Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      Ждать Усаги уже вошло у него в привычку. Она бы обиделась, наверное, если бы узнала об этом… Однако это ожидание вовсе не было упреком ей. Порой Мамору казалось, что он ждал её всю жизнь. Его душа за бесконечные перерождения в этом мире приобрела уверенность в том, что Серенити всегда приходит, и теперь для него нет ничего более томительного и сладостного, чем предчувствовать её приход. Воздух стал будто бы нежнее и легче, вызывая чувство эйфории — она совсем близко… Мамору вздохнул, вставая со скамейки. Пожиравшие его сердце боль и сомнение никуда не делись, но заняли вторые роли в предчувствии серебряного шлейфа тепла и летучей хрупкости с акцентом бесконечного изящества.       — Усако.       Она возникла перед ним безмолвно. Её притихший вид совершенно не обрадовал, а напротив насторожил. Всё так же одетая в школьную форму, изрядно помятую за день, со слегка поникшими, похожими на ушки кролика, хвостиками девушка нервно кусала губы, словно боясь взглянуть Мамору в глаза.       — Добрый вечер, Мамо-чан.       — Родная, что с тобой? — он мягко взял Усаги за плечи, притягивая к себе. — Ты сама не своя.       Любимая положила руки ему на грудь, туда, где пульсировали камни лордов. Это будто придало ей сил, и она подняла на Мамору тревожные растерянные глаза:       — Мамо-чан, мне страшно…       — Малыш, в чем дело? — он притянул её крепче, окружая теплом, словно коконом, чтобы укрыть и защитить. — Что тебя так напугало?       — Гелиос приходил, — совсем тихо прошептала Усако. — Он передал, что лорды поручили передать свои камни тебе.       — Мы так и сделали, — с легкой смешинкой сказал Мамору, всё ещё не понимая, в чем же причина тревоги его возлюбленной.       — Да, а старлайты по прибытию сказали, что должны защищать тебя… — голос Усаги был еле слышен, а тревога разлилась по радужке небесных глаз. — Ты ведь…       — Хочешь сказать, что все факты на лицо о том, что жертвой врага паду я? — по инерции умозаключил Мамору из её рассыпанных фраз. Усаги кивнула, продолжая встревожено смотреть на него, будто подозревая, что он может раствориться фантомом в воздухе.       — Усако… — у него не было слов, чтобы передать всё море нежности и любви, затопившее его сердце. Он только сжал объятия, покачивая возлюбленную и тихо повторяя её имя, как самое прекрасное слово в этом мире.       Усаги ощутила умиротворение, которое порой окутывало её надежным коконом в объятьях любимого. Она опустила голову на грудь Мамору, вслушиваясь в биение его сердца, и подумала растерянно, что сейчас не расстанется с ним ни за что и никогда. Страх утраты оставил все сомнения и тревоги об истинности чувств и предназначении за толстыми стенками замка «не сейчас».       Мамору, зарывшись лицом в её волосы, тихо прошептал:       — Не бойся, родная. Все будет хорошо. Мы справимся с этим Повелителем Пауков. Он не причинит нам вреда.       Дышать теперь было легче. Сам Мамору будто бы служил гарантом безопасности и надежности. Усаги неслышно выдохнула, а затем подняла голову:       — Ты хотел мне что-то рассказать? Или о чем-то расспросить?       Сказав последнее, она почувствовала, как предательски сжалось сердце. Вновь шевельнулся панический ужас, что Мамору известно о всех её разговорах с Сейей.       — Садись, Усако. Я действительно должен тебе кое-что рассказать.       Усаги села на скамейку, мысленно поражаясь тому, как легко она способна испытывать то нежность, то страх перед возлюбленным.       Мамору тяжело вздохнул, устраиваясь рядом. Было заметно, что он старательно подбирал слова:       — В Тайбэе я встретил Кунсайта. Он рассказал мне кое-что занятное о моем прошлом. Правильнее сказать, помог мне вспомнить. И это прошлое касается… Усако?       — А? Что? — девушка встрепенулась, смущенно рдея щеками: она умудрилась отвлечься на какие-то сторонние мысли. — Прости, я просто…       — Ничего страшного. Я встречался с Кунсайтом.       — Что?! — глаза Усаги широко распахнулись в удивлении, а хвостики опять взлетели как антенны. — Где? Когда?       Мамору фыркнул, но терпеливо повторил:       — Позавчера. В Тайбэе. Для беседы он позаимствовал тело моего дяди и помог мне вспомнить кое-что о прошлом. Это касается Повелителя Пауков. Или так называемого Скрута. Я сражался с ним ещё в эпоху Золотого и Серебряного королевств.       — Вот как, — Усаги удивительно спокойно отреагировала на это признание. — Гелиос говорил, что лорды уже имели опыт сражения со Скрутом. А под чьим предводительством они сражались бы, если б не под твоим?       Повисло неловкое молчание. Мамору замялся, обдумывая, что он ещё может к этому прибавить, но к его удивлению первая заговорила Усаги. Нервно теребя юбку, она тихо, будто бы опасаясь собственных слов, спросила:       — Каков он из себя? Только и слышно, что это рана мира… Отвратительный монстр. Чудовище, которое не способна побороть светлая магия.       — И всё это очень правдиво, — горько усмехнулся Мамору. — Больше всего он напоминает огромного паука. Для поддержания жизни питается человеческой кровью. Обитает в темных густых лесах, плетя там свои сети, которые развешивает повсюду, ожидая нерасторопных «мушек». Избежать его ловушек — нелегко. Столкнувшись с ним, человек практически обречен. На Земле с ним сражались каленым железом и силой разума. Но есть ещё одна беда…       Усаги, как завороженная, смотрела на него, ловя каждое слово.       — Скрут — тварь, наделенная разумом. Это не подобный животному монстр, который просто убивает, потому что желает есть. Его сознание похоже на человеческое, и он способен к речи. Мне даже «посчастливилось» поговорить с ним.       — И о чем вы говорили?       — О его природе и желаниях. Что ему нужно от людей и почему он топит лес в крови.       И вновь Усаги ощутила жуткое черное дуновение, как тогда в храме Хикава в теплой комнате, когда она рассказывала Рей о том, что узнала на Луне.       — Что он тебе сказал? — её шепот стал едва различимым. Возможная суть того разговора её ужасала, но остаться в неведении было страшнее.       Мамору замялся, а затем ответил:       — Если я правильно его понял, то когда-то он был человеком.       — Человеком? Не может быть. Это чудовищно злобное существо имеет человеческую природу?       — К сожалению, да. Иначе трактовать его слова нельзя. По тому, что я запомнил, могу сказать, что в Скрута человек обращается после смерти. Возможно, что это сильное черное проклятье.       — Проклятый мертвец? — Усаги растерялась, пытаясь соединить его слова с остальной информацией. — Почему тогда его нельзя исцелить?       — Не знаю. Может, проклятье слишком сильно и идет от самой «темной тьмы»? — уныло ответил Мамору, которого сейчас совершенно не радовали ни воспоминания об этой твари, ни попытки постигнуть его природу. Почему-то тема Скрута вызывала у него глухое раздражение, отдающееся острой болью и затаенной тоской в сердце, как если бы в него тогда давно, при той дикой схватке с монстром, воткнули острую каленную иглу.       — Металлия могла испытать на ком-то свою силу прежде, чем искать более самостоятельное вместилище. Хотя мне же удалось одолеть Берилл с воплощенной в ней Металлией с помощью Серебряного Кристалла, — задумчиво проронила Усаги.       — Пожалуй, вернемся к этому позднее. Пока мы понятия не имеем, откуда на нас свалится этот Повелитель Пауков, — несколько отрывисто решил свернуть тему Скрута Мамору. Ему вдруг вспомнились маслянистые черные пятна крови на его ладонях, которыми он обнимал тяжело раненного Кунсайта, подвергшегося смертельной опасности из-за его глупости и бахвальства.       — Но если мы поймем, как с ним бороться сейчас, то при появлении он не будет представлять для нас угрозы, — возразила Усаги, не уловив настроения Мамору.       — Так предложи всё это Ами. Она же аналитик вашей боевой пятерки. Уверен, что она восполнит все пробелы в логической цепочке, — раздражение прорвалось в его голосе, неприятно кольнув девушку. Она недоуменно посмотрела на него, словно подмечая, как скользит бархат с меча, обнажая сталь.       — Мамо-чан, ты в порядке?       — Прости, — Мамору энергично помассировал виски, пытаясь прогнать негативные воспоминания прочь. — Просто слишком много всего свалилось в последние дни.       — И ты меня прости… Наверное, тебе очень тяжело вспоминать об этом, — Усаги робко потеребила его рукав. — Просто всё так тревожно и страшно. Оказывается, что ожидать опасность куда страшнее, чем столкнуться с ней лицом к лицу. Кажется, я даже ведьм и амазонок так не боялась, как этого неведомого Скрута.       Мамору вздохнул и обнял Усаги за плечи. Ему очень хотелось приободрить её, но острые камни, оброненные вкрадчивым мягким голосом Целитель, царапали и без того омраченную душу принца. Запуская пальцы в мягкие шелковистые волосы возлюбленной, зарываясь в них, он, несколько неожиданно даже для себя, спросил:       — Ты вспоминала старлайтов после их отъезда?       Едва расслабившаяся и разомлевшая от его прикосновений Усаги вздрогнула и растерянно повернулась к нему:       — Конечно. Мы же так подружились за время противостояния с Галаксией! Они отбыли на свою планету, и никто не мог сказать, увидимся ли мы в ближайшее время.       Она не могла понять, почему Мамору сменил тему в таком направлении. Кроме того, это вернуло уже испытанное за день чувство паники из категории «он все знает!». Против своей воли она напряглась, как струна, чувствуя как твердеют руки Мамору, ощутившего её отклик на эти слова.       — Ты думала о них всех? И о принцессе? — он не поворачивал головы в её сторону, а голос звучал наигранно радушно и спокойно.       — Конечно, — она постаралась не переборщить с энтузиазмом в ответе. — Тем более, что у меня даже не было возможности толком узнать Какю. Почему ты спрашиваешь?       — Просто так, — на этот раз в голосе Мамору проскользнула отстраненность. — Вы ведь с Сейей обсуждали, что за предчувствия принцессы поспособствовали их появлению здесь? Угроза для меня — слишком обтекаемое понятие.       — Мамо-чан, — Усаги неловко повела плечами, высвобождаясь из его объятий. — Скажи, пожалуйста, напрямик, что тебя интересует?       Тяжелый вздох был ей ответом, как будто её возлюбленный набирался решимости перед прыжком в пропасть.       — За время моего отсутствия, хотя оно и было короче, чем задумывалось изначально, что-то произошло. С тобой. И с Сейей. Я не знаю, что именно. Но чувствую, что случилось что-то очень значимое.       Кровь гулко застучала в ушах Усаги, и она нервно сглотнула, сцепив руки в замок на коленях, чтобы скрыть их дрожь. Слова находились с огромным трудом, но она не была уверена в их верности:       — Мамо-чан, да, это правда. Я разговаривала с Сейей, но эти беседы были незначительными. Он просто подвез меня вечером до дома, а по дороге рассказал про принцессу Какю. Как она поживает, что чувствовала…       Мамору повернулся к ней, пристально и цепко всматриваясь в её глаза, будто пытаясь в них увидеть нечто сокрытое. Губы против воли сами произнесли:       — Гелика…       Усаги в ужасе вскочила со скамейки, глядя на него так, будто он в одно мгновение превратился в демона. Она чувствовала, как вспыхивает на её щеках отчаянный болезненный румянец, выдававший её с головой, но уже не могла взять себя в руки. Не зажившие шрамы от сражения с Галаксией, одарившие её новыми страхами, пылкие слова Сейи, навалившиеся тайны и детали прошлого, представляющие собой запутанные нити истины и лжи, а также недавний кошмар — все обрушилось, ломая столь сильную радостную и светлую девушку и обнажая всю шаткость и неустойчивость её личности в текущий момент.       — Усако, — Мамору поднялся со скамейки, с непередаваемой болью и горечью глядя на свою возлюбленную. — Почему ты…       Он чувствовал, как в сердце ворочается чёрный злобный зверь, готовый ослепить его и лишить разума. Многочисленные зеркальные осколки его «я», растерянные во времени и пространстве, громко закричали, почти оглушая принца. Он вдруг увидел вновь тот образ из самого болезненного ранящего воспоминания: холодное, отрешенное лицо Серенити с поджатыми губами, и слёзы в синих глазах.       «Вы пахнете кровью, Эндимион».       Нет, это не правда. Это не так. Совершенно-совершенно не так. Но Усако вновь смотрела на него со страхом. А ведь он никогда не хотел пугать её…       — Я… Я… — слова разлетелись осенними листами под напористым ветром. Усаги, наверное, в жизни не чувствовала себя более несчастной. Она боялась рассказать Мамору страшную правду о них. Ведь ей так хотелось сначала все прояснить, а потом уже решать, что делать со всем этим!       — Ты и Сейя… Вы… — сказать это было выше сил принца. Ему было страшно произнести эти слова и превратить в пыль все их нежные касания и крепкие объятья, когда они прижимались друг к другу, будто от этого зависел факт их существования, жаркие жадные поцелуи, ставшие такими после гулких бесчисленных мгновений пустоты и небытия. Но слёзы, застывшие в глазах Усаги, напоминали ему о чужой далекой принцессе, любившей Воина с Кинмоку и желавшей совершить всё, что угодно, чтобы быть рядом с ним.       — Нет! Вовсе нет! — она не могла бы сейчас сказать, что конкретно она отрицает. Тонкие хрупкие руки, как крылья встревоженной птицы, взметнулись навстречу Мамору, будто желая его остановить. — Это совсем не то, что ты думаешь!       — А что я думаю? — глухо и обреченно проронил Мамору, с тоской глядя на нежные маленькие ладошки, которые он так любил целовать, покрывая неуемно горячими прикосновениями каждый миллиметр её кожи. — Скажи мне, пожалуйста, что я думаю?       — Мамо-чан… я… Как… Боже! Я не знаю! Я не знаю, что мне тебе сказать! — Усаги жадно обхватила себя руками, как если бы ей стало очень холодно. — Меня отдали тебе на откуп за грех моего народа перед твоим! А я помню только, как рухнуло наше королевство! Моя мать показала мне договор с твоим отцом… Сейя утверждает, что мы с ним любили друг друга, а я не знаю — правда это или изощренная ложь! Мне снятся кошмары, в которых ты со мной только потому, что я лунная принцесса, а когда я теряю силу, то ты оставляешь меня ради Нехелении!       Три шага. Всего три широких шага, чтобы стремительно обнять хрупкое дрожащее тело возлюбленной, и он ничуть нее колебался, чтобы совершить их. Слова всего лишь слова — осенние листья, летящие прочь. Важно только то, что сейчас его Принцесса плачет, роняя горькие слезы, от которых кровоточит сердце Принца.       Мамору проводил Усаги домой в полном молчании, как если бы совершенно не знал, что сказать. Они шли держась за руки крепко и отчаянно, словно разъединившись могут рухнуть в бездонную пропасть, которая поглотит весь привычный мир. Но пульсация тепла вокруг них ослабла — холодный ветер сомнений выписывал черные петли вокруг, обжигая кожу.       У дома Мамору остановился, не решаясь разжать пальцы — ему казалось, что, отпустив Усаги, он потеряет её навсегда.       А ей казалось, что мир, что был знаком и понятен, окончательно развалился, и теперь всё, что осталось, — это зарываться ладонями в пепел.       Долгий взгляд глаза в глаза всё в том же глубоком молчании. Затем Мамору осторожно наклонился, прикасаясь губами ко лбу Лунной Принцессы, и запечатлел горький, но бесконечно теплый поцелуй.       — Доброй ночи, мой лунный кролик.       — Доброй ночи, Мамо-чан.       Ладони сжались ещё крепче, вызывая боль. Отчаяние захлестнуло Усаги. Она чувствовала, что её сердце нарывает и рвет от тоски и страха.       Любит ли она Мамору? В эту минуту да. Тысячу раз да. И наплевать на прошлое, на будущее, на Воина и Кинмоку, на договор Селены и Эола, на правду и ложь, на предназначение и судьбу. Вжимая пальцы в его кожу, пытаясь этим исступленным жестом передать всё, что сейчас творится в её душе, Усаги страшилась произнести хотя бы слово, думая, что представить не может, как им разговаривать после вырвавшихся фраз. Мамору тихо прижал её к себе свободной рукой, положив подбородок на золотую макушку.       — До завтра, Усако.       Отстранившись, мягко, но твердо он расплел их пальцы и быстро пошел прочь, не оборачиваясь. Усаги какое-то время смотрела ему вслед, отмечая, как постепенно теряется его фигура в сизых сумерках вечера, затем тихо и понуро направилась в дом. В правой руке она крепко сжимала портфель, а её левая рука оставалась в таком положении, будто бы всё ещё сжимала чью-то ладонь…       Минако с размаху плюхнулась на кровать, прикладывая телефон к уху:       — Значит теперь все камни в сборе? Эх, если бы не компенсация в виде съемок, я бы порвала вас на клочки за то, что провернули всё без меня.       — Мина, ты же понимаешь, что мы не можем медлить, — прозвучал в трубке спокойный голос Рей. Венера с легкостью представила свою подругу-брюнетку растирающей сейчас какие-то травки для благовонных смесей или раскладывающей таблички талисманов.       — Понимаю, — не унимая жалобных ноток в голосе, протянула она, падая на спину и закидывая вверх ноги. С чисто профессиональным интересом она рассматривала свои ступни, думая, насколько они идеальны и каковы шансы, что эти ножки станут символом лета какого-то там года, если она продолжит всю эту канитель.       — Опять приступ самолюбования? — проявила свою удивительную проницательность Марс. — У нас тут Гелиос с посланием от лордов и древнее чудовище, а Венера опять прикидывает, насколько она хороша…       — Гелиос прилетал? — Минако уронила ноги на кровать, невольно обращаясь мыслями к своему холодному, крепкому и временами кусачему Западному ветру. — Что за послание?       — Они повторили всё то же, что ранее говорил Джедайт. Дополнили только тем, что камни должны быть у Эндимиона, из чего мы с Усаги сделали вывод, что именно он станет целью нападения. А когда это произойдет, объявится древнее паукообразное чудовище — Скрут.       — На Мамору нападут? А кто?       — Вот этого мы пока не знаем. Усаги теперь ходит сама не своя. Её и так много, что тревожит в последнее время, а эти догадки совсем подкосили, — в голосе Рей проскользнула горькая озабоченность. — Этим вечером она должна была встретиться с Мамору. Надеюсь, что у него нашлись слова, чтобы успокоить её.       — Эхх, как же не вовремя эти съемки! Почему стоило мне уехать, и у вас началось все самое интересное!       — Ты находишь потенциальное покушение на Принца Земли интересным?       Минако грустно улыбнулась, кинув короткий взгляд на Артемиса, хандрившего на подоконнике. Видимо, тосковал по Луне.       — Нет, что ты. Конечно же, нет. Я просто хотела бы быть рядом с вами на случай опасности.       — Пока нет никакой явной опасности, — Минако готова была поклясться, что Рей в этот момент улыбалась самой доброй и понимающей улыбкой. — Так что получай удовольствие от своей работы и наслаждайся Киото, кто знает, когда ещё выпадет такая возможность?       — Присматривай за Усаги. И Ами с Макото попроси. Ты же знаешь, что после битвы с Галаксией она сама не своя. Держится молодцом, конечно, но…       — Ого! Она мне только сегодня в этом раскрылась, а ты уже давно заприметила…       — Она очень старается, потому что она наша любимая Лунная Принцесса, — прошептала Минако, вставая с кровати. Золотые волосы тяжелой волной скользнули по обнаженным лопаткам. Ночная сорочка Венеры была слишком легкой для прохладных вечеров Киото, но она не стремилась укутываться. Ей нравилось прикосновение прохладного воздуха к обнаженной коже.       — Вы приедете послезавтра? — сменила она тему, проворно цепляя Артемиса за руки и препятствуя его возмущению.       — Да, конечно, если новый враг не свалится нам на головы за завтрашний день, — фыркнула Рей. — Это было бы здорово.       — Старлайтов не забудьте.       — Ты же знаешь, что не меня об этом стоит просить. Я Сейю вообще уже видеть не могу!       — А что он опять учудил? Натворил что-то, пока вы бродили по Тёмному Королевству?       — Просто липнет к Усаги, как банный лист, — ворчливо хмыкнула Марс. — Ему, кажется, даже на присутствие Мамору уже чихать с высокой колокольни. Он явно что-то успел наболтать Усаги, что не способствует её душевному спокойствию. А ты ведь знаешь…       — Да, в последний год Усаги, решив казаться взрослее, всё переживает в одиночку и очень поздно идет за советом и помощью, — Минако бесцеремонно бросила Артемиса на кровать, стараясь сдержать смешок от его картинного возмущения, в процессе которого он успел наречь свою хозяйку тираншей и самой что ни на есть беспардонной девицей.       — Вот мне и сейчас кажется, что она скрывает нечто очень существенное. Но не наряжаться же мне опять гадалкой, чтобы она мне открылась?       — Да, это крайняя мера, — мягко улыбнулась Минако, примирительно погладив Артемиса, отчего тот замурлыкал и начал устраиваться на кровати. — Ладно, до связи. Буду ждать новостей. Позвони, если соберетесь в субботу приехать.       — Всенепременно. Доброй ночи.       — И тебе, — Минако нажала отбой и залезла с ногами на подоконник, толкая створку окна. Ей просто до боли был необходим ветер…       «Может быть, и тебе, Рей, сегодня приснится тот, кого ты так любишь… А я увижу… Хотя бы легкую тень».       «Ты простудишься», — тихий шепот в голове, словно посторонняя мысль.       — Вовсе нет, — ответила она вслух, зная, что Артемис тактично промолчит, понимая то, что с нею происходит. Приятный холод окутал её плотным покрывалом, вызывая мурашки. Казалось, что все волоски на теле встали дыбом, наэлектризовавшись. — Ты, видно, совсем забыл меня.       «Мы не виделись всего два дня, моя Афродита».       — Когда ты называешь меня Афродитой, мне кажется, что ты издеваешься надо мной.       «И в мыслях не было», — последовало легкое дуновение в ухо, обеспечившее коварное нападение румянца на щеки.       «Вайя…»       — Мой лорд, — в глазах защипало, когда она почувствовала, как ветер стал блуждать в прядях её волос. Жаль, что ей не увидеть его взаправду. Только в своих коротких воспоминаниях. Порою она сетовала, что не распознала его тогда — давным-давно — в образе Сайто, укравшего её первый поцелуй, пусть и думая, что целует другую…       — Как думаешь, что нам грозит?       «Тьма, горечь, разрушение»       — Опять смеешься?       «Есть немного. Самую малость».       — То, что рассказала мне Рей, не на шутку меня встревожило. Что вы там чудите своим мужским клубом?       «Боже, Вайя, ничего мы не творим… Только ждем у моря погоды. И если честно, то у некоторых сдают нервы».       — Вот как… Что ж, нам остается ждать, когда небеса треснут, — тихо прошептала Минако, глядя на темнеющее небо и предвкушая звездную россыпь в объятьях любимого.       — Терпеть не могу рестораны! — возмущалась Ятен, широко шагавшая по направлению к машине. — Слащавые ухоженные дурочки, чтоб им пусто было… Вроде при кавалерах сидят, а так слюной и капают, стоит им нас завидеть. Давайте созовем пресс-конференцию, где я перестану быть секс-блондинчиком!       — Ты думаешь, что тобой тогда мужчины не заинтересуются? На твой типаж найдутся любители, — фыркнул невозмутимый Таики. — А ужинаем мы здесь, потому что мне надоело нагромождение коробок из-под заказной еды! Раз у нас нет времени на готовку, а нанимать домохозяйку мы не намерены, то хотя бы раз в неделю вам придется потерпеть!       — Эстет нашелся, — огрызнулась Ятен, стараясь вырваться вперед.       Сейя в их диалоге имени недовольства зеленоглазой бестии не участвовал. Мыслями он витал далеко-далеко — в области хрупких изящных пальчиков, теребящих, возможно, сейчас плотную бумагу конверта, намереваясь раскрыть его, или наоборот решительно подносящих его к огню, чтобы частичка прошлого умерла навеки, став серебристо-серым пеплом, напоминающим звёздную пыль.       — И зачем водителя отпустили? — ворчала Ятен, недовольно озираясь вокруг. Улица была достаточно оживлена. Ресторан «Ветви сакуры», по ступеням которого они так бодро спустились, ярко сиял в ночь своими насыщенно розовыми фонарями, бросая липкие световые пятна на лица прохожих.       Ятен поправила широкие очки на пол-лица, опасливо разглядывая людей и боясь напороться на узнавание. Подходил к концу всего лишь четвертый день их активной деятельности в шоу-бизнесе, а она уже ужасно устала. Слишком уж любили Ятена Коу земные девушки… Слишком.       — Никто никуда водителя не отпускал. Я просто тоже оплатил ему ужин. Хотя странно… Кажется, что он должен был освободиться минут на пятнадцать раньше нас. Наверное, отошел куда-то, — миролюбиво сказал Таики. — Сейчас наберу его.       Быстро набрав номер телефона водителя, он огляделся по сторонам, ожидая увидеть его буквально в шагах пяти-десяти. Но нет. Водителя рядом не было. Зато пятно света явило его взору нечто крайне любопытное.       Неподалеку от них стояла высокая, очень нелепо одетая женщина. Первое, что бросалось в глаза, переливаясь на свету, это броня, надетая явно на голое тело, выкрашенное (как сначала подумалось Таики) зачем-то в сине-серый цвет. Броня представляла собою плотно сбитые серебристые чешуйки, а её края в области живота, бедер и груди женщины просто уходили в кожу, как если бы являлись её естественным продолжением. Сверху небрежно был накинут лабораторный халат. На ногах обуви как таковой не наблюдалось — только чешуйки, вяло блестящие то здесь, то там на ступнях. А вот каблуки имелись — врезанные прямо в пятки острые и серебряные, напоминающие скорее диковинные отростки невнятного биологического назначения, чем часть обуви. С трудом оторвавшись от слишком уж диковинного тела, Таики перевел взгляд на лицо незнакомки, и с вялым удивлением (после поверхностного осмотра тела только так удивиться и получилось!) отметил очки аквалангиста, закрывающие её глаза, и все тот же мерзкий цвет кожи… А вот волосы у неё были насыщенно желтые, как яичный желток, что вносило определенную нотку позитива. Правда, оценить все эти краски было бы возможным, если бы сие чудо природы вышло знакомиться при свете дня.       Ятен тоже обратила внимание на даму и задумчиво хмыкнула, отмечая ещё и гарпун, который та сжимала в руке, молча рассматривая звёзд, как будто бы ожидая от них условного сигнала к диалогу… или просто выжидая. Её глаз не было видно, но Ятен с готовностью поклялась бы, что вид у этих глаз наверняка рыбий.       — Дух съеденной нами сегодня камбалы? — рискнула тихо озвучить она свою мысль.       — Э, нет. Тогда стояла бы боком и укоризненно смотрела бы выпуклым глазом, — отнимая бесполезный телефон от уха, ответил Таики.       — Селедки?       — А кто ел селедку? Может просто борец за права рыб в море-океане?       Последние слова словно сработали ключом активации. Женщина качнулась вперёд, будто бы падая, а затем назад, отталкиваясь ногами от земли и истошно крича:       — Я Сейлор-Ихтиолог! Познайте всю тяжесть моего гнева, рыбоеды!       Звезды по инерции отшатнулись, опасаясь попасть под лезвие гарпуна, которым незнакомка активно размахивала. Люди вокруг замедлили ход, полагая, что являются свидетелями представления. Кто-то даже узнал Трёх Звёзд и стал наводить шумиху среди соседей, стараясь донести до них эту радостную новость.       Сейя, наконец-то вырвавшийся из своих раздумий, тихо проронил:       — Думаете это переодетый член Green Peace? Сейлоры конечно популярны, но слишком уж это похоже…       Таики сжал его запястье и выступил вперёд, заслоняя в первую очередь Ятен:       — Прошу прощения, чего вы от нас хотите?       Дама рассмеялась, демонстрируя острые треугольные зубы, от взгляда на которые, старлайты сразу как-то разуверились в том, что перед ними спятившая смертная:       — Вашей смерти в пучине океана!       Толпа зевак вокруг росла, и на этих «драматических» словах кто-то даже зааплодировал с криком «Браво!». Три звезды напряглись. Таики скользнул рукой за подкладку пиджака, сжимая брошь, но превращаться на глазах такой толпы было бы форменным безумием! И в то же время ждать, когда чудовище нападет, и от его удара пострадает невинный — совершенно немыслимо!       — Бегите! Это вовсе не съемки! Это чудовище! — не сводя глаз с треугольной недоброжелательной улыбки женщины, громко закричал Таики, надеясь, что люди поверят. Однако толпа лишь одобрительно-недоуменно зашумела. Сейя стиснул его локоть:       — Придется прорываться. Куда угодно. Хотя бы за угол. Пока мы не обратимся, не в наших силах что-то сделать. А начнутся выстрелы…       Договорить он не успел. За их спиной раздался оглушительный хлопок, словно вылетела пробка из бутылки, а затем последовал аккомпанемент криков прохожих, попавших в центр событий. Полуобернувшись, старлайты увидели огромного накачанного мужчину абсолютно белого цвета, вкатившегося в толпу шаром, а теперь сносившего всех стоявших в задних рядах мощной струей воды, бившей прямо из его груди, словно фонтан кита.       — Я Сейлоооооор Моооооби Дииииик! — грозно ревел он, демонстрируя мощные руки, на которых от запястья до локтя красовались, словно плавники, маленькие гарпуны.       Кажется, теперь ни у кого не осталось сомнений, что это может быть съемкой. С паническими криками зеваки обратились в бегство, оставив после себя тех несчастных, кого успел лишить опоры разбушевавшийся Белый Кит.       — Мы работаем в паре, — любезно пояснила Сейлор Ихтиолог и бросилась на троицу.       — Бежим! — скомандовал Таики, увлекая за собой друзей. Конечно, в такой суматохе никто бы и не заметил, что троица кумиров обратилась в женщин в кожаном фуку, но ощерившаяся сталью маниакальная персона у них на хвосте вряд ли дала бы им шанс на перевоплощение.       — Эволюция дуба Юпитера! — раздался громогласный голос Макото, и сверкающие наэлектризованные зелёные диски ринулись на преследовательницу звёзд, на какой-то момент выводя её из строя.       — Превращайтесь! — крикнула Сейлор Юпитер, приземляясь позади троицы и вставая в боевую стойку. — Я вас прикрою!       Таики на бегу полез в пиджак за микрофоном и брошью. Нацепить устройство оказалось нелегко. Быстрее всех справилась с этим Ятен.       — Звездный Сейлор Целитель!       — Звездный Сейлор Воин! — присоединился к ней Сейя.       — Звездный Сейлор Творец! — замкнул цепочку Таики, мысленно благодаря небеса, что они все носили с собой броши. И микрофоны. Блин, какая все-таки жалость, что у них столь ёмкая схема перевоплощения…       Ввиду того, что фаги действовали самостоятельно и чихать хотели на то, кто с ними сражается, представляться было некому. С легкой досады, что привычная схема в этом бою канула в безвозвратное прошлое, Творец шарахнула по Сейлор Ихтиологу «Милосердием звездного источника». В пылу эмоций милосердие там было, как неуместная шутка. Бедолагу, успевшую проглотить уже две атаки от Юпитера и навострившую десяток гарпунов для единовременного вброса в игру, знатно скрючило, но волна от атаки выбила стекла в доме, где был и неудачный ресторан, сорвав попутно фонарики.       — Чёрт! Не рассчитала!       — Бывает, — с добродушным задором ответила Юпитер, которой тоже случалось становиться причиной разрушений (причем не только в облике воительницы).       Воин и Целитель бросились на подмогу Сейлор Меркурий, чья водная рапсодия пока только раззадорила Моби Дика, с неуемной силой метавшего гарпуны, один из которых уже оставил неровный росчерк на предплечье Ами.       — Где остальные? — нервно спросила Творец. — Мы же не можем забить их насмерть! Где Сейлор Мун?       — Мы с Меркурий были поблизости, — ответила ему Юпитер. — Остальных вызвали по передатчику. Должны скоро подоспеть.       — Огненный Лук Марса! — подтверждая прибытие, раздался бодрый голос Сейлор Марс, прицельно обрушившей стрелы на Моби Дика. Яростное шипение дало понять, что эта атака возымела действие. Воин даже удержала свой «звездный бластер», с интересом оценивая результат. Это оказалось ошибкой.       Значимых физических повреждений Сейлор Моби Дик не получил, а в большей степени рассвирепел. Вздув мышцы на мощных руках, он словно дикобраз выпустил гарпуны, траектория которых оказалась совершенно неожиданной. Воин успела только коротко выдохнуть, когда поняла, что один из гарпунов летит прямо на неё. Время словно замедлилось, став зыбкой резиной. Если бы тело не застряло в этом временном потоке, то ей бы ничего не стоило увернуться. Текучее золото внезапно заполонило мир вокруг, и Воин почувствовала напористый толчок в грудь, который послужил спусковым крючком для нормального течения времени. Лопатки ударились об асфальт, а что-то боднуло в область солнечного сплетения.       «Не самый лучший мой день», — растерянно подумала Воин, неосознанно поднимая руки, чтобы положить их на чьи-то плечи. Хотя почему на чьи-то? Вполне определенные плечи, укрытые пышными рукавами фонариками, правый из которых был варварски распорот гарпуном. Огромное белое крыло, заслонявшее обзор, было также повреждено — гарпун прошил его насквозь. Сама же Сейлор Мун со стоном поднималась, с трудом сдерживая слезы — крылья были частью её, и их повреждения ощущались, как физические раны.       — Оданго? — тревожно спросила Воин, приподнимаясь.       — Гладиус, — ярко синие глаза оказались вдруг слишком близко, и в них можно было увидеть многое — кажется всё, включая рождение Вселенной.       Стол Усаги Цукино выглядел очень аккуратно, вопреки ожиданиям. Возможно, из-за привычки держать его в порядке, чтобы писать письма Мамору. Возможно, потому что его хозяйка не успела приступить к выполнению домашнего задания. Настольная лампа была включена, и её теплый свет освещал забытый передатчик и вскрытый конверт. На плотной шероховатой бумаге поблескивала крепкая серебряная цепочка с увесистым медальоном — серебро с золотом, круглый диск, на котором был выбит полумесяц, а остальную часть занимал затейливый узор, похожий на соединенные шестеренки. Сквозь раскрытые створки виднелись две длинные пряди — тусклое золото и вороная сталь. Они сплелись в жарком объятии, надеясь, что время не будет в силах их разлучить.       В раскрытом конверте виднелась также и плотная пачка писем. На верхнем листе красивым убористым почерком давно забытого в просторах Вселенной языка, прочесть который можно было скорее сердцем, чем разумом, было вытиснено: «Мой возлюбленный Гладиус, без тебя жизнь во дворце для меня череда пустых мгновений, высасывающих мою душу. Если бы то было в моих силах, я бы обернулась лунным ветром, что волен сорваться с поверхности моей родины и умчаться в просторы космоса, веря, что там сможет найти и ощутить тепло твоего горячего сердца…»