Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      Память странная штука. Серенити подумала об этом, когда вышла в сопровождении Воина и Амаранта в сад. В беседке сидели Арнемеция и Несару. Одетые в туники они выглядели почти точно так же, как и вчера… Нет, как тысячи лет назад. Серенити тоскливо вздохнула — ей нужно думать, как Усаги. Ей нужно быть Усаги. Ради девочек, которые любят её. Что с ними случится, если они поймут, что Усаги больше нет, а есть лишь только Серенити? Принцесса с поразительной остротой чувствовала, как сильно любят девочки ту её текущую личность, исчезнувшую пока неизвестно куда… Можно сколь угодно говорить, что они одно, но жестокая правда такова, что пусть они и едины, различия между ними огромны.       …она отняла у них Марс (пусть не совсем она… пусть монстр, но она не смогла её вернуть!), убила Эндимиона, заставила покинуть Землю. Они не должны узнать, что потеряли и то светлое, что у них было — Усаги.       — Ами, Макото, — слегка пошатываясь, придерживая длинный подол светлого платья, которое ей с таким трудом отыскал Гладиус, направилась принцесса к девушкам. — А где Минако?       — Усаги, ты ещё слишком слаба! — Несару слетела в один миг со скамейки, бросаясь к ней навстречу и подхватывая под руки. Серенити выдавила в ответ ломкую улыбку, а затем крепко-крепко обняла — изо всех сил, что у неё были.       — Сейя мне все рассказал, — выдавила она через силу. — О, Макото… Мне так жаль! Простите меня… Простите.       Юпитер обняла её в ответ. Крепкая, теплая Юпитер, налетевшая когда-то ради неё на саму Уранус, чтобы прекратить избиение Гладиуса. Такая уязвимая в своих чувствах красавица…       Тихо приблизилась Арнемеция, в глазах которой галактической пылью застыла смиренная боль. Она положила руки на плечи Серенити и прижалась щекой к обнаженным лопаткам.       — Все хорошо, Усаги. Все хорошо…       Серенити не удержалась и заплакала.       «Серенити. Я — Серенити, — гасло в её сознании морскими волнами. — Простите меня за это…»       Венера пришла к ним позднее, когда обессилевшая от слез Серенити заняла место на скамейке между Меркурием и Юпитер, молчаливо сжимая их ладони и деля с ними скорбь. Истар хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Она горько усмехнулась и приблизилась к ним, а потом по-простому, как она когда-то делала в золотистые рассветные часы на Луне, устроилась на полу у ног принцессы, опуская голову ей на колени. Она была удивительно молчалива, погруженная в свои какие-то сладко-горькие воспоминания.       Ни Воин, ни Амарант не подходили к ним. Они разбрелись в разные стороны от беседки, но не приближались к воссоединившимся девочкам. Только Луна и Артемис ещё осторожно подошли и устроились по обе стороны от Венеры.       Спустя какое-то время Серенити решилась заговорить:       — Девочки, у меня есть версия, почему Серебряный кристалл меня не послушался.       Венера не подняла головы, но принцесса почувствовала, как она напряглась. Юпитер и Меркурий порывисто обернулись к ней и даже, как будто, задержали дыхание.       — Все из-за медальона.       — Какого медальона? — моргнув, спросила Арни.       Говорить было тяжело, но она слишком долго и слишком многое скрывала от них… своих подруг… своих защитниц. Она обязана рассказать им.       — Гл… Сейя отдал мне личную вещь принцессы Серенити, — говорить о себе в третьем лице было сложно. — Вы же помните мою маму, когда мы оказались на Луне? Лунный компьютер?       — Туманно, — растерянно протянула Несару, морща лоб. Все-таки круг перезапуска, который пришлось провести Усаги, когда она с огромными усилиями одолела Берилл, затер воспоминания.       — Да, сохраненная копия, — кивнула Арни, во взгляде которой обживался ужас. Она начинала понимать…       — Когда-то Серенити, то есть я… — постоянное разграничение тоже чувствовалось неуместным, поэтому лунная принцесса решила вернуться к единству лиц, — записала на этом компьютере копию воспоминаний о том, что пережила вместе с Воином, поместила её в медальон и отправила на Кинмоку. Чтобы мне напомнили, если я забуду. Сейя решил мне отдать его… Медальон вызвал диссонанс в глубинах моего сердца. Я единовременно помнила все то, что пережила с Мамору, и то, что мне показал медальон. И я… я оказалась слишком слабой.       Признание пронзило её сердце, словно острый нож. Ей казалось, что пролила достаточно слез со своего пробуждения. Оказалось, нет. В глазах горела горькая влага, выплескиваясь на щеки, словно лава из вулкана. Такая же обильная. Такая же обжигающая…       — Простите… Я не нашла в себе сил оказаться сильнее этого раскола. Я не смогла обрести цельность. И это привело к катастрофе. Мне следовало бы сразу вам все рассказать, но я не смогла… Медальон содержал лишь осколок той личности, которой я была, но он брал надо мной временами верх. Я стыдилась признаться вам в этом…       Молчание было ей ответом… У Серенити зашумело в ушах. Она не могла рискнуть сейчас посмотреть на девочек.       Теплая ладонь Арни сжала её руку крепче.       — Усаги…       Повернуться… Взглянуть в глаза…       Вместо осуждения и презрения взгляд Меркурия выражал печальную любовь и понимание.       — Если бы мы только знали, Усаги… Если бы мы только знали, — тихо повторила синевласая девушка, слегка покачивая головой.       — Ты не виновата, — хрипло прошептала Венера, не вставая с колен. — К этому никто из нас не оказался бы готов.       — Да, Усаги. Для нас очень важно то, что ты открылась нам, — тепло сказала Юпитер, сжимая её плечо.       …у неё нет права отнимать у них Усаги. Серенити сглотнула и выдавила хрупкую улыбку:       — Спасибо, девочки. Теперь, когда я пробудилась, все встало на свои места. Я помню все…       …кроме своей жизни на Земле…       — Так расскажи нам, — Венера поднялась с колен, сверкая глазами. — Расскажи нам, что произошло и что нам теперь делать.       — Я действительно полюбила Воина… — начала свою исповедь Серенити, обещая себе быть столь откровенной с девочками, насколько это возможно.       — Этого не может быть! Я не верю! И я не приму это, пока вы не покажете мне тело!       Было страшно видеть обычно спокойного и хладнокровного лорда Запада в таком состоянии… Они ведь все знали и так. До того, как Джедайт вышел из дворца в сопровождении призрака Марс. До того, как тусклым ломким голосом объявил, что его возлюбленная шла до самой «черты» вместе с их принцем… До того, как Фэнхуан постаралась объяснить, что же она видела и где это происходило. Зойсайт и Нефрит молчали, опустив головы, не решаясь посмотреть на воплощение ярости и горя, представшего им в виде лорда Кунсайта.       — Он не мог умереть!       — Кунсайт, мы все видели, что Золотой Кристалл разбился. А значит, что у Эндимиона нет шанса на возвращение. Он покинул этот мир.       — Джедайт, катись ты к чертям со своим Золотым Кристаллом!!! — дикий вопль, вырвавшийся из легких Кунсайта, заставил всех опешить. Настолько страшно и чужеродно звучал он…       — Он жив. И даже, если вы все, размазни, будете меня уверять в обратном, я все равно не отступлюсь от своих слов. Эндимион жив!       Сказав это, лорд Запада сверкнул злобно льдистыми очами и бросился прочь. Никто даже не посмел его окликнуть… Силуэт длинноволосого мужчины скрылся в глухой темноте, клубящейся вокруг круга света, вычерченного шаром лисьего огня Зойсайта.       — Печально это констатировать, но наш лидер сошёл с ума, — вздохнул Нефрит. Его лицо потускнело, но взгляд был острым, словно нож. Он лихорадочно думал, что они могут сделать в этой ситуации.       — А кто не сошёл? — ответил ему Зойсайт болезненным шепотом. — Думаю, мы все свихнулись. И грех кого-либо в этом упрекать.       Гелиос, расположившийся в тени колонны, обнимал колени руками. Он молчал все то время, что говорила Марс и лорды, но после слов Зойсайта рискнул вступить:       — Кто-нибудь имеет представление о том, что нам делать? Мы так и не нашли следов Скрута. Он, наверняка, прячется во тьме.       — Никаких сомнений. Почему-то уверен, что эта тварь выжила, — кивнул Нефрит. — По законам подлости Вселенной.       — И да, вы ведь осознаете, каковы будут последствия для поверхности планеты? — добавил Гелиос, обводя всех взглядом.       На лицах лордов отразилась озадаченность. Они определенно были слишком сосредоточены на том, что происходило внутри планеты, и забыли, что наверху тоже может быть что-то не ладно.       — Мы же забрали угрозу сюда, — пробормотал Нефрит. — Что там может случиться?       — Мы потеряли Золотой Кристалл. Не просто потеряли — он разлетелся в пыль. Не на осколки, как Серебряный. Его не собрать и не восстановить. А это — проекция сердца матери Земли. То немногое, что она оставила от своего физического воплощения, прежде чем уйти в недра планеты, — тускло пояснил Гелиос.       — И? — хмыкнул Зойсайт, скрещивая руки на груди. — Золотой Кристалл утрачен, но возможно, что не безвозвратно.       — Эндимион был сыном Геи. Они с Золотым Кристаллом черпали силу друг из друга. Если их не стало одновременно…       — То ни того, ни другого не вернуть, — закончил Нефрит, а затем добавил: — И что же мы теперь будем делать?       — Надо удостовериться, что чудовище умерло, — отрывисто сказал Зойсайт. — Хотя бы его мохнатый труп мы обязаны найти. Иначе все было зря.       — Не говорите так, — шепнула Марс. — Пожалуйста, не говорите.       Ей было страшно думать о том, что её жертва или жертва Эндимиона может оказаться напрасной. Где же сейчас девочки? Где Усаги, Ами, Макото, Минако? Что с Харукой и Мичиру, Сецуной и Хотару? …и где старлайты? О них она подумала в последнюю очередь, но не подпустить к себе мысль не смогла. Было бы неправильно не принимать их во внимание вообще. Ей вспомнилось несчастное лицо Усаги, которую она поцеловала и пообещала, что все будет хорошо… Прости, Усаги. «Хорошо» не получилось. Она теперь призрак, израненное тело которого покоится в Элизионе. Эндимион ушел. Скрут — неизвестно. Возможно, что Марс не смогла уйти ещё и потому, что чудовище не покинуло этот мир. Джедайт вновь посмотрел на неё — в его взгляде читалась сумрачная печаль, словно лорд где-то наметил и для себя предел.       «Даже не думай», — мысленно взмолилась Рей. Она будто ощутила, как истончился и поблек образ её возлюбленного, мысленно подталкивавшего себя за черту, которую пересекли его принц и любимая. Девушка понимала, что, находясь здесь, прерывала круг своих перерождений, но с другой стороны Джедайт тоже вне круга… С самого разгрома Темного Королевства. Однако то, что они вне круга физических воплощений, все равно не давало возможности прикоснуться. Элизион — обитель призраков, а она призрак в стране призраков…       Тела земных жителей, покоящиеся на площади, освещенные бликами лисьего огня Зойсайта, словно воплощения скорби впивали раскрытые в ужасе глаза во тьму небес Элизиона. Нефрит отошел в сторону к ним, замер над одним из людей — каким-то мужчиной в футболке и мешковатых штанах.       — Бедняга, — шепнул он отрывисто и сухо. Слово эхом раскатилось по площади.       — Бедняги, — поправил его Зойсайт, неприветливо косясь в их сторону. Более всего рыжий генерал ненавидел бездействие. И свидетельство его беспомощности только угнетало и без того подавленных дух юноши.       — Не злись, Зой, — вмешался Джедайт, чувствуя волну негатива от товарища. — Всем тяжело. Давайте все же посмотрим, что мы можем сделать.       — Умереть с честью, — в зеленых глазах младшего генерала блеснул отблеск той же решимости, что ранее отобразилась у восточного лорда. — Найти поганую тварь и умереть с честью.       — Умереть с честью, — эхом отозвался Нефрит, вспоминая слезы в глазах его возлюбленной Несару, когда он сказал ей о своей любви. Если бы не та история с Каллисто, то, может быть, всё сложилось бы иначе… А теперь они уже больше не увидятся… Или нет?       — А что, если они вернутся? — спросил он, озвучив свои мысли. — Что, если они всё-таки вернутся защищать Землю, а мы к тому моменту «умрем с честью»? Зой, ты разве не хочешь сражаться с ними бок о бок? Разве тебе не хочется увидеть Арнемецию? Разве ты не веришь, что мы ещё можем спасти планету вместе?       — Неф, — Зойсайт посмотрел на него тягостно и мрачно, — да, я люблю Арни. Но посмотри правде в глаза — они могли и не пережить телепортации. Что у нас осталось? Выбитый из строя хранитель Элизиона, — кивок в сторону растерзанного Гелиоса, — один дуболом, — саркастичный кивок в сторону самого Нефрита, — сухопарый счетовод, — у Джедайта нервно дернулся глаз, — наивный юнец, — ещё более саркастичная усмешка, — и совсем уж обезумевший от горя старший. А! И ещё дух хранительницы планеты Марса, утратившей, судя по всему, шанс на перерождения из-за того, что не смогла оставить свою любовь… или думающая «наивно», что она ещё в силах чем-то помочь, когда ею утрачена физическая оболочка и, что, наверное, самое важное — сила. На поверхности — возможно, Сатурн и Плутон, так как их в эпицентре взрыва не было. Но им не попасть сюда, а нам не выйти наружу. И те… Меркурий, Юпитер, Венера, чертова принцесса Серенити! Даже если они вернутся, они не смогут сюда войти! Потому что связи с сердцем Земли разрушены! Потому что планета теперь обречена!       — Зойсайт, прекрати истерику! — рыкнул Джедайт. Его руки были сведены от внутренней боли. — Мы ещё можем всё спасти! Ты сам только что сомневался в безвозвратной утрате Золотого Кристалла!       — Спасти с помощью Серебряного кристалла?! О, да! Сияющая Серенити явит нам его мощь! Но Земля больше никогда не будет прежней! Не удивлюсь, если она ещё и солнечный свет после этого начнет отражать, как и Луна! А Золотой… Сами же сказали, что если он взорвался в тот же момент, что и умер Эндимион…       — Ты же не веришь в предательство Серенити? — прошептал Нефрит. — Ты же не думаешь, что это она все…       — Намеренно? Нет, — Зойсайт потер переносицу. — Просто все так получается, Нефрит. Совершенно случайно так получается… Крайне удачно для цивилизации лунян. Но, все же, если здесь и есть план, то скорее он принадлежит матери Серенити, решившей одарить нас таким подарком.       — Глупости какие, — топнула ногой Рей. Жест был бы эффектным, если бы мог быть сопровожден звуком, а так на это обратил внимание только Джедайт, чутко наблюдающий за возлюбленной. — Селена не планировала такого будущего для Земли!       Зойсайт впился взглядом в её лицо, рассматривая выражение возмущения и злости, а затем медленно кивнул:       — Извини… Возможно. Сейчас я допускаю все. И если честно, то просто устал. Мы столько надежд вложили в этот выход с кристаллами… Мы не думали, что не сможем уберечь принца. Мы даже не обсуждали такого плана… не полагали, что Эндимиона можно потерять. И сейчас… Ты видела Кунсайта… Это воплощение той бури, что нас охватывает изнутри, разрушая всё, что мы знали прежде. Если до разговора с тобой в нас, несмотря на весь сумрак положения, теплилась надежда, то теперь…       Джедайт закусил губу, но промолчал. Каждое слово отозвалось в нем понимающей болью. Рей неловко прикоснулась невесомыми пальцами к его руке.       Нефрит отошел от края площади, приблизился к Зойсайту и положил руку ему на плечо. Пальцы крепко сжались. Лорд Севера лишь опустил голову.       — Умрем с честью, — шепнул он, словно моля об этом… Это было много проще, чем беспросветный мрак будущего, клубящийся перед ними. Много проще.       Кунсайт сидел в покоях когда-то принадлежавших Эндимиону… Давным-давно… На столе валялись запыленные донесения, записки, отчеты… Тяжелый письменный прибор, выполненный из южного нефрита, который Лорд Юга подарил на совершеннолетие принца… Костяной стаканчик, в котором хранились оточенные лебединые перья на замену. Если закрыть глаза, то можно представить, как шуршат перья по бумаге, зудит магический экран, на котором проецировались образы того, что происходит у границ, брякают медные амулеты на запястье… Если закрыть глаза, то можно представить, что Эндимион здесь…       — … кое-что выяснил. Ты должен знать, Эндимион. Этот монстр представляет собой совсем не то, что ты думаешь.       — Не древнее зло, которое дремало в глубинах нашей земли? — принц крутил в своих ладонях кинжал, отвернувшись к окну. На столе лежало чирканное-перечирканное донесение Джедайта о бесчинствах в восточном лесу. Там же был подложен отчёт о попытке ликвидации чудовища — три мертвеца из отряда в десять воинов…       — Нет, — Кунсайт закусил губу. Он знал, что Эндимиона не переубедить — тот в своей юношеской браваде возомнил, что может одолеть чудовище… Но прежде чем вмешаться, ему стоит знать. — Ты помнишь, у твоего отца был когда-то родной брат?       — Почему ты завел речь о моей семье? Дядя умер ещё до моего рождения. Отец не любит об этом говорить.       — Об этом никто не любит говорить, — кивнул Кунсайт, осторожно опираясь кончиками пальцев на гладкую прохладную поверхность стола. — Кретей*(1) был не менее силен и крепок, чем твой отец, хоть и младше на одну весну. Ему было восемнадцать, когда он погиб. Вернее, все решили, что он погиб.       Эндимион отложил в сторону кинжал и пристально посмотрел на своего наставника и друга:       — «Решили»?       — Кретей полюбил. Беззаветно и ярко. От его любви даже было не по себе. Казалось, что он лишился рассудка, хотя никто в том и не видел беды. На тот момент. Его возлюбленной была Тиро*(2)… Дочь младшей ветви Титанидов, которые этому роману покровительствовали, так как на тот момент, будучи уверенными в том, что твой отец женится на Рее, рассматривали это дополнительным укреплением к основному союзу. Я не очень в этом разбираюсь, но говорят, что Тиро была очень хороша собой… Однако…       — Что однако? — Эндимион нахохлился, как отогревающийся после вьюги воробей. — Она его не любила?       — Кто знает… — пожал плечами Кунсайт, убирая руки с поверхности стола. — Когда все случилось, кто-то шептал, что Тиро не любила Кретея, а хотела его использовать в интересах своей семьи. Кто-то, что она любила двоих — его и Антея, верного вассала Титанидов, в пользу которого все же осуществила свой выбор. Кто-то, что она не любила никого. Но факты сообщают следующее: Кретей пришел к Тиро и обнаружил её в объятиях соперника. Не смог сдержаться и набросился на него с кулаками. Завязался поединок. Ни один не хотел уступать другому… И тогда Тиро ударила Кретея в спину… Потом говорили, конечно, что в том не было никакого злого умысла. Она просто хотела защитить более слабого в сравнении с Кретеем Антея. Но случилось то, что случилось. Когда подоспели на помощь, то нашли полумертвого Антея, мертвую Тиро и горсть черного праха — останки Кретея по предположению. Антей не смог ничего толком рассказать — на смертном одре он лишь трясся и сбивчиво звал свою возлюбленную. От пережитого этот полный сил юноша превратился в ломкого старика, который последовал за Тиро буквально через неделю после происшествия.       — К чему ты мне все это рассказываешь? — Эндимион досадливо помотал головой. Ему сложно было сопереживать истории, превратившейся в пыль ещё до его рождения, участников которой он даже и не знал.       — Чтобы ты знал. Это случилось ещё до появления Металлии, до того, как Земля стала опасной для собственных детей.       — Так что случилось, Кунсайт? Ты мне пока рассказал историю пылкой любви с трагическим концом. Причем здесь монстр из лесов Джедайта?       — Кретей этот монстр.       — Что? — вот теперь Эндимион был поражен. — Как? Каким образом?       — Ярость и боль предательства обратила его в то существо, которое ныне терроризирует восточные земли.       — На каких основаниях сделан такой вывод?       — Твой отец контактировал с чудовищем. Он говорил с ним и опознал в нем Кретея.Ты был тогда ещё ребенком. Властелин Пауков, как называют его в народе из-за формы и размера, кочует из чащи в чащу. Сначала был в центральных землях, потом в западных, добрался до восточных… Там он задержался и проявил себя, а обычно скрывается и не привлекает внимания: ему не выгодно, когда на него начинают охоту.       Эндимион потер переносицу:       — Нет, Кунсайт, серьезно, с чего вдруг от предательства Тиро Кретей обратился в такое чудовище и теперь убивает по лесам и чащобам? И как отец узнал его?       — Он узнал Эола, — Кунсайт подошёл к окну, чувствуя холодок от собственного рассказа. — Что-то человеческое отозвалось в нем тогда на брата… То, что ещё оставалось. На самом-то деле твой отец ему тогда ещё и крупный ужин сорвал — спас от его челюстей самого владыку Хонсу.       — Да, что-то такое я слышал об истории своей помолвки с Серенити…       — А на твой вопрос «почему» — ответить не могу. Этого, наверное, никто не знает. В народе только путанные легенды на эту тему, предостерегающие людей предавать тех, кто их любит и доверяет им. Но ничего подобного наша история не помнит. Пошли разговоры, что это проклятье рода Дельфинидов.       — Глупости какие!       — Я с тобой солидарен, но, Эндимион, ты не можешь не принимать во внимание его природу. Если хочешь, ты можешь спросить отца…       — Чтобы он запретил мне его убить? — Эндимион сердито глянул на Кунсайта. — Ты же понимаешь, что я специально удержал донесение у себя. Эта проблема, которую я хочу решить самостоятельно. Если он узнает…       На это Кунсайт и рассчитывал. Эолу стоило знать, чем собирается заняться его своевольный сын, но сам лорд Запада, даже зная, что это может повлечь гнев правителя Земли, не смел ему об этом сообщить. Обмануть доверие Эндимиона — ничего страшнее ни один из лордов не мог себе и помыслить. Однако принц не дурак — задавать отцу вопросы, из которых тот может узнать о его планах?       — Даже если ты сказал правду, и это чудовище является созданием от нашей крови… Нет оправдания содеянному. Ты знаешь, каковы данные о пропавших женщинах и детях? У него нет кодекса… Он берет всех, кого возжелает, пьет кровь, а затем опустошенные тела, как блеклые шкурки с бряцающими костями, собирают по округе…       Кунсайт сглотнул — ему все это было известно, а также известен пыл, с которым готов принц убивать дракона. Дракона… Дракон символ герба Дельфинидов, а также герб Эвра Мудрого и соответственно его сына Джедайта, но бытовали легенды и о страшных воплощениях этих могущественных существ. Странная двойственность — наряду с величием дракона существовала и темная сторона этого символа. Кунсайт помнил сказку, которую рассказывала ему мать Флора про смелого мальчика, отправившегося убивать дракона, тиранившего его родные земли. Рыцари, предпринимавшие до того попытки сразить дракона, терпели неудачу. Однако, когда мальчик сразился с драконом и убил его, выяснилось, что рыцари не погибали в бою… Они побеждали своего дракона для того, чтобы стать новым. «Убивший дракона сам становится драконом»*(4). От этой мысли Кунсайту стало холодно, и он…       Генерал открыл глаза, выныривая из воспоминаний и оставляя Кунсайту из прошлого возможность уговорить строптивого юнца, который все равно все сделает по своему. Тогда все закончилось почти плачевно — Эндимион проиграл чудовищу, угодив в западню, в то время как думал, что сможет завлечь в ловушку его. Генералы выждали отмеренное время и бросились на подмогу. Очень вовремя. Эндимион уже был порядком потрепан и загнан в угол… Кунсайт принял на себя удар, предназначавшийся принцу — прошитое насквозь плечо ныло и ломало потом на протяжении четырех месяцев. А сам Эндимион словно обезумел, когда ранили его старшего товарища. С удивительной яростью, смутившей Скрута и заставившей его потесниться на поле битвы, принц обрушивал на чудовище мощные удары. Нефрит, Джедайт не решались вмешаться в поединок, боясь задеть принца. Только Зойсайт раскрашивал небо огненным хлыстом, ударяя по глазам Скрута. Тот шипел и уступал шаг за шагом… Кунсайт уже терял сознание, когда скрежещущий клекот чудовища известил о том, что меч Эндимиона добрался до самого сердца Скрута…       История Кретея предупреждала о многом. О том, что Кунсайт не решался озвучить своему дорогому другу и сюзерену. Сказать об этом Нефриту, Джедайту и Зойсайту? Они видели, как погибал монстр в тот раз, но не знали о его природе… не знали, что то был человек. То была кровь от крови, текущей в жилах Эндимиона. Кунсайт не видел, что произошло в храме перед появлением Скрута… Знал только со слов Минако, что Сейя и Мамору затеяли драку… Что было потом?       …Тиро ударила Кретея, чтобы защитить Антея…       Что сделала ты, Серенити, чтобы спасти своего Воина от рук Эндимиона?       И как сказать остальным лордам, уверовавшим после слов Марс в гибель Эндимиона, что мерзкий паукообразный монстр, которого они попытаются уничтожить, может быть не призраком прошлого, преследовавшим Эндимиона, а действительно самим принцем… их дорогим другом. …они будут возражать. Они скажут то, что Кунсайт и сам видел своими глазами… Эндимион сражался со Скрутом. Эндимион спас от него Серенити. Дал время для воинов, чтобы они успели сбежать. Но…       «Повелитель Пауков появится тогда, когда будет ранен Эндимион».       Куда уж проще ответ на загадку, если знаешь, что таится в истоках?       Кунсайт знал, что видел — перед тем, как все рвануло, Эндимион и Скрут двигались синхронно, словно отражения друг друга… Свет и Тьма одного сердца, расколотого Предательством и Любовью.       …но как об этом сказать?       Листы на столе печально зашелестели на ветру. Если закрыть глаза, то можно представить, что Эндимион здесь…       Девочки молчали, опустив головы. Рассказ Усаги прояснил некоторые моменты, но картина вырисовывалась совсем не радужная.       — Рей говорила нам о договоре Луны и Земли перед отбытием в Киото, — рискнула нарушить молчание первой Макото. — Мы были обескуражены, но не верили до конца, так как это было со слов Джедайта. А оказывается, действительно правда…       — Но вы с Эндимионом дружили, — тихо сказала Минако, подняв голову. — И он учил тебя драться, да? В моих воспоминаниях нет ваших тренировок, но я помню, как вместе с Кунсайтом присматривала за вами       Усаги, слегка отстраненная и очень печальная, кивнула, короткая улыбка мелькнула на её губах:       — Мы держали это в тайне, потому что мама могла быть против. Я же была драгоценной принцессой — ни синяков, ни ссадин, упаси Лунный Свет. Эндимион всегда старался меня сразу лечить после занятий, чтобы никто ничего не заподозрил… Об этом прознал Джедайт, кажется. Совершенно случайно. Но не выдал.       — Ты как-то странно говоришь, — невольно вырвалось у Ами, растерянно захлопавшей ресницами. «Мама», Эндимион, «Упаси Лунный Свет» — эти слова вызвали у неё чувство диссонанса. Но, возможно, что она просто накручивает себя… Однако Усаги ответила ей испуганным встревоженным взглядом и сбивчивым: «Правда?». Теме развернуться не дали.       — Подведем итог ещё раз — Сейя твоя истинная любовь, для воссоединения с которым ты шагнула в Море Познанное, а то, в свою очередь, лишило тебя памяти, что привело к этой странной ситуации, — Макото не обратила на странности речи подруги, так как больше всего её беспокоило другое. — Ты и Мамору — союз, который должен был одолеть Металлию по проекту твоей матери и короля Земли Эола, что и случилось. И что сейчас пошло не так? Почему появился этот монстр? Было сказано, что он появится, если Эндимиона ранят. Драка с Сейей? Не мелковато ли? Тот ему едва ли нос расквасил…       — Боюсь, что рана была не физическая, — Усаги медленно покачала головой, опуская взгляд ниже. — Сейя, рассказывая мне о событиях, произошедших в Киото, сказал, что монстр появился после того, как я жестоко обвинила Эн… Мамору. Я ранила его злым словом, когда он того совершенно не ожидал.       Ами и Макото переглянулись — им прекрасно помнилась та сцена, которую они увидели, слетев с каменной лестницы. Но ни одна не решилась сказать о том Усаги… «Чудовище». Неужели сила этого слова была столь велика, что призвала тьму?       — Может быть, это случай родового проклятья правителей Земли? — спросила Ами, сбегая от прямого взгляда Макото. — Конечно, то, что ты сказала Мамору, это было ужасно… Но чтобы такое чудовище появилось со слов… Нет, я читала про магию слова, только этот случай подразумевал бы другую ситуацию. Как Серенити ты достаточно сильна, чтобы превратить Принца в чудовище…       Стоило Меркурий сказать эти слова, как все вскинули головы и в ужасе воззрились на неё, и она встревоженно прикрыла рот ладонью, отказываясь верить, что эти слова вырвались из её уст.       — Мы все видели Мамору. Он сражался вместе с нами, — деревянным голосом сказала Минако. — Так что эта версия нам совершенно не подходит. Скрут — не Мамору.       Усаги же будто оцепенела, не в силах отвернуться от Ами. Тягостную паузу прервала Макото, решившая прояснить все и вся:       — Усаги, мы всё поняли про тебя и Сейю, но можешь нам пояснить — а как же твои чувства к Мамору? Только не говори, пожалуйста, «нас многое связывает». Этого мы не поймем.       Минако и Ами промолчали — их самих волновал этот вопрос. Обрамлением беседы выступила перепалка Амаранта и Сейи, столкнувшихся внезапно у дальних кустов… Слов было не разобрать, но выяснение отношений явно было жарким. Усаги, однако, вдруг чутко повела ухом, отвлекая свое внимание на этот фон. Что-то встревожило её в этом споре…       — Усаги… — Ами сглотнула, чувствуя, как защипало в глазах. В этот момент родная яркая, словно солнышко Усаги показалась ей тусклой и блеклой, словно поверхность Луны.       — Да, — златовласая сфокусировала взгляд на ней. — Мамору… Точно. Мамору. Простите меня, девочки. Я действительно не знаю.       Немного позднее, попросив у девочек и Гладиуса возможности побыть немного в одиночестве в отдаленных уголках сада, Серенити размышляла, как может дать ответ на этот вопрос? Она перебирала, словно бусины на четках воспоминания, полученные с матрицы Какю, с видения Луны, выуживала факты из рассказа Сейи… Мамору Чиба. Кто ты, перерождение Эндимиона? Луна дала ей воспоминания о поцелуе, подсмотренном кошкой в один из зимних японских дней… Мамору обнимал её и целовал… осторожно и бережно, словно она фарфоровая, а она застенчиво отвечала ему… Серенити отчетливо видела румянец на щеках «той себя»*(5).       Луна показала ей, как Мамору отобрал сок в поезде, и как она возмущено кричала на него, но это возмущение было показным. Она не преминула смутить его в ответ больше… «Мамо-чан»… Голос, который принадлежал ей, звучал по чужому… Говорили, что со стороны голос всегда звучит иначе. И вот сейчас Серенити боролась с громкой звонкой мыслью, которая ширилась в ней, как плод, готовый перезреть: «Это не я! Это не я! Это не я!». «А кто?», — логично обращалась она к своей спонтанной паникующей части сознания, стараясь её урезонить. — «Кто это тогда?». Златовласая воительница в матроске сверкала глазами из воспоминаний Луны. То ревела. То смеялась. То рдела щеками. И чаще всего с её уст срывалось «Мамо-чан»…       «Кто ты, Мамору? Как почувствовать в полной мере, кем ты являешься для меня?»       Воспоминания о Гладиусе разворачивались широкой лентой через сердце — они прекрасно знали своё место. Они были выстраданы в свое время и обильно орошены слезами…       Интересно… а как Эндимион срастил себя с новой личностью «Мамору»? Она бы сейчас спросила у него совета…       Сама битва со Скрутом просматривалась слабо — с ракурса Луны многого не было видно. Она видела, как стояла соляным столпом, глядя на Мамору, похоже не совсем осознавая происходящее или сраженная ужасом случившегося. Серенити всегда ощущала себя слабой… знала, что не в её силах биться. Единственное, что она делала из вещей такого рода, — проводила учебные бои с Эндимионом… Поэтому промедления и испуги, которые показала ей Луна, совсем её не удивили… Но как же больно и горько стало за то, что она просто смотрела на упавшего на землю Эндимиона! Из всего того, что досталось принцессе на замену утраченной памяти, она не увидела ничего, что оправдало бы её в собственных глазах! Такая слабая… ломкая… Позволившая убить Фэнхуан. Дозволившая погибнуть за неё Эндимиону. Скрут смеялся над ней и был прав в своей насмешке… Разве её мать позволила бы такому произойти? Она была ведь так могущественна! Так сильна! …но в то же время Серебряное Королевство пало, и минуло с того времени столько, что и представить невозможно…       Как сложно было не удерживать перед глазами острый коготь, прошивший грудь Марса. Красный цветок, от которого весь мир становился багряным… Как сложно было прогнать сияющие синие ласковые глаза Эндимиона, такого прекрасного в своем обличии принца Земли, прощающегося с ней одним взглядом, пока Гладиус удерживал её. Луна так крепко и терпко впитала боль того момента. Она посмотрела и на Эндимиона, а потом смотрела и смотрела на Усаги, рвавшуюся и кричавшую с такой мукой, что у Серенити заныло сердце при всём том, что она до сих пор не могла представить, что пережила и прочувствовала Усаги…       — Серенити, — тихий шепот, пронесшийся над её плечом, заставил девушку встрепенуться. Неужели Гладиус? Она просила покоя и от него, потому что воссоединение оказалось чрезмерно тяжело пережить, несмотря на любовь, что их связывала… Однако, положа руку на сердце, она была бы рада, если бы он отвлек её от сумрачных мучительных мыслей. Их важно было додумать, но боль добивала…       — Нет. Я не Гладиус, — добавил шепот, верно истолковав её волнение. — Но я тоже следую за тобой неустанно…       В ужасе Серенити смотрела, как из зарослей к ней выступает верный друг её матери — ядовитый и горький Асклепий.