Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      …оно было с ней всегда. Будто срослось с безымянным пальцем её левой руки. С того самого рокового дня…       — Усако… Открой, — он протягивает ей красную прямоугольную коробочку, и она с легким недоумением принимает её, неловкими пальцами откидывая тугую крышечку. С бежевой подушечки на неё смотрит очаровательное кольцо: изящный серебряный ободок с крупным розовым фианитом в виде сердца, а вокруг него танцующей россыпью сверкают маленькие камешки. Она смотрит смущенная и пораженная, чувствуя, как жаркая волна счастья поднимается из её груди. Неужели это тот момент, когда перед девушкой встают на колено и задают тот САМЫЙ вопрос? Но Мамору мгновение смотрит на неё с мягкой улыбкой, а затем ставит на пол чемодан и уверенными, простыми движениями надевает кольцо ей на палец. Не задавая вопроса… так просто…       — Вот… Я люблю тебя, Усако.       Румянец вспыхивает на щеках, и уже пелена счастливых слез застилает глаза. И вправду, зачем ему спрашивать, когда они оба знают, что не могут жить друг без друга? Она бросается к нему в объятия, лучась звездным счастьем.       — Спасибо тебе. Я буду им дорожить, — обещает она, а сердце стучит так быстро, словно хочет пробить грудную клетку. Он смотрит с нежной лаской на неё, а потом целует. Мимо идут люди, несутся дети, а они делят поцелуй… поцелуй-клятву… поцелуй-обещание…*(1)       Оно всегда было с ней… В тоске по Мамору она стискивала руку, подносила к глазам и очерчивала камень подушечкой пальца, тихо шепча имя возлюбленного. Ей казалось, что в этом кольце сосредоточилась огромная сила, которая помогала ей быть стойкой и смиренно ждать ответа от Мамору на её длинные письма. А после завершения тягостной истории с Галаксией, это кольцо стало символом её скорого счастливого будущего, которое так хотелось приблизить. В день прибытия старлайтов, когда она сидела на его коленях в парке, он обводил пальцем кольцо, успокаивающе подтверждая, что свадьба это просто вопрос времени, и они будут принадлежать друг другу всегда.       Оно всегда было с ней… И порой она забывала, что на её пальце. Куда оно могло бы пропасть? Активно сконцентрировала она на нём своё внимание во время разговора с Сейей накануне отъезда в Киото, когда в кольце сосредоточилось «нас слишком многое связывает» с Мамору, приправленное признанием любви к Воину.       В Киото… перед тем, как окунуться в онсэн она точно его снимала, а потом надела обратно отточенным, механическим движением, не нашедшим отражения в сознании. Потом была песня от Сейи и поцелуй… жуткая, рвущая в клочья сердце ссора с Рей… Харука и Мичиру, ставшие её защитным куполом от внешнего мира… короткое забвение во сне… и храм.       Когда оно пропало?! Когда кольцо перестало быть на её пальце? Перчатки воительницы должны были укрыть его. Она не могла обронить кольца в пылу боя… Разве что до обращения. Может она сорвала его в тот момент, когда назвала Мамору чудовищем? Неужели она настолько не контролировала себя? …или кольцо осталось на Кинмоку? Соскользнуло с её иссушенной горем руки? Память молчала, и липкий ужас обволакивал её с ног до головы. Почему-то эта потеря казалась ей почти столь же страшной, как обращение принца в чудовище…       Догнать лордов оказалось легко. Венера поначалу боялась, что они упустили момент, а взвинченные неизвестностью судеб товарищей Нефрит и Джедайт не догадаются, что им нужен проводник. Однако, даже находясь в эмоциональном раздрае, генералы мыслили четко и ясно. К тому моменту, когда Венера увидела их, Джедайт уже умудрился открыть портал и теперь стабилизировал его, чтобы создать устойчивый коридор.       — Вперёд! — воскликнул Нефрит, приметив воительниц. — Это портал к тронному залу!       Вход в портал выглядел, как огромная линза, висевшая в воздухе и искажавшая пейзаж, видневшийся за ней. То и дело по ней пробегали короткими всполохами черные и синие молнии, и дул сильный плотный ветер.       — С той стороны идёт битва! Никаких сомнений! — воскликнул Джедайт, прикрывая лицо рукой на ветру. — Я пойду последним! И постараюсь закрепить, чтобы он продержался как можно дольше. Гелиос, вернись к тем, кто остался! Им нужен проводник!       Минако заметила, как возмущенно мотнул головой Пегас, но подчинился. Он понимал верность слов Джедайта, но явно был расстроен тем, что именно ему отводилась роль «координатора», а не участника битвы. Заложив тугой вираж, он устремился обратно к оставшимся воинам…       На несколько секунд группа воинов выглядела растерянной, обмениваясь взглядами, а потом Венера сорвалась с места, прежде чем кто-либо успел двинуться, и легким шагом амазонки влетела прямо в центр линзы. Ей послышался стеклянный звон надламывающегося пространства, будто она прошла сквозь зеркало. Прыжок завершился на каменном полу коридора прямо перед огромными распахнутыми резными дверями. За ними простирался огромный зал, где почти у самого трона оседал на коленях перед отвратительнейшим монстром, которого она только могла представить, её возлюбленный… Расплывающееся багровое пятно на его спине… Надломленная правая рука не держала напор удара чудовища. Кунсайт будто марионетка с обрубленными нитями опускался на пол, а монстр неотвратимо заносил черное лезвие, красовавшееся у него вместо руки, чтобы его добить.       …и Минако закричала во всю мощь легких. Она сорвалась на бег, устремляясь стрелой вперёд. Ей не понадобилось ничего призывать: утяжеленная золотая цепь с кистенем была в её руках с самого начала их путешествия в Тартар, та самая, оборвавшая жизнь Кунсайта тысячи лет назад в той проклятой битве на Луне. Она направила всю её благородную тяжесть прямо в морду чудищу, искренне надеясь, что вышибет из него дух. Монстр пошатнулся, отступая от коленопреклонённого Кунсайта, но все равно находился ещё в опасной близости для завершающего удара. И тогда Венера ударила вновь, вложив всю возможную мощь. Ей показалось, что жидкий солнечный свет брызнул в глаза. Монстр отлетел, не издав ни звука. Она занесла цепь для третьего удара, чувствуя жуткую уверенность в том, что этот удар станет для врага последним… Но услышала лёгкий шепот-шелест:       —…Вайя.       …а позади уже стучали о камни туфельки и башмаки её соратников. Она услышала сдвоенный крик, в котором узнала внезапно голоса Нефрита и Ами:       — Зой!       А также звонкий и требовательный голос Усаги, взывавшей к источнику их боли:       — Мамору! Мамо-чан!       …как будто бы от одних звуков этого имени монстр перед ними мог обратиться в сонный морок…       Всё, что могла ещё сделать Венера, это обхватить руками, словно крыльями, раненого Кунсайта и оттянуть его прочь от чудовища за их выстроившуюся боевую линию. В этом ей с готовностью помогли возникшие рядом Макото и Джедайт. И только тогда она позволила выскользнуть на свободу нескольким горьким слезинкам, ставшим воплощением её страха и боли.       — Не плачь, Вайя, — прошептал любимый голос, и теплая рука нежно подхватила блестевшую словно бриллиант слезу. Внезапно в поле зрения вплыла Усаги, опустившаяся на колени рядом с Кунсайтом. Она коротко провела ладонью над его раной, выпустив тусклую вспышку мерцающего света. Кровь остановилась.       — Сейчас ему станет лучше, — шепнула Лунная принцесса, и быстро поднялась, вернувшись вперёд, где Скрут уже приходил в себя от серии ударов Венеры.       —…чудовище.       Острая ранящая синь без берегов взирала на неё даже сейчас, спустя столько времени. Она смотрела на поднимающегося с пола монстра, а видела отчаянные, переполненные болью глаза Мамору, как тогда, когда она решила объяснить, что думает о «землянах» и их варварских методах решения проблем… О, как бы хотелось отмотать время вспять и не произносить это так лихо материализовавшееся слово… Столь неожиданно метко подметила Ами на Кинмоку: «Как Серенити ты достаточно сильна, чтобы превратить Принца в чудовище»!       У Усаги было не так много времени, чтобы принять тот факт, что её возлюбленный — чудовище, которое нужно остановить… Если получится — вернуть, если не выйдет — убить. Об этом было сложно теоретизировать, но ещё сложнее смотреть на него «такого» и осознавать, что она у самой черты, когда неудача обернется концом для всех дорогих ей людей.       Он поднимался с пола, будто в его позвоночнике была петля, за которую сейчас тянул невидимый кукловод. Его конечности казались неестественно длинными, вместо рук — черный металл лезвий, а драконья морда менялась обратно на «почти» человеческое лицо. Наверное, Скрут не мог сделать ей больнее, чем приняв этот облик: когда черты Мамору слишком явственно видны и в то же время искажены настолько, что вызывают тошноту. Голова свесилась набок, а желтые безумные глаза выжидательно вперились в неё, игнорируя остальных.       — Скрут, — произнести это было сложно, но она вытолкнула его нынешнее имя, позволив ему расползтись в воздухе черной безнадежной кляксой, — я пришла выполнить свою клятву.       — Клятву? — он с хрипом втянул воздух, и узкие щели золотых глаз раздулись в безумные шары. — Ты уже преступила её, сбежав со своим любовником.       Его взгляд нашарил Звездную Сейлор Воин, и он сделал странное движение плечами, будто разминаясь, и покрутил головой из стороны в сторону.       — Я сбежала от Скрута, а не от Эндимиона. Но если бы я помнила, что произошло на Луне, то не отступила бы ни на шаг. Ведь я принесла клятву на крови, что последую за тобой и верну тебя тебе.       — Потеря памяти… Ты серьезно? — ласково спросил монстр, осматривая остальных воительниц. — Хочешь применить этот трюк повторно?       — Если ты говоришь о Море Познанном, то это был не трюк. Я действительно утратила память, войдя в Море. И именно оно вернуло мне всё, включая день клятвы. Здесь на Земле я ничего не помнила о начале нашего пути.       — Даже если ты говоришь правду, в чем я, конечно, сомневаюсь, то это не изменяет факта твоего предательства. Я видел тебя в объятиях этого хвостатого недоразумения! Ты нежилась с ним на мостике, когда весь день пускала мне в глаза сладкие видения о том, что будешь со мной, и изображала ужас перед грядущим. Бедная я, бедная, где же мне найти место в этом мире!       Его издевательский тон намеренно старался зацепить, уничтожить… Усаги ясно помнила тот день, предшествовавший катастрофе. Они приехали в Киото, шутили, смеялись, гуляли, разговаривали о будущем за пределами ситуации с чудовищем… они захотели отпраздновать вместе Цукими Мацури, отправившись к другу Мамору по вузу, Макото обещала приготовить данго*(2)… Волна ненависти и боли захлестнула её из самой глубины, потому что она ничего так не хотела сильнее, как любоваться вместе с возлюбленным и друзьями луной, не думая обо всех этих запутанных тайнах прошлого. Но, что парадоксально, вместе с этим ей стало жаль Скрута — он сейчас не осознавал, какое счастье сокрыто в этой обычной земной жизни.       — Усаги! Не надо оправдываться перед ним, — прошептала ей Рей, вырастая у неё за плечом. — Он не позволит тебе переубедить себя. Я всё же сомневаюсь, что это «Мамору», как Мамору.       — А что мне делать? У меня нет сейчас с собой музыкальной шкатулки, — быстро шепнула одними губами принцесса Луны. — На что напирать, чтобы уговорить его и не допустить конфронтации?       — Не допустить конфронтации? — услышал Скрут и сверкнул глазами. — Ты хочешь не допустить конфронтации, глупая девчонка? Я бы на твоём месте сюда сразу с погребальным саваном пришел. Хотя нет… Зачем? Я и так тебя обескровлю, а тело разотру в прах! И твоих воительниц рядом положу!       — Усаги, — вновь шепнула Рей, — я видела, как Мамору шел за грань этого мира вместе с… — подруга осеклась и с лёгкой заминкой продолжила, — и в этом наверняка, какой-то подвох. Мы с генералами были уверены, что он мертв.       Усаги кончиками пальцев прикоснулась к призрачной руке Рей в благодарном жесте, не отрывая взгляда от Скрута, который весь подобрался, готовясь к удару. Его корпус проседал вперёд, а лопатки, наоборот, поднимались вверх, как будто он хотел стать полным воплощением паука в человечьем обличье.       — Мы пришли не сражаться, а вернуть тебя. И спасти Землю. Твоя мать просила… — предприняла ещё одну попытку Усаги, но Скрут властно махнул передней конечностью, превращая её из лезвия в широкую ладонь с длинными пальцами.       — Моя мать? Скажи мне, что шутишь, Серенити. Ах да, точно. Вы бы не попали сюда, не получив её разрешения. Я же сделал вам невозможным проход через Киото, распахнув врата в Тартар над вашим любимым Токио. Жаль, я подзабыл, что мои братья и сестры оскудоумились во мраке. И что же сказала вам моя мать? — щель рта исказилась в подобии улыбки, а глаза пылали гневом, глядя куда-то за плечо Усаги, где были Венера и Кунсайт. Сейлор Мун повернула голову, прослеживая нить его взгляда: оказывается, Кунсайт уже потихоньку вставал с опорой Венеры. И, конечно, такой поворот событий не мог понравиться Скруту.       — Твоя мать любит тебя, — просто сказала она ему безо всяких прикрас. — И я люблю тебя.       Сделать шаг вперёд оказалось самым сложным, но необходимым. Она нарушила почти ровную линию, которую выстроила вместе с Звёздной Сейлор Воин, Сейлор Юпитер и Нефритом. Встревоженное неровное дыхание воительниц долетало до неё, а ещё она чувствовала энергетическое дрожание между крыльев: это Рей последовала за ней, словно ангел-хранитель. Ещё один шаг. Ещё… Она старательно сокращала расстояние, пытаясь показать ему, что не боится его, что доверяет его воле и просит доверять ей… Но способен ли Скрут на доверие?       По всей видимости, ей удалось его удивить. Скрут задумчиво уставился на неё мерзкими очами, будто его охватили какие-то сомнения. Будто он способен на это — усомниться…       — Ты говоришь, что любишь меня… Что ты задумала? — его голос тих и опасен, как нож, который приставляют к беззащитному горлу. — Пытаешься избежать наказания?       …его никто не любил. Даже Гея, которая сейчас не проявляла желания сопротивляться его мощи, не говорила о любви к Скруту. Она любила Эндимиона, как и Серенити… Но кто любил Скрута? Это чудовище, созданное извращенной фантазией богини, как и множество других во мраке Тартара.       Рей отступила — ощущение её присутствия погасло, словно кто-то задул свечу. Но Усаги знала, что это правильно. Это её чудовище. Её проклятие. Никто не должен быть рядом с ней, когда она приблизится к нему…       — Я люблю тебя, — повторила она, как будто эти слова могли ей помочь, выковырять его из панциря тьмы, сомкнувшейся над ним тугим покровом. Протянула руки, вперила твердый вызывающий взгляд синих глаз в жёлтое марево безумия и ненависти.       Бедный… бедный мой… бедный. Я сочувствую тебе. Я сострадаю тебе. Я боюсь за тебя и за твою тьму. Я жажду вернуть тебя к себе. Я не предам тебя. Доверься мне, как я доверяюсь тебе.       Он стоял перед троном и не шевелился, а Усаги чувствовала затылком, какое напряжение охватило её подруг и генералов. Она даже могла поклясться в том, что чувствует умоляющий взгляд Кагеру из кристалла Жюли… должно же было в сказках отказаться зерно истины… должно же было в преданиях остаться хоть с горсточку того, что будет полезным сейчас. Прекрасная принцесса может спасти своего обращенного в чудовище принца.       — Мой принц, — выдохнула она, стоя почти прямо перед ним. Его ссутулившаяся фигура нависала над ней, а в жёлтых глазах затаилась печаль. Поразительно! Он был способен на печаль… Серенити почувствовала, как сердце замирает от ужаса и робкой надежды, охватывающей её как пламя — от груди до кончиков пальцев. И эта надежда повела её на последний разделявший их шаг.       Зойсайт слабо пошевелился, проверяя возможности своих мускулов. Когда монстр ранил Кунсайта, он все оставшиеся силы вложил в удар, надеясь, что сможет сбить Скрута, отвести атаку от своего наставника и друга. И вязкая тьма навалилась на него после, помешав ему увидеть успех или неудачу удара. Но прежде, чем угасло его сознание, ему показалось, что он слышал громкое эхо своего крика, звучавшего почему-то выше…       — Зой, — услышал он тихий шепот голоса, о котором не смел и молить. Под затылком юноша чувствовал мягкость её бедер. Чудесная подушка. — Ты слышишь меня?       — Арни… — её имя сорвалось с его губ до того, как он раскрыл глаза. — Что происходит? Я в раю? Хотя нет… там бы не болела голова… Что с Кунсайтом?       — Он в порядке. Сейлор Мун исцелила его рану. Что с тобой произошло?       Зойсайт почувствовал, как горит кожа, которая была покрыта раньше паутиной. Видимо, её отскребли. Металлическая прохлада дотронулась до его щеки. Он чувствовал и ткань перчатки, и металлические подушечки. Что это на руках принцессы Меркурия?       — Извини, мне нельзя их сейчас снимать. Они очень сложно надеваются… — пояснила возлюбленная. Из расплывчатого мира возникли синие огни её глаз, смотревшие с тревогой.       — По мне выпустили черный огонь, — тихо ответил на ранее озвученный вопрос Зойсайт. — Кажется, он спалил мне ногу до кости. Чертовски болит… И дым у него явно ядовитый.       — Прошло по касательной, — Арни мягко улыбнулась. — Всё не так плохо. А вот дым — это просто ужасно.       И отвернулась от него куда-то в сторону. Зойсайт почувствовал, как она напряглась всем телом. Происходило что-то тревожное. Он завозился, пытаясь приподняться, до его уха доносились какие-то голоса, сплетавшиеся чудным водоворотом в сознании. Нежный девичий и скрежещущий и дребезжащий… Тот, который принадлежал Скруту. То есть Эндимиону… Эндимиону, чуть не отправившему в небытие Кунсайта… Что же все-таки происходит?       Джедайт, удостоверившись, что с Кунсайтом всё будет хорошо, оставил его в компании Венеры. Беглый взгляд в сторону Зойсайта, вверенного Нефритом заботам Меркурия, — и он был сосредоточен на происходящем перед ним. Когда Рей выступила следом за Усаги, поместившись прямо за её крыльями, он сжал кулаки. С одной стороны Рей призрак — Скрут ничего не может ей сделать, поскольку уже сделал с ней всё, что было в его власти. С другой стороны, им неизвестны полностью его возможности. Что, если он и призрака поглотить может? Когда Рей остановилась, замерев на середине пути от Скрута к ним, она обернулась. Её взгляд был наполнен такой тревогой и печалью, что Джедайт, поймав его, дернулся вперёд. Но она пресекла его порыв, строго покачав головой из стороны в сторону. Они должны дать Серенити шанс.       Они стояли на расстоянии одного шага друг от друга, а она все равно не смотрела на него, рассеянно покачивая на правом плече огромный молот «вороний клюв». Нефрит старался затолкать навязчивую мысль о Макото куда-то вглубь сознания, поскольку речь сейчас совсем не о том. Они выберутся из этого ада, и тогда можно заняться разрешением этих гордиевых узлов*(3)… не получится развязать, так разрубить… Левая ладонь Макото, заключенная в белую перчатку, подрагивала, как будто ей было слишком холодно… или страшно. Нефрит облизал сухие губы, и, словно сделал прыжок в воду, решился. Он одним стремительным движением сократил расстояние и взял её за руку. Рука Юпитер сразу напряглась и рванулась, но он мягко и даже слегка укоряюще огладил её пальцы. Она вздрогнула, но осталась. Правда, головы так и не повернула. Ох, как же это похоже на Несару.       Кагеру распластался всем телом на хрустальной грани кристалла, глядя во все глаза на происходящее. Сейлор Мун казалась ему такой хрупкой перед концентрированным сгустком тьмы, который со слов Жюли сейчас обозначал его племянника. Он лихорадочно крутил в голове пароль, который сказала ему экстрасенс, когда помещала в кристалл: «Мамору — золотой дракон».       — И я верю в него, — повторил он отзыв, который должна будет произнести Жюли, а затем добавил: — И я верю в неё.       Он стиснул до боли костяшки, видя, что расстояние между Усаги и его обращенным племянником истаяло, превратившись в короткий шаг. Что сейчас произойдет? Что задумала Усаги? Как вообще возвращают чудовищам прежний облик? Волшебные слова произнести? Кажется, в сказке «Красавица и чудовище» было достаточно заплакать и произнести «Я люблю тебя и хочу стать твоей женой»*(4). А вот в сказке «Король-лягушонок и Железный Генрих»*(5) принцесса обратила лягушонка в королевича, накормив, напоив и об стену швырнув… Маловероятно, что это осуществимо по отношению к Скруту. Ещё был вариант «поцелуй истинной любви». Он применялся в кинематографической версии «Красавицы и чудовища». С одной стороны романтичная версия, с другой… Кагеру уперся ладонями в стекло, впиваясь взглядом в Усаги, замершую к нему вполоборота, не сводящую взгляда со Скрута.       — Я верю в неё, — повторил он словно мантру, будто это могло заставить его чувствовать себя более уверенным в благополучном исходе.       …ужас закручивался спиралью, и Воин понимала, что жалеет о своей решимости идти в авангарде. С одной стороны, она пошла, потому что боялась того вреда, что Скрут мог причинить Серенити, хотела защитить. Но как прикажете защищать, когда Усаги сама подошла к чудовищу вплотную и не оставила вообще возможности для удара? Броситься вперёд, схватить и оттащить? Маневр Усаги не давал никакой возможности сделать это прежде, чем Скрут свершит казнь… Холодный пот выступил на лбу Астреи. Она давно не испытывала такого страха… Не за себя. Потому что она была уверена в победе над Скрутом в случае боя. Но она совершенно не была уверена в том, что стратегия Усаги приведет к тому, что чудовище откажется от стремления к мести. Что оно не причинит страшную боль той, кого Воин любит… Латексные перчатки скрипнули, и она опустила глаза не в силах смотреть. Что бы ни задумала Усаги, это было выше сил Воин, выше сил Астреи и уж тем более выше сил Сейи, который не так давно примчался на Землю смелым рыцарем, желавшим спасти принцессу от дракона.       Она сказала ему слова любви, напомнив о той монете, что он поставил на ребро, размышляя о своем будущем: Серенити полюбит его, и он больше никогда не будет знать боли. Или же Серенити предаст его, и он поглотит её, сделает частью своей тьмы. Теперь она стоияла перед ним сверкающая своим мягким жемчужным светом, в синих глазах сияли те же решимость и смелость, что он отметил в миг заключения клятвы. Она бросалась в пропасть, уверенная, что он не даст ей сорваться…       …она протянула ему руки раскрытыми ладонями вверх, чтобы Скрут видел чистоту её намерений. Нет стремления применить оружие. Нет желания причинить ему боль. Усаги прикоснулась к его серому лицу, отражая непостижимость его взгляда в себе. Кожа холодила даже через перчатки, будто она к трупу прикоснулась… Рей сказала, что часть Мамору ушла в край мертвых. Значит, это почти что так. Перед ней только осколок Мамору, но тоже бесконечно значимый. Она вздохнула, собирая всю решимость, и подалась вперёд, прильнув нежными, розовыми, полными жизни губами к растянутому, тонкогубому рту, похожему на щель в бездну. Сначала она чувствовала только холод, казавшийся столь же обширным и бескрайним, как холод на Луне, где царили забвение и беспощадность времени, сламывающего останки царства её отца и матери. А потом боль… Острая зубастая боль… Будто мириад мелких присосок впился в её губы, приращивая их к губам Скрута. Слезы брызнули из глаз и заструились по щекам, мешаясь с кровью, которая потекла по подбородку. Он раздирал её губы с отвратительной жадностью, а его руки скрутились вокруг тела Усаги так плотно, что она не могла и пошевелиться. Как мощные кряжистые узловатые ветви старого дерева. Словно бабочка в паутине она билась, борясь за глоток жизни, но каждое её движение было все более безнадежным и покорным. Однако ни на секунду она не закрывала глаз, вглядываясь в его выпяченные желтые очи.       Все, кто имел несчастье смотреть, не могли отвести глаз от этого кошмара, вынужденные разделять с Лунной принцессой момент инфернального ужаса.       Наконец Скрут отпустил её. Усаги упала на колени перед ним, утирая перчаткой рот. На белоснежной ткани проступили смазанные карминовые полосы. Она подняла голову, глядя на чудовище снизу вверх. Желтые глаза блестели торжеством — это не походило на приближение к миру. Несмотря на испытанный ужас, она не утратила решимости, и её взгляд быстро обрел твердость закаленного кинжала. Усмехнувшись, «Эндимион» присел рядом с ней, согнув колени.       — Пожалуй, так мне нравится, сладкая предательница. Я даже готов снисходительно отнестись к тому, что ты утратила мой дар, символизировавший, что ты принадлежишь мне, — он резко ударил Сейлор Мун по левой руке, заставив её зашипеть от боли. — Возьму за это лишь твой безымянный палец. Но…       Повисла тягостная выразительная пауза. Лицо Усаги сделалось белее мела, на подбородке и губах красовалась размазанная кровь, а решимость в глазах оттенил страх. Ей сложно было удержать его, потому что выражение желтых глаз, ставших вдруг алчными и жестокими, было сигналом, что поцелуй не поспособствовал даже на волосок приближению Скрута к свету, и теперь она была прямо перед ним совершенно беззащитной.       — Ты должна мне ещё кое-что, кроме своей вечности подле меня, Лунная принцесса. Я бы забрал всех, кто в этой зале, но за твою любовь и дар крови, что ты мне поднесла, мне следует быть справедливым и милосердным.       …тьма потянула свои вязкие щупальца, окутывая белоснежные крылья…       — Подай мне голову своего любовника, забившегося сейчас в тело женщины. И голову своей предводительницы гвардии. Она осмелилась ударить меня дважды цепью. Это не удар равного, а по сему мне нужна её голова. Давай же, Сейлор Мун, действуй.       И Скрут выпрямился вновь вверх. Ни жива, ни мертва Усаги обернулась к своим соратникам, панически нашаривая взглядом Венеру и Воина, которая уже подняла голову и пустыми помертвевшими глазами смотрела прямо на неё.       — Ну же, — поторопил Скрут принцессу. — Разве я много прошу? Подай мне сейчас эти две головы, и я не разрушу Землю. Я приму свой прежний облик и пребуду подле тебя вечно, «моя любовь». Это будет равноценный обмен.       Усаги с усилием поднялась на ноги и шагнула прочь от чудовища. Ещё один шаг. Ещё… Она обернулась и сделала ещё один шаг спиной вперёд, а затем раскинула руки в запрещающем жесте.       — Я не поступлю так. Они не будут расплачиваться за мой грех перед тобой. Их жизни не могут тебе принадлежать и не могут быть поднесены тебе. Откажись.       Скрут рассмеялся — словно стекло билось о металл, а затем опустил голову, глядя исподлобья на Сейлор Мун:       — Моя драгоценная предательница, ты глубоко заблуждаешься. Потому что смерть любого из них — это глубокий шрам на твоём вольнодумном сердце. Это твоя плата за совершенные ошибки. Ведь, что ещё, как не потери может ранить тебя сильнее? Ты не дрогнешь, если я отсеку тебе руку… Но за одну только огненную девочку ты умылась кровавыми слезами. Её смерть лишила тебя опоры, превратив в бесполезную зрительницу моего спектакля по «убийству» Эндимиона. Они верны тебе душой и телом, они — часть тебя. Отсеки им головы или отсеку я.       В его голосе слышался уверенный приказ. Усаги на миг опустила голову, делая короткий вдох, а затем резко вскинулась и яростно посмотрела в его глаза:       — Отдай я хоть одного из них, и ты никогда не отступишься, наказывая меня за любую выдуманную вину новой смертью. Но я не дам тебе такой власти. Ты либо отступишься, либо я уничтожу тебя, любовь моя.       Её слова прозвучали грозно и отчаянно, и Скрут склонил голову, раздвигая губы в улыбке. Его длинный черный язык сделал круговое движение, будто собирал потерянные капли крови на коже.       — Тогда я возьму своё силой, а потом ты уже на коленях будешь молить меня сжалиться и даровать тебе смерть.       — Жюли, выпустите меня! Пока не стало слишком поздно, пока не начался бой! Выпустите меня! Мамору — золотой дракон!       «Одумайтесь, Кагеру! Прошу вас, одумайтесь! Здесь крайне опасно! Вы погибнете!»       — Я должен попытаться! Он услышит меня!       «Кагеру, он никого не услышит! Сейчас он монстр, в котором я не вижу ни проблеска Мамору. У нас остался единственный способ справиться с ним — оглушить его! Отзовите пароль, будьте благоразумны! Не заставляйте меня делать это…»       — Мамору — золотой дракон! — отрывисто и резко повторил он, ударяя по стеклу, в котором видел, как Усаги шаг за шагом отступает от Скрута.       «И я верю в него», — с тихим отчаянием отозвался голос Жюли. Хрусталь вокруг рассыпался звёздной пылью, и Кагеру упал на пол тронного зала, привлекая внимание Скрута к себе.       — А это ещё что такое? — недоуменно произнесло чудовище, вглядываясь в поднимающегося с пола мужчину. — Что за фокусы, Серенити?       — Немедленно отойдите! — Венера отпустила Кунсайта, за которого держалась всё то время, что Серенити пыталась вести диалог со Скрутом, и схватила Кагеру за рукав, потащив его к дверям тронного зала.       — Стоять! — с шипением произнес монстр, выпуская веер черных шипов, которые густым потоком полетели, стремясь помешать Венере вывести Кагеру за дверь. Дядя Мамору тоже не облегчал ей задачу, сопротивляясь с отчаянной решимостью. Шипы рассыпались веером перед ними, вырастая вверх решеткой. Выход из зала оказался заблокирован.       — Как только ты осмелилась?! — грохотал яростный голос Скрута, надвигавшегося на Серенити. С каждым шагом он рос, и тьма за ним ширилась, как будто бы стремилась подпереть потолок. — Втянуть его в эту историю! Как только ты осмелилась рисковать его жизнью?! Он последний родной человек, что остался от…       Чудовище осеклось, глядя с бушующей яростью на Серенити, которая отступила ещё на несколько шагов, но головы не опустила. Наоборот, её подбородок взлетел вверх в выражении сопротивления и борьбы.       — Это не я его втянула, — звонким голосом ответила она ему. — Он не смог остаться в стороне, когда ты отобрал его последнего родного человека. Он пришел за Мамору! Так верни его ему, чтобы он больше не падал в пропасть за тобой!       — Ах ты, паршивка! — взвыл Скрут, хватая её за горло. Длинные пальцы с силой сдавили нежную шею, а Усаги, в свою очередь, вцепилась в его руки. Её лицо сморщилось от боли.       — Звёздный бластер!       Усиленная синяя лента звёздного света ударила Скрута прямо по безумным глазам, заставив вскрикнуть от боли, и его руки разжались. Звёздный Сейлор Воин сразу схватила Усаги и резко толкнула её в сторону остальных, занимая место перед Скрутом.       — Сейя, нет!!! — воскликнула Рей, отчетливо помнившая свою кончину. И Скрут не обманул её ожиданий…       В момент, когда Скрут схватил Усаги за шею, уже было очевидно, что никаких переговоров более быть и не может. Звездный Сейлор Воин была первая по быстроте удара. Остальные выпустили свои атаки, когда Воин попала в зону досягаемости Скрута.       …это всё вызывало холодящее кровь чувство дежавю.       — Эволюция дуба Юпитера! — Сейлор Юпитер бросилась вперёд, раскручивая над головой молот, с которого срывались крупные клубки синих молний.       — Водная рапсодия Меркурия! — послала острые ледяные струи Сейлор Меркурий.       — Шок любви и красоты Венеры! — сверкающее смертоносное золото помчалось к своей цели.       Нефрит и Кунсайт, имевшие возможность выбросить дальние энергетические атаки, тоже быстро присоединились к залпам воительниц. Никто не страшился, что попадет в Звёздную Сейлор Воин… потому что все осознавали, что уже слишком поздно. Но ничего не делать не могли…       Тьма, выросшая за спиной Скрута, просто обрушилась арочным водопадом на пол, создавая ту самую проклятую сферу густого черного цвета. Скрыла она и Воин, так дерзко выступившую перед ним. Атаки рассыпались цветными искрами, соприкоснувшись с куполом, и Сейлор Юпитер с гневным криком ударила молотом по сфере. Но тот отскочил, увлекая девушку на пол. На мгновение наступила вязкая обреченная тишина, а затем сфера раскрылась, как черный бутон, обнажающий своё багряное соцветие.       Упавшая на пол после толчка Воин Усаги пыталась встать, когда прямо в грудь её ударило что-то круглое и мокрое. Сомнамбулическим движением она схватила этот предмет, отскочивший от неё… ещё теплились отблески жизни в побледневшей коже щек… но сверкали бесконечным ужасом остекленевшие синие глаза, смотревшие ещё какие-то часы назад на неё с принятием и сдержанной любовью… Черные волосы были склизкими от крови.       — Итак, первую голову дарю тебе я, любовь моя, — проскрежетал Скрут, стоявший над обезглавленным телом соперника. Кровь текла струями с его подбородка, а сухожилия и волокна мышц торчали из узкого, обнажившего бритвенной остроты зубы рта. Не мудрствуя лукаво, он просто вырвал глотку своему противнику…       Боль… Страх… Омерзение… Горечь… Ненависть… Все эти чувства свились в клубок ядовитых змей в сердце принцессы, и только мысль о том, что у неё ещё есть возможность сделать всё иначе, позволяла отстраниться и не потерять над собой контроль. Но если браслет даст сбой… Если обещанное Плутон не сбудется… То это станет её неизменной реальностью, в которой отважная Звёздная Сейлор Воин, смешливый нахальный Сейя Коу погиб…       — Ты не должен был быть здесь… — прошептала она, дрожащей рукой касаясь белой щеки и оставляя багряную метку. — Не должен…       Скрут зашипел и сгорбился над телом, словно готовясь к прыжку:       — Принеси вторую или…       — Водная рапсодия Меркурия!       Скруту пришлось быстро уклоняться от ледяных копий значительной толщины, которые поспешила направить на него Сейлор Меркурий, оборвав очередную речь в адрес Серенити.       — Эволюция дуба Юпитера! — также атаковала Сейлор Юпитер, но не шла на сближение. Пока тьма клубилась над Скрутом, готовая в любой момент сомкнуть покровы, это было бы самоубийством. Странно, однако, было и то, что он не спешил применять тьму, как щит от всех их атак, как будто ему было необходимо соприкосновение с ними… зачем ему лишний риск?       Пол под чудовищем пришел в волнение: Кунсайт решительно направлял магическую волну, широко расставив пальцы. Однако он был ещё не в самой полной боевой форме.       Серенити воспользовалась заминкой и подбежала к Венере, принимая от неё меч. Пора было напомнить Эндимиону, что он когда-то научил её сражаться, и его уроки она не забыла.       — Лилит, — бросила она на ходу женщине-экстрасенсу, с ужасом взиравшей на труп Воина. — Обеспечьте защиту Кагеру!       Венера, особо не церемонясь, толкнула дядю Мамору в сторону своей переродившейся сестры, но тот извернулся и с криком: «Вы не понимаете!» бросился к Скруту, вокруг которого по спирали завинчивались лёд и молнии.       — Мамору! — закричал он, попав в тиски хватки Нефрита, дежурившего у линии пляски ударов и старавшегося не допустить увеличения количества мертвецов в зале. Кагеру бился, словно лев… словно он сейчас вел сражение не на жизнь, а на смерть. Лорд Юга, не думавший, что разошедшийся на волне эмоций дядя принца будет рассматривать его как врага, старался хотя бы замедлить того. К нему подбежал Джедайт. Он схватил мужчину за запястья и крикнул прямо в лицо:       — Нет здесь Мамору! Его здесь нет! Поймите это уже наконец!       — Это он! Я уверен, что он откликнется мне! Вы же видели, что он узнает меня, — извивался в хватке лордов Кагеру.       Внезапно на него устремилась призрачная девушка — Рей Хино. Она налетела, словно ветер, вызвав волну холода, от которой мужчина обмяк и повис в объятиях Нефрита.       — Рей? — неуверенно спросил Джедайт, обнаружив, что при этом маневре призрак его возлюбленной растаял.       — Я держу его, — хрипло пробормотал Кагеру, слегка приподнимая голову. — Он в смятении, и я тоже… Не ожидала, что получится.       — С ума сойти! — воскликнул Нефрит, ослабляя хватку и уже просто поддерживая мужчину, чтобы тот не упал. — Ты можешь вселяться?       Жрица храма огня не ответила — тело мужчины сотрясалось от рвотных позывов. Вытерев губы рукавом рубашки, Кагеру поднял голову, обратив на Джедайта взор глаз, вокруг зрачков которых загорелись фиолетовые кольца.       — Кажется, так я могу и силу призвать…       — Не уверен, что пожилой мужчина в сейлор-фуку это приятное зрелище, — честно заявил Нефрит, морщась. Пол содрогнулся, Кунсайт не рассчитал удара и качнуло всех.       Рей-Кагеру отмахнулся от слов Нефрита и просто повелительно вытянул руку, направляя на крутящегося под молниями и льдом Скрута. Пламя сорвалось с его пальцев плотной ровной струей и полетело в противника.Тьма сверкнула агатовым проблеском и взметнулась вверх, поглощая его.       — Он боится… — тихо прошептала Рей, и в глазах её вспыхнула странная жажда, от которой Джедайта бросило в холодный пот. Узловатые крепкие руки высвободились из хватки Нефрита и запылали.       — Пребудь со мной, Марс. Пребудь в этом облике. Дай мне всё своё могущество и да убоится меня зло!       И Кагеру, ведомый почувствовавшей силу захватчицей, устремился туда, куда так рвался — к своему обращенному племяннику.       — Пламя Марса!       Полыхнуло так, что оплавились светильники на стенах. Только потому, что из-за сферы все держали почтительную дистанцию, не зацепило никого из противников Скрута. Но у самого Кагеру опалило кустистые брови. Темная сфера не справилась со всем напором, когда чудище попыталось прибегнуть к её защите, и обрушилась черной пылью в бушующее пламя.       Огонь плясал по черному плащу Скрута, и тот отступил к трону, глядя с лютой ненавистью на Кагеру.       — Чертова девчонка! Я же убил тебя! Как ты можешь?! Ты должна была уйти за грань!       — Я. Ещё. Не. Умерла, — отчеканила Рей, вскидывая руки и выпуская ещё одну огненную волну. — А ты больше не заберешь ничью жизнь! Если тебя не спасти, то я уведу тебя за ту самую черту! И ты станешь не более, чем мелкой тенью! Пламя Марса!       — Рей, нет! — воскликнула Усаги в тот момент, когда Скрут опал под могущественным огнем красной планеты. Это зрелище было ужасно, но в то же время принцесса не могла отвести глаз. Наверное, таким изображали люди пламя ада в своих кошмарах…       —НЕТ! НЕТ! НЕТ! Почему ты это делаешь? Остановись! Я не могу убить его! Я не могу позволить тебе убить Мамору! Прошу тебя! НЕТ! Я не хочу делать этого! НЕТ! — крик звенел где-то в ушах, но Рей почему-то слышала его, не слушая… Она словно вошла в некую волну, когда нет возможности остановиться, пока не завершишь ход… Остановить море… Можно ли остановить стихию?       — Простите меня… Я не хотела… — вяло думала она, повелительно вскидывая руки и посылая пламя вновь и вновь. Желтые безумные глаза уже должны были бы лопнуть от жара, но они все ещё смотрели на неё…       «Огненная девочка, я ждал тебя», — сказал он ей прежде, чем убить… А сейчас не ждал. Она была уверена, что не ждал… Он страшился огня, поэтому её смерть была нужна ему в первую очередь…       Скрут осел в круге пламени, выглядя почти поверженным. Он смотрел на неё исподлобья с ненавистью и страхом. Его черный плащ дымился и горел, смоляные волосы, так походившие на шевелюру Мамору, обратились в короткие редкие опаленные нити, кровь запеклась на лице уродливой маской, а пламя плясало по черному одеянию, высвечивая в прорехах серую плоть.       — НЕТ! НЕТ! НЕТ! — надрывался внутри неё голос, и пальцы крючило и ломало — они сопротивлялись тому, чтобы быть проводниками её могущественной магии. По чужим-её щекам струились слезы.       — Мы должны остановить его. Иначе Земля погибнет. Мир, который вы знали, погибнет, — пыталась уговорить она Кагеру, ощущая, как напор пламени стал слабеть. Ещё не так явственно, но всё же.       Внезапно её окатило водой… Удар был неожиданный, со спины… И стоило потоку воды оглушить её (атака Ами, в жаре пламени лёд обратился в воду, но не испарился из-за усилителей магии), как в тот же миг её крепко взяли за шиворот, слегка придушив, и Рей почувствовала, как её выдернуло, словно пробку из тела-сосуда. Повисая в воздухе, она растерянно обернулась и увидела опавшего, словно листва наземь, мужчину, который плакал навзрыд, как ребенок. Пламя стыда захватило Рей при виде Кагеру, она застонала и заметалась, боясь смотреть на своих подруг и соратниц… боясь смотреть на Усаги… и на Джедайта. Более всего.       — Рей… — услышала она тихий вздох. — Посмотри на меня, Рей.       …он был тем, кто потянул тело Кагеру назад. Тем, кто этим незатейливым жестом, вытолкнул её прочь. И сейчас он смотрел на неё с бесконечной любовью и горечью в льдистых голубых глазах. А она чуть не уничтожила того, кем он дорожил… кого надеялся спасти…       — Ты — чудо света, любовь моя, — прошептал Джедайт, касаясь её призрачной щеки. — Теперь у нас есть шанс.       Подходить к нему, сжимая меч, было тяжело. Будто она шла казнить, хотя понимала, что это оружие для сражения. Скрут выглядел поверженным, осев черной горелой кучей у подножия закопченного трона, но был ли он таковым на самом деле? Усаги встала перед ним, отведя руку с мечом. Это не было привычным для неё оружием. В последний раз она держала в руках Меч Печати*(6), которым необходимо было победить Галаксию. Но в итоге использовано было иное оружие, чтобы выцепить могущественную воительницу из кокона Хаоса. Раз она вызволила совершенно чужого и незнакомого человека из тьмы, то почему это нельзя проделать со Скрутом? Обнажить перед ним сердце и упрямо сказать: «Я знаю, что ты там… внутри тьмы… Мамору»… Это не должно оказаться сложным…       Сзади раздался стук каблуков и треск ломаемой решетки — отряд поддержки. Пришли… Гомон голосов наполнил почти безмолвствовавшую залу. Среди них чересчур отчетливо выделялись голоса Творца и Целителя, увидевших тело Воин… Сердце закололо, но она не отвела взгляда от Скрута, выставив ладонь левой руки в запретительном жесте:       — Не приближайтесь. Мы подводим итог нашей беседы.       И наступила тишина, в которой только хрипел и клокотал Скрут, не сводивший с неё взгляда.       — Добьешь меня? — длинные губы, покрытые коркой, приподнялись в усмешке. — И все итоги. Ну же, возлюбленная моя. Я жду твой карающий меч. Оправдай мои надежды.       — Ты не будешь защищать свою жизнь? — Усаги почувствовала страх, когда монстр не проявил намерения вступить в схватку. Он выглядел почти точно так же, как Эндимион во время одного из тренировочных боев. Она применила тогда хитрость с песком, и он опал на землю и даже не стал бороться с нею, изображая признание её победы. Но фокус, которым она привела дуэль к подобному решению, его задел… Осуждение подлости сквозило во всей его позе. И сейчас Скрут копировал это.       — А зачем? Ты в своём праве сильной. Верши «правосудие», Лунная принцесса. Я уже отобрал у тебя лживого любовника, разбив твоё сердце. И не оставлю возможности на комфортного «принца» под боком. Моя месть почти завершена. Конечно, мне хотелось бы иного исхода…       — Мне тоже. Вернись ко мне, — отрывисто отчеканила Серенити. — Вернись. И всё будет как прежде…       «Если все получится сейчас… Смогу ли я повторить этот путь? Смогу ли я рискнуть снова пройти эту петлю, чтобы Воин не погибла? Или я заставлю Целитель и Творца жить с этой рваной раной на сердце? А если не получится? Если он убьет меня? Может, стоит просто оглушить его мечом по голове и испробовать целительные силы кристалла? Но если не сработает, то что делать?»       — Как прежде… Я думал, что, если ты меня полюбишь, я никогда не узнаю боли… Мне больно, а значит ты солгала. Ты не любишь меня… А если ты меня не любишь…       Скрут опустил голову, помотав ею из стороны в сторону, словно впадая в бредовое состояние. Усаги, все ещё держа меч, опустилась на колени перед ним, чтобы видеть его лицо. Меч она на всякий случай выставила острием вперёд… не зря. Скрут молнией выбросил руку, обратившуюся в черную клешню, и поспешил схватить её за горло. Сейлор Мун изменила угол меча и пронзила его плечо, прежде чем он коснулся её.       Скрут зарычал от боли, и его рука опала. Вторая неуверенно дотронулась торчащего из плеча меча.       — Я поклялся поглотить тебя за твоё предательство. Ты должна стать частью меня… — проскрежетал он, сотрясаемый дрожью.       — Я уже часть тебя, — прошептала Усаги в ответ ему, прикасаясь левой рукой к серой щеке. — Мамо-чан… Ты вложил в меня всю душу, и я тебе так дорога…       Жёлтые глаза прожгли её презрительным безумным взглядом:       — Глупая моя принцесса, неужели ты так и не поняла? Именно «Мамо-чана» здесь и нет. Ты сгубила его ещё там в Киото. Он умер. И ты забыла тот сон, который сказал тебе об этом. Ты забыла тот сон там же, где оставила знак своей верности.       …ей же сказала Рей… А она подумала об этом как-то обтекаемо… Не поняв, что имелся в виду вполне конкретный осколок души её принца…       Левая рука Скрута сомкнулась на её горле, перекрывая доступ воздуха. Усаги захрипела и схватилась за неё, стараясь ослабить хватку. Монстр придвинулся, упираясь торчавшим из раны мечом ей в плечо. В глазах у девушки потемнело, а в уши хлынул высокий звон. Она почувствовала на коже когти.       — Не двигайтесь, — донесся до неё голос Скрута, как из-за толщи воды. — Один неверный жест, и я разорву ей горло. Посмотрю, как вы её исцелите.       «Мамо-чан», — мысленно взмолилась Усаги, понимая, что долго не протянет.       «Мамо-чан», — беззвучно повторили её истерзанные губы. Её вера может менять реальность… Она — демиург. Поэтому ей удалось одолеть козни Нехелении… Галаксии… И не просто одолеть, а спасти их от самих себя… И Эндимиона она спасёт. Главное — дать опору своей почти безумной вере.       «Мамо-чан»…       В хлынувшей на неё темноте она увидела внезапный светлый фрагмент: залитый солнцем луг с изумрудной травой, посреди которого стоял высокий величественный дуб, упиравшийся кроной в лазурный купол неба. Она не видела никогда более прекрасного дерева. У корней этого дуба сидел Мамору. Он был такой же, как и тогда, давным-давно, когда можно было прикоснуться к счастью, дотронуться и понять — вот оно, вот так — правильно: фиолетовые брюки, черная водолазка и ненавистный любимый зелёный пиджак, но босые ноги, а в руках тонкая книжка в черной коже. Где-то раздавался детский смех… Девочка смеялась так громко и счастливо, что хотелось кричать от ноющей боли.       «Мамо-чан».       Он поднял на неё синие глаза и в них отразился испуг:       — Усако…       Внезапно картинка исчезла, и вот Усаги снова смотрела на серое уродливое лицо Скрута, глядевшего в странной задумчивости на стилет, который она сжимала правой рукой. Когда она успела перестать бороться с его хваткой? Когда взяла стилет? И почему она снова может дышать?       — Усако… — любимый голос раздался прямо над её ухом. — Это совсем не страшно… Другого выхода нет.       Что-то горячее легло на её руку и направило прямо к тому месту на теле Скрута, где у людей обычно находится сердце. А монстр обратил взгляд ей за плечо и даже не старался отшатнуться или отклониться. Он выглядел как потерянный ребенок, принимающий судьбу, которую ему определили умудренные жизнью взрослые. Стилет легко вошёл в тело, словно в ножны, и рука чудовища упала как плеть. Жёлтые глаза с непередаваемой тоской посмотрели на принцессу, а затем подернулись стеклянной дымкой. Скрут был мертв.       Усаги обернулась, чтобы увидеть человека, направившего её руку, но за плечом никого не было. Она снова посмотрела на мертвого монстра. Ощупала негнущимися пальцами ручку стилета. Серебряный Кристалл возник на её ладони, и она призвала его силу, пытаясь удержать крошки жизни, которые, как ей казалось, она ещё чувствовала в теле Скрута. Но отклика не последовало.       И тогда она заплакала горько и безутешно, упав на холодную обожженную грудь чудовища.       — Я люблю тебя… — шептала она в исступлении. — Я люблю тебя… Вернись ко мне.       Но даже её могучая вера не могла воплотить в жизнь одно единственное желанное чудо: обратить чудовище в принца и воссоединить осколки его расколотой любовью и ненавистью души.