Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      Илекс растерянно стояла над Целитель, которая прижимала к груди голову Астреи и плакала. Ей тоже было горько, но глаза оставались сухими. Они отчаянно чесались, но не могли проронить ни слезинки. Недалеко на полу сидел лорд Нефрит, обняв свои колени и глядя прямо пустым взглядом. Рядом с ним плашмя валялся потащившийся с ними смертный. Он тихо выл, не отрывая головы от пола. Женщина-экстрасенс, сидевшая на коленях рядом с ним, гладила его седеющие волосы с надломленной нежностью, словно мать тяжело болеющему ребенку. Ещё чуть поодаль Меркурий обнимала самого младшего из лордов, который что-то сбивчиво шептал ей на ухо: его колотила крупная дрожь. Тот, кого звали Кунсайтом, стоял словно соляной столп и смотрел на осевшее грязной грудой тело чудовища, к которому прильнула лунная принцесса.       Это было странное зрелище, завораживающее своим видом. Творец даже невольно залюбовалась хрупкой и уязвимой фигуркой девушки, распростершей руки над Скрутом. Белоснежная кожа с засохшими неровными кровавыми линиями, отчаянные синие глаза, потускневшие под тяжестью дум. Её ладошки оглаживали рукоятку стилета, торчавшую из груди чудовища, будто она размышляла над тем, чтобы вытащить её.       — Он не дался? — тихо спросила Творец.       — До этого просто дело не дошло, — раздался за её спиной голос Венеры. Она выглядела наигранно сердитой, будто в этой эмоции пыталась запрятать свои истинные мысли. — Он покончил с собой.       — Что?! — озадаченно уставилась шатенка на собеседницу. — Почему?       — Не уверена, что знаю ответ на этот вопрос… Он схватил Усаги за шею, угрожал убить её, если мы попытаемся вмешаться, а потом вложил ей в руку стилет и направил себе в сердце… Вы не стали дожидаться сигнала.       — Подумали, что если все идет по плану, то наше присутствие уже не будет лишним. А почему здесь всё оплавлено?       — Марс, — Минако качнула головой в сторону Джедайта, который сидел на полу, удерживая в подобии объятия руки в воздухе, под ними устроилась призрачная Рей. Оба смотрели прямо перед собой. — Она вселилась в тело дяди Мамору и сумела призвать силу, да в таком объеме, что мы с усилителями выглядели далеко не так внушительно.       — Мы же…       — Мы на самом деле не знали, как спасти Мамору… То, что сделала Усаги, казалось уже чрезмерным… — Минако закусила губу, глядя на Серенити. Та все ещё не вставала, продолжая согревать мертвое тело.       — Воин, она… — Творец усилием воли заставила себя посмотреть на голову подруги. Слова застряли в горле колючками, и глаза зачесали ещё сильнее.       — Боюсь, этого было бы очень сложно избежать… Она не могла не защищать Усаги. Но, Таики…       — Что? — хрипло выжала из горла Творец, прикрывая глаза и чувствуя, как сознание мутится и наконец-то подступает по горлу тошнота. Замершая в горестной позе Целитель уже была вытатуирована под её веками.       — Это ещё не конец. Тот артефакт, который мы применили перед приходом сюда, создал временную петлю. Мы можем все повернуть назад и попытаться ещё раз. Нам только надо решить, что делать. Мы знаем, как себя будет вести Скрут, а значит…       — Она вернется? — фиолетовые глаза Илекс вспыхнули абсурдной надеждой. Странно стоять над телом соратницы и размышлять о том, как она вернется. С другой стороны, они пережили подобное, когда Галаксия уничтожила Кинмоку, обратив её жителей в рой звездных семян. Но никто не видел тогда крови и оторванных голов… Смерть Воин на Земле была слишком физическая, отвратительная и пахла железом.       — Да, мы вернемся на тот момент, когда появился Пегас.       — Так почему мы медлим? — воскликнула со слезами в голосе Целитель, перемазанная кровью. — Мы должны вернуться на исходную немедленно!       — Аралия, — Творец опустилась к подруге и сжала её плечи, — если не будет выработан план, то мы снова потерпим неудачу.       — А какой план, кроме изначального? Невозможны никакие переговоры с монстром! Оглушить, пленить, обратить. А если не обращается, то убить! Он — монстр! — голос Целитель перескочил на высокие ноты. — Не отрицайте очевидного!       Серенити вздрогнула в своем горестном бдении и обернулась. Её тусклый взгляд наткнулся на старлайтов, и в нём отразилась вина. Целитель с дикой злобой, исказившей её опухшее от слез лицо, уставилась в ответ.       — Что смотришь? — зашипела она. — Тебе мало, что ты её растоптала, выбрав свою «истинную любовь»?! Астрея не обязана платить кровью за твою ошибку! За твои метания! Она всего лишь любила тебя! Беззаветно, как не стоило бы любить столь слабую и рыхлую в вопросе личного счастья девушку!       — Аралия! — Творец сжала и встряхнула девушку, пытаясь остановить поток обвинений, от которых у Венеры заострилось и ожесточилось лицо, а глаза сощурились в злые щели. Их роль в этой истории была очень уж неприятна, и провоцировать воительниц было бы неразумно. Вот уже и Макото подтянулась, волоча по полу топор. И Ами, все ещё поддерживающая рыжего лорда, приблизилась, не сводя с Целитель пристального взора.       — Выйдем-ка в коридор, — раздался за спиной голос Уранус. От него сердце Творца в пятки ухнуло. Зная Мичиру и Харуку, на миролюбивую беседу нечего было и рассчитывать, но голос воительницы был проникновенным и спокойным, как будто в церкви побеседовать предлагала.       — Положи, пожалуйста, — Мичиру надавила на руки Целитель, сжимавшие голову Воин. — И пойдем с нами. Все в порядке. Ничего дурного больше не произойдет.       …ей сложно было поверить. Но Целитель с трудом разжала сведенные судорогой руки и встала, соглашаясь пойти с аутерами. У входа маячили так же Сатурн, Плутон и Соичи Томоэ, сжимавший до побелевших костяшек в руках ружье. Они не стали присоединяться к их компании, позволив им пройти мимо в коридор. Творец задумчиво огляделась, отметив обгорелые груды металла по сторонам от дверей, высокие потолки и искусственные светильники, сделанные из неизвестных минералов. Для факелов здесь было мало креплений, и окон не наблюдалось. Интересно, как бы все-таки воительницы подавали сигнал, если бы второй эшелон стоял бы и ждал? Стену бы пробили? Но что, если там ещё одна стена?       — Мы вам искренне сочувствуем, но так говорить с Усаги не стоит, — тихо и твердо сказала Харука, глядя на них тусклым не видящим взором. — Вы — большие девочки, и сами это понимаете.       Целитель зло блеснула зелеными как крыжовник глазами, но ничего не сказала, закусывая губу. Творец невольно прибегнула к тактике миротворца:       — Это только эмоции. Мы не хотели ничего…       — Неправда, — оборвала её Мичиру. — Хотели. Особенно ты, Целитель. Вы хотите, чтобы ей было больно. Так же, как вам от смерти Воин. Но.       — Ей больнее, чем вы вообще можете себе представить. И в смерти Воин она винит себя. Потому что поддалась её порывам и не настояла на том, чтобы та осталась, — продолжила Уранус тем же тоном. — И не торопите её сейчас. Она должна четко понимать, что и почему делает. Если этого не будет, то Землю не спасти.       — И не говорите, что вам плевать на Землю. Будь это так, вы бы не вернулись вместе с иннерами с Кинмоку, — подытожила непререкаемым тоном Нептун.       — Конечно, нам не плевать на Землю! Но Воин… — начала Целитель. Однако её твердо перебили, как раньше перебили речь Творец.       — Воин было не плевать на жизнь Усаги. Раз она решила, что её жизнь стоит спасения Серенити, вам следует уважать её выбор.       Целитель отвернулась, смахивая быстрые жгучие слезы, которые затопляли щеки. Запах железа витал вокруг неё душным ореолом, заставляя вспоминать терпкий вкус на языке, когда она слизывала с руки Воин песок, смешанный с кровью во время их маленького соревнования*(1)… Воин для неё навсегда вкус железа, песка и горького пепла…       — Мы как-то с Усаги подрались один раз, — задумчиво проронила Уранус. Мичиру грустно фыркнула при этих словах, словно воспоминание об этом вызывало у неё смешанные чувства.       — Вы имеете в виду историю с Галаксией? — наморщила лоб Творец.       — Нет. Это случилось до того… Когда Фараон 90 хотел уничтожить мир, а Усаги явила себя как Мессия Света. Ох и выбесила она нас тогда*(2), — с легкой улыбкой сказала Харука. — Мы думали знатно выбить из неё пыль, обзывали принцессой-идеалисткой, а она… В общем, очень хорошо за себя постояла. Как там тогда Мамору сказал, когда не дал девочкам вмешаться в нашу дуэль?       — Сердцам, чтобы понять друг друга, иногда необходима жестокая схватка? — с такой же улыбкой ответила ей Мичиру. — Однако сейчас схватка совсем неуместна. И я уверена, что вы её понимаете.       Целитель растерянно посмотрела в тронную залу, вперив взор в искалеченное тело Воин. Сейя и Мамору вступили в жестокую схватку в тот черный день в Киото… Интересно, действительно ли они лучше поняли друг друга? Наверное, да… Лицо Мамору в тот страшный миг, когда он отбросил Серенити с пути атаки Скрута и принял его коготь в себя… Он крикнул, чтобы Воин увела Усаги… Чтобы они увели их всех… Почему-то Целитель была уверена, что в тот самый миг Эндимион вверил свою принцессу заботам Воина целиком и полностью, обязав защищать… И Воин оправдала его доверие ценой жизни.       …ожидание мучительно. Минако сказала, что время отмотается назад, и Воин снова будет жива… А значит, в этой страшной реальности её жестокой смерти придется быть ещё какое-то время. И Целитель от всей души надеялась, что не такое уж и долгое…       Кунсайт почувствовал, как кто-то настойчиво потянул его за рукав. Он с трудом отцепил взгляд от Скрута и Серенити и повернул голову. Истар… Она смотрела на него с бесконечной печалью и сочувствием. Её ладонь в перчатке легла на его щеку, и она что-то сбивчиво прошептала без звука одними губами. Ему не удалось понять, но показалось, что он уловил тонкую нить от её сердца, тянущуюся к нему, поэтому Кунсайт взял прикоснувшуюся к нему руку и поднес к губам с преисполненным благодарности поцелуем.       — Подойди к ней, — попросила Вайя его вслух. — Ты можешь помочь ей. Я знаю.       — В чем? — неуверенно спросил он, поражаясь собственному проявляемому спокойствию и безучастности.       — Спасти его, — терпеливо пояснила Минако, чуть сощуривая глаза. — Ещё есть шанс. Мы установили временной якорь, прежде чем войти сюда. Будет ещё одна попытка.       Эти слова будто пробили оборону, и его наносное спокойствие слетело фарфоровой маской вниз, разбиваясь в мелкую пыль. Распахнутые льдистые глаза смотрели с отчаянной надеждой, но девушка более ничего не пояснила, подталкивая его вперед. Он почувствовал, как на него опустились взгляды других лордов, замерших в ожидании того, что произойдет, и быстрым шагом, почти бегом, направился к Серенити. Та растерянно посмотрела на Лорда Запада, нависшего над ней. Потерянный ребенок… В этот миг никто и не смог бы убедить Кунсайта, что Серенити замышляла какое-либо зло против Земли. Такую горечь и апатию нельзя сыграть или изобразить! Но, кажется, было дело, что они рассматривали всю эту историю и как коварную месть её матери за то, что Эол принудил её к союзу… Он лихорадочно хлопнул себя по карманам, но платка там не оказалось. Не было возможности предложить Серенити даже такую маленькую услугу. Кровь, размытая слезами, выделялась на её бледном осунувшемся лице. Отчаяние в глазах стало осязаемым, и он невольно протянул руку, ловя крупную слезу на её щеке.        — Серенити… — прошептал Кунсайт, пытаясь не поддаться ощущению бритвенной боли, задушевно вгрызающейся в его сердце. — Могу ли я тебе помочь?       Она вздрогнула, словно только сейчас осознала, что перед ней кто-то находится. Кунсайт присел рядом с ней и положил ладони на её почти закаменевшую руку, сжимавшую рукоятку стилета.       — Как мне его спасти? — хрипло прошептала лунная принцесса, а затем повторила, едва сдерживая дрожь: — Как мне его спасти, если он и не желает быть спасенным? Если он тонет во тьме и не готов даже попытаться протянуть мне руку? Если он считает, что единственный выход — это смерть? Какими словами мне убедить его, если слова о любви для него это только спусковой крючок заставить платить других за мои ошибки?       — Каков был ваш план изначально? — Кунсайт оторвал её ладонь от стилета, стараясь не смотреть на мертвое серое лицо Скрута. Ему было интересно знать, что думали здесь делать воительницы, раз уж все пошло слегка не по плану, если он верно понял происходящее. Они не учитывали в своих выкладках Рей и её силу…       — Оглушить и применить лунное исцеление, — Серенити пожала плечами. — А я надеялась, что он откликнется мне. Что нам не придется его, как болванчика, оглушать и принудительно очищать. И этот план не является для меня рабочим на вторую попытку. Я уверена, что он отринет исцеление…       — Как я когда-то отринул*(3)? — Кунсайт сжал её ладонь между своих и постарался согреть её. — Добровольно да, но вот если он будет без сознания, то шансов сопротивляться у него не будет.       — Он не вернется от исцеления, — зло и упрямо повторила Серенити, стискивая в ответ его пальцы. — Потому что Рей была права… Мамору умер, ушел за край. Его и не было здесь в Элизионе. Кого ты видел в нём?!       — Эндимиона, — с легким недоумением сказал Кунсайт, стараясь пошевелить пальцами в железной хватке принцессы. — Я видел в нём Эндимиона. И это не было обманом. Я знал про проклятье Скрута, которое настигло его по наследству. Предыдущим Скрутом был его дядя Кретей.       — Но ты же слышал, что именно Мамору здесь никогда и не было, — угрюмо повторила Серенити.       — Да, так тебе сказал Скрут, но у тебя…       — Мамору помог мне его убить. Он направил мою руку, не сам Скрут. Мамору принял решение, что чудовище должно умереть. Его не обратить и не спасти от самого себя…       Кунсайт тихо застонал, стиснув зубы. Недавняя рана ныла, и боль твердо держала путь к самому сердцу. Слова Серенити сильно ей в этом помогали.       — Значит, из-за того, что душа Эндимиона раскололась, и одна часть застряла здесь, а другая в посмертье, исцеление бесполезно?       Девушка кивнула, прикрывая глаза.       — Если я не буду знать, что мне делать, то на второй попытке мне придется убить его, прежде чем он убьет кого-либо из вас…       Кунсайт сдвинул брови, продолжая сжимать тонкую хрупкую ручку в перчатке. Мысли неслись стремительным потоком, но в них ещё не находилось подходящего ответа. Тишина вилась между ними ужом, сплетая кокон, отрезающий их от остальных. Они могут… они должны найти выход. Кто же, как не они?       Внезапно одна мысль царапнула как шрапнель сознание Кунсайта:       — Ты сказала, что Мамору помог тебе убить Скрута. Как он это сделал, если он «там»?       — Когда Скрут меня душил, то я увидела на мгновение это «там». Мамору сидел под деревом с книгой, увидел меня и заволновался. Он понял, что я в беде, и пришел.       — Хм… — Кунсайт нахмурился ещё сильнее. — Может быть Джедайт или Рей могут установить мостик с этим «там» и дать Мамору знать, что тебе нужна его помощь раньше, чем у нас останется один вариант — смерть?       — Было бы здорово, но есть один момент, — Серенити высвободила руку и прижалась щекой к голым коленям. — Времени на контакт отводится мало, а Мамору уверен, что должен быть мертв целиком… Он не хочет верить, что его можно спасти. Но если бы мы свели душу вновь в единый сосуд, то был бы шанс…       — Шанс, — повторил эхом Кунсайт, повторяя позу Сейлор Мун. За эту позу он раньше посмеивался над Зойсайтом и Эндимионом, которые как самые младшие из них садились так в возрасте 14-15 лет, страдая подростковой меланхолией. — А почему Мамору не хочет жить?       — Не знаю. Верит, что он умер ещё тогда в Киото? И считает, что нельзя нарушать порядок бытия? — Серенити теснее прижала к себе колени.       — Но ради тебя он готов его нарушить. Он же и раньше обладал сверхвысокой чувствительностью на опасности, грозящие тебе?       — Да, но появился только тогда, когда Скрут меня чуть не убил, — девушка подняла руку к шее, проводя кончиками пальцев по багряным следам.       — Извини, у меня нет опыта во взаимодействии с «там». Я даже не знаю, что это такое. Мы обосновались здесь по доброте душевной Эндимиона, который, видимо, подсознательно не захотел нас отпустить за грань.       — Ничего. Вот если бы я могла пробыть «там» чуть дольше, чем тот краткий миг. Объяснить ему… Сказать…       — А кого ты видишь в Скруте? — тихо спросил Кунсайт, чувствуя, что не может не спросить об этом. Вопрос сбивал их с нити беседы, но почему-то знать это казалось очень важным.       — Я… Не знаю. Но я не лгала ему, если ты об этом. Сначала я думала о том, что это Мамору. То есть Эндимион и Мамору, конечно же… Но что-то было в нем потустороннее… То, чего я не чувствовала ни в одном из них. Только один раз, тогда, когда вы напали на Луну и Берилл обратила его в Скрута… Иная личность.       — Ну я бы тоже сказал: «иная личность», — с грустным смешком ответил Кунсайт. Он прямо посмотрел на мертвого Скрута, а затем протянул руку, чтобы закрыть остекленевшие желтые глаза, но кожистые складки век не поддались. — Я никогда не думал, что в нем такое может быть.       — А я забыла, — горько проронила Серенити. — Знаешь, я бы сейчас не отказалась от огненной воды.       — Эмммм… Этого у нас в Элизионе не водится, — Кунсайт подивился желанию принцессы и подумал о том, что если он будет распивать коньяк с Серенити, то Истар его точно не поймет.       — Жаль, — Серенити повернулась и поцеловала Скрута в тусклую серую щеку, а потом быстро коснулась узкой линии губ кончиками пальцев, с печалью улыбаясь какой-то мысли, набредшей на неё в эти мгновения. — Мне нужно бы слегка взбодриться, потому что я боюсь своего решения.       — Что? — растерянно спросил Кунсайт, мысленно прогоняя их диалог по кругу. Неужели Серенити нашла решение? Но ему-то так не показалось!       — Спасибо тебе, Кунсайт. Мне важно, что ты меня поддерживаешь.       — Я бы сказал, что у меня нет выхода. Потому что в одиночку мне его не спасти… Да и вообще, я не уверен, что я могу его спасти, — боль прорвалась в эти слова, неприкрыто светя своё цилиндрическое тело устремленной в сердце пули. — Могу только умереть за него…       Серенити с усилием выдернула стилет из груди Скрута, провела испачканной перчаткой по лезвию и прикрепила обратно на пояс, а затем обернулась к Кунсайту:       — Ты не умрешь за него. Это бы ничего не изменило, но я теперь точно знаю, что изменит… Ещё раз спасибо.       Девушка решительно прошла мимо него куда-то к входной зоне залы. Кунсайт увидел, что оттуда на них смотрела Сейлор Плутон, и её взгляд был мрачен и тревожен.       Кагеру не мог остановиться: рыдания сотрясали его тело, хотя слезы уже иссякли. Где-то там впереди лежал Мамору… Его «сын». Его «кровь». Его вера во все светлое человеческое. Крик бился в его легких, застревал в гортани, но не имел выхода, заставляя его задыхаться. Мамору, которого он своими руками обращал в пепел, больше не было в живых. Он понимал это по тихим медленным звукам, заполняющим залу. Когда из него выдавили захватчицу, то мужчина осел на пол, уронил голову и не смел взглянуть на дела своих-чужих рук. Из-за рыданий он не слышал ничего из того, что говорили Усаги и Скрут. Но звенящая тишина, затопившая его сознание в один момент, подсказала, что его племянник мертв.       Мягкие ласки Жюли будто пытались вернуть его в детство… Он так порой приходил к своей матери за утешением, и она точно так же гладила его по голове, прогоняя незатейливыми движениями его тревогу и тоску. Она что-то шептала, но едва-едва, и он совсем не улавливал смысла, вынужденный следовать за плавными сочувственными интонациями. Ему казалось, что миновала целая бесконечность прежде, чем в его голову закралась мысль, что надо встать и подойти к Мамору… Кагеру вздрогнул, напуганный этой мыслью: приблизиться — значит соприкоснуться с действительностью в полной мере и признать. Однако странная нелепая надежда, что все ещё может повернуться иначе, заставляла его подпирать лбом холодный пол.       «Я досчитаю до десяти. И это окажется просто дурной кошмар. Я досчитаю до десяти. И проснусь в гостиной Мамору на диване. Я досчитаю до десяти. И мы с моим племянником выпьем по чашке утреннего кофе. Я досчитаю до…»       Неподалеку прошли чьи-то громкие и быстрые каблуки. Кагеру почувствовал, как внутри все холодеет от странного предчувствия. Он с усилием оторвался от пола. Взлохмаченный и печальный озирался мужчина по сторонам, пытаясь понять происходящее, собрать пазл из разрозненных, разбросанных фигур. Вот смуглый беловолосый мужчина, сидящий над телом того, в кого обратился его племянник, его взгляд устремлен вслед той, кто создал звуковой шлейф. Вот блондин и призрак темноволосой девушки. Рей Хино избегала смотреть на него, и он чувствовал тлеющую ярость от этого… Раз уж убеждала, что так нужно, имей смелость посмотреть в глаза тому, кого применила проводником своей силы! Но все же это потом… Вот блондинка Минако, сестра Жюли, в задумчивости теребила цепь, глядя на свои руки. Вот выгнувшееся дугой обезглавленное тело брюнетки, голова которой лежит в некотором отдалении с закрытыми глазами. Вот шатенка Макото опустилась рядом с длинноволосым мужчиной, обнимавшим колени и смотревшим на поверженного Скрута. А вот синеволосая Ами и рыжеволосый лорд о чем-то тихо переговаривались, держась за руки. У дверного проема, за которым виднелись две девушки в латексе и Харука с Мичиру, стояла та, кого называли Сецуной и Плутон вместе со своим мужчиной и его дочерью Хотару. Её лицо было преисполнено горечью. А Усаги шла прямо к ней…       — Кагеру… — раздался совсем рядом голос Жюли. И он понял, что именно она-то и выпала из его поля зрения, будто угодила в слепое пятно, хотя была ближе всех. — Пожалуйста, поговорите со мной, Кагеру.       — Вы были правы, — одними губами ответил он ей, ловя взгляд карих с колдовской зеленью глаз. — Если бы я остался в кристалле…       — Простите меня, Кагеру. Я обманула ваши надежды, — внезапно горячо проронила женщина. — Я сказала вам, что Мамору здесь. И вы рвались к нему… Но я ошиблась. Это не Мамору.       — Что вы хотите этим сказать? Я же сам вижу, что это Мамору! — оторопел мужчина, бросая панический взгляд в сторону тела.       — Мы с вами нашли Эндимиона… Тогда в Киото я неправильно считала сигнал. Это был все же Эндимион, но не Мамору.       — Раз мой племянник реинкарнация Эндимиона, то в чем разница то?       — Технически разницы нет… Но практически… Эндимион не вспомнил бы ничего о вашей жизни и о родителях… Кагеру, он был бы вам чужим. Мамору умер…       Мужчина прикрыл глаза, пытаясь подавить накатывающуюся волну ярости. Жюли просто хотела помочь… она не понимает, что ему не нужны сейчас эти слова. Что ему плевать Эндимион или Мамору. Он готов был бы драться сейчас за обоих. Потому что Эндимион — это тоже Мамору. Пусть далекий, чужой, родившийся за тысячи лет, но все же. Ему не хотелось делить, не хотелось граничить. Ему нужно было одно — спасти. Или умереть, если спасти нельзя. Стиснутым кулаком он уперся в пол, надавливая на костяшки и надеясь, что это поможет успокоиться воспаленному разуму.       — Это не важно, — с деланным спокойствием произнес он. — Жюли, спасибо вам за вашу тревогу, но это не важно. Однако я действительно сожалею, что принудил вас исполнить клятву.       Женщина не ответила и только притянула его в свои объятия, несмотря на сопротивление, и прижала его голову к своей груди, вновь начиная гладить черные с сединой волосы. Он думал, что овладел собой… что слезы иссякли… Но на глаза вновь набежала предательская влага, и он сдался её утешающим объятиям, находя в них временное пристанище перед лицом жестокой реальности.       Увидев обреченную решимость на лице Усаги, Сецуна не ждала ничего хорошего. В её голове стремительно пробегали варианты, включая тот, в котором принцесса просила разорвать петлю, уничтожая любые надежды на иной исход, и требовала возвести им тут вечную гробницу с Эндимионом. Но ей явно было чем её удивить.       — Сецуна, ты нужна мне. Профессор Томоэ, Хотару, вы позволите? — Усаги твердо посмотрела на мужчину и Шакти. Последняя моргнула, скрыв под веками свои антрацитовые непостижимые глаза, и, почтительно кивнув, отвела в сторону встревоженного отца. Сецуна мысленно прогнала перед внутренним взором сияющие вероятности, которые, возможно, подсказали бы исход беседы с Серенити, но ничего внятного не увидела.       — Ты всегда оберегала меня, — начала неожиданно их беседу Серенити, и сердце Сецуны сжалось, как от удара. — Но то, о чем я тебя попрошу… Поверь мне, это единственный выход. Я увидела его сейчас во время разговора с Кунсайтом. Позволь уточнить: ты сказала, что я всё буду помнить, когда мы пойдем на второй круг. А остальные?       — Нет, помнить будешь только ты. И я, но по долгу службы и особенности восприятия. Остальным останутся урывочные видения, к которым не будет возможности прислушиваться во время второй попытки. Тебе важно, чтобы все помнили?       — Нет, мне нужно, чтобы помнила ты. Послушай…       …она не сразу поняла, о чем просит Усаги. Ей пришлось переспросить хриплым ломким голосом, чтобы осознать: нет, она не ошиблась; да, принцесса именно об этом её и просит; вот весомые аргументы, по которым её демиург хочет сделать это. Сецуна протестующе закачала головой и все тем же ломким голосом выдавила:       — Но я не могу… Усаги, я не могу.       — Это потому, что я — демиург, и моё время вне твоего влияния? — с тревогой спросила Усаги.       — Нет, я просто не могу этого сделать с тобой! — звенящим шепотом произнесла Сецуна, чувствуя, как в глазах вскипают слезы. Девушка перед ней опустила голову:       — Ты же понимаешь, что если я не спасу Эндимиона, то должна буду умереть? Я поклялась Гее, что, если буду вынуждена убить Скрута, то не задержусь долго после.       — Да, но… — Сецуна проиграла борьбу слезам, стараясь теперь справиться хотя бы с дыханием, чтобы не пасть жертвой истерики. Она помотала головой, сопротивляясь тому, что сама уже начинала видеть как единственный шанс. Так нельзя… Должен быть иной выход.       — Прошу тебя, Хель. Я не хочу произносить «это мой приказ». Хотя… Нет. Так будет лучше. Ты не будешь винить себя, что согласилась на это добровольно.       Усаги улыбнулась ей с бесконечной лаской и печалью, заставляя сердце заходиться горючими слезами:       — Хранительница Врат времени и пространства, Повелительница мертвых, могучая Хель, это мой тебе приказ. Выполни его, когда пойдешь вместе со мной сюда в наш второй шанс.       Подбородок Плутон дрожал, когда она, зажмурившись, выдавила:       — Слушаюсь, принцесса Серенити.       …а вероятности зажигались и гасли под её веками, как умирающие и рождающиеся звёзды…       Усаги оглядела залу, всматриваясь во всех присутствовавших. Её немного пугало ощущение того, что сейчас все переживания и события сотрутся из бытия, и она будет чуть ли не единственной, кто будет все помнить. Набрав побольше воздуха в грудь, она подняла руку с браслетом на уровень глаз, всматриваясь в блестящие бусины. Символ Сатурна на самой крупной пульсировал, будто живой. Казалось, вся действительность вокруг сейчас вмещалась в нём. За черточками символа, как пленка фильма, разматывались события уже свершившиеся, но готовые отмениться в тот момент, когда символа коснутся.       В зал вернулись Уранус, Нептун, Целитель и Творец. Усаги отвлеклась на них и сразу ощутила яростную мольбу, исходившую от Ятен, будто говорившую ей: «Если можешь — положи этому конец немедленно. Не тяни». И она вняла этой мольбе. Все внутренности скрутило жгучим холодом, но она очертила символ на браслете подушечкой пальца… и мир рухнул. Он брызнул ей осколками в лицо, заставляя зажмуриться. Мгновение, и она снова стояла на зеленой траве холма, прижимая палец к погасшей бусине.       — Он не должен иметь представления о всей нашей мощи, — раздался её собственный голос. Она осеклась, медленно впитывая реальность вокруг. Воительницы стояли вокруг разрозненными звеньями, и тут её как током ударило.       — Минако, Макото, Ами, Рей! Бегите за лордами! Они сейчас создадут портал, по которому мы попадем к Скруту! Оказать сопротивление, но не наносить тяжелых повреждений! Минако, спеши изо всех сил! Там Кунсайт!       Венера не заставила ничего дополнительно пояснять и мигом сорвалась с места с цепью на перевес.       — Жюли, вы остаетесь здесь! Я клянусь, что Мамору скоро вернется к Кагеру. Но первая попытка с вашим присутствием оказалась провальной.       Экстрасенс растерянно открыла рот, чтобы возразить, но не посмела. Она опустила голову, принимая решение, и Усаги была ей благодарна за это.       — Мичиру, Харука, мне нужна и ваша мощь тоже, чтобы Скрут не затеял неравную драку.       Нептун и Уранус двинулись вслед за иннерами. Харука бежала очень легко, но уступала Мичиру полкорпуса, чтобы та вела её.       — Я иду с тобой! — воскликнула Воин, когда Усаги уже встретилась многозначительным взглядом с Сецуной, которая что-то растолковала Соичи, пока Сейлор Мун руководила группой.       — Лунная диадема в бой!       Нанести неожиданный предательский удар, от которого Воин согнется, закашляется и упадет на колени под шокированными взглядами Целителя и Творца, оказалось неожиданно легко. И сделать жесткое злое лицо тоже…       — Если вы дорожите её жизнью, держите и не дайте последовать за мной, — отчеканила она, переводя взгляд с Таики на Ятена. — Вы выждете и придете не ранее чем через двадцать минут. Профессор Томоэ, вы отвечаете за время группы. Сецуна идет со мной.       Когда профессор открыл было рот, чтобы возразить и попроситься вопреки всему с возлюбленной, Усаги бросила на него такой выразительный взгляд, что он спешно передумал. Она развернулась на каблуках и побежала за уже порядочно удалившимися воительницами.       — О-оданго! — несся ей вслед голос бывшего возлюбленного, оправившегося от удара настолько, чтобы овладеть речью. — Прошу тебя, Оданго!       Но она бежала вперед. Рядом раздалось прерывистое дыхание Плутон.       — Пожалуйста, будь со мной рядом, когда все случится, — выдохнула на бегу принцесса, надеясь удержать себя от предательской дрожи, чтобы рука была тверда.       — Буду, — бесконечно грустным голосом ответила Сецуна.       Когда с тихим звоном они переместились, глазам Усаги открылась занятная картина. Скрут, сжался у подножия трона и с ненавистью глядел на врагов перед ним. Минако стояла в середине, поддерживая Кунсайта, который зажимал кровоточившую неглубокую с виду рану на плече. Ами приводила в чувства опавшего у колонны Зойсайта, а Макото грозно размахивала «вороньим клювом», игнорируя заинтересованные взгляды Нефрита. Джедайт, Рей, Уранус и Нептун стояли у самых дверей в тронный зал. Когда появились Серенити и Плутон, все слегка расступились, пропуская принцессу вперед. Она шла, чеканя шаг, с затаенной радостью всматриваясь в желтые безумные глаза.       «Он жив… Значит все можно исправить. Значит все можно сделать, как надо».       — Скрут, я пришла выполнить свою клятву и привести тебя к тебе, — выпалила она слегка подкорректированные с той попытки слова.       — Здравствуй, маленькая предательница, — задумчиво промолвил монстр, разглядывая её. Кажется, отсутствие Воина располагало его к более миролюбивому ведению беседы, несмотря на сильный натиск девочек. — Ты уже преступила свою клятву, и я взыщу с тебя за предательство.       — Ты в своем праве, — пожала Усаги плечами с деланным смирением. — Я вверяюсь твоей воле.       Она услышала пораженные вздохи и приглушенные ругательства за спиной. Скрут, заинтересовано изогнув шею, ступил вниз, не отрывая взгляда. Но когда девушка сорвала с пояса стилет, отшатнулся и зашипел:       — Вот какова твоя покорность! Ты пришла убить меня!       — Нет, — Усаги облизала сухие губы, коротко радуясь тому, что в этой реальности они целые, а не разодранные в клочья. — Ты помнишь мои слова в нашу первую встречу? Я сказала тебе, что люблю. Любого. Даже кровавое чудовище люблю. Люблю и последую за тобой в Вечность по всем ступеням. Я верну Тебя тебе. И сейчас я исполню это своё обещание!       Одно резкое почти играющее движение… Она не думала, что сделает это так легко и быстро. Наверное, её подстегнула его близость, угрожающая помешать воплощению плана. Прежде чем Скрут успел приблизиться, она всадила стилет себе в грудь туда, где билось сердце. Дикий скрежещущий крик донесся до её слуха:       — НЕЕЕЕЕТ!       И ему вторили испуганным эхом за её спиной… Донесся тихий звон гранатового посоха Плутон, и Усаги, оседая на пол, увидела её печальные вишневые глаза над собой.       — «О, нож счастливый! Вот ножны. Здесь ржавей и дай мне смерть!»*(4), — прошептала она, внезапно пришедшие на память строки из трагической истории о влюбленных. А затем на неё навалились боль и темнота, сплетенные в бесконечной стараниями Плутон пляске.       …ей удалось приноровиться. Боль стала тупой и ноющей, как будто долгое время заставило её сточить свои острые зубы. В первые мгновения Усаги казалось, что она исчезнет в этой жгучей болезненной волне, но этого, к её удивлению, не произошло. Боль стала тягостной спутницей, повисшей на груди, но девушка могла идти. Идти сквозь тьму вперед. Тьма была странная — живая, звонкая, наполненная шорохами и вздохами. Усаги упрямо шагала сквозь неё, представляя мысленную путеводную нить, которую в своем воображении сжимала в ладони. Эта нить крепко соединяла её с целью путешествия. Интересно, как много времени даст ей Плутон? Она обещала всё время, что будет необходимо… Что будет, когда скомпонованная в секунду вечность прервется?       Тьма стала расползаться лохмами под золотистым мягким светом. Не как в Элизионе или у Геи, где источник света не было возможно определить. Это был обычный солнечный свет, яркий и чистый… Усаги замерла на поляне, вериги боли будто бы стали тяжелее, заставляя колени подогнуться, но она удержалась и сделала ещё несколько шагов по изумрудной сочной траве. С усилием она опустила взгляд на грудь, рассматривая торчавшую в ней черную с серебром рукоятку стилета. На матроске вокруг него расплылось багряное пятно, но оно не расползалось: время остановлено и потому кровь не капала с одежды на землю. Что будет потом? Она останется в таком виде в посмертии? Ветер ударил в лоб, и девушка почувствовала давление на крылья. Усаги зажмурилась, но, когда воздушный забияка проскочил мимо неё, дернув с мальчишеской удалью за хвосты, распахнула глаза, с облегчением замечая тот же величественный дуб, росший посреди поляны.       — Мамо-чан! — вскрикнула она, увидев родную фигуру у её корней. Как и в тот раз, он вскинул голову, с испугом посмотрел на неё…       — Усако…       …и бросился к ней, обронив черную тонкую книжку, упавшую под дерево на траву. Его руки с трепетом прикоснулись к её плечам, а глаза в ужасе смотрели на стилет, торчавший из груди. Словно ребенок, Мамору был готов заплакать.       — Почему это случилось, Усако? Ты умираешь?!       — Я пришла за тобой, — боль будто отступила под взглядом синих глаз, и она постаралась улыбнуться как можно ярче. Счастье видеть Мамору действительно было велико, и замершее сердце не могло вместить его целиком, проливаясь незримыми слезами. —Ты должен вернуться.       — Но как? Я умер…       Она видела, что он ничего не может понять. Мысли хаотичным колесом крутились в его взоре, а руки дрожали. Таким она его не могла вспомнить. Возможно, так он выглядел тогда, когда она умерла на астероиде, направленном на Землю Фиоре*(5).       — Я тоже. Почти… Ты можешь вернуться. Твоё тело живо, только захвачено Скрутом.       — Что?! Но ведь там, в Киото, мы сражались друг против друга. Я был уверен, что Скрут просто монстр, преследующий меня по воле проклятия.       — Нет, Мамору… Скрут — это часть тебя.       Когда она произнесла эти слова, где-то со стороны дуба донесся детский смех, и кто-то весело закричал:       — Мамо-чан! Мамо-чан! Я сплела тебе венок! Где ты?       Боль навалилась вновь, когда Усаги посмотрела на выбежавшую к дереву маленькую розоволосую девочку.       — О, Боже… — прошептала она, вспоминая в тот же миг, как увидела её. Как вообще такое можно было забыть?! Почему она не вспомнила о ней раньше?! — Чибиуса!       — Усаги… — девочка растерянно замерла, теребя в руках венок. — Почему ты здесь?       В её глазах, как и в глазах Мамору, проявился ужас от происходящего.       — Как это случилось, Усаги? — ломким голосом прошептал Мамору. — Как это вообще оказалось возможным?       — Долгая история, — девушка не отрывала взгляда от Чибиусы, тщательно впитывая её образ до мельчайшей детали. Как же она могла забыть… Ведь в том самом сне, который терзал её после бегства с Земли, Мамору, Рей и Чибиуса уходили вместе! Скрут смеялся над тем, что она не помнила… Наверное, это временная линия так залечивала саму себя, но здесь… Безвременье, что ли? Или место, где все возможность и вероятности сплетаются воедино?       — Ты действительно был проклят. Берилл превратила тебя в Скрута ещё в день нападения на Луну. Но ты убил её, а я принесла тебе свадебную клятву, — мягко начала она, беря Мамору за руки. — То, что случилось между мной и Сейей… — большими пальцами девушка провела по внешней стороне его кистей, — оказалось миновавшим прошлым. Просто из-за моей глупости и упрямства я создала артефакт, который сбил меня с толку, когда Сейя отдал его… Из-за Моря Познанного я утратила память, и то, что дал медальон, ввело меня в заблуждение. Но на Кинмоку я проснулась как Серенити и собрала свою память по фрагментам.       — Усако… — болезненная складка на его лбу придала печальный оттенок её улыбки. — Почему же ты здесь?       — Я пришла за тобой, — повторила Усаги с легким нажимом в голосе. — Потому что я люблю тебя, Мамо-чан. И Эндимиона я люблю. И, как оказалось, Скрута тоже. Ведь это все ты…       — Усаги, — вмешалась в их диалог Чибиуса, подошедшая почти в плотную к ним. — Ты пришла остаться со мной?       Её звонкий голосок дрожал, а в карих глазах блестели крупные слезы. И Усаги кивнула… Она не планировала этого изначально, думала, что просто застрянет здесь под деревом, питая надежды на новый шанс рождения, но здесь Чибиуса… о которой она забыла… которая так, наверное, нуждается в тепле и защите, чтобы не быть одной под этим таинственным светом неизвестного солнца.       — Да, Чибиуса. Мамору должен будет уйти, а я останусь с тобой.       — Усако… Я хочу быть с тобой. Я не могу уйти и оставить тебя здесь! — Мамору стиснул её ладони, как будто боялся, что она исчезнет. — Как я вообще могу оставить тебя?! Могу отпустить, признавая, что твоё счастье быть с кем-то другим, но оставить… Не могу!       — Ты должен, — отрывисто прошептала Усаги. — Потому что только в твоих силах спасти мир, который дорог нам обоим. Только ты можешь усмирить Скрута. Только тебе подчинится развеявшийся в пыль Золотой Кристалл…       Её боль отразилась в любимых синих глазах, а она ласково погладила его по щеке:       — Возвращайся, любовь моя. И прости меня. Ты доблестно сражался, а я зову тебя на новую битву… Но здесь не сработает ничего. Раскол твоей души не даст мне совершить обряд лунного очищения. А твоя смерть — в любом случае конец всего.       — Почему?! Ты могла бы убить Скрута и жить дальше!       — Нет. Я дала клятву твоей матери, что, если мне придется убить Скрута, то я последую за тобой… — покачала головой Усаги.       — Какой ещё матери? — с отчаянием воскликнул Мамору. — Ты не можешь так со мной поступить!       Усаги вздохнула, чувствуя, как боль вновь обостряется. Что это? Сецуна ошиблась в расчетах, и времени у неё не так много?       — Мамо-чан, умоляю тебя, сделай так, как я прошу. Вернись и спаси наш мир. Ты не можешь пожертвовать всем ради меня. Ты и так отдал за меня свою жизнь… Я возвращаю долг.       — Не может быть у тебя ко мне долга! Ты ничего мне не должна! Ты не должна жертвовать своей жизнью!       — Это был способ найти тебя и удержаться достаточно долго, чтобы поговорить, — она надавила подушечками пальцев на его щеку и поймала переливающуюся слезинку. — Я уверена, что мы с Чибиусой найдем к тебе дорогу. Просто не сейчас. Мир сводил нас сотни сотен раз, сведет и ещё. Нам было отведено два замечательных года вместе…       Мамору свел ладони за её спиной и уткнулся лицом в ключицу. Она чувствовала, что он хотел бы прижать её к себе, хотел бы врастить в себя, приторочить шелковой нитью… Но страшился задеть стилет, хотя ничто и не могло бы изменить его положение.       — Он нужен тебе, — на ладони Усаги расцвел лотосом Серебряный Кристалл. — Я уверена, что ты сможешь воспользоваться им… Ведь я отдала тебе всю душу, как ты мне — свою. Прости, что причинила и причиняю тебе боль. Ты, как никто в этом мире, заслужил быть счастливым.       — Усако…       Он не мог не внять её мольбе… Она знала. Он не мог не принять бой. Это было нечестно по отношению к ним, но правильно по отношению к Земле, по отношению к дорогим им обоим людям. Чибиуса тихо ревела, хлюпая носом, и Усаги думала о том, как же страшно, наверное, было ей «тогда», когда она разрушила будущее, обрекая Малышку на смерть. Надо было торопиться… Время тихим тиканьем несуществующих здесь часов коснулось её ушей. Но прежде чем все случится… Она хотела бы ощутить снова ту нежную сладость поцелуя любимого.       Девушка встала на цыпочки и дотянулась до губ Мамору. Его руки нежно держали её за талию, как будто она самая большая драгоценность в мире, а его губы были мягкими, сладкими и такими нежными. Вовлекая его в неспешный тягучий танец, Усаги только и могла думать о том, что с последнего их поцелуя прошла вечность. Обреченная горькая нежность, пытающаяся вместить в себя их бескрайнюю любовь, отзывалась дрожью во всем её то ли иллюзорном, то ли настоящем теле. И ей хотелось раствориться в этих касаниях, став отзвуком его существования… Мамору… Она легонько прикусила его нижнюю губу, а затем втянула в свой рот, словно спеша извиниться. Ей всегда так хотелось позволить себе что-то взрослое при их поцелуях, но она сдерживалась, боясь показаться чересчур дерзкой, и наслаждалась предлагаемыми ей сочными невинными вишнями касаний, определяемых, видимо, её возлюбленным, как присущими возрасту. Мамору вздохнул от неожиданности, но невольно принял её игру, позволяя себе более собственнические и жадные касания. Ей показалось, что пронеслись тысячелетия, прежде чем поцелуй оборвался. Они прижались лбами друг к другу.        — Пожалуйста, когда все закончится… Найди моих родителей и Шинго. Скажи, что мне жаль, что я не смогла к ним вернуться.       Не дав ему ответить, она с усилием вдавила Серебряный кристалл в грудь Мамору напротив сердца, и её принц тотчас же растаял золотой дымкой, оседая на коже и волосах. Зареванная Чибиуса с горечью воскликнула, заставив Усаги невольно вспыхнуть от стыда при осознании, что они целовались при ребенке:       — Почему ты не дала мне с ним попрощаться?! Мы провели столько замечательных мгновений вместе… Я люблю Мамо-чана так же, как и ты!       …а боль исчезла, как будто её и не было вовсе. Матроска растаяла, и Усаги поняла, что стоит в том самом зеленом сарафане, который ей купил Мамору. Ноги, как и у него, были босыми… Все случилось. Она заняла место своего возлюбленного в этом странном измерении…       Усаги наклонилась и нежно поцеловала Чибиусу в лоб:       — Прости, родная. Мы скоро с ним встретимся вновь.       Она крепко обняла Чибиусу, зарываясь лицом в розовые пушистые волосы. Тонкие ручки девочки столь же крепко схватились за материю на её груди.       — Обещаешь?       — Да. Когда Мамору, как и положено прекрасным рыцарям, сразит дракона, он освободит нас, своих принцесс. И мы будем вместе.       — Хорошо, — кивнула Чибиуса, шмыгая носом. — Нарисуешь мне пока барашка?       — Конечно. Только ты же знаешь, что я отвратительно рисую… У тебя найдутся бумага и карандаши?       — Здесь есть все! — Чибиуса высвободилась из её объятий и побежала за дуб, пылая печальной кристальной радостью. Усаги направилась за ней, но через несколько шагов наклонилась и подняла тонкую книгу в черной кожаной обложке. Ещё только коснувшись её она уже знала, что за знаковую для них книгу Мамору спрятал под эту обложку.       — Зорко одно лишь сердце…*(6) — прошептала она, оглядываясь наконец в ту сторону, откуда держала путь к дубу. Но там простирался только луг с изумрудной травой, подернутый тонкой пеленой тумана. — Простите меня, любимые мои.