Причудливые игры богов. Жертвы паутины

От Автора: к сожалению, объем по линиям столь велик, что общий массив пришлось дробить на части. С авторского восприятия главы идут тяжелые и надрывные… Прошу прощения, если описания будут специфичными. Стараюсь по максимуму подключать визуальные материалы по тем местам, где ещё не довелось побывать!       Икуко бодро стучала ножом по доске, шинкуя морковку на идеально ровные кубики. Мисо-суп, тушенные овощи, мясо и, конечно, лимонный пирог. Рецепт она подобрала несложный и быстрый, так как не хотелось все же тревожить семейство излишней помпезностью. Раз-два-три… Шипело масло на сковородке, пузырясь губчатыми зонтиками. Поддеть кусочек мяса, перевернуть. Следующий… Кенджи и Шинго ушли играть в бейсбол час назад. А через два часа Кенджи поедет на вокзал за Усаги, которая должна вернуться на сикансэне из Киото около семи… А может чуть-чуть позже. Икуко бросила расстроенный взгляд на сковородку — все успеет остыть. Может и торопиться никуда не надо? Женщина загрузила в кастрюльку овощи, отерла руки о фартук и включила телевизор. Сейчас должна была начаться её любимая шоу-викторина, которая всегда была прекрасным фоном для её занятий.       Но вместо яркой картинки, заполненной людьми в попугаистых костюмах, её встретил эфир в новостной студии, где диктор со скорбным выражением лица говорил:       — …ровно час назад. Причины взрыва нет возможности установить. В данный момент в городе наблюдаются толчки амплитудой до четырех баллов, природу которых установить также не предоставляется возможным. На экране вы можете видеть номера службы спасения и психологов для тех, чьи родственники и близкие оказались в Киото.       Икуко слепо смотрела в телевизор, механически фиксируя слова, которые произносил диктор. Губы медленно повторили вслед:       — Чьи родственники и близкие оказались в Киото…       Деревянными пальцами она нажала на кнопку переключения каналов. Экран мигнул:       — Сегодня в Киото произошел мощный взрыв. Ровно час назад в юго-западной части города исчез с лица земли храмовый комплекс Фусими Инари Тайся. К сожалению, сейчас нет ответов на то, почему это произошло. Основная версия, которая в то же время является неправдоподобной из-за масштабов действия — теракт. По предварительным подсчетам в момент взрыва на территории храма находилось порядка двух сотен человек — служителей храма и туристов. Также среди них съемочная группа журнала SunShine, использовавшая виды храма в качестве декораций к своей фотосессии. На данный момент времени около пятидесяти поступили в больницу с контузией и ранениями средней и легкой тяжести. Порядка ста пятидесяти остаются пропавшими без вести…       Пульт брякнул о холодный кафельный пол кухни. Икуко, едва переставляя ноги, шаркающей старушечьей походкой отправилась к телефону в гостиной. Она долго листала записную книжку — не потому что номер трудно было найти… Нет… Она не могла решиться. Самым, наверное, быстрым и легким было набрать мобильный номер Усаги — ведь тогда можно было бы удостовериться сразу. Но мозг упрямо требовал номер дома Айно. Все теми же деревянными неловкими пальцами она набрала номер, с замиранием сердца слушая гудки:       — Дом Айно, — ответили хриплым тусклым голосом после серии безразличных колких гудков.       — Джун? Это я, Икуко.       — Здравствуй, Икуко, — голос матери Минако красок не приобрел. Былой живости в нем и не чувствовалось, как будто бы это был совсем другой человек.       — Джун, скажи мне, пожалуйста, они ведь были именно в этом храме, да? — Икуко почувствовала, как кружится голова, а мир становится удивительно скользким, вырываясь из-под пальцев. Какова вероятность, что Джун просто посмотрела ужасно грустный фильм? Или её расстроил муж?       — Изаму уже поехал туда… Поклялся, что привезет Минако живой… или мертвой… Мы уже звонили в службу спасения, чтобы узнать… Она…       Странный стук, словно что-то падает… Краем сознания Икуко поняла, что упала трубка телефона, выскользнув из рук Джун. Несколько секунд она слушала судорожные всхлипы на том конце, глухие и далекие, а затем нажала отбой. Аккуратно поставила трубку на место и прошаркала обратно на кухню, где уже подгорало мясо. Отключила конфорки, перегрузила мясо на тарелку, медленно свыкаясь со странной чужеродной мыслью… Усаги. Усаги должна приехать через три часа домой. Кенджи заберет её с вокзала.       — Сегодня в Киото… — механически и безразлично повторил диктор. Икуко повернула голову к телевизору, растерянно глядя на очки в тонкой оправе, красовавшиеся на носу ведущего. Пальцы скользнули в кармашек передника, нащупывая мобильный телефон. Разум сопротивлялся, толкался, как грубый мальчишка, пытаясь оттеснить её от самого очевидного и важного. Усаги. Пальцы быстро пробежали по кнопкам, набирая выученный наизусть в краткий срок номер. Гудки воодушевили женщину, на губах появилась нервная улыбка, а пальцы затеребили волосы. Да, это ужасно. Чудовищно, что когда Джун так плачет, она не может сдержать невольной радости от надежды. Но Усаги должна быть жива… Должна. Щелчок.       — Алло, — чей-то неуверенный голос… Какой-то молодой человек. Судя по всему, он ужасно нервничал. Икуко почувствовала, как сердце летит со свистом вниз, но все равно выдавила:       — Мамору, это ты?       — Нет, простите, госпожа. Я не Мамору. Мы нашли этот телефон на месте взрыва. Вы можете…       Она больше ничего не слышала.       Холодный кафель принял её на себя, обернувшись для неё ледяными водами, которые нахлынули через нос, уши, рот, лишая дыхания, речи… Женщина тонула в его жуткой глубине, утрачивая последние остатки самообладания.       Огромная Луна сверкает, словно начищенная серебряная монета. Усаги, совсем ещё маленькая девчушка пяти лет с вымазанной сладким сиропом мордашкой, одетая в розовое кимоно с зеленым пояском. Икуко обнимает её одной рукой за плечо, а другой с помощи салфетки старается привести в порядок.       — Ма, а где кролик? Ты говорила про Лунного Кролика… Я его не вижу, — Усаги дует губы, тыча пальчиком в Луну.       — Ну вот же, родная. Это его ушки, а вот мордочка, а там ступка, в которой он толчет листья лавра, чтобы приготовить лекарство для бессмертия.       — Не вижу! — Усаги топает ножкой и смотрит на Икуко так, словно та решила её разыграть.       Женщина порывисто прижимает дочку к себе крепче. Их руки переплетены и вытянуты в небо по направлению к луне. Икуко вырисовывает её указательным пальчиком силуэт кролика на диске луны:       — Ну же, посмотри, Усаги, это ведь ты! Наш маленький волшебный кролик!       — Ой, — девочка смущенно краснеет и смеется. — И в правду кролик! Это я?       — Да, милая.       — А зачем мне лекарство для бессмертия?       — Не знаю. Наверное, для богов.       Усаги морщит носик:       — Зачем оно богам? Я бы отдала его тебе и папе! И Шинго! И бабушке Аки!       Икуко невольно смеется, с удивлением чувствуя тонкий запах лавра:       — Милая…       Слова оседают на языке. Она не знает, а можно ли объяснить ребенку, что люди не живут вечно? Что бессмертие ими не достижимо? Можно ли?       — Да, мамочка! Так и будет! Раз я Лунный кролик, то я дам бессмертие самым дорогим мне людям, — глаза Усаги сверкают, как сапфиры, а Икуко целует её в лоб, чувствуя, как щиплет в глазах.       — Тебе надо сначала найти рецепт лекарства. Там не только лавр…       — И я найду! Честно-честно.       — Хорошо, Усаги. Обязательно найдешь.       Усаги… Маленький Лунный Кролик. Ты хотела, чтобы мама и папа жили вечно… Чтобы мир был постоянен… Усаги, я так хотела увидеть твою свадьбу… Ты привела в дом своего жениха, такого высокого и красивого юношу, который влюблен в тебя до безумия. Я была так рада… Ты вечно такая шумная и неуклюжая, доченька… Вечно руки-крюки и все шиворот-навыворот. Но у тебя доброе сердце и нежная душа… Ты так смеялась… Неужели тебя больше нет? Усаги…       А где-то на заднем фоне хлопнула дверь и чей-то голос, будто знакомый, а может и нет прорывался сквозь толщу воды, наполненной веригами-мыслями, что продолжали тянуть на дно:       — Икуко! Икуко! Это важно! Усаги… Икуко!!!       Что-то глухо стукнуло, треснуло, и женщина почувствовала какой-то мерзкий отвратительный запах, который словно крючок погружался в её сознание, а затем ощутила рывок… Пожалуйста, не надо. Не надо. Не тяните наверх, на поверхность к отравленному воздуху… Зачем дышать? Зачем отрываться от дна? Усаги больше нет… Но вторгнувшийся к ней на дно был глух к её мольбам, упрямо вытаскивая её за собой к холодному кафельному полу кухни.       «Сегодня в Киото…» — проклятый голос диктора опять пробился сквозь шум вод отчаяния в аккомпанементе мирных дружелюбных постоянных звуков. Кенджи сжал плечи своей жены, слегка встряхивая. Его лицо было искажено горечью, болью и страхом… Пепельно-серый и постаревший на добрый десяток лет он заглядывал в её глаза, но уже ничего не говорил. Просто смотрел так, что дыра, образовавшаяся где-то в области сердца, ширилась, грозясь надломить и разрушить женщину. Икуко всхлипнула и уткнулась в плечо Кенджи, впиваясь пальцами в спину мужа, чувствуя, как не менее крепко обвиваются вокруг неё его жилистые дрожащие руки…       …смятой бабочкой валялась на полу пропитанная нашатырным спиртом салфетка, тускло поблескивал флакон, на экране телевизора стрекотали журналисты и что-то растерянно и напугано бормотали жители Киото, снимаемые на фоне зданий, которым взрывной волной вышибло стекла…       Шинго сидел на диване в гостиной, подтянув колени к подбородку, глядя прямо перед собой. Ему было страшно. Где-то там далеко, где была Усаги произошло что-то чудовищное. Пока они с отцом спешили домой, услышав жуткие новости, были ещё мысли, что все могло обойтись. Ведь не обязательно Усаги должно было понести в этот храм? В Киото ведь много других мест! А если и понесло, то не обязательно она должна была оказаться там именно в три часа? Ведь так? Но уже на подходе к дому Кенджи набрал мобильный номер дочери, чтобы выслушать сбивчивые извинения и пояснения молодого спасателя. Лицо мужчины мгновенно помертвело. Шинго не стал ничего спрашивать — не маленький, все понял без слов. А когда они вошли в дом и увидели маму, впал в растерянность, пока отец не скомандовал ему тащить материю и нашатырь… Но быть на кухне, пока Кенджи приводил мать в сознание, смотреть на физическое воплощение горя, что витало темным призраком над ними, Шинго не мог. И теперь сидел в гостиной… Колени пахли пылью и травой с поля. В голове была тоскливая пустота, которую только изредка заполняли искорки мыслей и обрывков воспоминаний. Сейчас ему вспоминалось только то, как он ссорился с Усаги, пререкался по всяким мелочам, дразнил её… Даже вчера, когда они, возможно, виделись в последний раз. Сестра-растяпа. Дурочка Усаги. Сестренка… Шинго всхлипнул, стискивая руки сильнее вокруг коленей. Пожалуйста, Усаги, никогда-никогда… ни одного дурного слова… только будь живой. Пожалуйста.       Лоб очень сильно болел. Через пару мгновений Кагеру Чиба понял, что болит не только лоб. Странно свело спину, кололо шею… С кряхтением мужчина распрямился и огляделся по сторонам. Судя по тому, что он видел, его угораздило заснуть в машине… Вот же черт!       — Сэр! Сэр! Сэр! — кто-то настойчиво стучал по стеклу. Видимо, этот стук и пробудил его ото сна. — С вами все в порядке, сэр?! Ответьте, сэр!       Кагеру с трудом сфокусировал взгляд на взволнованном полицейском, кивнул, отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу машины.       — Простите. Мне, видимо, стало плохо…       — Вы бледны, сэр. Возможно, что Вам нужно показаться врачу. Подождите минуту.       Удивительно, но никаких странных подозрений на тему опьянения наркотического или алкогольного. Полицейский кивнул своему напарнику, призывая приглядеть его за Чибой. Кагеру тем временем оглядывался по сторонам, чтобы понять, где он хотя бы оказался. Первыми, за что зацепился взгляд, оказались огромные оранжевые тории*(1) из лакированного дерева, подкопченные и замазанные сажей, располагавшиеся между двухэтажными домами, зиявшими пустыми оконными проемами. Стеклянная россыпь у стен тускло мерцала… За ториями виднелись ещё одни, не менее закопченные… А дальше…       Черный клубящийся дым и пустота.       — Где я?       — Вы у храма Фусими Инари Тайся, сэр, — тихо сказал полицейский. — Вернее Вы на месте, где раньше стоял храм.       — Что?       До тела запоздало докатилась дрожь. Земля будто бы делала тяжелый усталый вздох.       Кагеру ухватился за свою машину, боясь, как бы его не подвели ноги.       — Я в Киото? — растерянно прошептал мужчина. Его взгляд скользнул внутрь машины. Его мобильный телефон лежал на полу под креслом водителя. В чем же дело? Почему он здесь? Последнее, что мужчина четко помнил — это как изучал документы для важной встречи, которая была назначена на понедельник. Он ещё повернул голову в сторону часов, чтобы отметить время — около часа ночи, а потом… Что было потом?       Он наклонился вперед, чувствуя очередную вибрацию, словно выдох земли… Неловкие пальцы сомкнулись вокруг телефона. Батарея аппарата была сильно разряжена, но он ещё функционировал. Просмотр истории звонков большой ясности не внес — последними вызовами значились его звонки Мамору. Два утренних в десять были без ответа, тот что у полудня был длинною минут в пять. Но самым последним был звонок на совершенно незнакомый номер без четверти три… Что же это такое? Мамору должен быть в Киото. Он поэтому поехал сюда? Намереваясь выяснить в чем дело, мужчина набрал номер племянника. «Абонент временно недоступен или находится вне действия сети». Как странно…       — Сэр, — вернулся полицейский, который его добудился, в сопровождении врача. — Вы позволите Вас осмотреть?       — Да, конечно. Скажите, что случилось?       В сопровождении врача и полицейских Кагеру прошел в сторону, где его усадили на расстеленное поверх асфальта одеяло. Медик приступил к осмотру, пока старший полицейских старался разъяснить ситуацию:       — Час назад здесь произошел взрыв чудовищной силы. Весь храмовый комплекс пропал, словно его и не существовало. Скорее всего, Вас контузило.       — Что стало причиной взрыва? Как такое возможно? Чтобы весь храм пропал…       — Неизвестно. Однако близлежащие постройки сильно не пострадали. Выбитые стекла и сажа. Больше ничего. Но на месте храма пустота. Ни следа от построек. Только некоторые личные вещи тех, кто был в храме. Оборудование съемочной группы, работавшей здесь, мобильные телефоны, таблички с желаниями прихожан, четки монахов и прочее… Но ни одного тела… Возможно, что был также оползень… И люди находятся теперь под землей. Эти толчки…       — Господи, — Кагеру ощутил головокружение. Если верить его телефону и рассказу полицейских, то он пробыл без сознания немногим больше часа… И то, что он находился рядом с местом трагедии — значит ли то, что Мамору был здесь? Сердце мужчины защемило при этой мысли.       — Скажите, разве нет ни одного свидетеля? Никого-никого из потерпевших не обнаружили?       — В основном потерпевшие были с окрестностей вокруг храма. Те, кого контузило взрывом, например. Как Вас. С территории самого храмового комплекса никого, — протянул молодой напарник.       — Ты ошибаешься, Масуда, — хрипло оборвал его старший коллега. — Сэр, на территории храма нашли двоих. Это девушки. Они без сознания, и у них ожоги средней степени. Их только что погрузили в машину скорой помощи.       — Скажите, сэр, — вновь встрял тот, кого назвали Масудой. — У Вас там были родственники? Друзья? Кто-то из Ваших знакомых был на территории храма?       Кагеру помотал головой, чувствуя подступающую тошноту:       — Я не знаю… Не знаю… Не помню…       — Вероятно, легкая амнезия, сэр, — сказал врач, завершая осмотр. — Причиной могла стать защитная реакция мозга. В целом, Вы в порядке. Но я рекомендовал бы Вам пока не двигаться.       — Спасибо.       Кагеру Чибу укрыли одеялом и предложили ему горячего кофе. Мужчина послушно принял бумажный стаканчик и хлебнул горького напитка. К сожалению, это не помогало ему вспомнить, что же с ним происходило последние шестнадцать часов и почему он оказался именно здесь… Именно в это время. Земля вновь судорожно вздохнула, словно бы стеная. Возможно, что её просто печалила таинственная утрата древнего храмового комплекса… А может, и что-то большее.       И где-то там, совсем неглубоко под песчинками времени и в рыхлой почве шевелились короткие солнечные мгновения, в которых увязли нити, приведшие к этой ужасной драме…       Луна старательно имитировала безмятежное мурлыканье в положении «милое полотенчико» на руках у хозяйки. Нервы у кошки были на пределе. Но она понимала, что и Усаги, выглядевшая сегодня с утра поблекшим призраком самой себя, уже перешагнула какой-то внутренний предел, выворачиваясь теперь с дребезжащим звуком наизнанку. Рей исчезла неспроста. Луна знала это как то, что восход солнца на востоке, а его закат на западе. И то, что от этого исчезновения теперь у Усаги ноющая рана под сердцем, тоже знала. Сейчас самым главным кошка считала быть рядом со своей хозяйкой. Когда-то давным-давно под пылью веков Селена говорила ей, что однажды на пути её дочери будет такой день, который может обернуться черным. В такой день она просила быть рядом, несмотря ни на что.       «Луна, мы все обладаем глубокой гаммой чувств. Нам всем нужно кому-то верить и знать, что нас не предадут. У моей дочери очень сложный путь. Она наследница великой силы… Даже воительницы Альянса могут не так понять её… Усомниться в ней, пока она будет искать свой путь. И я прошу тебя, моя милая, оставайся с Серенити всегда. Будь той, кто не покинет её ни за что и никогда…»       Эти слова Луна запомнила и пронесла сквозь время. Даже, когда не знала, кто такая Серенити, когда искала её в чужом мире. Она помнила теплый мягкий голос Селены, обращавшей свой взор в мутное будущее, стоя у серебряного фонтана. Помнила ломкую мольбу, что мимоходом проскальзывала в голосе мудрой королевы…       «Я не оставлю её, Ваше Величество. Я всегда буду рядом».       Луна потерлась об обнаженное предплечье Усаги, пытаясь дозваться свою хозяйку с тех далей, где странствовал её разум.       У каждого своя судьба. Свое предназначение. Луна верила в это с «малых когтей». Когда-нибудь, если повезет, она будет любимой, станет матерью… И в её сердце все ещё осталась неспетая песня волшебной принцессы, влюбленной в астронома и прожившей всего несколько тягучих мгновений вечности, дарованной Серебряным Кристаллом… Это все вторично и произойдет по мере возможностей. Свое истинное будущее кошка видела в том, чтобы оставаться со своей Принцессой.       …пусть она и рассмеялась бы в лицо тому, кто сказал бы ей в первый день встречи с Усаги, что это одангоголовое недоразумение «её судьба».       Луна всегда будет рядом. Не испугается, не оробеет. Она прокусит до крови плоть того, кто решится навредить её принцессе. Она выцарапает глаза тому, кто осмелится посмотреть на неё свысока. Вырвет сердце тому, кто ранит её. Она…       — Луна… — Усаги наконец-то заметила её настойчивую ласку и повернула к ней лицо. — Вот бы нам с тобой сложить тысячу журавликов… Я бы отпустила их в небо, чтобы они принесли мне то, о чем я мечтаю… Или оставила бы здесь…       Ветер трепал длинные гирлянды цветных бумажных журавликов*(2), и они шелестели чужими надеждами, мечтами, горькими мольбами, которые устремлялись в бездонный лазурный купол неба, распахнувшийся сейчас над ними.       «Усаги», — людей вокруг было много, поэтому у Луны не было возможности ответить девушке. Она только крепче потерлась об руки златовласой.       Когда-то они в водопаде лепестков сакуры вместе упали в никуда… Где их нашла Селена и привела обратно… Тогда в Усаги преобладало желание быть обычной школьницей, но оно было преодолено, и девушка вновь стала воином*(3). О чем ты сейчас думаешь, Усаги?       Что за отчаянное желание хочешь услать с журавлями в небо?       — Ветер набирает силу, Котенок. Замерзнешь, — Харука, стоявшая чуть поодаль рядом с Мичиру, скинула свой пиджак и бережно набросила на плечи Усаги. Та мягко улыбнулась ей в знак благодарности. Уранус же по-мальчишески закатала рукава своей сиреневой рубашки, вытащенной поверх расклешенных светлых брюк, словно показывая, что дитя воздуха не боится своего брата… Порыв ветра всколыхнул светлые пряди, мелькнуло легкое облачко в темно-зеленых глазах. Мичиру показательно кашлянула за её плечом, играя в ревность. Она вообще с самого утра играла в незнакомые Усаги игры… Вопреки вчерашнему заявлению никто не расспрашивал девушку. Когда они проснулись, выпутались из сформированного ими теплого клубка покоя и безопасности, в который соединились их тела и шотландский клетчатый плед, то Мичиру, старательно создавая при помощи расчески высокохудожественный беспорядок на голове, предложила поспешить к завтраку. Таким непринужденным тоном, словно Усаги и не пришла к ним вчера вся в слезах. Харука открыла было рот, но так и не заговорила, словив от Мичиру предупреждающий взгляд.       С другой стороны, Усаги мало чем отличалась от Мичиру. Получив её молчаливое позволение, она играла в «только мы», будто бы воспользовавшись органичностью и обособленностью пары Урануса и Нептуна для создания плотного кокона, в котором она могла укрыться. Естественно, аутеры заметили, как настороженно и подозрительно к этому отнеслись девочки, смущенные тем, что Усаги все утро будто бы пребывала в апатии и почти не разговаривала. И ещё одно тревожное-тревожное наблюдение — за все утро и день она ни разу не посмотрела ни на Мамору, ни на Сейю. Словно их и не было. Впрочем, юноши тоже будто вышли в иное измерение…       Этот бардак продолжался вплоть до прибытия в храм, где они просто рассредоточились, продолжая играть в разные пласты реальности.       — Смотри, Усаги, какое красивое кимоно… Кстати, на следующей неделе здесь будет праздник Мальвы*(4). Жаль, что мы не попадем на него, — Мичиру постаралась отвлечь Усаги от журавлей, в которых та будто воплотила все свои тайные чаяния и теперь смотрела на них так, словно надеялась на то, что они могучим многотысячным клином взлетят ввысь…       — Усаги, — Нептун приблизилась и стиснула плечо девушки. — Пойдем в молельню. Там можно оставить пожелание на табличке.       Усаги послушно позволила ей себя повести прочь от журавлей. Тихо поблескивала в солнечном свете золотая цепочка, уходившая под ворот блузы утягиваемая непомерным грузом прошлого, и колыхались хвостики шейного платка, старательно скрывавшего клеймо принца Земли. Серенити в глубинах сознания молчала. Да и что было говорить? Усаги с недоверием ощупывала свое сознание, все больше и больше убеждаясь, что там только гулкая тишина. А ещё теперь все, что ей показал медальон, струилось ровной лентой через сознание, как если бы это были её родные воспоминания. Затертые, как старые фотографии, спрятанные вглубь сундука, но её воспоминания… Значит ли это, что она и Серенити теперь едины? Или это просто пауза перед следующим ударом? Ведь она не помнила, чтобы сдавалась ей…       Мерный голос священника в белых одеждах, нараспев читающего молитву, отвлек девушку от тусклых размышлений.       — Защити и направь дочь свою, о милостивая. Ниспошли ей стойкости и смелости, терпения и доброты. Огради от ошибок, что собьют её с пути истинного. Ибо сильна твоя любовь к ней. Горька боль твоя в разлуке с ней. Так защити…       От голоса побежали мурашки, и Усаги замерла на месте, всматриваясь в спину высокого нескладного мужчины, склонившегося у небольшого алтаря. В воздухе витал запах лавра, а из-под высокого головного убора лились смоляные, блестящие на солнце пряди.       — Усаги, в чем дело? Ты его знаешь? — Харука легонько толкнула как громом сраженную девушку, но та безмолвствовала, гипнотизируя спину мужчины. Однако тот не обернулся. Только бросил короткий взгляд через плечо, продемонстрировав на краткий миг точенный профиль, а затем поспешил скрыться.       — Наверное, мне показалось. Пойдемте? — Усаги перехватила Луну поудобнее, усаживая на сгиб локтя. — Просто напомнил одного знакомого…       Крылья журавлей пронзительно шелестели им вслед, а ветер крепчал… И вот яркое пятно цветастого журавлика, разукрашенного в багряный цвет, устремилось в небо… Было начало третьего часа пополудни.       Её ладони были так холодны, что он не мог их выпустить ни на минуту. Так и сидел у её ног на деревянном полу в мансарде рядом с низеньким диванчиком, на котором полулежала Сецуна, как кукла, которую туда сгрузил шумный и привередливый ребенок, забывший о своей игрушке тотчас же. Соичи ровно дышал на её запястья, почти касаясь губами кожи.       — Что ты делаешь? — неуверенно спросила Плутон, вынырнув из очередного полусна-кошмара. Её руки напряглись, но не устремились прочь…       — Ты вся ледяная, — мужчина осторожно поднял на неё глаза. — Мне подумалось, что я сумею тебя согреть.       Большим пальцем мужчина огладил выступающую косточку запястья левой руки девушки. Безымянный и средний пальцы плавно скользнули выше, послав мягкую теплую волну мурашек к локтю. Сецуна подавилась воздухом, чувствуя себя удивительно раскрытой перед этими легкими прикосновениями.       — Ты так и не сказала мне, что происходит… Хотару знает. Твои подруги знают. А я смотрю и боюсь… Что с тобой? — Соичи продолжал рисовать замысловатые узоры на мягкой, поцелованной солнцем коже.       — Просто я стала обычным человеком, — Сецуна встретила его встревоженный взгляд и горько улыбнулась. — Для такой, как я, это огромный стресс.       — Но почему? Что такого произошло? — во рту мужчины стало жутко сухо, а сердце сбилось с ритма. Слабая, но настырная надежда вспенилась в нем ворчливым морем…       — Это временно, — тихо ответила Плутон, растерянно отворачиваясь и стараясь тихонько высвободить руки. Однако его пальцы сжались, превращаясь в мягкие оковы. — Пустите, профессор…       В её голосе легкий упрек, но в то же время и тоска. Она вынуждена сказать это, потому что не положено Хранительнице Времени наслаждаться чужими прикосновениями, будоража тщетные надежды. Пальцы Томоэ надавили на тонкую кожу запястий девушки.       — Твой пульс учащен…       Щеки Сецуны запылали алым. Ей сейчас не скрыться и не спрятаться от этого мужчины… Не охладить жар собственного сердца, убыстренно качающего кровь. Не солгать. Если он спросит… О, если он спросит, не щадя её чувств, не волнуясь о её долге воина, хранителя… О, если…       Но Соичи ничего не спросил. Просто наклонился вновь к её рукам лицом и осторожно коснулся раскрытой ладони губами. Сецуна ощутила томительную дрожь. Девушка непроизвольно дернулась, вжимаясь в диван спиной. Мужчина прижался щекой к ладони, позволяя ей чувствовать теплую в сравнении с её руками кожу его лица.       — Почему это произошло? — тихий вопрос, возвращающий разговор в прежнее русло.       — Потому что я — часть системы, — глухо прошептала Плутон в ответ, старательно изучая потолок. — Наблюдатель с ограниченными правами на вмешательство. Вовсе не всемогуща. Сейчас тот, кто дает мне нить, меняет историю, выбирая новый вариант…       — В смысле выбирая? Будущее всегда скопление вероятностей.       — Не во всех ситуациях. Это только моя теория, но кажется, в каждой заселенной системе Вселенной существует пара Творец и Наблюдатель. Наблюдатель видит единовременно весь созидательный и разрушительный поток Творца… Есть всегда самый вероятный путь, который видно четче других. Но сейчас Творец в растерянности…       — В смысле? Творец — Бог?! — Соичи рассеянно закусил губу, не имея возможности поверить в то, что он сейчас слышал.       — Нет. Я не говорю о всей Вселенной сразу. Просто у систем есть Хранители. Нашу Хранительницу ты видел…       — Сейлор Мун…       — Верно. Волею судеб она является сосудом Творцов этой системы. Её воля проецируется на всю пирамиду воинов… Кроме одного. Того, кто вне нашей природы, но внутри наших колец.       — Сецуна, я не понимаю, — голос Соичи прозвучал слегка жалобно. — О чем ты?       — О Земле. Две нити — золото и серебро — определяют будущее этой планеты. Но что они сейчас творят? За золотом я не могу следить… Он вне моих сил. А серебро…       — Что «серебро»?       — Свернуло все вероятности. И только хаос впереди. Поэтому моя подсознательная защитная реакция — закрыться от этого. Потому что если хаос станет моей реальностью, то я утрачу чувство времени…       «И покину этот мир»…       — Все равно ничего не понимаю, — сокрушенно выдохнул Соичи.       — Тебе и не нужно это… — Сецуна грустно улыбнулась, предчувствуя очередную человеческую обиду. Её «друг» очень не любил, когда ему говорили, что ему чего-то не следует о ней знать или понимать.       — Так. Ещё раз. Хранительница — она же Творец, дает основное направление развития нашей Системы. Но она действует не одна. Хранитель Земли обладает той же функцией…       — Да, преимущественно в рамках своей планеты, но на самом деле это не совсем так… Его роль в Системе очень значительна.       — Ага. Но его ты не видишь, а значит к его будущему не прикреплена. Только будущее Творца. И Творец сейчас на распутье…       — Если бы она была на распутье, то я бы видела все вероятности сразу. А она всячески отталкивает от себя выбор. Она боится выбрать… Ей больше свойственны апокалипсические видения. Где нет ничего и конец всему. Она хочет, чтобы решили за неё…       — Вот как…       Неловкое молчание попыталось подсесть к ним третьим лишним, но Соичи спугнул его:       — А ты хочешь?       Сецуна опешила, поперхнувшись воздухом:       — Чего хочу?!       — Чтобы за тебя принимали решения?       Девушка несколько мгновений просто смотрела на профессора с недоумением, а затем грустно улыбнулась:       — За меня все и так решено, Соичи…       Его имя из её губ прозвучало печальной песней, лишенной начала и конца, замкнутой в рефрен участившегося пульса.       Профессор Томоэ вновь смотрел на эту непостижимую для него женщину, тоскливо вкушая её человеческую слабость, явленную ему волей судьбы. С другой стороны, вся её мудрость, справедливость и сила никогда и не были ему по большому счету преградой для вспыхнувших чувств…       «Я люблю тебя», — безмолвно повторили его губы, приближаясь ко лбу Сецуны. Когда ему хватит сил сказать это вслух и принять её ответ? Короткий поцелуй. Вишневый омут глаз Плутон безукоризненно темен и глубок. Они оба знают о его чувствах… Но упрямо молчат, отодвигая озвучивание на далекое «потом». Конец Света, что ли?       — Спасибо, профессор, — Сецуна постаралась неловко замотаться в кокон их прежнего общения, прежде чем выскользнет что-то новое, что раскроет её постыдный секрет.       — Я могу что-нибудь для тебя сделать?       — Крепкий кофе и бутерброд, — невольно выпалила девушка, слегка зардевшись.       — О, точно… Ты же проспала ланч, — растерянно ответил Соичи. — Я мигом…       Он стремительно вышел, а Сецуна неловко полуприсела на диване, чувствуя, как голова продолжает гонять мир по карусели.       Настенные часы гулко стучали, отмеряя время. Половина третего. А за окном пели радостные птицы, вившие гнезда, шумел ветер, тормоша деревья… Сецуна неловко повернула голову, чтобы порадоваться солнечному свету.       Страшный скрежет застоявшихся шестеренок внезапно оглушил её, вызывая мучительную дрожь во всем теле.       — Нет… Нет… Нет… Нет! — воскликнула девушка, падая с диванчика на деревянный пол. В груди неимоверно жгло, словно раскаленными клещами, а кожа шипела и едва не пузырилась… Спустя пару мгновений, похожих на электрический разряд, сознание благосклонно покинуло её…       Череда ярких арок, тесно расположенных друг за другом, создавала эффект бесконечности. Минако крутилась у статуй кицунэ*(4), поставленных у входа, сдерживая желание схватиться за красные нагрудники, повязанные им на шею. Вишневое кимоно, украшенное серебристыми нежными цветами и кандзаси*(5) ему в тон, поддерживающие сложную прическу, превратили девушку в начинающую гейшу. Томный взгляд и веер довершили бы картину, если бы не почти мальчишеское озорство, которое просто распирало Венеру, заставляя мельтешить её перед своими друзьями.       — Да, как же здорово, — Макото с удовольствием цокнула языком, глядя на подругу. — Когда твоя очередь фотографироваться?       — Когда Джеймс закончит с Сачико и Маюми. Они изображают лисиц-оборотней.       — Готовых привораживать несчастных студентов? — Таики вспомнил прочтенный недавно рассказ у Пу Сун-лина*(6).       — Что-то вроде того. Видел бы ты, какой им вульгарный макияж сделали!       — Минако! — одернула подругу Ами, смотревшая до того с непередаваемой тоской на тории. Последнее порядком беспокоило Макото, заметившую насколько часто Ами стала уделять внимание оранжевому цвету, словно теперь он символизировал для неё отнюдь не общепринятые здоровье, энергию и радость. Однако спросить напрямую шатенка не решалась… Артемис смиренно изображал статую, наподобие кицунэ, предаваясь безмолвным измышлениям на тему о поведении Усаги. По договоренности с Минако он старательно изображал обыкновенного кота, хотя то и дело рассекречивался на наигранном мяуканье, за что Минако украдкой показывала ему кулак.       Ятен, чье лицо было замаскировано огромными черными солнечными очками-тяжеловесами (скорее для того, чтобы просто скрыть следы недавнего падения, чем свою личность, так как группе SunShine они были вынуждены представиться), капризно протянула:       — А с какого такого перепугу я твой парень, милая Минако? Не помню, чтобы выражала своего согласия.       — О, прости, — самой дружелюбной улыбкой ответила ей Минако, не сильно стараясь скрыть подтекст «включи голову, капризный блондинчик» (капризнАЯ блондинКА). — Но нам ведь не нужно, чтобы вокруг нас крутились всякие подозрительные личности. То, что я «якобы» твоя девушка, сразу спроваживает всех моих ухажеров, а также отпугивает от тебя остальных моделей, которые были бы не прочь…       — Да, но Таики и Сейя все равно остаются сырым мясом перед носами акул, — скептически хмыкнула Ятен. — А твоих ухажеров что-то не впечатлило явление «твоего парня».       …даже пофигистичную Целитель пробило с каким презрением и недоумением воззрился на неё тот же Дайсуке, которому за каким-то лешим Минако с утра стала скармливать эту сомнительную историю. Шофер задумчиво прикинул ширину своих плеч и мощь рук, а затем с выразительно поднятой бровью уставился на парня «этой задорной блондиночки». Так и виднелась красная мерцающая строка на его лбу «Да кому нужна эта немощь бледная в черных очках?». И, кстати, наличие «парня» у его зазнобы, ничуть не помешало этому кадру настоять на том, чтобы Минако сидела с ним рядом и распевать ей песни о героических самураях и трагически влюбленных в них дев. Везде царил долг, и чаще всего всплывала строчка «и умерли они с честью», после которой водитель в зеркало смотрел на Ятен и нехорошо улыбался.       Ясное дело, что теперь Целитель думала, что все это месть Венеры за какой-то произвол с её стороны в миновавший вечер. Но она ведь ничего не делала! Вряд ли, Минако могла обидеться за то, что она предложила ей не терзать их уши своим пением, а предоставить профессионалам порадовать души присутствующих. Или попросила не мельтешить с бубном, вытворяя арабески… Или спросила про то, где у парня Минако (если он, конечно, есть или планирует где-нибудь нарисоваться) хватает терпения на её егозливость? Ну что во всем этом обидного?       Минако хлопала своими длиннющими ресницами и сверкала лазурными глазами, разглагольствуя про «защиту мира» и «полную конфиденциальность»…       Девушки серьезно кивали головами, и даже Таики сделал вид, что проникся. Дурдом, честное слово!       — А где ваша принцесса гуляет? — поспешила сменить тему Ятен. Её несколько беспокоило зрелище, которое она увидела утром — Мамору в крепком броненосном танке, создающий эффект наличия жизни в своем бренном теле, Сейя, пылающий пламенем возмездия неизвестно кому за какую луну, и Усаги, удивительно умиротворенная, что было едва ли не самым подозрительным.       — С Харукой и Мичиру пошла смотреть на сэнбазуру, — мелодично ответила Ами, в глазах которой расцветал спорный огонек, как будто бы свойственные ей в последнее время противоречия обострились.       — А… — глубокомысленно хмыкнула Ятен, попытавшаяся втихомолку разведать на пальцах у Таики, где это тут тысячами журавли летают.       — Бе, — ехидно вклинилась Минако, заметившая её пантониму. — Мы мимо них проходили, когда шли сюда. Это соединенные вместе тысяча бумажных журавликов. У здания храма висели целыми гроздьями. Считается, что тот, кто свернет из бумаги такую тысячу, получит от журавля исполнение желания.       «Традиции», — безмолвно развел руками Таики в ответ на призывный взгляд Ятен.       — Шутки в сторону, — тихо произнесла вдруг Макото, озадачив этим не только старлайтов, но и Минако (Ами сохраняла невозмутимое и благодушное выражение лица). — Куда больше меня, нет, нас волнует другой вопрос — где Сейя?       Таики встревожено огляделся, будто надеялся узреть беспечный хвост брюнета в непосредственной близости, но коридор тории находился в стороне от оживленной храмовой площади, поэтому было мало шансов, что кто-либо просто затерялся на каменных ступенях поблизости.       — А с чего вдруг такие вопросы? — сдержанно поинтересовалась Ятен, собиравшаяся сохранять выражение вежливого недоумения до самого конца этого нагрянувшего разбирательства.       — Вы не можете отрицать, что ваши намерения далеки от тех, что вы озвучили по факту прибытия, — пошла напролом Макото. Все три воительницы как-то неуловимо изменились, даже Артемис по-особому подобрался. Таики почудилось, что девушки готовы достать хеншины и обрушить на них свою мощь, несмотря на то, что они являлись боевыми союзниками. Особенно остро угроза исходила от умиротворенной Ами, продолжавшей демонстрировать миру улыбку Будды.       — Эй, — Таики вскинул руки ладонями вверх, стараясь тем самым показать свою открытость в диалоге. — Мы говорили правду. Принцесса поручила нам защищать Принца Земли.       — Да? Так почему вы не крутитесь рядом с Мамору? — вкрадчиво поинтересовалась Минако, обмениваясь взглядами со своим котом.       — Принц Земли не показался мне сегодня с утра тем, кто найдет приятной чью-либо компанию, — буркнула Ятен. — Нет, мы прекрасно понимаем, что должны его «сторожить». Но он сам изъявил желание иметь с нами как можно меньше дел. Поэтому мы готовы участвовать в сражениях, но не «отсвечиваем», чтобы не стать предметом раздражения Его Высочества.       — Допустим. А как же Сейя? — тихо спросила Ами. — Ты ведь знаешь, Таики, что я знаю. Твой взгляд тогда на уроке был очень красноречив.       Макото и Минако помрачнели, словно, несмотря на боевой настрой, вовсе не горели желанием прояснять некоторые моменты.       — Что Сейя? — глухо отозвался шатен. Пальцы его рук скривились, как корни цепкого дерева, вынужденного выживать на отвесной скале. -Ты сама все знаешь.       — Да. Знаю. И полагаю, что Рей сейчас не с нами, потому что убедилась в моих словах своими глазами.       — Ами, слушай, мы же позавчера решили, что нам надо сначала поговорить об этом с Усаги, — напряженно бросила Макото. В зеленых глазах девушки, как торнадо, закручивалось беспокойство. Того и гляди, вспыхнут молнии.       — Как будто у нас есть время… — все тем же жутковато безмятежным голосом сказала Ами. — Ты же знаешь, почему исчезла Рей. Давай послушаем, что нам скажет на это Таики.       — Я-то что о Рей знаю?! — Творец подскочил мячиком с каменной скамьи. — Не видел её с того момента, как она сказала, что не очень хорошо себя чувствует!       — Девочки, все-таки давайте не будем… — вновь вклинилась Макото, чувствуя по долгу силы, как надвигается грозовой фронт со стороны Ами. Что-то сломалось в её лазурной подруге… Что-то сыпется стеклянной пылью сквозь пальцы.       Целитель цепко впилась пальцами в рукав Таики, мешая ему приблизиться к девушкам:       — Хорошо. Мы скажем вам все, что знаем. Не в наших интересах конфликт с вами.       — Будьте любезны поторопиться, — Минако бросила взгляд в лабиринт торий, ожидая увидеть там кого-нибудь из команды, отправленного за ней.       — Это не какой-то там хитрый план. Обо всем безобразии, что сейчас происходит не было и речи, когда мы только собирались сюда, — Ятен облизала пересохшие губы. — Воин тяжело заболела на Кинмоку. Около месяца валялась в горячке. Принцесса и я ухаживали за ней. И даже при всем том, что я дочь мудрейшего лекаря нашей планеты, причин болезни выяснить не удалось. Пока, наконец, она не пришла в себя…       — Причем здесь болезнь Воин?! — нетерпеливо прикрикнула Минако. — Как это все с нами связано?       — Напрямую, — обрубил Таики. — Она заболела спустя три месяца тоски по Лунной Принцессе. Это потом уже Целитель поняла, что эти три месяца…       — Да, — перетянула на себя нити повествования вновь Ятен. — Три месяца, гоняя воспоминания о Земле, воскрешая в своей памяти светлый лик Серенити, — подавить горькую насмешку не удалось, — она расшатывала сдерживающие конструкции, которыми одно наше перерождение отгораживается от другого.       — Что, простите? — Макото порядочно поднимало настроение то, что даже Ами ещё не совсем понимала, к чему все ведется.       — Вы видели в бою с Галаксией звездные семена — вашу скрытую сущность, ваше сияние, источник мощи, — терпеливо пояснил Творец. — Так вот, они живут вечно. По крайней мере, никому не удалось подсчитать предел существования такого вот кристалла… У обычных людей они часто блекнут и вынуждены с приобретением следующей оболочки по новой нарабатывать свое сияние. Мы, воители, уже достигли за свой долгий путь такого уровня, что наше сияние сложно загасить. Однако телесные оболочки все так же хрупки. Они легко изнашиваются, повреждаются, смалываются в пыль. Вечна только наша сущность, вдавленная в грани кристалла. Каждое новое рождение — нить воспоминаний, намотанная на семя. Большая часть циклов содержит одинаковые элементы. Поскольку мы несовершенны и для нас наиболее легки к восприятию конечные промежутки времени от рождения до смерти, а идея постоянства и «вечности» способна привести к безумию, как то случалось периодически в рядах династий хранителей времени, прошлые жизни отграничиваются от нас. Превращаются в подобие запаянных капсул, бусин в четках. Мы — это всегда мы. Суть кристаллов неизменна. Но наши новые рождения приводят к возникновению «личностей» — оболочек для нашей сути. Они могут чем-то отличаться, но скорее в том плане, как отличается предмет в меняющемся освещении.       — И Воин вскрыл такую «капсулу»? — Ами прикрыла глаза, позволяя легкой дрожи проскользнуть в кончиках пальцев.       — Да, — Целитель опустила голову. — Ненамеренно. Никто просто и не подозревал… В наших летописях есть, конечно, свидетельства о начале контактов с Солнечной Системой, но никаких упоминаний о попытке Кинмоку совершить династический брак…       — Ты не права, — на высоких скулах Таики запылал румянец. — Мы планировали заключение династического брака, но не с Луной.       — Что?! А с кем? — воскликнула Минако, чувствуя легкое волнение. — И как вообще? У вас же вроде бы женская династия. Неужели кого-то из принцесс Альянса посулили за женщину?       — Конечно, нет. Что за глупости, — Таики напоминал уже спелый помидор цветом лица. — И вообще, мы отдаляемся от темы! Самое главное, что у нас не было планов на брак с лунянами.       — Вы должны понять, — грустно сказала Целитель, сплетя в замок пальцы. — Этот процесс не поддается контролю. Освободив свое прошлое, ты практически становишься поглощенным им. Воин увидела в вашей принцессе теплый нежный свет… и влюбилась в него. Она смирилась с тем, что этот свет никогда не будет принадлежать ей, потому что в этом и выбор самой Усаги. Но прошлое… Её личность, спавшая в пыли веков, навалилась на неё как снежная лавина, сорвав оковы, которые она сама надела на себя. Отсюда и долгая болезнь… Улетая, она смирилась с тем, что «Сейя Коу» исчезнет на веки. Но, вспомнив, оживила его вновь. Его и…       — Гладиуса, — мрачно закончил за неё Творец.       — Что же такого в их прошлом? — нарушил свое установленное молчание Артемис, тут же испуганно зажав лапой рот от недовольного взгляда Минако.       — Любовь. По крайне мере, так рассказывает Сейя, — вздохнула Ятен. — Он убежден, что их разлучили ради выгодного Луне брака с Эндимионом.       — Да, мы слышали, что брак Эндимиона и Серенити должен был состояться по расчету, — кивнула Венера, перестав карать взором Артемиса. — Но где доказательства тому, что вбил себе в голову Сейя?       — У него. Это письма и какие-то личные вещи Серенити. Я видела краем глаза, как он пересматривал их. Там ещё куча засушенных роз… Долгие дни, приходя в себя после болезни, он перелопачивал архивы, искал старые тайники во дворце… От его деятельности стены тряслись…       — Четверг, да? — глухо спросила Ами. — Он отдал Усаги все эти вещи в четверг?       Таики сглотнул, опуская голову. Меркурий по его наблюдениям была уже на взводе, и спуск курка должен был совершиться вот-вот…       — Да. Сейя попросил нас отвлечь ваше внимание.       — Почему вы помогали ему в этом?! С чего вдруг? — рыкнула Макото, чувствуя, как до боли стискиваются кулаки. В ней эхом зазвучала та жуткая ярость, что пробудилась ещё в тот момент, когда она подумала, что Сейя стал причиной недуга Усаги в среду.       — Мы не знали всего… Историю свою и Усаги он рассказал нам только вечером в четверг. И то не все. Только про брак и любовь.       — И мы поняли все задним числом. И причину болезни, и почему он так часто пропадал в библиотеках и архивах, — нервно добавила Ятен. Она ощущала себя не в своей тарелке. Ведь ей уже давно были известны мотивы Сейи… Вся история шита белыми нитками… Ход вглубь — и кто знает? Может придется увертываться от Сияющей Аква Иллюзии… И хорошо, если только от неё.       — Мы потребовали от Сейи прекратить, — Таики обращался именно к Ами, словно она была необъявленным им судьей. — Наша задача помочь защитить Землю и вернуться на Кинмоку. И на следующей неделе вы нас и не увидите, кроме как в школе. Мы будем держать вас в поле зрения, но никаких частных встреч.       — И вы можете это гарантировать? — голос Ами так и не вернул тепла, демонстрируя арктический холод. — Вы ведь даже понятия не имеете, где ваш друг пропадал ночью.       — Также, как вы не знаете, где были ваши принц и принцесса, — не более тепло ответствовала ей Целитель. — Может они все втроем выясняли отношения, поэтому сегодня и не сходятся вместе…       — Ладно, Ами, угомонись, — Минако потрепала подругу по предплечью. — Там уже за мной идут. Не передеритесь, пожалуйста. Без меня.       Вне зависимости от характера разговора она демонстрировала сейчас удивительную жизнерадостность и тепло. Ещё бы — разборки с инопланетными гостями и мифическими монстрами — это одно, а работа — совершенно другое.       Но стоило Минако направиться вглубь оранжевого туннеля, как над территорией храма пронесся пронзительный женский крик:       — Ради Бога, помогите! Они же убьют друг друга!!! Помогите!       Коротко переглянувшись, воины бросились на голос.       С чего все началось? С чего? Ответа не было. Синие наглые огни пылали напротив, выжигая клеймо вечной ненависти в сердце Мамору. Принц готов был поклясться — он не искал встречи с этим хвостатым подлецом, что верткой змеей вполз в мир, где ему не было места. Стоп. В какой момент его мысли пошли по этому направлению?       — Зачем ты сюда пришел?       Мамору намеренно держался подальше от группы, от девочек, от Усако… Он знал, что раскол внутри слишком глубок, а потому нет никаких гарантий, что он не взорвется и не совершит непоправимое… В идеале, конечно, было немедленно уехать, но на это силы духа не хватило. Эта площадка на подъеме к святилищам казалась ему идеальной в его желании одиночества. Но нет. Сейе Коу мало было вломиться в его жизнь, перевернуть все с ног на голову и вскружить голову Усако… Он решил ещё и сюда прийти.       — Потому что пора это закончить. У нас есть шанс решить это сейчас. Один на один, — напористо бросил Сейя, продолжая обжигать взглядом. — Отпусти её.       Мамору прикрыл глаза, чувствуя, как колышется внутри пламя:       — Уйди, Сейя. Я ничего с тобой решать не буду. Мы с Усако все решим сами без твоей любезной помощи…       — Она не любит тебя. Твоя ложь или чья там ещё всплыла к верху пузом, как дохлая рыба. Сейчас нет тех условий, при которых заключался ваш союз. Отпусти её… Она страдает. Потому что не может отказаться от вашего будущего, пока за него держишься ты, как несчастный паралитик. Потому что ложь побудила её сделать так много, что никто не в силах выдержать последствия этого…       Умные правильные речи. Умные правильные речи. Прерогатива короля Эндимиона, пичкавшего его с Усаги сказочками про силу любви, про грядущие кризисы, с которыми только так и можно справиться. Но никак не этого зарвавшегося сопляка, решившего вдруг, что его основная сущность мужчина.       «Убей подлеца».       «Убей Воина».       «Убей заговорщика».       Голоса разносились в его голове болезненным шумливым эхом, как будто бы говорившие стояли прямо за его плечом.       «Накажи предательницу».       — Уйди, Сейя.       У него нет сил подбирать какие-либо иные слова. Нет возможности объяснить то, что должно быть ясно уже и слепому. Но Воин, видимо, был не просто слеп, а лишен всяческого осязания, слуха и обоняния. Запах паленной плоти, что вкручивался в ноздри Принца, вызывал тошноту и головокружение.       — Раз не хочешь так, то предлагаю решить все вашим излюбленным варварским методом.       Синие сверкающие огни стали очень неосторожно близки. Если протянуть руку, то можно сдавить один из них и загасить…       Однако поддаться опасной мысли Мамору не успел. Удар в лицо отбросил его на пару шагов. Клацнули зубы, а по губе потекло что-то вниз на подбородок…       Свистящий вдох. Кажется, Коу не ожидал, каково будет его руке…       «Убей Воина».       Черное пламя обожгло кожу, а кулаки стремительно сжались. Что ж, Коу Сейя, чертов Воин не сможет потом сказать, что Мамору его не предупреждал.