Причудливые игры богов. Жертвы паутины

      Ночной бархат терся о стекла окон. Рей сидела на татами, обреченно теряясь в густых тенях колышущихся деревьев. При тусклом свете, исходившем от онсэна, ей чудилось, что она дробится в тонкие росчерки игл пихты. Весь день для неё был тошнотворным комком ваты, который попал в горло и затруднил дыхание. Виной ли тому то, что она получила свое желанное прошлое? О, да! Виной ли тому лорд Востока Джедайт? О, тысячу раз да! Виной ли тому, что будущее превратилось в острый меч, метящий со слов несчастного генерала куда-то ей под левую грудь? Вряд ли… Она не удивилась его словам. Ни капли. Что-то в таком духе она чувствовала сама, хотя и не рисковала озвучивать. А теперь девушка ощущала себя, как крайне тяжелый пострадавший в аварии, которому сказали, что он не дождется рассвета. Вопрос: надо ли сказать об этом девочкам?       Рей откинулась на спину, чувствуя, как предательски щиплет глаза слабовольная влага.       В этот раз не было ни осени, ни засвеченных золотом полей Элизиона. Под ногами скрипел темно-серый песок, от которого зачесалась кожа. Рей обнаружила, что стояла босая посреди бескрайней пустыни. Девушка запрокинула голову, изучая тяжелый свинцовый купол неба, на котором взбухало сияющее серо-синее облако с маленькой жемчужиной в центре.       — Что это? — она знала, что Джедайт где-то рядом. Возможно, позади.       — Рассвет в твоем родном мире*(1)… Когда я в первый раз прилетел сюда, то недоумевал, как кто-то может любоваться этим. Свет блеклый, и несмотря на то, что планета считается багровой, вся кровь конструкций заметна лишь в стратосфере, где раскинулась сеть титанических замков, платформ… Здесь внизу Марс жемчужно-серый, зеленоватый, охровый, оранжевый… Но не багряный. Удивительно, да? — он возник справа, глядя на миниатюрную жемчужину в небе.       Рей недоуменно смотрела на него, растерянно теребя свою одежду, которая в этот раз растекалась тяжелым пламенным морем по её телу в образе пышного платья незнакомой конструкции:       — Почему мы здесь?       — Здесь ты впервые сказала мне, что любишь меня…       — Романтично, — хмыкнула, смутившись, Рей, покатав ногой камешек покрупнее, словно это могло унять зуд. — Сложно представить себе более подходящее для этого место…       — Хм, я бы и не сказал, что это было романтично, — Джедайт посмотрел на неё очень серьезно и тревожно. — Но, пожалуй, об этом как-нибудь потом.       — Так все-таки, почему мы здесь? Вряд ли из-за того, что это место…       — Да. Это причуда моей памяти. Я не планировал приводить тебя сюда. Просто так получилось…       Только сейчас она заметила, насколько генерал вымотан и бледен. Он и раньше не производил впечатление человека, часто видевшего солнце, а сейчас его лицо было пепельно-серым и горьким, что вздумай она сейчас прикоснуться к нему, как просто бы разрыдалась от боли, что отозвалась бы иглами от кончиков пальцев до самой глубинной сути всего её существа…       — Что с тобой?       — Рей, скажи мне, что ты планируешь делать в ближайшее время?       — В смысле? — если бы не его вид, то, возможно, она допустила бы мысль, что он хочет позвать её на свидание.       — Мне нужно знать, что ты задумала, — резко отчеканил он, начиная распаляться от вынужденного промедления.       — Я не понимаю. Что значит задумала?       — Ты приняла какое-то решение, которое повлияло на твою нить. Рей. Пожалуйста, — в глазах Джедайта растворилось раздражение, пропуская оголенную жалкую мольбу, напоенную таким ужасом, что сердце девушки пропустило удар, — скажи мне. Что это за решение.       — Я действительно не понимаю тебя, — Рей зашелестела ресницами и неосознанно потянула к его лицу руки. Рукава платья были тяжелыми, как оковы, а мысль о боли тревожила, как зудящая мошка над ухом, но это было такой глупостью в сравнении с тем, что ей нужно было сделать…что её сердце находило необходимым сделать.       Его кожа была ледяной, и предполагаемая боль застучала в виски девушки, оседая горклым пеплом в горле.       В ответ Джедайт продолжал смотреть на неё с неясной тревожной мольбой, надрывавшей сердце, будто надеясь, что ещё через миг-другой она все-таки скажет ему то, что он жаждет услышать.       Воцарившееся молчание тяготило обоих — Рей неясными ожиданиями, а Джедайта отсутствием необходимого ему ответа.       — Рей, — тихо позвал он, вглядываясь в фиалковые глаза. — Мне нужно, чтобы ты знала. Я гадал на тебя…       — Гадал? — Рей вспомнила о гудящих языках пламени в своем храме, которые порой освещали затемненные очертания будущего.       — Да. На деле я пытался выяснить как можно больше о том, что нас всех ждет в ближайшее время, так как положение дел во всех смыслах неблагоприятное. Но на все ответы я получал ответ «неопределенность». Кроме одного…       Она не сразу поняла, почему задрожали руки, а воздух стал ледяным, обжигая горло. И ведь так странно — у неё не было оснований ему верить. Память молчала, скрывая Джедайта, его значимость и таланты, которыми он славился в века Серебряного королевства.       — Рей… что ты делаешь в ближайшее время? Куда ты едешь? С кем встречаешься?       Слова подобрались не сразу, потому что девушка не находила ничего странного и страшного в том, что ей предстояло в ближайшие дни.       — Мы с девочками едем в Киото к Минако…       — В Киото? Давно это было решено? — черты Джедайта заострились.       — Мы планировали это ещё на неделе, но наверняка решили только вечером с девочками.       — Все сходится, — мрачно подтвердил Джедайт. — Тебе нельзя туда ехать. Там произойдет нечто страшное. И ты погибнешь. Судьбы остальных не предопределены, но твоя… Ты однозначно погибнешь там, Рей…       — Почему? Именно я, да? Остальным ничего не грозит? — она сама не понимала, откуда взялся такой механический и даже равнодушный голос.       — Не знаю, — яростно бросил Джедайт, стискивая кулаки. — Не знаю! Мне известно, что ты умрешь, если поедешь туда. Пожалуйста, отмени поездку. Или просто не отправляйся в Киото! Отпусти их одних туда…       — Ты говоришь, что там случится что-то страшное, — она почти прошептала это, удивляясь кристальной ясности и спокойствию сознания. — Значит, я не могу остаться.       Её ладони скользнули по его скулам и упали, как плети вниз.       — Что если моя жизнь — это цена жизни одного из них?       — Рей… А если там тебя ждет какая-то до оскомины скучная случайность? Кирпич с твоим начертанным именем? Машина?       — Ты сам-то в это веришь? Джед… — она с усилием положила руки на его напряженные кисти. — Если бы мне была уготована такая случайность, то она бы осталась острой чертой в любых обстоятельствах, в любом месте… Я уверена, что там случится нечто чудовищное. Они будут в опасности. Я должна быть с ними…       «Фэнхуан»*(2)…       Она не услышала это имя. Она почувствовала его, как укол в сердце…       А Джедайт закричал громко и отчаянно:       — Ты не понимаешь! Нет, Рей, нет! Отмени эту поездку! Скажи всем, что чувствуешь беду!       — Но Минако! Она там! Она окажется в эпицентре. Один воин безо всякой поддержки товарищей! Как мы можем её оставить?       — Но… Ты можешь позвонить ей с утра! Пусть спешно покидает город!       — А остальные? Мы защищаем Токио, но если катастрофа случится в Киото, то разве мы можем остаться в стороне?       Генерал ничего не сказал, только покачал головой, отрицая… Но что?       — Джед… — под рассветом Марса все вдруг показалось пусть и несправедливым, но верным и необходимым. — Что если моя жизнь — цена, которую необходимо заплатить за остальных?       — Но почему именно твоя жизнь?! Почему?! Рей, я уже забирал её! Я уже был причиной твоей смерти! И не хочу, чтобы это повторилось!        — Забирал… — повторила Марс одними губами.       «Нас убили. Они нас убили. Генералы Эндимиона. Зой… Зой зарезал меня… Я ничего не могла сделать! Он прострелил мне руку! Мако, как больно! Мы ничего не могли сделать! Весь дворец был залит кровью… Весь!» — голос Ами эхом отдавался в ушах девушки.       — Ты убил меня, да? — мягко спросила она, заглядывая в отчаявшиеся голубые глаза.       — Да, Фэнхуан. Да. Я убил тебя.       — Летите огненные стрелы! — три йомы падают на пол, корчась в муках. Пахнет паленным мясом, а пол залит кровью. Чьей? Врагов? Друзей? Фэн не хочет думать об этом. Битва идет уже около часа, и почти с самого начала она не видела девочек. Арнемеция*(3) затерялась где-то в восточном крыле, стараясь помочь организовать эвакуацию до того, как всех вырежет полчище галдящих демонов. Несару*(4) и Истар*(5) сопровождали Королеву Селену в Лунную Башню, где та должна была активировать Серебряный Кристалл. А она… она должна была найти непутевую принцессу Серенити, которая где-то в центральной части дворца. Возможно, что вместе с Эндимионом. Но где тому были гарантии? Эндимион буквально в разгар бала упал в залитых кровью доспехах к ногам королевы и прохрипел страшные вести. У них было всего-то десять минут, чтобы осознать и попытаться начать действовать. Однако паника, поднявшаяся в зале слишком замедлила дело. Громогласный окрик Селены относительно отрезвил, ринувшихся к дверям придворных. Но оборону организовать не успели…       Из альянса на балу присутствовал отец Несару, правитель Юпитера — Тлалок*(6), и отец Фэнхуан, правитель Марса — Гуань-Ди*(7). Сигналы о помощи были посланы сразу по всей системе, но слишком близко было положение сердца Альянса к источнику агрессии.       Единственную ставку правители, знавшие, что темная силы Металлии не поддается их магическому воздействию, сделали на Селену, но чтобы удар был полноценным, его нужно было нанести из Лунной Башни. И, к сожалению, противник это знал. Армия демонов напала стремительно, быстро разделившись на четыре мощных потока. Два из которых поспешили замкнуть кольцо вокруг Лунной башни. Проклятье… Только бы у девочек хватило сил пробить кольцо противника!       Дикий истошный почти нечеловеческий крик в соседнем коридоре, и Фэн содрогается, тихо бормоча про себя «Это не Серенити. Это не Серенити», но опрометью бросается туда. Она не имеет права оставить что-то без внимания…       Коридор также залит кровью… Битва перестала быть таковой и просто превратилась в бойню. Она видит набухающий кармином когда-то белый шелк и светлые пряди волос придворных дам, которые с немым упреком смотрят в потолок стеклянными глазами.       Здесь явно работа звероподобных демонов, которые зубами выгрызали куски плоти, когтями вырывали сердца и выворачивали грудные клетки. Фэн настороженно прислушивается — где-то там в шагах тридцати утробное урчание явно обедающего монстра. Тошнота наваливается мутной волной, когда до ушей доносится хруст разламываемых ребер. Каких тварей пустила Берилл сюда? Шарахнуть бы пылающей мандалой… Но что если там есть кому помочь… И она вновь призывает огненный лук. Пальцы ноют от напряжения, пока удерживают тетиву в боевом положении. Бесшумно передвигаться в идиотских туфлях, которые почему-то являются неотъемлемой частью её боевого костюма, можно только бегом. Она мчится стрелой через коридор и влетает в небольшую залу, которая всего несколько часов назад была залом уединения, а теперь напиталась кровью тех, кто любил предаваться здесь философским спорам и размышлениям. Под каблуком хрустит чей-то медальон — мертвая память об исчезнувшем, которой больше не для кого звучать.       Тварь, вгрызавшаяся в труп, который какое-то время назад был министром по делам казначейства Мецтли, низкая, приземистая, похожая на человека. Только без головы. Длиннорукая коротконогая гадина, услышав шум, оборачивается к воительнице, щуря мелкие мутные глазки, располагавшиеся на плечах, и скаля окровавленные треугольные зубы в пасти, располагавшейся на груди. Обрывки мышечной ткани и кожи, свисавшие с его клыков, вызывают очередной тошнотворный позыв. Антропофаг*(8)… Мерзавка Берилл напустила среди своих тварей антропофагов… Отвратительных каннибалов. Чудовищных тварей-трупоедов, обитающих в южных широтах Земли. О, да! Ведьма не просчиталась — они подчистят дворец так, что никто потом и упоминания не найдет о лунных жителях… Даже кости сотрут в порошок.       Сдержать дрожь рук не предоставляется возможным, и Фэнхуан впервые за долгое время теряет самообладание. Стрела летит в бок, но очень близко с целью и опаляет глаз твари, которая рычит от боли, трясет всем своим телом и мчится вперед, выбрасывая вперед длинные когтистые лапы. Фэн отшатывается, но тут в тварь со спины с хрустом всаживается клинок — прямо из распахнутой пасти как язык высовывается сверкающая голубоватым светом сталь. Спаситель Марс с усилием потянул меч на себя, и чудовище, булькая собственной кровью, падает к ногам девушки.       — Тактика выжигания огнем самая лучшая в таких ситуациях, Фэн.       Сердце колет неверием:       — Джедайт, — охает девушка, недоверчиво глядя на возникшего перед ней генерала. Его малость подкоптило где-то, земной мундир помят, подпален и продырявлен, светлые волосы в полном беспорядке, а на скуле кровоточащий порез.       — Я рад, что ты жива, — он улыбается, оглядывая её с ног до головы.       — Что ты здесь делаешь? — она инстинктивно отступает на несколько шагов. Сейчас любой землянин означает потенциальную опасность. Даже если этот землянин её жених.       — Ищу принца. Наши совсем с ума сошли. Берилл промыла им мозги при помощи Металлии, и теперь они жаждут с ним расправиться. Эндимион не знает об этом, и я надеюсь, найти его раньше, чем Кунсайт всадит ему кинжал в спину. Или Зойсайт нашпигует стрелами…       — Что? — Фэнхуан чувствует, как холодеет в груди. Представить себе, что земные генералы теперь одержимы злом и ведут этих людоедов, страшно. — Это правда?       — Увы, — вздыхает Джедайт. — А что делаешь здесь ты в отрыве от остальных воинов?       — Ищу Серенити. Она должна быть где-то здесь, если только эти чудовища ещё не добрались до неё, — Фэн трясет от мысли, что она может обнаружить подобное чучело рядом с Лунной принцессой. Жива ли она? Растерзана в лоскуты? Или ещё бьется за свою хрупкую ломкую жизнь? Лунная пыль стелется по ветру, блуждает в закоулках дворца и замирает в карминовых лужах…       — Давай поможем друг другу, — ладонь Джедайта мягко ложится на её сведенную напряжением руку, сжимающую лук. — Я смогу тебя защитить.       В его глазах тепло и забота, и Фэнхуан вспоминает пыль своей планеты, окунувшись в которую, они разделили свой первый поцелуй.       — Как по-твоему, у нас есть шанс выжить? Селена скоро должна оказаться в Лунной Башне… Но…       — Думаешь, мощи Серебряного Кристалла хватит?       Джедайт тянет её за собой.       — Конечно, но мы уже столь многих потеряли! Кристалл, возможно, подарит надежду им на возрождение, но разве это заполнит опустевшую Луну?       — Да. Подлая змея Берилл… — голос мужчины звучит слегка отстраненно. — Ты можешь позвать Серенити? Наверное, она прячется от всего этого ужаса. У неё такая хрупкая и впечатлительная душа.       Пальцы Джедайта, которым она доверила свою ладонь, теплые, но в то же мгновение в этом тепле было что-то колючее.       — Позови её. Твой голос она прекрасно знает. Тратить время на слишком тщательные поиски — преступно.       «Три генерала Эндимиона, Три из Четырех Небесных Королей возглавляют три отряда из четырех в черном войске Берилл… Но кто стоит во главе четвертого потока?»       — Джед, но если она далеко от нас? Её услышат антропофаги… А они быстрые твари…       — Да, наверное, ты права… — Джедайт замирает, глядя куда-то перед собой. — Ну и зачем тогда все это, раз ты у меня такая умница.       — Что «это»? — тихо шепчет Фэнхуан, ещё не понимая, но уже осознавая, что сейчас произойдет. Джедайт оборачивается и тянет её на себя, словно для поцелуя… И да, он и целует её под аккомпанемент металла с хлюпаньем и скрежетом, выходящего из её спины. Надорванная мышца в груди, которая обеспечивала ток крови в теле, дает сбой и Фэн оседает в его руках, как сломанная кукла. Последний поцелуй горит на её губах горькой нежностью предательства.       Она рада, что Серенити так хорошо спряталась… Ведь она ещё жива, да? Жива… Тьма тяжелым пологом падает на неё, раздавливая все её существо. И последнее, что она выталкивает из покалеченной груди:       — Не прощу тебя… подлец…       — Мне и не нужно твое прощение, глупая марсианка… — теплые пальцы скользят в утешительном жесте по её щеке.       — Ты убил меня…       — Да.       — И скормил трупоедам?       — Нет. Я унес тебя туда, где они не могли бы тебя найти…       — Как я могу тебе верить?       — Никак. Я прятал воспоминание от тебя, потому что знал — ты не сможешь мне доверять, когда увидишь его… Я меньше всех других генералов был похож на одержимого… Металлия смогла разобрать меня по винтикам и собрать, как того хотелось. Но никуда не убрала мое знание о тебе, потому что ты была под моей кожей… В моих легких был воздух твоей планеты… В моих глазах — навеки твой образ. Я говорил тебе — Металлия выворачивает человека наизнанку, искажая… Я так убил тебя, потому что моя любовь превратилась в ненависть, и у того, кем я стал, оставалось достаточно хитрости, чтобы воспользоваться тем, что ты не знала о моей судьбе… Однако желание обладать тобой… Его невозможно было стереть.       — И когда ты был одержим, ты все равно смотрел на меня с жаждой, — в глазах у Рей защипало. Этот человек. Этот мужчина обратил к ней все свое существо… Полюбил её так глубоко, что даже тьма не смогла заставить её забыть. И убил её. Но откуда она может знать, что это правда? Только чувствовать…       — Фэн, пожалуйста… Ты можешь сейчас прогнать меня. Оттолкнуть. Приказать больше никогда не показываться тебе на глаза… Только не отправляйся в Киото. Не надо. Не отдавай свою жизнь.       По гордому, казавшемуся в тех далеких сражениях с Темным Королевством высокомерным лицу катились наперегонки капли слез.       «Я твой самый страшный враг. Самый жестокий и кровавый».       …а Рей молчала. Она ничего не могла ответить ему, потому что знала, что не может поступить как-то иначе, кроме того, как подсказывало её сердце.       Возможно, из-за её упрямства теперь возникло чувство предрешенного будущего, от которого не сбежать и не скрыться. Рей напрягла глаза, вглядываясь в темноту, словно ожидая увидеть тот самый дамоклов меч, что нацелен на её жизнь…       — Рей! — седзи с грохотом отъехали, впуская громогласную и озабоченную Минако в облаке жаркого маслянистого света. — Ты что спать уже собираешься? Мы садимся играть в покер! Харука там изрядно саке выдула, и теперь грозится оставить Сейю без трусов.       Рей издала невеселый смешок: лежишь значит, размышляешь о безысходности своей судьбы, а тут вваливается Венера и кричит о чрезмерном интересе Уранус к нижнему белью звездного мальчика…       — Рей… Ты обиделась, что ли? — Минако опустилась на колени рядом с лежащей подругой. Марс откинула чуть-чуть голову, разглядывая её:       — Вовсе нет. Просто думаю. Сегодня все так спокойно…       — Да. Но с другой стороны у нас было несколько спокойных месяцев после Галаксии, а это выглядит как небольшая встряска…       — Небольшая… — эхом повторила Рей и спросила: — Минако, а что бы ты сделала, если бы знала, что завтра может быть твой последний день?       — Ох… Ну и вопросики! Рей, ты что всерьез боишься этого Скрута, будь он не ладен?! Он вряд ли страшнее Галаксии!       — Если верить предчувствиям Джедайта, то его «пока» нет. Почему он появится? Потому что нападут на защитника Земли? Но кто нападет? У нас есть ещё враг?       — Ты уверена, что это произойдет? Может страховки в виде талисманов достаточно?       — Ты сама в это веришь? Генералы указали свои камни для того, чтобы спеленать то чудовище, когда оно появится и выбросить в Элизион…       Минако осторожно приподняла пальцами прядь вороных волос подруги, аккуратно наматывая на свою ладонь, и вытянулась на полу над подругой, упирая ноги в стену:       — Ты слишком много думаешь. Того и гляди, поседеешь…       Марс вздохнула, вспоминая о серебряной пряди в волосах Усаги:       — Кто знает, может и твоя правда? Мичиру там не порывалась убить Харуку на почве ревности?       — Нет, кажется… Но я не уверена. Просто на момент выступления Урануса она пыталась споить Мамору.       — О, боже! Боюсь там для меня чересчур весело, — Рей свернулась клубком рядом с рукой подруги, не спеша высвобождать волосы. — Я пока побуду здесь. Отдохну… Может и темные мысли перестанут меня тревожить.       — А мне кажется, что с нами всеми ты быстрее бы пришла в себя.       Рей ничего не сказала, а просто зевнула, и Минако, разочарованно вздохнув, отпустила волосы подруги, а затем стремительно склонилась и поцеловала в лоб:       — Не буду докучать тебе. Отдыхай…       Седзи сомкнулись, и тишина вновь навалилась на Рей пушистым одеялом. И под ним можно было бы согреться и заснуть, но в одеяле было несколько прорех, в которые втекал затхлый могильный холод, поэтому Марс смотрела на стену, думая о том, что ни за что не заснет. Нет. Она не хотела давать надежду Джедайту на то, что она может ещё выбрать какую-то другую судьбу кроме той, что указало ему гадание.       Пожалуй, причина была в том, что в общей зале, где они засели, играя в карты, шумя и развлекаясь, стало душно, а не в том, что большая компания друзей стала её тяготить, а сердце заходилось при виде Сейи, рискуя разбить её показное спокойствие на сотни осколков. По крайней мере, Усаги так пояснила себе то, что решила выйти в сад. Луна в своем восемнадцатом дне рассеивала по темно-синему бархату неба тонкий обод голубоватого света. Сейчас она казалась размером с голубиной яйцо, с которого аккуратно срезали небольшой кусок… Пик силы миновал. Говорят, что когда луна идет на убыль, чаще всего преследуют депрессии и кошмары. Усаги наморщила нос, подумав об этом. Крепкие перила мостика, на который она взгромоздилась словно утомленная опечаленная птица, были неудобны для долгого сидения. Девушка поерзала, надеясь устроиться с большим комфортом и чуть не полетела в ручей, который сверкающей змейкой извивался по всему саду умиротворения.       Тонкое кружево облаков плыло причудливыми узорами, а ветер шелестел в круглых шапках крон подстриженных деревьев… Пасторальная картина. Тут уж точно не хватало вымокнуть до нитки. Хотя… Красиво бы сверкали капли воды на коже… Как нежные жемчужины. Усаги отклонилась назад, любуясь на отблески лунного света в текучей, звонко певшей воде.       — Оданго…       Она вздрогнула и обернулась, чувствуя как кровь приливает к щекам. Сейя в темно-зеленом юката выглядел очень симпатично. В треугольном вырезе виднелся рельеф залитых лунным светом грудных мышц, что в сочетании с шириной плеч наводило на вполне волнительные мысли. Кажется, ему тоже стало душно. Он обмахивался бумажным фиолетовым веером, а капельки пота стекали по ключицам, глядя на которые вспоминаешь о вольных птицах. Сейя и был вольной птицей в её представлении — дивно голосистым соловьем, который так много видел и знал… и манил из крепкой клетки в бескрайние просторы, где нет обязательств и пут, что связывают стальным «предначертано» и «это твой долг», нет неизбежности, и мир как волны колеблется и обновляется, щедро высыпая на ладони свои чудеса.       — Эй! Почему ты так смотришь и молчишь?       Сейя заметно нервничал — это была их первая встреча наедине после поцелуя и горького ещё больше запутавшего его разговора. Стоило ему обрести надежду, услышав, что она вспомнила прошлое, как корабль мечтаний напоролся на скалы реальности — так много связывало Усаги с Мамору, которого он ненавидел до зубного скрежета. Понимал, что это не совсем правильно, но ничего не мог с собой поделать. Ложь, что выиграла для принца Земли Лунную Принцессу, терзала его почище Нюрнбергской Девы, и теперь Воина бросало от окрыленного состояния (как было вечером после поцелуя) до отчаяния, когда он осознавал, насколько крепко привязана к Земле его возлюбленная.       — Прости, задумалась, — смущенная ещё больше его вопросом Усаги поспешила отвернуться. Немного поколебавшись, Сейя сел на перила рядом с ней, осторожно приникая к её плечу, чтобы между их телами не было и волоска лишнего расстояния, и дурашливо обмахивая девушку своим веером.       Какое-то время они оба молчали, смущенно впитывая тепло друг от друга, словно смешивая в единое лунное сияние мягко оплетавшее силуэт каждого из них. Плавно и постепенно размытые линии этого волшебного света сливались в единое целое…       Когда молчание затянулось, Усаги неловко вздохнула и прошептала:       — Знаешь, чем дальше, тем острее я понимаю, что мне хотелось бы просто сбежать из всего этого… Того и гляди я начну на тебя злиться.       -Да? — растерянно спросил Сейя, чувствуя, как тревога шевелится в душе.       — Мне начинает казаться, что лучше бы я ничего этого не знала. Ведь я была счастлива неделю назад. Абсолютно и безоблачно… — зеленый. Зеленый сарафан плотной ткани. Зеленые бантики на оданго. Зеленый пиджак. Такой родной. Такой раздражающий временами. В котором вплетены нитями сотни маленьких драгоценных моментов от самых первых встреч до затяжных спелых, как августовские фрукты, свиданий. Зеленый… А теперь зеленые юката на всей их маленькой компании. Усаги повернулась к Сейе, серебрясь тихо льющимися слезами. — Сегодня ночью я увидела свою возможную потерю… Кто так придумал? Почему? Почему мое будущее пришло ко мне и вынудило полюбить его? Теперь я не могу уйти! Я не могу! Сейя… Что мне делать? Что? Ведь я люблю тебя…       Последние слова она произнесла, словно не подумав, потому что её лицо внезапно исказилось ещё большей мукой, и девушка стремительно поднесла ладони ко рту, будто надеясь вернуть обратно вылетевшую фразу. Движение было таким быстрым и пылким, что бедняжка покачнулась и накренилась назад. Сейя, даже не осознав, выбросил руки вперед и цепко поймал её в свои объятья. И веер, кружась сорванным листом, полетел забытый в сверкающую гладь ручья. Сейчас Усаги сильно отличалась от девушки, что певец видел вчера. Тогда на балконе она будто примирялась со своим положением, сдерживая страдания. Но ведь никто не всесилен? Он потянул девушку на себя, чувствуя, как отдается эхом в груди стук её сердца.       — Прости меня. Прости. Смогу ли я смягчить твою боль? Что могу для тебя сделать? Скажи мне… Я сделаю все, что угодно! Чтобы ты не плакала… Все!       Прохладные слезинки текли по его шее, в которую уткнулась Усаги, и Сейю било мелкой дрожью от того, какая боль чувствовалась в его Лунной Принцессе.       — Гелика… — добавил он, тотчас же пожалев, потому что слезы потекли сильнее, скользя юркими ручейками под воротник.       Какое-то время все, что можно было сделать, это просто гладить Усаги по золотым удивительно мягким волосам, дожидаясь пока она выплачется. И вот что ошарашило и напугало музыканта — слезы прекратились внезапно, безо всякого затихания, как будто кто-то просто переключил её. Девушка подняла на него голову, смотря снизу вверх. Глаза ещё блестели влагой, но выражение в них поменялось — отчаяние сменилось глубокой спокойной печалью, похожей на ту, отблески которой он видел вчера, стоя на балконе принцессы.       — Я в порядке, Гладиус, — Усаги мягко отстранилась, но не стала освобождаться из кольца его рук, позволяя обнимать за плечи. — Прости. Минутная слабость.       — Ты уверена? — с беспокойством спросил певец. — Просто…       — Это не важно. Мне нужно с этим жить как-то… С тем, что наша любовь не будет возможной… Просто это так больно. Не ожидала, что окажется так…безнадежно.       Юноша промолчал, пытаясь внутренне примириться с её словами. Сердце стучало отчаянно, как приговоренный к смерти узник, доживающий последние минуты.       — Почему ты не принц Земли? — тихо спросила Усаги, осторожно протягивая руку к его лицу. Пальцы девушки очертили скулы, мягко погладили подбородок.       — Что?! — щеки Сейи вспыхнули алым пламенем. — В смысле?       — Если бы ты был хотя бы внебрачным сыном Эола, то все было бы куда проще…       — Но… Вот уж извини! — юноша коротко дернул подбородком. — Ни за какие коврижки не стал бы иметь что-то общее с этой планетой!       — Но почему? Она прекрасная… Такая голубая и нежная.       — Тут спертый воздух, и населяющие её обитатели не любят свой дом… А ещё в те же времена Серебряного Королевства тут было полно злой энергии. Моя родная планета никогда этим не славилась!       — Но сейчас Металлии больше нет… — растерянно протянула Усаги. Направление разговора слегка отвлекло их обоих от мрачных тяжелых мыслей, втянув в более увлекательные размышления. — И у Земли достаточно привлекательное будущее.       — Да, но никак не связанное со мной…       Повисла неловкая пауза. Усаги поспешила опустить голову и уткнуться носом в юката юноши.       — Прости, но это действительно так, — Воин нашел необходимым пояснить. — У меня есть свой сверкающий красочный мир, который мне очень дорог. Понимаю, что Земля крайне важна для тебя. Ведь ты столько раз становилась на её защиту. А в последний раз и мы стояли плечом к плечу с вами… Но все равно. Этот мир чужд мне, а я чужой для него.       Юноша устремил рассеянный взгляд в небо, выискивая родные звезды. Бесполезно. Они слишком далеко находятся, а потому бесконечно малы на небосклоне…       — Но вы ведь вполне успешно ведете с ребятами свой музыкальный проект? Так хорошо вписываетесь в наш мир… — Усаги подняла на него глаза.       — Вписывались, — улыбка Сейи, окрашенная в минорные тона, почти размылась в ночном бархате. — Пока нашей целью было найти нашу Принцессу для творчества не было преград. Мы вкладывали всю душу в песни, но сейчас…       — Что сейчас? — осторожно спросила Усаги, чувствуя, как болезненно сжимается в груди.       — Сейчас такой цели нет. Мы даже жалеем, что решили возвратиться в таком амплуа. Да, роль звезды позволяет быть услышанным многими, дает возможность свободно перемещаться по миру, но она сопряжена и со многими сложностями. В чем-то я надеюсь, что мы столкнемся с врагом ещё до первого концерта, поскольку там люди услышат, что мы больше не поем так, чтобы нас было слышно на том краю галактики… Ятен хотела бы как можно скорее вернуться. Таики занят своими изысканиями, проясняя то о Земле, что не выяснил в прошлый раз. А я… У меня здесь ты. Необходимость беречь тебя и защищать. Необходимость быть услышанным тобой и понятым. Это то, что дает мне звучать… Но мы же трио?       Усаги кивнула, хотя, вряд ли, могла в полной мере принять то, о чем он говорил.       — А знаешь, что мне все-таки нравится на Земле? — теплые пальцы Сейи обжигающим роем мягких огоньков пролетели по щеке девушки, прослеживая подсыхающие дорожки слез. — Музыка. Здесь есть удивительные песни. Знаешь группу Guns N'Roses*(9)?       Девушка растерянно помотала головой. Судя по названию, группа английская или американская, а она пока уделяла внимание японским исполнителям. Нет, конечно, если удачно прийти к Мамору, то можно было услышать какую-нибудь зарубежную диковинную музыку, которая могла быть и очень лиричной, и очень мрачной, а порой и вообще напоминать какую-то какофонию из разномастных, невесть зачем соединенных звуков (такое попадалось редко — чаще, когда Усаги входила в квартиру, воспользовавшись ключами, которые ей дал Мамору; юноша всегда стремительно выключал магнитофон в таком случае, но девушка умудрялась наслушаться в прихожей)…       — Я услышал их над океаном, когда мы летели в Токио. Мы загрузили полный плеер разных исполнителей, чтобы приноровиться к земному звучанию. Давно уже проводили такое обучение, и к Японии настала их очередь… Так вот…       Он наклонился к самому уху девушки, касаясь ушной раковины губами, полушепча, полунапевая:       — Talk to me softly*(10), — а затем отстранился, заглядывая в её глаза с головокружительной нежностью, — There's something in your eyes…       У девушки перехватило дыхание. Во рту внезапно стало сухо, как в пустыне, в голове странно зазвенело, и в глазах вновь подозрительно защипало от бури чувств, которая пряталась в таких простых словах.       — Don't hang your head in sorrow, — продолжил Сейя, скользя пальцами по подбородку Усаги, предупреждая её попытку отвернуться, чтобы скрыть набухающие слезы, — and please don't cry, — большой палец слегка придавил нежную кожу щеки, принимая все-таки вырвавшуюся в мир серебристую каплю. — I know how you feel inside — I've been here before. Somethin's changin' inside you and don't you know…       — О чем ты? Ты знаешь, что я чувствую? — робко спросила Усаги. Мокрые стрелки ресниц мелко дрожали. Сейя только шире улыбнулся, но в его улыбке была пряная печаль и сожаление о том, что невозвратимо, а губы выводили: — Don't you cry tonight. I still love you baby, — пылкий румянец на щеках девушки расцвел застенчивыми розами, малость припорошенными снегом горечи, — Don't you cry tonight, there's a heaven above you baby, — юноша легко махнул в небо рукой, будто призывая девушку обратить внимание на луну, что с задумчивостью плела свою светлую паутину вокруг них, и любопытные очи звезд. — And don't you cry tonight.       Сейя судорожно вдохнул воздух, чувствуя, как надрывается в груди сердце, сходя с ума от невыносимой боли. Ему было необходимо перевести дыхание перед вторым куплетом. Усаги смотрела на него широко распахнутыми глазами и улыбалась, как ребенок, зачарованно слушающий сказку. Она вся подалась вперед к нему, словно бы он сотворил для неё чудодейственное заклинание, которое соткано ещё только на половину, и его необходимо было завершить.       Воин продолжил:       — Give me a whisper, and give me a sigh.       Голос против воли сбился перед следующей строчкой, и она прозвучала почти шепотом: — Give me a kiss before you tell me goodbye.       Она прозвучала как откровение для обоих. Печаль вновь всколыхнулась в глазах Усаги, но её руки легли на плечи Сейи, цепляясь за него с отчаянной силой утопающего. Он в ответ крепко обхватил её за талию, чувствуя через ладони, как они становятся единым целым не только в блеклом иллюзорном мире луны, но и в действительности. Этот момент сильно отличался от вчерашнего поцелуя… Вчерашний поцелуй был поцелуем неразумной ужасающей многолетней жажды, поцелуем поиском… Но что искать, если они уже нашли друг друга и обрели? Пусть и на несколько беспощадно коротких ускользающих мгновений. И теперь…       Легко, вскользь Сейя провел губами по влажной дорожке на щеке девушки, останавливая их на скуле, где сквозь пыльцу дней рдел его прощальный поцелуй. Усаги вздрогнула, а затем повернула голову, позволяя его губам скользить дальше по коже, пока они не коснулись её губ.       Какое-то мгновение они просто соприкасались чувствительной кожей… клеточка к клетке… частица к частице… В иллюзорном безвременье, затаив дыхание, влюбленные, разлученные вечностью, чувствовали ток крови друг в друге. Мелкую пульсацию живительной силы, что давала им силы к движению, к стремлению друг к другу… Губы распахнулись, привечая друг друга резко, спонтанно. Но не было жадности… Не было сумасшествия. Была терпкая обреченная нежность, когда не питаешь надежды, а вера лежит в руинах, но загасить свет лампады любви все равно невозможно.       Когда они наконец отодвинулись друг от друга и заглянули в глаза, благоговейная тишина разлилась между ними. Как будто бы они сказали нечто вечное и незыблемое безо всяких слов. Несколько ударов сердца, и против всяких доводов рассудка Сейя сбивчиво прошептал:       — Оданго, если бы не твое будущее, ты бы согласилась улететь на Кинмоку?       Усаги захлебнулась воздухом и распахнула глаза.       — Если скажешь да, то я увезу тебя в сей же миг… И гори все чертовым синим пламенем. Будущее — скопление вероятностей. Кто знает — может там в будущем у нас с тобой тоже есть свое сокровенное, что…       Он не успел договорить.       Странный плеск и шум донеслись до ушей пары. Они мигом слетели с перил моста, как встревоженные птицы, ныряя за круглые ухоженные кусты. До них донесся жизнерадостный смех Мичиру откуда-то чуть ниже по течению ручья и её громкий голос:       — Харука! Тебе идет!       Ворчливые чертыхания Уранус не замедлили быть озвученными. Усаги бросила быстрый виноватый взгляд на Сейю и поспешно бросилась прочь к благодушным окнам онсэна. Теплый домашний свет обнял её хрупкую изломленную фигурку, а Сейя смотрел ей вслед, чувствуя, как воздух, наполненный её дыханием, беспощадно покидает легкие, погружая в глубокое отчаяние. Он потряс головой, пытаясь привести себя в норму, но руки все равно сжались в кулаки, а сердце захлебнулось стуком боли, и только несмолкающее щебетание Мичиру и сердитые реплики Харуки заставили его заспешить ко входу в онсэн, находившемуся в районе купален… Все-таки их не должны видеть с Усаги вместе…       Во всем виновата Харука. Мичиру не удержалась от этой мысли, когда бирюзу моря затмила серость бури. Если бы Уранус так не налегала на саке, говоря, что все равно завтра за руль не сядет, то и не пришлось бы вытаскивать её на улицу освежиться, когда она с жаром стала наседать на Таики относительно того, насколько она находит подозрительной эту миссию старлайтов, и пытаться оторвать ему хвост, хотя несчастный вовсе не старался заострить её внимание на себе, а наоборот порывался просочиться сквозь пол от её напоминающих угрозы реплик.       — Ты же не пьешь, — жалобно протянула Мичиру, вытаскивая свое персональное луковое горе на свежий воздух. — Как же тебя угораздило?       Вопрос был риторическим. Мичиру всю дорогу до Киото созерцала лицо своей напарницы, на котором застыло напряженное сердитое выражение. Просто слова не скажи… Наверняка, все обдумывала сцену у храма Хикава. Не хотелось выглядеть законченными параноиками, зацикленными на Хрустальном Токио, но… Нет, на самом деле, они ведь просто представлялись посланцами Новой Эпохи и никогда не были в том сияющем будущем, слушая только обрывки полунамеков и фактов от Плутон. Однако мысль о том, что все рухнет, как карточный домик, причиняла отнюдь не иллюзорную боль. Ведь и аутеров Маленькая сиятельная Леди не оставила равнодушными…       И было ещё кое-что. Лунной принцессе не следовало покидать границы Солнечной Системы, и тлела робкая надежда, что сама сиятельная наследница Лунного королевства об этом интуитивно догадывалась.       Мичиру вскользь оглядела сад, заметив две обнявшиеся фигуры на мостике. О, а она гадала, куда Мамору с Усаги подевались… С позиции аутеров луна хорошо освещала фирменную прическу златовласки и лохматую челку Принца. С другой стороны, что с них взять? Нептун коротко усмехнулась, подумывая, как было бы здорово зайти к паре со спины и напугать. Усаги очень мило смущается… Однако Харука навалилась на неё, едва не пригнув к земле, поэтому возможности планировать маршрут до Принца и Принцессы не было. Толкнув подругу локтем в бок, Мичиру повела её к ручью, рассчитывая пройти вдоль него и все-таки встревожить возлюбленных.       Что происходящее немного не соответствует её представлению она заподозрила, когда до ушей донесся напев. Кто-то пел. С мостика. Недобрый знак. Впрочем, удостовериться, что ей не показалось, так как Харука начала вздыхать ей на ухо, что Котенок её сторонится, и ничего плохого она на самом деле не хотела — просто их долг защищать Принцессу, а то она ещё не знает, что хорошо, а что плохо. Мичиру поддакнула, выводя её к приречному клену, шуршавшему своими зелеными листочками в унисон с ветром. Уранус оперлась ладонью о ствол, а затем сказала:       — Мне ведь не показалось, что кто-то пел. И это была очень знакомая песня…       — Может, из окон онсэна донеслось? Таики, кажется, взялся за гитару, чтобы повеселить девочек.       — Да? Мне казалось, что это откуда-то оттуда, — Харука мотнула головой в сторону мостика, но не успела повернуться. Мичиру увидела раньше и осознала, что очень серьезно заблуждалась относительно происходящего в саду. Единственная ясная мысль — Харука не должна увидеть.       Стремительный толчок в грудь своей напарницы, чувство горечи — «Прости, родная… Ты ведь у меня такая пылкая», и Уранус полетела в ручей кувырком, кажется, приложившись плечом о выложенное камнями дно. Веер взлетевших брызг на мгновение застыл в воздухе, обрамляя для Мичиру страшную и болезненную картину. Но вот время пошло вновь, и она вынужденно переключилась на Харуку, видя боковым зрением, как растворяются в тени сада «голубки».       — Харука! — максимально громко и со всей душой (ну же, Мичиру! Ты же человек сцены!). — Тебе идет!       Она смеялась, пока уголки губ не впились в щеки так, что девушка стала больше напоминать жуткую жертву компрачикосов*(11). А Харука шумела и ругалась, окончательно протрезвев.       Мичиру, подумав, что пора заканчивать этот цирк, протянула Уранус руку, чтобы помочь встать, но та пренебрегла её добротой и резким рывком потянула к себе. Потеряв равновесие, Нептун смиренно упала в воду, чувствуя, как бьют наотмашь по лицу брызги, и намокает юката. Пусть. Это хорошо. Это правильно. Уранус, видимо, удовлетворенная результатом, сердито притянула её к себе, обнимая за талию.       — Ненавижу, когда ты так делаешь.       — Я знаю. Прости, для меня ты и вода — это самый большой соблазн.       Харука фыркнула ей в ухо:       — Давай выбираться, пока не застудили себе все, что только можно.       Мичиру кивнула, зная, что Харука все равно не видит этого движения. По её щеке, блуждая среди серебряных водяных капель, торопилась затеряться горькая соленая слезинка, о природе которой девушка судить боялась.       Море ответило бурей. Пусть тайной и скрытой. А синева… Синева молча наблюдала всю сцену, прекрасно зная актерский состав, что разыгрывал её, не заблуждаясь по поводу чьей-либо личности с самого начала. Ведь у синевы было лучшее место — крыша онсэна, куда так захотелось сбежать, когда вечер стал совсем уж тяжелым. И ничто не затмило синь. Все было предельно ясно и, может быть, с какого-то ракурса правильно… В какой-то искаженной параллельной вселенной…       Синеве хотелось бы дать ответ. Закричать. Ударить. Вспыхнуть метеоритом, попавшим в атмосферу Земли. Сделать хоть что-то! Но тело отказывалось шевелиться, и синева обреченно впитывала происходящее, выступая пассивным наблюдателем и объектом саблезубой и беспощадной боли, решившей, что целое сердце для кое-кого — непозволительная роскошь, а посему надо размолотить его даже не на осколки, нет, а в мелкую жалкую пыль, что потом унесет с крыши равнодушный ветер…       А ещё все видело пламя. Уже опоенное горечью тяжких мыслей, оно от увиденного взметнулось узкими отчаянными извивающимися языками к небу. Как пламя погребального костра. Примечания: *(1) Рассвет на Марсе: http://www.npr.org/assets/img/2010/06/03/2.60new_su_a_2sub-927da873c3bc4279df4a423f4ca9188b0241ccd7-s6-c30.jpg *(2) Утверждены новые имена Принцесс, которые будут использоваться в дальнейшем. Замена в прошлых главах будет произведена позднее. Фэнхуан — принцесса Марса. В китайской мифологии чудесная царь-птица; в западноевропейской литературе она трактуется как птица феникс; *(3) Арнемеция — принцесса Меркурия. Богиня воды в британской мифологии. *(4)Несару — принцесса Юпитера. Сев.амерк. — Великий Небесный Дух, Великая Тайна и Владыка всего сущего. *(5)Истар — принцесса Венеры. Истар (Иштар) — аккадская богиня любви и плодородия, центральное женское божество в пантеоне. *(6)Тлалок — правитель Юпитера (имена отцов тоже было решено заменить =)). В мифах ацтеков бог дождя и грома, повелитель всех съедобных растений. *(7)Гуань-ди — правитель Марса, в китайской мифологии бог войны и воинской доблести, покровитель воинов, сражающихся за правое дело, а также богатства. *(8) Антропофаг — людоед, каннибал. Описание этих тварей взято из книги Рик Янси «Монстролог»: http://www.livelib.ru/book/1000842641. *(9)Guns N'Roses — американская хард-рок группа, созданная в 1985 году: https://ru.wikipedia.org/wiki/Guns_N%92_Roses *(10) Песня группы Guns N'Roses — Don't Cry. Ссылка с текстом и переводом (цитируется первый куплет с припевом и часть второго): http://www.amalgama-lab.com/songs/g/guns_n_roses/don_t_cry.html *(11) Компрачикосы — «скупщики детей» (с испанского), термин введенный В. Гюго в романе «Человек, который смеется»: https://ru.wikipedia.org/wiki/%CA%EE%EC%EF%F0%E0%F7%E8%EA%EE%F1