Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      Предисловие от автора: глава лирическая, посвящена девочкам, генералам, Мамору и Таики. Сейя пока за кадром, а об Усаги — «небольшой бонус». В общем, «затишье перед бурей» и много воспоминаний.       Макото слегка растерялась, когда Ами попросилась к ней с ночевкой. Встреча с аутерами отменилась — Харука позвонила после школы и сказала, что Сецуна приболела, поэтому собрание придется перенести. Услышав в ответ, что они собираются ехать в Киото, Уранус хмыкнула и попросила держать связь. Затем Усаги умчалась проведать Мамору, и Макото осталась вместе с Ами, которую до сих пор было страшно бросать одну. Однако Меркурий, договорившись с подругой о ночевке и попросив позвать Рей, отправилась на свои дополнительные занятия, оставив шатенку в волнении и тревоге. Юпитер была настолько дезориентирована, что на кружке домоводства, куда отправилась с тоски, малость передержала пирог в духовке. Никто, конечно, кроме неё это не заметил, но отправилась девушка домой в ещё более растрепанных чувствах.       Мако понимала — что-то происходит с её подругами, но вот что конкретно?       — Что-то не особо я хочу в Киото, — Рей меланхолично вертела в руках чашку. Макото, заглянувшая к ней по дороге пригласить к себе, старательно подбирала слова, чтобы поделиться с подругой событиями касательно Ами.       — Есть причина? — наконец спросила она, оглядывая теплую уютную комнату, знакомую ей до чертиков по их многочисленным посиделкам за домашним заданием.       — Нет. Мина ждет… Здорово с ней увидеться. Просто какое-то…       — Предчувствие? — Макото отставила в сторону чашку.       — Можно и так сказать, — Рей невольно вспомнила миновавшую ночь, когда Джедайт мерно опутывал её своей лаской и нежностью. Он так и не рассказал ей, как она может вспомнить о своем прошлом, и попрощались они безмолвно — до самого рассвета, с которым она пробудилась, девушка была в его объятиях. Странное чувство — Джедайт её бывший враг, но принять его тепло было так естественно и легко, что теперь Рей с тоской думала о том, что вела себя очень странно, так быстро сдавшись лорду. Не в его же красоте и напористости дело? А прошлое? Что их связывало раньше?       — Рей, — тихо окликнула её Макото. — Ты должна кое-что знать. Ами сегодня потеряла сознание.       — В смысле? — Рей вынужденно оторвалась от своих мыслей и обеспокоенно воззрилась на подругу.       — Это случилось посреди урока английского. Она неожиданно вскочила со своего места, закричала и упала без чувств. Есть предположение, что её что-то привело в отчаяние или разозлило… Так как перед этим она смахнула со стола все свои вещи.       — Конечно же, это не из-за самого урока? Ами прекрасно знает английский.       — Нет. Придя в себя, она ничего не сказала — только что она в полном порядке. А вот затем, когда ушла Усаги, сказала, что нам нужно поговорить. Но «нам» в её понимании было я, ты и она.       Рей недоверчиво посмотрела на подругу:       — Ты в этом уверена?       — Да, возможно, что по скайпу подключит Минако.       — Но если Усаги узнает об этом, то…       Макото промолчала, посчитав, что ответ здесь совершенно неуместен.       — Может и верно. Нам надо собрать воедино все кусочки мозаики. Мне тоже есть, что рассказать, — продолжила Рей, бросив взгляд на стоявшую на стеллаже фотографию. Там были они с девочками — все пять веселых воинов в матросках, недавно одолевших Галаксию и закончивших первый год своего обучения в старшей школе. Они смеются с фотоснимка так, словно нет ничего, что может их страшить и печалить, хотя совсем недавно они потеряли друг друга в пылу сражения и едва-едва удержали веру в свою принцессу, а их принцесса… Рей после сражения, когда они собрались ночевать все вместе в храме Хикава, расчесывала Усаги волосы и нашла тонкую серебристую прядку, затерявшуюся в волне золота. Она тогда ничего не сказала, а Усаги, возможно, и сама это знает, но вряд ли захочет, чтобы эту тайну обнародовали. И вот сейчас все ужасно шатко, а вера в счастливое будущее так туманна и чужда, словно может иссякнуть в любой миг. Но вера или есть, или её нет? Так ведь? И Рей верила — до зубовного скрежета, до боли в стиснутых кулаках, до крови из закушенной губы — она верила в свою принцессу. В сияющую Серенити, которая способна озарить мрак сомнений и потаенных страхов. Даже зная, в чем слабость её подруги, Рей понимала, что не умрет, не исчезнет, не свалится в пропасть, если её будет держать за руку Усаги… Пусть и приходят к ней самые страшные пугающие видения будущего. Она верит.       Это предательство. Он не имеет права так поступать. Таики неловко мялся за углом, не решаясь подойти к подъезду типового дома. Пальцы отчаянно комкали листочек бумаги, на котором был записан адрес, с огромным трудом добытый в справочной (помогли связи). Вечерние тени вяло легли на окрестные здания, и гул города доносился сюда сжато — все-таки улица была достаточно тихой. Удобный район, в духе Мамору Чиба, которого явно утомлял излишний шум. Что побудило его прийти сюда? Спусковой крючок — побег Сейи. Тот смылся сразу после репетиции, и у Таики не было сомнений — куда: под окна Усаги, конечно. Таики, как и Ами, видел эту странную неприличную сцену, от которой Меркурий потеряла сознание, поэтому испытывал в своей душе просто адские муки. Вчера! Вчера они обо всем договорились! Ах, нет. Сейя же сказал, что ничего обещать не может. Таики понимал, что все благоразумные размышления Ятен канули в Лету буквально с утра. Потому что, когда они проснулись, то Сейя вовсе не собирался извиняться, коротко буркнул что-то напоминающее отдаленно «доброе утро» и стал спешно собираться. Таики мог, конечно, пойти первым на поклон, но игнорирование и даже болезненное презрение со стороны своего «товарища» послужили, как ведро холодной воды, затушившее пламя всякой симпатии и добрых чувств. А теперь…       — Я поступаю правильно, — тихо прошептал Таики, зная, что никто его не услышит и не примет его оправданий, если его действия будут обнаружены. Глубоко вздохнув, шатен направился к подъезду.       — Мамору, ты в порядке? — Кагеру очень подозрительно рассматривал своего племянника, который сидел, привалившись к стеллажу с книгой в руках. Казалось, что он читал, но вот уже полчаса шелест страницы не нарушал тягостную тишину в комнате. Юноша не среагировал, и Кагеру тяжело вздохнул. Когда он видел сына своего брата в таком состоянии, то не мог сосредоточиться на работе. Большеглазый синеглазый мальчишка стал его любимцем с самого своего рождения. Сладкая радость для иссушенного дерева, выросшая в испещренный шипами терновник.       — Мамору, я сегодня говорил с Усаги.       Не очень честный прием, но мужчина надеялся, что хотя бы имя возлюбленной вызовет какую-то реакцию. И правда. Юноша повернул голову, по его лицу пролетела тень сожаления, и он ответил тихо — практически только движениями губ:       — Я знаю.       — Так, — Кагеру сердито хлопнул ладонью по столу. — Пожалуй, что с меня хватит. Ты за краткий срок — несчастные два дня умудрился меня привести не к самой радостной мысли: а нет ли у тебя необходимости к психологу наведаться? Твои перепады настроения, нервозное странное поведение — что это, Мамору? Последствия твоей амнезии?!       — Прости, — Мамору со вздохом поднялся и коротко улыбнулся. Улыбка выглядела вымученной и блеклой. — Я так забылся в своих переживания, что не подумал, каково тебе.       — Что с тобой? Мы же не чужие люди… Я вижу, что что-то происходит, но что именно? Усаги?       Мамору поморщился, будто бы дядя стал сдирать корку с едва зарубцевавшейся раны, а затем тихо спросил:       — Это так очевидно?       — Да, — Кагеру не замедлил с ответом. — Это слишком очевидно. И, кстати, она давно меня беспокоит. Почему она не попыталась найти тебя, когда ты пропал?       — Пустое, дядя, пустое. Усако не стала поднимать шума, потому что думала, что я устраиваюсь в университете и дел у меня выше крыши.       — Ага. Допустим, что про самолет она действительно не слышала. Но с её точки зрения это нормально, когда жених пропадает без весточки на долгое время? А?       — Нет, это не нормально. Но Усако отпустила меня в Америку ради меня самого, поэтому решила, что молчание — это мой выбор ради целей, которые я для себя поставил.       — Странная девушка…       — Возможно. Но она самое лучшее, что было в моей жизни.       — Почему же ты сам не свой? Глядя на тебя, не скажешь, что ты счастлив и любим.       — Наверное. Да, ты прав. Я не чувствую себя ни счастливым, ни любимым… — Мамору зарылся ладонью в волосы. — Поэтому все так…       — Что-то случилось, пока тебя не было? — удивительно тихо спросил Кагеру.       — Случилось. Она встретила кое-кого. Он влюбился в неё сильно-сильно, настолько, что, может быть, живи мы в некой фантастической реалии, он разорвал бы ткань времени и пространства, чтобы быть с ней.       — Ты говоришь: она — лучшее в твоей жизни. И ты отдаешь её влюбленному безумцу? — Кагеру почувствовал, как зачесались пальцы от желания почувствовать шероховатый цилиндр сигары.       — Нет, она ведь не вещь, дядя… Я не отдаю и не уступаю. Просто отпускаю её. Верней, хочу отпустить, но я…       Кагеру даже зажмурился, поднеся руки к вискам, чтобы не видеть, какая дикая, почти животная мука кривит лицо его племянника.       — Я не могу отпустить… Проще отрезать руку, — шелестом ветхих страниц разнесся голос Мамору по комнате. — Нет. Проще умереть.       Кагеру закашлялся, распахнул глаза и уставился на юношу с ужасом и шоком. Первыми словами было «все проходит, и это тоже пройдет», «может быть, ещё не все так плохо» и «хватит драматизировать, тоже мне трагедия!», но не смог. Потому что поверил этим простым и безыскусным словам, произнесенным почти безо всякой выразительности. Кто знает, что ещё бы успело произойти, но тут раздался дверной звонок.       Мамору виновато улыбнулся и пошел к дверям. Кагеру отвернулся к окну, решив отвлечься на огни вечернего города, однако краем уха он внимательно слушал то, что происходило в прихожей. Племянник открыл дверь стремительно и быстро:       — Это вы? С чего вдруг?       Кагеру прислушался, думая, что было бы здорово различить звонкий голосок Усаги (хотя вряд ли Мамору сказал бы ей «вы»), но услышал чей-то приглушенный голос, будто визитер боялся быть услышанным.       — Хорошо, — отрывисто сказал Мамору. — Сейчас.       Юноша вернулся в комнату:       — Дядя, я выйду ненадолго. Пришел друг, ему нужно поговорить со мной. Он просит меня прогуляться с ним.       — Хорошо, — Кагеру кивнул, и Мамору, коротко махнув ладонью, вышел из комнаты. Брякнули ключи в коридоре. Мужчина отвернулся к окну — он надеялся увидеть, что Мамору выйдет вместе со своей златовласой подругой, но нет… Высокий стильно одетый шатен был ему спутником.       — Хм, хорошие у него друзья, — узнать звезду из блистательного трио не составило для бизнесмена труда. — И главное — близкие.       — Зачем вы меня вытащили? — Мамору механически отметил, что стоило бы надеть пиджак. Вечер вязкой летней прохладой теребил за плечи. — Вам доставляет удовольствие поочередно ко мне ходить на «задушевные беседы»?       — Поочередно? — растерялся Таики. — А что, он уже к вам приходил? Звал на поединок?       — Хм, это была вообще-то она. Кажется, сейчас в обоих воплощениях.       — Целитель? С чего вдруг? Впрочем, это не важно, — Таики одернул самого себя и остановился посреди залитого тусклым светом фонарей бульвара. — Мамору, я знаю, что наше поведение для вас более, чем странно, и никакого доверия мы не вызываем, но мы действительно прибыли с целью вас защищать. Мы и не думали, что Воин…       — Опять Воин… — Мамору с тоской посмотрел в лицо Таики, отметив про себя лихорадочный блеск фиолетовых глаз и едва сдерживаемую дрожь тонких изящных рук, вцепившихся в ткань кремового плаща, наброшенного поверх пиджака. — Почему вы боитесь?       — Я не хочу конфронтации, — шатен не отвел взгляд, стараясь высмотреть тени жизни в потускневших от боли синих глазах. — Не поймите меня неправильно, но я уважаю вас и вовсе не хочу, чтобы вы думали, что мы прибыли с тем, чтобы украсть вашу невесту.       — Нет. Я знаю, что вы не собираетесь её красть, — вздохнул Мамору. — Все вполне может быть так, как вы говорили. Какю хотела помочь. Она же не знала, что Воин — «истинная» любовь Серенити.       Таики дернулся, открыл рот, будто собираясь что-то сказать, но промолчал, продолжив, однако, смотреть на Мамору.       — Так и чего же вы от меня хотите? Я не очень понимаю вас. Сначала Целитель приходит ко мне с непонятными заявлениями на тему, что вы здесь потому, что Усаги о вас думала. Вернее об одном из вас. Что она от меня что-то скрывает… Затем ваша очередь.       — Мы не можем его остановить. Он совсем с ума сошел. Не знаю, на что он надеется, но говорит, что ваши с ней отношения основываются на лжи, что готов вам проиграть только честно…       — Значит, на лжи, говорите? — перед глазами Мамору возник образ отчаявшейся объясниться с ним Усаги, вытянувшей вперед руки, будто отрицая, отвергая…       «Меня отдали тебе на откуп за грех моего народа перед твоим».       — Да, он рассказал несколько безумную историю о том, что был первым возлюбленным Серенити. Что их разлучили ради вашего династического брака.       — Да, это же мне сказала Усако, — Мамору сунул руки в карманы брюк и запрокинул голову, глядя на небо. Он устал — очень сильно устал от боли, разрывающей его грудь, от воспоминаний, что жгут как угли, от тайн, что вскрываются как гнойные нарывы, заставляя чувствовать себя грязным. Больше всего ему хотелось вернуться в те кажущиеся далекими времена, когда он только-только рассказал Усаги о своей семье в таком же сизом полумраке, как и в этот вечер, и признался, что чувствует, будто ждал её всю свою жизнь, а она села у его ног, положив голову ему на колени, и сказала так тихо, что ему подумалось, будто это его сердце помогло услышать её мысли — «Это правильно. Теперь я твоя семья. Я всегда буду вместе с тобой»*(1). Слова — всего лишь листья, уносимые ветром. Они рассыпаются мелкой пылью и плетут свою сеть вокруг Земли.       — Что ж, значит вы ещё разговариваете. Я искренне рад это слышать, — вторгся в его мысли Творец. — Сейя толковал что-то образное о ситуации Серенити. Говорил, что она в прочной клетке, о которой даже не знала до его появления, и не в его силах оставить её запертой в ней.       — Спасибо тебе, Таики, — Мамору решил оставить церемониал в стороне. — Ты знаешь, где он сейчас?       Таики коротко помотал головой и тревожно добавил:       — Он сбежал сразу после репетиции. Может быть, чтобы побыть одному, поскольку вчера мы очень сильно повздорили. Если это в наших силах, то мы постараемся держаться подальше от вас. На следующей неделе я попросил нашего менеджера уплотнить график, чтобы школу пришлось исключить. Потом ещё в следующую пятницу будет наш концерт-возвращение, поэтому по вечерам времени не будет.       — Почему ты так стараешься? По факту ты…       — Я знаю, что это предательство, особенно в его глазах, — Таики глубоко вздохнул, а затем сделал шаг ближе к Мамору. Его правая рука перестала терзать ткань плаща и неловко легла на плечо брюнета, готовая в любой момент слететь прочь. — Но я не могу. Как бы я не любил Воина, не в моих силах принять то, что он творит. Если в, — он неловко кашлянул, пытаясь сдержать автоматическое «ваших», — твоих отношения с Усаги есть какие-то вопросы, требующие прояснения, то выяснять это нужно вам вместе, а не так… Я не могу забыть, какими пришли вы к нам в кафе в воскресенье, крепко держась за руки, такие ярко-зеленые… Усаги была прекрасна и лучилась рядом с тобой таким спокойным и мудрым счастьем, что я не верю сейчас собственным глазам, — в глазах Таики мелькнуло мечтательное выражение. — Я бы хотел однажды почувствовать то же, что и она в тот день… Поэтому то, что творит Сейя — неправильно. Почти так же, как ухватиться за ваше Солнце, сказав, что появилось оно из вещества другой системы, и увлечь прочь, оставив планеты на верную гибель в холоде с мерзлыми бликами бесконечно далеких звезд.       Мамору недоуменно посмотрел на него, испытывая смешанные чувства — симпатию, недоверие и легкое опасение. В его сердце зашевелилась какая-то робкая надежда, когда Таики заговорил о том счастливом, наполненном солнцем и любовью дне.       — Таики, — он на краткий миг накрыл руку шатена своей, а затем аккуратно снял её с плеча, осторожно пожимая тонкие изящные пальцы. — Ещё раз спасибо. Могу честно признаться тебе, что я плохо осознаю то, что происходит сейчас… Не знаю, куда мы идем и что творим. Твои слова — одна из самых хороших вещей за сегодняшний день. Я понимаю, насколько тяжело тебе это далось, поэтому…       — Тсс, — Таики приложил палец свободной левой руки к губам и медленно потянул правую из руки Мамору. На высоких скулах возникла легкая тень румянца. — Пожалуйста, не надо. Ты очень добр. Хороший и надежный человек. Я рад, что мне довелось познакомиться с тобой. Надеюсь, что происходящее не лишило меня шанса поговорить с тобой о науке, литературе или искусстве при более спокойной обстановке.       — Нет, не лишило, — брюнет коротко покачал головой, выпуская на губы мягкую улыбку. — Мы обязательно поговорим.       — Да, потом, — кивнул Таики. — Когда все снова будет на своих местах. Пока, Мамору. Пожалуйста, будь стойким.       — Доброго тебе вечера, Таики.       «И спокойной ночи тебе и твоей измученной совести».       Мамору вновь запрокинул голову в небо. Его глаза почти не различали звезд из-за жадного мутноватого света, исходившего от города и засвечивающего все небо. Вот так и с Усако — он может пытаться увидеть её, но это никак не получается — с каждой встречей она все более чужая ему, все дальше уходит от тех дней, когда они просто знали, что могут быть вместе и быть самыми счастливыми в этом мире. Как там в его любимой книге — тонкого томика, скромно притаившегося в шкафу рядом с астрономическими трудами, который он читал порою ей вслух?       «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь»*(2). Но его сердце сейчас напоминает новорожденного щенка, не имеющего ещё ориентиров. Сердце тонет во мраке, побуждая его на безумие. Вот зачем он сегодня оставил собственническую метку на своей Лунной принцессе?       — «Твоя роза так дорога тебе, потому что ты вложил в неё всю душу»*(3), — прошептал Мамору. Разговор Маленького Принца и Лиса, когда он читал вслух, вызывал у Усако больше всего восторгов и после него она проникновенно спрашивала, смешно морща носик в попытке сделать серьезное лицо:       — А я тебе дорога, Мамо-чан?       — Конечно, дорога, Усако.       — Потому что ты вложил в меня всю душу?       Мамору обычно отшучивался в ответ и начинал её целовать. Ему было немного непонятно — что значит вложить в человека душу? Но вот сейчас, когда её нет рядом, то он сам может смело спросить себя: сколько ты вложил, Мамору? Всю душу? Оставил хоть какой-нибудь кусочек в закоулках себя? Кому нужно быть столь безумным в любви? Так обнажать себя перед другим человеком… Так открываться… Так страдать от боли… Ведь исчезни Усако из твоей жизни, и ты…       Мамору тряхнул головой и поспешил домой. Он знал, что все равно не уснет, что хоровод тягостных мыслей будет терзать его всю ночь напролет, но стоило бы попытаться — ведь завтра они едут в Киото и, возможно, будет шанс что-то исправить…       Почти у самого подъезда он остановился — может быть стоит увидеться с Усако? Но юноша тотчас прогнал эту мысль прочь. Не сегодня. Сегодня они уже обожгли друг друга. Завтра.       …Ему было сложно признаться себе в том, что он просто боится прийти к балкону своей возлюбленной и увидеть её в объятьях Воина.       На этот раз в доме Мако царила отнюдь не самая радостная обстановка. Ами с пугающе суровым и хладнокровным лицом стояла посреди комнаты, Рей напряженно смотрела на неё со своего любимого подоконника, на котором несколько дней назад размышляла о недобрых намерениях старлайтов. Сама же хозяйка квартиры сидела на кровати, скрестив по-турецки ноги. Свет в комнате был приглушен, что создавало совсем уж мрачную атмосферу.       — Ами, пожалуй, мы можем начать? — рискнула нарушить тишину Макото. Горячий чай остывал на прикроватном столике — в виду царившего напряжения, видимо, он остался не востребованным. — Ты что-то увидела, пока была без сознания? Какие-то видения?       — Не только, — хмыкнула Ами, меняя позицию и садясь в кресло. — Я увидела кое-что пока была в сознании. Усаги и Сейя.       — В смысле? — вопрос задала именно Макото. Рей ничего не спросила, а лишь отвернулась к окну. Одной короткой фразой Ами обрушила на неё ледяную глыбу из всех её страхов.       — В это сложно поверить, но Усаги любит Сейю. Чувства Воина взаимны.       — Но как это возможно? Мы отпустили их с улыбкой, Усаги сказала, что Сейя и остальные ребята всегда будут для неё дорогими друзьями, потом все свободное время она отдавала Мамору. Это же не было неправдой? Она не заторопилась и не побежала на встречу. Её волновал тогда только Мамору.       — Да, до возвращения старлайтов все так и обстояло. Мне горько признавать, но Рей предупреждала не напрасно. Был ли тут просто соблазн, но Усаги сегодня открыто демонстрировала неверность, — на щеках Ами вспыхнул гневный румянец — одно воспоминание вызывало гнев, что было так нехарактерно для этой тихой девушки.       — Прекрати, — бросила Рей, резко переводя взгляд с пейзажа за окном на Ами. — Мы ей не судьи. Мы не знаем, что произошло, но она сама не своя в последние дни. Ещё вчера сложно было представить, что для неё может быть кто-то дороже Мамору! Ты не видела, как была она бледна, когда поняла, что нападут именно на него! А я была рядом… Я видела, как ей больно и страшно. Она до сих пор думает, что реальность может быть наведенной иллюзией Галаксии!       Ами тяжело вздохнула:       — Хорошо, Рей, давай объединим информацию. Ты расскажешь в подробностях, что видела, Макото поделится своими наблюдениями. Мои факты таковы — я видела, что Сейя проявляет к ней внимание, и Усаги его принимает. У этой игры, которая разгорелась во время английского был очень определенный подтекст. Остальные старлайты также в курсе и спокойно за всем наблюдали. А вчера Таики и Ятен очень грамотно закрыли нам обзор, пока Сейя что-то говорил Усаги. А позавчера она не пришла после того, как во вторник Сейя подвозил её домой. С понедельника до четверга она не виделась с Мамору, говоря, что он занят. Но, вполне возможно, активно общалась с Сейей.       — Ами… Ты понимаешь, насколько это серьезно? То, что ты говоришь. Я не верю своим ушам. Нет, Усаги, конечно, странная в последнее время, но она и Мамору… — Макото вцепилась в колени дрожащими руками. То, что сейчас спокойным и усталым голосом говорила Ами, походило на бред. — Это невозможно! Это на века. Она не может ни с того, ни с сего воспылать любовью к Сейе, отринув любовь к Мамору. Вы же сами видели… Она счастлива и спокойна только, когда он рядом с ней. Стоит им расстаться, как она проявляет признаки тревожности. Подозреваю, что ещё и поэтому Мамору подарил ей мобильный.       — Я… В общем, мы этого не помним, но Джедайт рассказал мне, что Серенити и Эндимион не были тайными влюбленными. Они были официально помолвлены. Брак по расчету, — тихо сказала Рей, рискнув наконец рассказать обо всем, что ей известно. — С его слов поначалу Серенити терпеть не могла своего жениха. Спустя пять месяцев после помолвки отца Эндимиона убили приспешники Берилл, затем она околдовала генералов и организовала мятеж. Эндимион попытался предупредить Луну, но было слишком поздно…       Воцарилась полная тишина. Несколько мгновений девушки даже не дышали, а потом Ами громко всхлипнула, схватившись рукой за горло, вызвав тем самым шок подруг.       — Ами! — Макото стремительно бросилась к ней, падая перед креслом на колени и теребя за плечи свою синевласую подругу. — Что с тобой, Ами?       — Нас убили. Они нас убили. Генералы Эндимиона. Зой… Зой зарезал меня… Я ничего не могла сделать! Он прострелил мне руку! Мако, как больно! Мы ничего не могли сделать! Весь дворец был залит кровью… Весь! — такие ужас и боль звучали в её голосе, что воздух в комнате заледенел, вгрызаясь в кожу.       — Милая, это в прошлом, — оставив всяческое раздражение, Рей соскользнула с подоконника и приблизилась к девушкам. Она была растеряна, шокирована, и никому бы не призналась, что на какой-то миг испытала укол зависти из-за того, что Ами прикоснулась к прошлому, что до сих пор для неё было за крепко запертыми дверями — лишь в щель струился рассеянный свет — короткие и малозначительные воспоминания. — Сейчас все хорошо. Прошлое в прошлом…       — Но, Рей! — Ами рванулась из крепких объятий, её хрупкие пальцы сгребли материю на блузе жрицы. — Я любила его, Рей! Я любила Зойсайта!       — Что? — Рей побледнела, кладя пальцы на сведенные судорогой руки подруги, бойкий стук пульса, словно движения юркого зверька… — Что ты такое говоришь, Ами?       А Меркурий вдруг шумно и громко разрыдалась, будто выпуская все те ломкие эмоции, терзавшие её с самого пробуждения. Ей казалось ещё совсем недавно, что правильно вцепиться зубами в боль, оставленную Усаги и разозлиться, устроить военный совет и выявить заговор. Накалиться праведным гневом. Но все рассыпалось прахом по ладоням… Усаги. Разве может она судить её? Меркурианская принцесса, что влюбилась в Лорда Севера Земли, до смешного теплокровного и привередливого… Усаги… Нож, резавший по горлу, сжимала рука того, кто был выбран её сердцем. Почему все должно было обернуться так?       «Ты любишь меня».       — Что нам делать, Рей? Как жить с этим? И Усаги… Почему она с ним? Почему? Я не могу поверить своим глазам. Я не понимаю…       Ни Макото, ни Рей не нашли, что ответить. Они просто обняли Ами с двух сторон, стараясь согреть друг друга и прогнать прочь все метания и боль.       Когда Ами выплакалась и успокоилась, все три девушки устроились на кровати Макото, чтобы все-таки обсудить ситуацию. Юпитер достала ноутбук и стала отлаживать связь с Минако, надеясь, что та ещё не спит. Где-то через полминуты разморенная ванной Венера была на связи:       — Привет, девочки! Что за звонок в столь ранний час? — с громким зевком спросила она, сжав недовольно мявкнувшего Артемиса. — Что-то на счет завтра?       — Привет, Мина. Нет, у нас небольшой военный совет, — взяла слово Рей. — Вчера вечером кое-что произошло. Я не стала сразу тебе сообщать, так как нужно было ещё многое прояснить. Так что слушай.       Пересказ битвы с фагами, выступления аутеров и событий текущего дня занял около получаса. Минако слушала внимательно, зажав рот рвавшемуся с комментариями и вопросами своему коту, и только, когда Рей завершила свое выступление сжатой информацией из последнего сна с Джедайтом, она отпустила Артемиса.       — Все верно, — с тяжелым вздохом подтвердила она. — Простите, что ничего не сказала.       — Что?! Ты все знала?! — удивленно воскликнули Рей и Макото, Ами только застенчиво высморкалась — на громкие выступления у неё ещё не было сил, но вид у неё тоже был пораженный.       — После своего пробуждения из звездного семени я встретила Кунсайта.       — Что?! Как так встретила? — Рей растерянно смотрела на подругу.       — Ну, это была забавная история, — Минако застенчиво стала наматывать влажную прядь волос на палец. — Сейчас, наверное, прозвучит немного неуместно, поскольку тема разговора у нас очень серьезная, но, если не вдаваясь в детали, то Кунсайт просто, как самый сильный из лордов, имеет возможность покидать Элизион западным ветром. Чтобы не заскучать он часто появлялся здесь и, — тут щеки девушки залились румянцем, — навещал меня. Я ничего об этом не знала, пока он в ярости не разбросал мои выходные платья по комнате.       — Эээээ, а зачем? — все это напоминало Макото театр абсурда. За последнее время в их компании произошел переворот — Рей стала во снах встречаться с Джедайтом, Ами вдруг оказалась в прошлом повязана с Зойсайтом, а у Минако Кунсайт расшвыривал вещи по комнате.       — О, я собиралась на свидание с Цутомой*(4)… Вы же знаете — он давно мне нравился, и мы вроде бы даже оставили за кадром волейбол. В смысле, он перестал быть центральной темой нашего общения. Но… — румянец стал гуще, — в общем, Кунсайт пришел в ярость. Раскидал все лучшие платья, забросил на люстру мои туфельки, перевернул косметичку. Сначала я подумала, что это у Артемиса майские пляски, однако тот удрал на день к Луне…       — Да и как на меня-то можно было подумать? — возмутился Артемис. — Я же никогда не портил твои вещи! Только то зеркальце…       — Да знаю, — отмахнулась Минако, прервав его, и продолжила свой странный рассказ. — Я стала пытаться вернуть все как было, но стоило мне поднять платье, как оно вырывалось у меня из рук и как живое летело по комнате в самое странное и непонятное место. На форточку, за диван, под кровать… Если бы моя мама заглянула бы ко мне, то подумала бы, что там монгольское иго побывало. Когда я разозлилась и стала кричать, он откликнулся. Да так, что у меня в ушах зазвенело. Где-то через часа два мы нашли общий язык. Естественно Цутому я в тот день и не увидела.       — И как же ты узнала о прошлом? — Рей подалась вперед. Этот вопрос интересовал её больше, чем причины, по которым Кунсайт так творчески обошелся с комнатой Минако.       — Ну, кое-что рассказал мне Артемис ещё, когда я была Сейлор Ви. Например, про генералов Эндимиона — что они были заколдованы Металлией в эпоху Серебра и Золота.       — Да, но когда мы поняли, что они перешли в эту эпоху все такими же злобными демонами, то осознали, что ничего для них уже не сделать, — важно вставил Артемис.       — А про Эндимиона и Серенити я узнала от Кунсайта, — завершила Мина. Она не хотела пока говорить, что помнит куда дольше… что ещё от Адониса узнала, что в её жизни был некто очень важный, ради кого она его отвергла*(5). А потом старательно вспоминала, выдавливая подробности из своего разума. Только когда вспомнила и вышла сражаться плечом к плечу с остальными воинами, то сама была не рада — лорд Запада признать никак не мог её. Берилл начисто стерла его воспоминания о земной личности и малость «вырастила». Да ещё и это «Я иду к тебе Зойсайт»… Волей-неволей, до чертей проклиная и Металлию, и Берилл, и Кунсайта, и Зойсайта, да и собственную судьбу за компанию (а ещё и Адониса с его нелепым предсказанием*(6)), Венера сражалась. После перезапуска мира она ещё немного надеялась случайно встретить «Сайто»*(7) где-нибудь на улицах Токио, но потом смирилась и перестала его ждать… И вот, когда надежды больше не было, в её окно ворвался Западный Ветер. Мина не чувствовала себя преступницей за то, что скрывала это. Любовь к Кунсайту — её сокровище, немного постыдная и выстраданная тайна. И она думала, что девочки полагают про своих возлюбленных также.       — Так что с Усаги? — робко спросила Ами, возвращая разговор в основное русло. — Что мы будем делать?       — Я думаю, что нам надо поговорить об этом с ней… Она поймет наше беспокойство и будет с нами честна, — решительно ответила Минако.       — Да, это самое верное. Поговорить с Усаги, — решительно махнула кулаком Макото. — Все встанет тогда на свои места!       Рей тихо вздохнула, чувствуя, как зудит в висках, а веки тяжелеют против её воли. Ужасно хотелось спать. У неё возникло вдруг странное ощущение, что «поговорить с Усаги» вовсе не окажется панацеей от проблемы.       Артемис почесал лапкой нос, а затем серьезно и веско сказал:       — Девочки, пожалуйста, будьте решительны, но осторожны. Ситуация крайне сложная. Принц Эндимион должен стать жертвой нападения неведомого врага, но это не значит, что и остальные не находятся в зоне удара. А принцесса… Да, поговорите с ней завтра. Мы должны знать точно, что связывает её со старлайтами. Но не предавайтесь страхам раньше времени. Верьте в принцессу.       — Молодец, Артемис, — Минако широко улыбнулась и стиснула кота так, что тот панически замахал лапами и громко замяукал. — Ты такой умный. Что ж, давайте спать. Я буду завтра встречать вас на вокзале. Мне пообещали выходной. А послезавтра сможете поприсутствовать на наших съемках.       — Хорошо, Мина. Доброй ночи!       Девушки распрощались и стали готовиться ко сну.       Утомленная за день Ами уснула быстро, да и Рей немногим от неё отстала. Макото же долго смотрела в темноту и думала… Об Усаги, которую что-то теперь тесно связывает с Сейей. Конечно, они хорошо дружили в первый визит старлайтов, а Сейя влюбился в неё, но чтобы Усаги… Нет, какие все-таки глупости. Даже если Усаги вдруг узнает, что она поначалу не была влюблена в своего Принца, то необязательно будет выступать и возмущаться — ведь теперь-то она любит его. Но если…       Мако повернулась на другой бок, утыкаясь носом в макушку Рей, спавшей рядом. Тихое дыхание подруги щекотало шею, и Юпитер заерзала, меняя направление мыслей. Ами… Ами и Зойсайт. Какая страшная пронизывающая до костей история. У неё вышло все по другому. Она ведь не любила Нефрита. Нет. Ни капли не любила этого синеглазого эгоистичного красавца! Поэтому ей не в чем было сомневаться, когда она сражалась с ним, что и поспособствовало победе. Макото твердо кивнула, словно убеждаясь в чем-то. Нет, конечно, сердце как-то странно болело, когда она видела его с Каллисто. Ведь тогда там в беседке он сказал… Мако вновь завертелась вокруг своей оси, едва не свалившись с кровати. Не надо вспоминать слова этого ловеласа… Он никогда не говорил ей правды, и те взгляды ничего не значат. Ну а то, что, закрывая сейчас глаза, она отчетливо до мельчайших черточек видит его лицо, вообще полная чепуха. Точно так же она может представлять себе кого угодно, — наивно пыталась успокоить себя Мако, безнадежно теряя все шансы заснуть.       Свет угас, погрузив Элизион в схематичное подобие ночи. Четыре лорда находились в беседке с разведенным магией оранжевым пламенем лисьего огня. Джедайт расположился на полу поближе к костру, подбрасывая пучок веточек и смотря, как они падают. Периодически он что-то недовольно бормотал, хмурился, выбрасывал пучок целиком прочь из беседки и шел за новыми.       — Он тут все кусты обдерет, — провожая его взглядом, хмыкнул Нефрит, сидя на краю скамьи, широко расставив ноги.       — Не мешай ему, — одернул его Кунсайт, меривший беседку шагами. — Возможно, у него получится что-нибудь вызнать. Лучше вернемся к нашей проблеме.       — Эндимион, — вздохнул Зойсайт, направляя ладонью новый поток пламени, яркой спиралью метнувшийся к крыше беседки и плавно спустившийся на место кострища. К воротнику своей генеральской формы он сегодня по странной прихоти приколол оранжевую розу и периодически чихал от приторного запаха, однако упрямо носил. — И таинственный артефакт, из-за которого странно ведет себя Серенити, а нашего принца ломает. Я уверен, что у нас должно быть достаточно входных данных. Эта вещь с Луны и передана Воином.       — А Воин бывший возлюбленный Серенити. Или не бывший, — Кунсайт ударил кулаком по колоне. — Я подозреваю, что здесь замешана воля самой Серенити, но мессир верит, что она не способна вести свою игру.       — Нынешняя или та, что была ещё пару дней назад не могла, — кивнул Зойсайт, вертясь на спинке скамьи, как нахальный подросток. — Я изучал лунную технику. Арни разбирала со мной некоторые трактаты. У лунатиков были своеобразные технологии, благодаря которым есть возможность общаться с Селеной сейчас.       — Ты о копии на резервном компьютере? — Кунсайт повернулся к младшему лорду. — А ты слышал что-нибудь о более мелких предметах, которые могут…       — Хранить воспоминания? — подхватил рыжий. — Да. На Луне бытовала традиция делать для высшей знати такие артефакты, чтобы подстраховаться на случай или передать информацию. Самое страшное все-таки у них — это культ «псевдо-бессмертия». Некоторые из лунных людей после утраты спутника жизни, например, могли какое-то время жить с его копией… Потом, конечно, это начинало пугать, так как копия не обладала возможностью запоминать новую информацию или импровизировать. Просто, как смотреть на нынешние записанные пленки. Кстати, говорят, что это было очень чудно, что у Селены не было такой копии от её мужа… Он никогда не пользовался этими технологиями, хотя и участвовал в разработке.       — Бррр… — Нефрит передернул плечами. — Вы меня извините, но Луна все-таки пугающее место. Почему Альянс признал её главенство?       — Думаю, что из-за мощи Хонсу. После его ухода Селене пришлось поступиться лидерством, разделив его с Гуан-Ди и Тлалоком, — механически откликнулся Джедайт, вновь и вновь подбрасывая веточки. — Кстати, я с Фэнхуан говорил прошлой ночью. Кто помнит состав дипломатической миссии с Кинмоку? Кунсайт, ты?       — Дипломатическая миссия? А, первая была королева Рико и несколько знатных лиц. В их числе… Воин. Он после этого часто крутился на Луне.       — Где его и увидел Эндимион, — подхватил Нефрит. — Помню, как он сетовал на влюбленного дурака у ног Серенити.       — Не уходим от темы. Получается, что артефакт наверняка ментальный с воспоминаниями Серенити о том времени.       — По идее это не должно быть страшно, — хмыкнул Зойсайт. — Нам известно, что Серенити и Эндимион достаточно бурно общались и не были чужими друг другу. Если это воспоминания, то объяснить почему Эндимион получил такой удар для нас нет возможности.       — А что если это индивидуальная копия воспоминаний? — спросил Кунсайт. — Особенных, предназначенных для определенного человека. Воин мог вернуть Серенити сделанную ею копию для его личного пользования. Вполне традиционный подарок для лунной жительницы, особенно перед разлукой.       — Очень подходящая версия. Получается, что Воин покопался у себя на Кинмоку в вещах из архивных коробок, нашел «дар любви» и решил напомнить Серенити о себе, а тут и шанс выпал — Какю впала в медитативный транс и предсказала опасность для Земли. Удобно — помогаешь защищать и обольщаешь чужую невесту. Наверняка же Серенити записывала для него только их счастливые воспоминания. Теперь она может думать что угодно — в том числе и то, что земляне осуществили её похищение, а Воин её нареченный, — генерал Севера глубокомысленно помотал пальцами, будто прилаживая на место детальки какого-то механизма.       — Или нареченная, — буркнул Нефрит, разваливаясь на скамейке в полный рост. — Только вам не кажется, что от простых воспоминаний Серенити не могла «перезагрузиться». Вот покажи мне кто-нибудь радужные картинки, я бы не поверил сразу, даже если кто-то будет мне активно что-то доказывать. Другими словами, даже если Воин показал ей эти воспоминания, то Серенити, основываясь только на этом, вряд ли стала бы отторгать принца. Она бы к нему прибежала и просто рассказала все, как бы Воин не был убедителен.       — Но он же получил её доверие в отсутствие мессира… — с сомнением протянул Зойсайт, который был вынужден развернуться, чтобы Нефрит не отдавил ему ноги.       — Даже если так — одной болтовни и картинок недостаточно, — продолжал гнуть свое южный лорд.       — Конечно, недостаточно. Серенити слетала на Луну, — мрачно откликнулся Джедайт, сделавший очередной бросок веточек и теперь недоуменно и даже испуганно глядящий на результат.       — Когда? — Кунсайт сдвинул брови, оборачиваясь к блондину. Тот коротко бросил в ответ:       — В среду.       И пошел быстрым шагом прочь из беседки.       — Джед, ты куда? — Нефрит приподнялся на локтях. — Мы же ничего не решили!       — У меня неотложное дело, — донеслось из темноты. В голосе слышалось столько тревоги, почти перешедшей в панику, что никто даже не подумал надоедать ему дальше. А Нефрит мрачно вздохнул: он искренне завидовал лорду Востока, который в отличии от него имел шанс обнимать свою возлюбленную и (по данным язвительной рыжей разведки, улавливающей самые незначительные перемены в настроении и поведении окружающих) даже целовать. Ему-то Несси могла бы лишь сниться, если бы у него была потребность во сне. Вот и оставалось предаваться воспоминаниям, которые не блекли время от времени, но тасовались памятью, как крапленая колода, подбрасывая постоянно «даму пик» — момент его смерти.       Кунсайт скрестил руки на груди, поставив мысленную галочку прояснить потом ситуацию с восточным лордом:       — Итак, вот теперь мы можем заподозрить, что наша принцесса умудрилась найти подтверждение историй Воина на Луне. Но даже так…       — Селена? Может она по-честному рассказала про политическую комбинацию наших владык? — развел руками Зойсайт. — Резервная копия, наверное, моделирует предполагаемое поведение оригинала, поэтому реакцию она имитирует качественно. Наверняка, Селена была не особо счастлива, что ей пришлось так обойтись со своей дочерью.       — Верно. И тогда Серенити поверила. Что ж, картина относительно полная. Единственное, что нам не ясно — что делать дальше? — вздохнул Нефрит.       — Что делать — что делать? Наберусь сил и опять вломлюсь во внешний мир, — хмыкнул Кунсайт. — Не хватало нам ещё и интриг Воина к грядущим неприятностям.       Нефрит и Зойсайт промолчали. Они смутно догадывались, какое решение принял их старший лорд и боевой товарищ.       Джедайт стремительно бежал во мраке, думая только об одном — он должен предупредить Рей. Сегодняшнее гадание шло у него из руку вон плохо — грядущее отказывалось давать ему ответы на вопросы, демонстрируя знак «неопределенность».       Только на один вопрос — о своей огненной воительнице — он получил очень четкий ясный и не поддающийся разночтению ответ: «Смерть».       Усаги сидела на кровати, читая мангу. Живые картинки и напряженный сюжет отвлекали от сумрачных мыслей. В чем-то история про девочку, вырванную из своего времени в Древнюю Анатолию и оказавшуюся в тенетах политических интриг*(8), в которых ничего и не могла смыслить, напоминала Усаги о своей ситуации и, к удивлению, чем-то даже успокаивала — вон сколько пришлось героине пережить и ничего — жива (чудом каким-то, но все же!).       Внезапно в дверь постучали.       — Да? — откликнулась Уса, прикрывая мангу. Куда, кстати, подевалась Луна? Кошки не было на кровати…       Дверь открылась, и вошла Чибиуса в своей изящной пижамке волнистого цвета, отделанной кружевами.       — Усаги, — жалобно сказала она. — Мне страшно… Можно я посплю с тобой?       — Чибиуса? — девушка почувствовала смутное беспокойство. Что-то не то. Но вот что именно? — Что тебя тревожит?       — Не знаю, Усаги… — Малышка была сама не своя, задевав куда-то всю свою грубоватость и резкость, которую обычно демонстрировала будущей маме. — Мне вдруг показалось, что мамы нет. И папы тоже.       Усаги протянула руки к дрожащей девочке и помогла забраться на кровать:       — Какие глупости, Малышка. Твои папа и мама очень сильны и никуда не могут деться. А кроме того, разве ты не можешь вернуться в тот же день, когда их покинула?       — Нет, Усаги, — серьезно и грустно сказала Чибиуса, прижимаясь к ней теснее. — Они ни куда-то делись — их просто нет.       — Но ты же есть. А я и Мамо-чан никогда-никогда тебя не покинем. Верь мне. Я не могу бросить тебя. Ведь я люблю тебя, Чибиуса. И Мамо-чан тебя любит. Мы для него две самые дорогие женщины во всем мире, — Усаги нарочито рассмеялась, стараясь подбодрить девочку.       — Правда? — в голосе Малышки чувствовалась радостная вера ребенка, а Усаги вдруг стало страшно. — Тогда нарисуй мне барашка.       — Что? — Уса разжала руки, отшатываясь назад. — Зачем тебе барашек?       — Нарисуй мне барашка, — в карих глазах Чибиусы поселилась горькая печаль и мольба. Усаги хотела что-то ответить, но не успела — дверь отворилась и кто-то вошел.       — Чибиуса, — окликнул чей-то знакомый девичий голос. Только Усаги никак не могла узнать обладательницу этого голоса.       — Чибиуса, — повторила посетительница подходя к кровати. Удивительно, но как бы Усаги не пыталась рассмотреть её, она видела только смутный силуэт. Ночник стал светить вдруг очень тускло, и за пределами кровати зашевелилась тьма.       — Чибиуса, — третий раз окликнула девушка, протягивая руку к Малышке. — Нам пора идти. Не докучай Усаги. Ей надо выспаться как следует. Пойдем.       Чибиуса вздохнула и приняла руку, а затем соскочила с кровати:       — Пойдем. Но Усаги ведь потом нарисует мне барашка?       — Нарисует. Правда, Усаги? — в голосе посетительницы слышалось задорное веселье. — А пока доброй ночи, Усаги. Завтра рано вставать, а ты такая соня…       — Стой. Почему ты уводишь её? Малышка может поспать со мной… И ты можешь остаться. Не уходите… — Лунная принцесса испытала вдруг нешуточный ужас от мысли, что сейчас Чибиуса и та странная девушка уйдут.       — Нет. Нам надо идти, — ответили ей. Мутноватый свет ночника внезапно выхватил из темноты крепко сцепленные руки посетительницы и Малышки — из-под рукава блузки девушки на кисть девочки стекала алая кровь.       — Прости, Усаги. Спи спокойно. Я о ней позабочусь.       Они медленно направились к дверям, и Уса, не помня себя от страха, вскочила с кровати и бегом бросилась к ним, чувствуя как легкие наполняются запахом паленного мяса и крови, но не смогла догнать… Чибиуса и её спутница как-то быстро вышли из комнаты, несмотря на свои замедленные движения, и дверь, как крышка гроба, захлопнулась за ними.       — Нет!!! — Усаги влетела в дверь на полном ходу, ударяясь корпусом, и…       …проснулась на полу своей комнаты. По её щекам текли горькие слезы, а фоном надрывался будильник, возвещавший время подъема. До поезда в Киото оставалось три часа.