Завтра родной мир Не увидит меня здесь. Ждет новый берег.
Большую часть жизни я провела в этом монастыре, выстроенном в предместье Осаки, считала именно его своей Родиной, а не маленький поселок под городом Нара, откуда я в действительности была родом. Но именно там остались мои близкие: мать и бабушка. Есть еще и столичная родня, она-то была не в восторге, узнав, что меня отдали на обучение искусству. Им, жителям Токио, казалось, что времена ниндзя и куноити давно отошли в прошлое, и даже сами воспоминания о воинах тени покрылись пылью и паутиной. Сейчас актуально совсем иное. Да и что это за профессия куноити? Вот психологи в наш век напряжения и стресса котируются высоко, а ниндзя – нет. Но как они не понимают, что духовные практики, которым, в том числе, учат нас, излечивают наши души намного лучше, чем дипломированные специалисты, от которых не так много бывает и проку (мне иногда кажется, что некоторым из них и самим требуется немедленная помощь). В случае опасности я смогу постоять за себя и свою семью, а что станет делать психолог? Успокаивать нападавших словом? Нелепица. Лучше хорошего неожиданного удара и мгновенного ухода в тень ничего нет. У меня не было иного пути. После расставания моих родителей, чтобы дать матери возможность работать, меня решили отправить в этот монастырь. По крайней мере, здесь дети могли жить и учиться, были относительно присмотрены. Как меня впервые в пятилетнем возрасте привели сюда, – уже не помню. Возможно, я и всплакнула, отпуская руку матери, а, может, и мрачным взглядом уставилась на настоятеля, которому отныне предстояло заменить мне не только отца. Выбор места моего обучения был неслучаен. Я происходила из семьи, где сошлись два давно обедневших самурайских родов, причем, что со стороны матери, что со стороны отца. Мужчины Кокумару никогда не озадачивали себя тяжелой службой, предпочитая вспоминать былое величие семьи и оставаться эдакими снисходительными ко всему, не обращая внимание на угасание собственного рода и не предпринимая попыток возродить его славу. А вот кто-то из мужчин Дзаруку (история уже не сохранила его имя), среди которых было много людей войны, решил связать свою судьбу с кланом Фут, так и повелось с давних пор: поколение сменяло поколение, а мы продолжали хранить верность. Но девочка из пришлого в клан рода Кокумару никого не интересовала, в Японии и так осталось много людей, поддерживающих древнее искусство, и все из проверенных семей. И только по личному ходатайству моей матери, напомнившей всем о заслугах дома Дзаруку, меня приняли на обучение. И в данном случае факты наших с Кавамура Ясунари биографий совпали, ведь и он, носивший фамилию своей почтенной родительницы, был взят в клан только благодаря заслугам ее рода и лично его родного деда. Вот и наш перевод в Америку стал очередным совпадением в судьбах... Что это повлечет за собой? Даже не знаю. Перед сильнейшими я особо не отличалась, большую часть жизни проводя в стенах монастыря: занималась обучением юных куноити, правда, не имея постоянных адептов. А за его стенами... Там тоже у меня определена своя ниша для деятельности: вербовка помощников клана в официальном мире. Но, сомневаюсь, что в Нью-Йорке недоставало воинов такой специализации. В любом случае, как бы не тревожила меня эта мысль, заставляя возвращаться к ней вновь и вновь, тяготить мозг ее обдумыванием бесполезно: слишком много белых пятен в этой темной истории. При текущей информированности такая задача мне, конечно же, не по зубам. Пойти в зал для тренировок или предаться медитации? Нет. Скоро уже отправляться в дальний путь. Обойти территорию монастыря, вспоминая собственные детство и юность, проведенные здесь? Не следует тревожить существующие душевные раны и наносить новые. Я ведь и не знала другой жизни, весь мир заключался для меня в том, что всегда окружало меня. И волна вгонявшей в тоску ностальгии могла и так, без лишнего напоминания, захлестнуть меня в любой момент, тем самым ослабив душевные силы – вот что точно нельзя допустить. Вялый ниндзя – мертвый ниндзя. Мой наставник всегда заставлял даже в критическую минуту прятать собственные чувства, чтобы враги не почуяли мой страх, смятение, волнение, и, словно бы питаясь ими, не стали сильнее. В твоей душе может происходить все, что угодно, но оно и должно остаться там, так сказать, для личного пользования. Прощаться мне было не с кем. Особой дружбы с кем-либо в стенах монастыря за время жизни здесь я не приобрела. Куноити, учившая меня искусству, выбрала семью, поселилась в Осаке, но связь с кланом так и не прервала, найдя себя вновь в официальных структурах, принадлежащих Фут. Очень красивая женщина, наносившая смертельные удары с легкой обворожительной улыбкой... Когда-то я мечтала вырасти и стать похожей на нее. Плавное движение руки и чуть изогнувшиеся губы... Но ее совершенства в изяществе отправления неугодных в последний путь я не достигла, еще тогда, давно, вызывая смех у своей наставницы, которая удивлялась, как можно убивать с таким сосредоточенным лицом? Смерть должна быть прекрасна, а о какой красоте можно говорить, глядя на мой остановившийся мертвеющий (похуже, чем у жертвы) взгляд, словно бы окаменевшие мышцы лица и резкий тяжелый удар? Ее заливистый смех злил меня, сообщая ударам еще большую силу; другие ученицы снисходительно ухмылялись, глядя на то, как, пытаясь достичь давно ожидаемой плавности, моя рука начинала в неуверенности дрожать, ставя крест на всех последующих попытках. Каково же было мое удивление, когда я через много лет, наконец избавившись от ее издевательского веселья, узнала, что являлась любимой ученицей той куноити, которая однажды заметила, что другие девушки достигли своего предела, и дальнейшего развития у них уже не предполагалась, в то время как у меня еще оставался потенциал для совершенствования своих навыков. Другое дело, что мы все по-разному воспринимали искусство, мои соученицы развили тело, а я неожиданно душу. Каждому свое. После того, как мы остались без учившей нас куноити, девушки были быстро отправлены в другие города, а я оставлена здесь – решение настоятеля. Он-то сам хоть и обучался искусству, но не практиковал его. Мирный и добродушный, теперь уже совсем старик. Я привыкла называть его своим сенсеем и, чувствуя потребность поговорить с кем-нибудь, облегчить душу, замирая от страха оказаться в тягость, приходила к нему. Вот так потихоньку в течение наших бесед он незаметно стал моим духовным наставником. И с ним мы распрощались еще утром, а сейчас он занят, что не могло не радовать меня. Да-да, расставаясь с одним из самых дорогих (после семьи) людей, я панически боялась расплакаться, хотя и не знала даже, когда со мной происходило такое в последний раз. Но зачем дразнить гусей? Прибыв в Америку, я, конечно же, позвоню ему, а потом и отправлю какой-нибудь сувенир. Хотя наверняка мы вскоре даже и свидимся: обнаружится ошибка, и выяснится, что вовсе не я должна переселиться на американскую базу, и меня вернут назад в монастырь. Даже лучше поскорее уже встретиться с теми, кто решил принять меня там, в Нью-Йорке, и избавиться от гнета ожидания, а заодно ускорить процесс осознания содеянной кем-то ошибки. Совсем скоро. Жаль, что в круговерти обязательных дел мне так не удалось выбраться и навестить свою семью. Им я тоже позвоню, как буду на месте. Для ниндзя служение клану и мастеру всегда ставилось превыше собственных интересов. Но не чувствую себя предательницей: в моей душе сильные чувства к обеим ипостасям жизни всегда мирно уживались без ущерба друг для друга.Забыв про любовь, Верность лишь клану хранить И жить для него.
Но была и хорошая перспектива у предстоящего переезда – возможность начать новую жизнь. Да, именно так. И мне это требовалось. Помимо приятных воспоминаний монастырь хранил и другие. Мою первую любовь, вызванную личностью недостойной. Этот человек временно вытеснил из моей души и клан, и семью. До сих пор удивляюсь, насколько чувства тогда ослепили меня, за мягким обхождением я совсем не замечала змеиной души, притаившейся в человеческом теле. Мне хотелось все бросить ради него, оставить свои честолюбивые устремления и осесть в тихом провинциальном городе, воспитывая наших детей, как две капли воды похожих на отца. Все мои желания теперь подчинялись только претворению в жизнь матримониальных стремлений, с которыми мой избранник довольно соглашался, добавляя красок в идиллическую картину, рисуемую моим разыгравшимся воображением. Мы познакомились на одном из заданий, где я возглавляла небольшую группу, а он был командиром своих ниндзя. Молодой (мой ровесник), красивый, хорошо воспитанный. Общение наше продолжилось и после той вылазки – он жил относительно недалеко от нашего монастыря, часто бывал у меня в гостях. Настоятель искренне радовался, что я могу обрести семейное счастье. Что уж говорить обо мне и, как казалось тогда, о моем избраннике? Мы были самыми счастливыми людьми на свете. Осознание пришло неожиданно. Я могла совершить ужасную ошибку, покалечившую бы мне жизнь, но меч предков спас меня. Однажды мой возлюбленный прибыл ко мне в монастырь на вечерний чай, но сделал это несколько раньше, нежели обычно. Он застал меня, когда я полировала тот самый меч рода Дзаруку. При виде оружия глаза моего избранника восхищенно и алчно заблестели. И он банально принялся выпрашивать клинок в качестве подарка. Заверив молодого человека, что после свадьбы меч непременно будет принадлежать ему, как моему супругу, я получила в ответ слова, что раз у нас все давно решено, и никто не сомневается, что мы скоро поженимся, то и оружие он уже может взять. Такая неприкрытая дерзость меня отрезвила. Мгновенно спрятав клинок, я указала гостю на дверь. Избранник явился и в другой раз, просил прощение, убеждал, что я неправильно истолковала его речь; о дорогой вещи он больше не заикался. Мы помирились. Хоть я и простила его, но в глубине души залег мутный осадок, периодически баламутя и отравляя мое существование негативными воспоминаниями. Настоятель относился к моему поклоннику по-отечески, чем, похоже, вызвал у молодого человека рождение одного самонадеянного плана. Я ощущала кожей, что мой избранник что-то задумал, но боялась разорвать с ним отношения, влюбленность все еще не оставила меня. Но здравый смысл, временно похороненный под светлыми мечтами, все же начал победное возрождение. Я хорошо спрятала меч, боясь, что последует воровское покушение на мою собственность. Но на этот раз удар был нанесен не по оружию, которым я так дорожила. Объявившись у меня в очередной раз, ниндзя, упирая на мои хорошие отношения с местным настоятелем, в безапелляционной форме потребовал протекции, цель: его перевод в монастырь, очень известное и своего рода культовое место для клана Фут, да и опять же любимое для посещения мастером. Вот тут мне и стало все ясно с теперь уже не моим честолюбивым другом-карьеристом. Очередное примирение, естественно, не могло согреть наш рухнувший мир, и мы расстались. Впоследствии я узнала, что ему удалось заделаться карманной игрушкой одной куноити, занимавшей достойное положение в иерархии клана, с ней он был совсем другим, нежели со мной: слабым, безвольным, вечно хныкавшим, выставлявшим на всеобщий показ то, как побила его жизнь (скорее всего, и меня вспоминая "добрым" словом), и выбивавшим из нее жалость, деньги и назначения. Но молодой человек, на собственную беду не поинтересовавшийся семейным положением женщины, был наказан ее мужем, который хоть и давно не вникал в подробности жизни нелюбимой жены, но и терпеть откровенную измену, разумеется, не стал. Загнанный в угол в щекотливый момент, зарвавшийся молодой прохвост, рассчитывавший пробиться ближе к верхушке клана с помощью очаровываемых им женщин, отныне был такой возможности грубо лишен, благодаря превосходному клинку из ниндзя превратившись в некое подобие куноити. Все, время вышло, мне пора покидать родной монастырь.Мой старый сенсей Глядит на дорогу, но Даже пыль легла.