуту смотрит на неё в ожидании хоть какого-то внимания к своей персоне. — Сара-тян, тебе плохо? Не обращая внимания на нежную, но такую глупую улыбку солистки Masochists, Отоя дёрнул девушку за плечо, отчего она быстро очнулась и что-то промямлив, залилась лёгким румянцем. Парень вновь спросил о её самочувствие. — В-в-всё х-хорошо, Отоя-кун, просто задумалась, — запинаясь и спотыкаясь на каждом слове, Сара пыталась успокоить быстро ударяющееся о рёбра сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Красивый, добрый, наверное, очень нежный человек Отоя Иттоки – тот самый певец, заставивший одним лишь своим голосом влюбиться без оглядки. Кто бы мог подумать, что такое может произойти, ведь при их первой встречи Хидлт даже и внимания не обратила на него, а сейчас она не может унять румянец на своих щеках. — А это ты там пел? Очень красиво… Парень засмеялся, чем ввёл в ещё более смущение. Что она там должна была сделать? Куда пойти? Наверное, это уже давно было забыто и отстранено в долгий запыленный ящик на самое его дно, при этом накрытым парочкой альбомов для нот. Хотя… — Спасибо, я просто безумно счастлив, что ты оценила мою песню! — показав ей положительный знак в виде поднятого вверх большого пальца, Отоя прикрыл один глаз и закусил нижнюю губу. Это привело к ещё большему смущению со стороны молодой особы, сейчас она хотела просто расплыться безмятежной лужицей на этом гладком, покрытым паркетом полу. Хотя в чём, собственно, проблема? Просто взяла, попрощалась, дала себе отрезвляющую пощёчину, тем самым придя в себя, развернулась и пошла в сторону комнаты Ранмару, который по идее должен объяснить некоторые нюансы работы на магистратуре. Просто взяла и оторвала ноги с места, к которому приклеилась чуть ранее, попав под волну чарующей музыки. Просто взяла и оторвалась… Да, сказать легче, чем сделать. Может, просто постоять тут, пока Иттоки не уйдёт? Идея, конечно, хорошая, но уйдёт ли он? Вот именно, что нет. Сейчас Отоя как никто другой хотел бы немного пообщаться с другом, посмеяться вместе с ним, провести свободное время до ужина. Они бы позвали остальных, и всё было бы как нельзя сказать лучше. Потому и надо быстро уходить от, уже что-то собирающегося сказать, рубинового принца. Как сильно подмечено. Рубин – это камень, покровительствующий страстной, пылкой и земной любви. Ведь так оно и было. Отоя словно притягивал к себе, располагал всех и вся вокруг себя, даже Сара поддалась его чарам, влюбившись в один лишь голос. Как бы было хорошо, чтобы он разделял её чувства. — М, О-отоя-кун, мне пора бежать, меня ждут, — отводя взгляд в сторону, проговорила Хидлт. — Да, конечно, Сара-тян. Иди, иди, я тебя больше не буду задерживать. Удачи! — ещё раз рассмеявшись поведению девушки, Иттоки, помахав рукой напоследок, двинулся в противоположную сторону, после чего скрылся за поворотом. — Не поняла. Я что… влюбилась? — непонимающе произнесла она, мысленно уже давая ответ на поставленный вопрос.***
— Хид, приём, ты меня слышишь? Вот уже несколько минут молодая клавишница Masachists пыталась достучаться до брюнетки, которая, придя из комнаты своего наставника, уселась за обеденный стол и томно вздыхала с ужасно глупым выражением лица. Всё это заставляло всю группу насторожиться и поддаться выяснениям обстоятельств, ведь такое с Сарой было лишь раз. — Что с ней произошло? — как нельзя сказать кстати, спросил Изая, наклоняясь ближе к лицу своей двоюродной сестры, обычно которую сразу передёргивало от такой близости. — Зои, ты последняя её видела, давай рассказывай. — А что сразу я? Я вообще не заметила, как она из комнаты свалила, при этом оставив меня одну разговаривать с пустым местом! — повысив голос на последнем слове, альбиноска стукнула кулаком по столу, отчего белоснежные чашки со свежезаваренным чаем вздрогнули. Пару капель упало на деревянную поверхность, оставляя мокрый след. — Да и вообще, спрашивайте у Ранмару-сана – это к нему она должна была направиться. — Всё это, знаешь ли, очень странно. А её поведение… — тяжело вздохнув, парень вновь кинул косой взгляд на брюнетку, которая даже и не думала влезать в их совместный диалог, витая тем временем в облаках. — Последний раз она такая была, когда познакомилась с Сё-куном. И тут для всех пришло резкое осознание всей сложившейся ситуации. Округлив глаза, что те чуть ли из глазниц не повылезали, вся компания дружно повернулась к мечтательно вздыхающей девушке. Смотря на неё в упор, произнести диагноз решил самый смелый и более менее спокойно перенёсший информацию барабанщик. — Влюбилась, значит. Хм, и кто же этот счастливчик? — по-доброму ухмыльнувшись, Майк дёрнулся, когда быстро очнувшаяся Хидлт что-то яро залепетала, размахивая руками и демонстрируя всем, какой идеальный был парень, который одним лишь своим голосом смог поработить её сердце. — Успокойся, чокнутая. Говори медленно и связными между собой предложениями – мы тебя не понимаем, и скорей всего такими темпами обещаю, что в твою голову полетит учебник японского, — строго произнесла Зои, скрещивая руки на груди. Но даже грубый голос подруги и предупреждение не помогло, ведь такую красноречивую солистку ещё никто никогда не мог напугать пустыми словами – это же не действия, а значит, нечего бояться – обычно люди всё равно не исполняют своих обещаний. Пропустив всё, что сказала Оклус, брюнетка продолжала лепетать, размахивая руками, и сопровождалось это всё радостным блеском малахитовых глаз. Резко ударив по столу, отчего многие из присутствующих испуганно вздрогнули, Свит поднялась со своего места, злобно сверкая глазами и призывая одним лишь своим нервным постукиванием каблучком к спокойствию. Вот теперь-то солистка и заткнулась, с тихим писком присев обратно на своё место и обижено опустив голову, не забыв надуть губки как маленький ребёнок, которому не дали конфетку. Тяжело вздохнув, Свит сделала то же самое, только вот обижаться она не собиралась. — А вот теперь можешь говорить: кто он, какой он, из магистратуры? Стариш или Ночной Квартет? — прямо в лоб атаковала та брюнетку с красными прядями, одна из которых лезла прямо в глаза. Фыркнув и поморщившись, она сдунула надоедливую чёлку и начала поочерёдно отвечать на вопросы: — Он, наверное, самый лучший из всех на свете человек, — мечтательно начала она, томно вздыхая. — Добрый, красивый, жизнерадостный… Даже не спорю, что он умный и определённо заботливый. А ещё у него такой шикарный голос, что я просто не могла устоять. Эх, — выпустив пар из ушей, остужая себя всеми возможными способами, Сара оглянулась, смотря, нет ли тут неподалёку кого-нибудь из Стариш, после чего, убедившись, что никого нет, продолжила. — Это Отоя Иттоки, один из Стариш. Зарывшись лицом в свои раскрытые ладони, она попыталась скрыть выступивший на бледных щеках румянец, который никак не хотел держаться где-то внутри девушки, всё рвясь наружу. Уши покраснели, выдавая её со всеми потрохами, но вот остальным было на это как-то по барабану. — Боже мой, Хид, я так за тебя рада! — заверещала Таша, подлетая к сутулившейся подруги и сковывая ту в объятьях, отчего дышать стало затруднительней, чем раньше. — Сарочка, миленька моя, я так счастлива, так счастлива! Вы с ним обязательно будете вместе, я тебя в этом уверяю! Он хороший парень… добрый, — вспомнила Свит то, как юноша защитил её от Ранмару, уже готовый привязать нерадивую фанатку к стулу. — Просто признайся ему и дело с концом! — Да, наверное, ты права, Ви. Я ему признаюсь… м-м-м, когда буду готова, — тихо произнесла Хидлт и залилась очередной порцией румянца. — Интересно, а ты Отое понравилась? Когда он смотрел на тебя, я видела интерес. Но вот только я не уверена, что это интерес не как к новому другу, — задумчиво произнесла Оклус, как обычно вставила свои пять копеек не в нужный момент, не в нужном месте. Единственное слово, произнёсённое альбиноской – а точнее имя человека – сильно резануло по быстро колотящемуся сердцу в груди парня, тенью стоящего за углом. Стоя на последней ступеньке лестницы, молодой юноша, чьи голубые глаза, цвета чистого неба сверкнули гневным огоньком, злостно сомкнул челюсть и сжал кулаки до такой степени, что костяшки побледнели. Его явно не прельщала такая внезапная любовь лучшей подруги к своему товарищу по группе, а также и другу, которого он бы не хотел терять. Но… надо с этим что-то делать.