Невеста клана

Длинная футболка, привезенная с собой из Америки, была призвана заменить мне юката в случае отсутствия спального кимоно там, где мы остановимся. В простеньких номерах, которые достались как командирам сопровождавших мастера отрядов, так и мне, спальных принадлежностей такого рода не имелось, потому моя одежда пришлась очень кстати. Покинув душ, я прошла в комнату и, подхватив со стула футболку, с горькой усмешкой вывернула ее - в старину считали, что если спать в одежде наизнанку, то приснится любимый человек. Почему бы не проверить это на себе? Когда я особенно нуждалась в присутствии господина Ороку рядом. Удачно завершенная сделка, и Саки-сан, потеряв ко мне интерес, уединился в своем номере. Приняв несколько вернувшихся из города разведчиков, он заказал легкий ужин, а после, велев убрать со стола, приказал его больше сегодня не беспокоить, только в случае важных новостей или исключительных, непредвиденных обстоятельств. Усмиренная силой воли мечта побродить по городу, наведаться в храм, поблагодарить за благосклонность богов к мастеру и попросить и дальше не оставлять его без покровительства, больше не возвращалась. Когда мне, таившейся по углам, стало известно о желании господина отдохнуть, я, покинув свой наблюдательный пост неподалеку от его номера, отправилась к себе. Полулежа в кровати, рассматривала сделанные за вечер рисунки, и непонятная тоска, наверняка вызванная дневным волнением за мастера, щемила сердце. Притаившаяся в одиночестве на резком уступе каменного склона упорная и сильная сосна вышла слишком мрачной, отражением моего собственного настроения, что никак не связано с тем, кто вдохновил меня на то, чтобы взяться за краски. Полагаю, законченный день должен быть завершен мгновенно, нет смысла тянуть время в слепой надежде на зов господина Ороку. Устроившись на в меру просторной кровати и вскоре спихнув с себя мешавшее одеяло, я погрузилась в сон. Мастер ничего не говорил про завтрашний день - но его планы всегда менялись мгновенно, а мы узнавали о них незадолго до начала миссии. В комнате пахло краской, оставленная сохнуть бумага покоилась на прикроватной тумбочке рядом с мобильным. Последней мыслью, отрезавшей меня от реальности, стал забытый звонок домой. В царившей в подготовке к отъезду суматохе было совершенно не до этого. Завтра, все завтра. Запах краски усиливался, обострившееся во сне обоняние одаривало меня странным сюрпризом - никогда мне еще доводилось сталкиваться с такой особенностью своего организма. Встать и приоткрыть окно, проветрить, - желание мозга отринуло тело, еще глубже зарывшееся лицом в подушку, чтобы избавиться от терпкого аромата. И вдруг мягкое движение, защекотавшее обнаженную кожу спины, легкое, но одновременно сосредоточенное. Накрывший меня ужас - я не заметила того, кто расположился на кровати, водя кистью по моему телу, как он вошел, как подкрался, - пробудил мгновенно. Вздрогнув, попыталась резко сесть, но натолкнулась на серьезное сопротивление. - Не дергайся, - хмуро проворчал мастер, удерживая меня одной рукой, а второй не выпуская кисть. Но, видимо, сбитая мной линия не понравилась ему. Сухой горячий палец тронул кожу, грубовато, жестко стирая неточность. Мне оставалось лишь растянуться на матрасе, давая господину Ороку простор для творчества. Прикрыла глаза, стараясь полностью погрузиться в процесс и по ощущением догадаться, что он решил изобразить на моем теле. Кончик кисти плавно, а иногда и резко, повинуясь руке творца, скользил коже. Это не картина, Саки-сан выводил какой-то иероглиф. Правильное написание, четкие линии, где-то толще, где-то тоньше. Искушенный в каллиграфии, он писал довольно быстро. Вертикальная, две горизонтальных... Мое сознание, повторявшее за кистью ее штрихи, вдруг изобразило конечный результат в его красоте и величии - Ороку! У меня на спине уже красовалось имя рода мастера. - Я сказал: не дергайся! - Саки-сан удобно прилег мне на ногу, корректируя один из элементов иероглифа сбоку. Густая краска, разбавляемая моим потом, подтекала (в комнате, как и в руках мастера, неимоверно жарко), неимоверно раздражая раз за разом исправлявшего линию мастера - он все оставался недоволен ей. Призванное хоть немного присушить шедевр, моей пылающей жаром кожи коснулось охлаждающее дуновение. Припавший к матрасу господин Ороку едва не касался губами моей спины. Странное удовольствие, новые чувственные ощущения - я уже и сама боялась пошевелиться, дабы не испортить его труд. Наконец достигший положительного результата Саки-сан, сделавший небольшой отступ, продолжил - и на моей спине принялось расцветать следующее изображение. Его - я больше догадалась, нежели ощутила, - трудно было не предсказать. Саки. Мастер, клеймя меня, как свою собственность, оставлял указание на имя владельца. Когда все составляющие получили завершение, господин Ороку с легким стуком отбросил на тумбочку кисть. Желая увидеть его лицо (возможное удовольствие от созданной на моей коже каллиграфии), я поднялась очень быстро. Мастер по пояс обнажен, чрезвычайно хмурый взгляд направлен на меня, непокорную и нелепую в своих притязаниях. Как будто не было мягких волосков кисти, его вдохновения и труда, его визита сюда, в конце концов. Как будто я, провалившая все возможные миссии, явилась к подножию трона великого лидера клана Фут. - Что? - господин Ороку раздражен, утомлен длинным днем, возможно, он желал бы принять ванну и укрыться уже точно от всех под одеялом, только все его стремления спрятаны от чужих глаз. - Мастер, - я погасила неуместный смешок, - где ваши татуировки? Его чистая кожа, виденная мною не раз, не сохранила даже шрамов от возможно сведенных картинок, ничего, красивый ровный оттенок. Захотевший что-то переспросить, но отказавшийся от первого желания, Саки-сан взглянул на меня с неприкрытой ненавистью: - Ты сомневаешься в моей выдержке? Или в бесстрашии? Или в чем-то еще? К твоему сведению, глупая девчонка, нанесение татуировок не гигиенично и свои права я доказал иным способом. Ни у кого нет повода усомниться во мне. Он злился, а я тихо лежала, пережидая его гнев. А потом, не глядя нащупав позади себя кисть, бросила взгляд на нее - разумеется, грязная. Мастер не потрудился даже набрать воды, похоже, лишь смочил в ванной ее волоски. Ничего, у меня под рукой оставалась еще одна. Набрав густой краски на самый кончик, я, вновь усевшись, склонилась к плечу господина Ороку и после предварительного поцелуя приступила к работе. Ему не понравится в любом случае, стена непонимания, периодически воздвигаемая между нами им одним, заслоняла мне солнце. - Что за глупости! - Саки-сан, заметив, пальцами провел по обнаженным вывернутым швам моей одежды. - Но они сработали, - хитро улыбнулась я, чуть отстраняясь, чтобы полюбоваться его недовольным видом, который был мне милее всех улыбок на свете. Что-то прорычав о некоторых недалеких куноити, веривших во всякую чушь, он попытался легко отпихнуть меня, но кисть уже коснулась его руки. Мастер использовал синий - выдавленный тюбик сиротливо остался брошенным рядом с моими рисунками, я же взяла красный. Записывая свое имя старым женским письмом, я отдавала долг талантам Ороку Саки во всем, даже здесь, во владении кандзи. Последний знак, появившийся на плече господина Ороку, словно вывел его из задумчивости, в которой тот пребывал все время, что я возилась с написанием. Но даже ухмылка не согрела его лицо, не было и равнодушия, только странный блеск глаз, смотревших во тьму времен. Не знаю, что внезапно захватило внимание мастера, но, схватив использованную ранее кисть, он сделал три неровных темных, грязных ободка вокруг запястья. Нет-нет, не надо этого сейчас! В другой раз! А я и так знала, что путь господина Ороку никогда не был усеян розами, мне незачем знать подробности. И те трое, символически нашедшие отражение на его руке, ушли не зря, они мешали, отравляли жизнь. Что бы это ни было: проверка храбрости, месть или ярость, - меня больше волновали раны в душе моего хозяина. Припав губами к запястью, я, пытаясь стереть краску, размазывала ее еще старательнее. Гадостный вкус на языке и мельком пронесшаяся мысль облегчения о том, что, к счастью, Саки-сан не использовал тушь, преследовали меня, заставляя бороться и с отвращением, и со смехом одновременно. Всего лишь трое, всего лишь? Лишь трое значимых, самых главных, остальные давно выкинуты из памяти. За ненадобностью. Неважно, что было тогда. Тогда я бы поступила так же - защищала бы господина Ороку со всем тщанием, используя все умения и секретные приемы, завещанные мне старым сенсеем. - Дура! - проворчал мастер, но злость и вызвавшие ее воспоминания уже оставили его, в обидном слове не было недовольства, только моя характеристика: перепачканное краской лицо, черно-синие губы, восторженная улыбка блаженного идиотизма. Не куноити, а деревенская китайская девчонка, по недосмотру проникшая в роскошный дом богатого японского аристократа, раздражавшая хозяина своей простотой и страшно довольная своими проделками. Не собираясь дольше задерживаться со мной, господин Ороку склонился с постели к полу, поднимая наскоро сброшенную рубашку, а я ухватила его за руку и слегка потянула к себе - меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он уходил. Прохладные кончики его пальцев в поисках свободы скользнули по моей ладони, и, мгновенно сгруппировавшись, я рывком наклонилась вперед и чуть прихватила их зубами. Яростно рыкнув самодостаточным котом, не желавшим общения с ничтожным человеком, Саки-сан небольно ударил меня по губам. Но и тут я лишь усмехнулась, вновь в шутку пытаясь повторить своей маневр; обманное движение рукой, отвлекающий маневр и мигом измененная траектория хвата. С таким приемом пусть я и сталкивалась впервые, разобраться не составило труда – отточенный мастером за годы тренировок, он прекрасно просматривался внимательным взором куноити. Но я не отразила его, предпочитая оказаться поверженной господином Ороку, и вообще не уверена, что мне бы это удалось. Лишь в последний момент, передумав, я перенесла всю тяжесть тела на бок и тяжело рухнула с недостаточно просторной для двоих кровати. Отпустивший и даже оттолкнувший мою руку Саки-сан остался наверху, но вскоре спустился и сам. Падение не принесло мне вреда, а раз так, то можно продолжить тренировку. Свернувшись в калачик и мощно крутанувшись вокруг оси, я сшибла господина Ороку с ног секретным приемом нашей семьи, пришедшим из темных веков и свое время придуманным одним из мастеров Дзаруку. Высоты не хватило, чтобы совершить кувырок, - мастер упал на постель спиной, но придав себе дополнительное ускорение силой падения, воспользовался мягко спружинившим матрасом и, подброшенный им, развернулся в воздухе, в следующий миг оказавшись стоявшим на коленях на кровати. Непроницаемое лицо мастера приблизилось ко мне, спокойно усевшейся на полу: - Бунт? Он выдохнул это слово так, как будто, будучи огнедышащим драконом, собирался испепелить меня им. Не сразу поняв, за что получила обвинение в измене, я, в итоге догадавшись, с нижайшим поклоном прошептала дрогнувшим голосом: - Я научу вас, мастер. Не бывать такому в мире, чтобы слуги могли и знали больше господ клана. Господин Ороку учился быстро, за краткое время необходимой тренировки он еще и несколько модифицировал наш семейный прием, выбрав наиболее удобный для себя способ отталкивания, идеально подходящий для его роста. - Все? - казалось, он удивлен тем, что на такую безделицу вообще стоило тратить силы, и после моего утвердительного кивка толкнул меня к кровати, - теперь без глупостей, - сурово предостерег он, намекая, что пока следует оставить любые знания, кроме боевого искусства любви. Испачканные краской одежда и постель, почти стертый с тел цвет, холодные слова мастера - выговор за самоуправство и нарушение режима дня, хотя воин в первую очередь должен исповедовать самодисциплину, я молча и покорно выслушала все высказываемое и украдкой ткнулась губами в его щеку ближе к уху, отпуская в мир зарождавшего дня.

Что мне на утро? Дым ночной нашей встречи, Краска на теле.