Причудливые игры богов. Жертвы паутины

Предисловие от автора: Доброго времени суток, дорогие читатели! Каникулы завершились (приквела, правда, всего две главы родилось, а миники ещё не перешли в стадию редактуры >.<). Наступила осень, и мы начинаем вторую часть этой истории по распутыванию клубка паутины. Спасибо всем тем, кто читает!       Ему пришлось оглохнуть.       Когда его синеокая возлюбленная открыла глаза, то первым делом продолжила те дикие крики боли и ненависти, которыми окатила его, когда он забирал её с Земли. Она обрушивала на него их, как морские волны — высокие, плотные, забивающие ноздри так, что воздуху не глотнешь, и остается только одно — тонуть-тонуть-тонуть. И Сейя покорно тонул, позволяя ей говорить ему самые черные слова, которых она, может быть, и не знала до тех пор, пока не… пока не…       Никто не рисковал, кроме него и Ами, приходить к ней. Меркурий с завидным упорством приходила днем вместе с ним и старалась дозваться до Усаги, но нарывалась только на хрип — свистящий, болезненный, но черный, как ночной полог. Такого ли рассвета они ждали? Отчаяние иссушило лунную принцессу, превратив в изнуренную тень от тени самой себя, мумию, обглоданную чужим ласковым солнцем, а крики разодрали горло, иссушили и потрескали губы.       Целитель и Творец даже не мелькали у светлых дверей, украшенных пышными астрами. Минако и Макото лишь пару раз приблизились, но так и не решили открыть их. Сейя понимал, почему. Они не медсестры, не целительницы, и им тоже больно, как и его принцессе. Кто может измерить эту боль? Больше ли, меньше ли?       Непривычно молчаливая Луна была, подобно Сейе, неотлучно рядом. Она исступленно терлась о руки хозяйки, которая в своем горестном помутнении даже не узнавала её. Удивительным и неприятным моментом было то, что для Луны и Артемиса понадобится значительное время, прежде чем они встроятся в поле Кинмоку и смогут говорить… Может быть, Луна бы докричалась до Усаги…       Хрип сдавился на механический шепот, и девушка стала будто бы вновь впадать в забытье. Злость гасла в ней, словно опущенные в воду угли, оставляя пепельное оцепенелое горе… И тогда пришла принцесса Какю. Она вплыла в комнату, источая нежный аромат оливы.       С самого их появления на Кинмоку Сейя отчаянно надеялся, что с приходом принцессы все изменится, и Усаги поправится. Но Какю в первые дни наотрез отказалась навещать Лунную Принцессу, не объясняя причины. Сначала Сейю это разозлило, но потом он вынужденно смирился, покорно ныряя в черные волны, почти забыв о существовании своей сиятельной повелительницы, что ранее казалось невозможным.       — Верните меня, — это было первое, что сказала Усаги, увидев свою сияющую соратницу по битве с Галаксией. — Верните меня. Я не могу так.       Её голос был тускл и ломок, словно металлическая сурьма. Какю с состраданием поглядела на истерзанную девушку, плавно огладила осунувшиеся черты лица, заглядывая в подчеркнутые тенями колодцы глаз, где синь плескалась едва-едва на самом дне.       — Бедная моя… Бедная… Ты столь много потеряла… — осторожный поцелуй в висок. — Ты обязательно вернешься. Обязательно. Тебе надо только набраться сил… Не терзай себя, пожалуйста. Не надо.       — Как мне не терзать себя? Как? — предательская влага вновь заблестела на дне колодца, опровергая тезис, что можно иссушить слезы обильностью боли. — Дорогие мне люди погибли, родная планета брошена на произвол судьбы, родители понятия не имеют, где я и что со мной. А я обещала… Я обещала…       Какю побледнела, как полотно, закусила губу. Вероятно, подумал Сейя, ей и не было шанса осознать, сколько боли утаила в себе воительница Луны. Никто не осознавал в полной мере. И он тоже.       В дверях появилась Минако. Традиционная туника Кинмоку сидела на ней как влитая, в распущенных волосах заблудились ласковые солнечные лучи, а на губах играла мягкая улыбка. Воодушевления в её глазах хватило бы на роту солдат. Но оно граничило с помутнением рассудка. Так было с сенши: храбрились, боролись, но все на пределах разума, с томительной искрой, от которой могло полыхнуть безумием.       — Усаги, — её голос был пугающе звонок и громок. — Ты нас так напугала.       Усаги растерянно повернулась к ней, отвлекаясь от Какю и повести о своей боли. Однако вид подруги спровоцировал новую тугую волну отчаяния, захлестнувшую все её существо. Какю среагировала быстро — вскинула руку, точно ударив в центр лба истерзанной златовласой. Усаги замерла, словно статуя на месте. В синих глазах обосновалась глубокая пустота, а затем девушка плавно опустилась на подушки и смежила веки.       — Что вы сделали? — Минако вцепилась в руки Какю с дикой силой, от которой Принцесса Олив охнула. Сейя среагировал нарочито замедленно, но сильно. Ухватил Минако за плечи и стиснул, стараясь призвать через болевые ощущения к порядку. Воительница Венеры обмякла, отпуская Какю. Та отступила на пару шагов, потирая запястья:       — Это наведенный сон. Если она продолжит так изводить себя, то умрет. У неё и так почти нет жизненных сил. Видит ли она тебя или кого-то ещё из девочек — и вина вспыхивает заново. До того её жгли гнев и отчаяние, но вина добивает…       — Вина… — глухо повторила Минако и опустила голову. — Но разве может кто-то из нас винить её в произошедшем, особенно когда мы видим…       Она не договорила, только зажмурилась изо всех сил, удерживая внутри себя слезы.       — Но разве может она не винить себя? Особенно сейчас, когда утрачена одна из вас? — мягко и осторожно спросила Какю. — Она бескрайне любит каждую из вас, и раньше ей удавалось возвращать вас, как бы не страшна была разлука.       Минако молча опустилась на колени у постели Усаги, осторожно беря в руки безвольную ладонь принцессы и целуя. Кто бы мог описать, как она ненавидела и любила её одновременно? Кто бы мог объяснить, что же это за ненависть, которая толкает только к тому, чтобы опустить голову и прошептать смиренно и тоскливо: «Вернись, Серенити… Пожалуйста, вернись…».       Луна певуче мяукнула и, свесившись мордочкой с кровати, лизнула Минако в щеку шершавым языком. Венера тихонько фыркнула, вяло улыбаясь ей в ответ.       «Вернись…»       Юпитер сидела на перилах беседки, расположившейся в саду, бесшабашно заросшем кустами с мелкими, сладостно пахнущими розами. Вот уже и Минако нашла в себе силы перешагнуть через порог комнаты с астрами, где Сейя выхаживал Усаги… А она? Макото вспомнила, как буквально день назад подходила к самой двери, положив руку на ручку двери, будто намереваясь повернуть её, но сил не нашлось. Так и стояла, прислонившись лбом к двери, слушая хриплый задыхающийся голос, в темных репликах которого отказывалась узнавать Усаги… Ами входила туда ежедневно, как сестра милосердия. Как и положено будущему врачу. Но Мако видела, что она была не менее изломана, чем сама Юпитер. Чем Минако. Что им оставалось? Что? Они видели, как погибли Мамору, Мичиру, Харука. Как страшно умерла Рей. Такой ужас был только в самом-самом начале — с королевой Берилл, проклятой, спятившей ведьмой, которая убивала их одну за другой на ледяной пустоши, пока Усаги не осталась одна… Не покинула ли их теперь Усаги? Обычно все было наоборот. Они уходили одна за другой — защитницы-воительницы, уходили, зная в глубине души, что она обязательно спасет их, вытащит даже из недр ада. Сейчас их всех спасла Рей, активировавшая золотое поле генералов, отдавшая почти легко и играючи свою жизнь за всех них. Макото отчетливо осознавала, что Рей шла на смерть и прекрасно об этом знала.       — Как ты могла, Рей… Зачем… Можно же было все сделать иначе… Найти другой путь.       И все-таки нет. То, что сделала Марс было самым верным, самым правильным. Это спасло их всех, всех, кто уцелел. Теперь они за сотни световых лет от своей планеты, лишенные знаний о том, что оставили позади, не ведающие — удалось ли Эндимиону, Уранусу и Нептуну одолеть зло? Вдруг Скрут оказался неуязвим? Хотя хлещущая из него черная кровь давала надежду, что нет.       Здесь на Кинмоку все было слишком легким — тонкий, рвущийся из легких воздух, торопливо ныряющий в небесные выси, курчавые ветви деревьев, также тянущиеся к небосводу, сверкающим хрусталем обжигающему взгляд, цветы, растущие почти в воздухе. Все жители передвигались так, словно вот-вот взлетят, почти вприпрыжку, как дети, и не носили ничего длиннее туники и тяжелее сандалий. Самое длинное одеяние было у принцессы Какю… Её прозрачный багрянец вопреки всему не отрывался от земли, стекая вниз. Воительницам с Земли выдали короткие светлые туники, доходившие до середины бедра, перехваченные золотыми поясками. У Макото была светло-зеленая.       — Собираешься пустить здесь корни? — раздался рядом тихий тревожный голос Творец. Она приблизилась к ней со спины мягкими кошачьими шагами. Илекс… Звучание имени было непривычным для слуха, да и сложно было смириться с тем, что тот, кого она знала на Земле под мужским именем Ко Таики, является девушкой Илекс. Каштановые волосы были высвобождены из захвата хвоста, превратившись в мягкий шелковый плащ, в фиалковых глазах тягостная тоска. Похоже, что она переживала происходившее также тяжко, как и сами сенши.       — Нет. Ни за что, — острый бритвенный ответ сорвался с губ сам собой.       — Прости, — сожаление промелькнуло на лице Творца. — Земля ждет вас… Мне страшно думать о том, что…       »…мы оставили».       — Мне тоже, — кивнула Юпитер примирительно. — Но мы защищаем Землю. Мы её воины-защитники. Оставить её на произвол судьбы, особенно, когда Эндимион…       У неё не получилось закончить. Тот взрыв, отгудевший за ними в спину, обещал неизбежность. Катастрофу. Ужас.       — Ты злишься на неё? — Творца, по всей видимости, это беспокоило чуть ли не более всего.       — Я не знаю, — к чему было кривить душой. Макото была бы рада сказать, что нет, но не была уверена, что не соврет. Осознание произошедшего гудело морскими волнами в сознании. Если бы Усаги не вспомнила прошлое, не металась бы между Воином и Эндимионом, не довела бы Мамору, не оказалась бы без сил перед лицом чудовища, не… Если бы. Если. Бы. Черт! Какое если?! Осколочные раны вновь заныли. Макото было страшно осознавать, что же чувствует Усаги, что она чувствовала на каждом шагу этого извилистого пути, приведшего к болезненной драме. В голове все ещё шумело, будто действительности было необходимо время уложиться. Длинный извилистый путь в сотни миль…       «Прекратите. Я все видела» — вот Макото твердо вмешивается в конфликт Усаги с тремя орясинами и вытаскивает девушку из неприятностей…*(1) А вот она чувствует исполненный непритворного восхищения взгляд Усаги, направленный на бенто, и по простому делит свой завтрак с ней, не чувствуя от неё того непонятного и обидного страха, ставшего вечным её спутником.       Что было в её жизни до Усаги? До протянутой хрупкой ладошки? До сияющей синевы?       Одиночество. Чуждость всему и вся. Чрезмерно высокая, лишенная родительского тепла с ранних лет, слушавшая только боязливые шепотки сверстников и получавшая неодобрительные взгляды со стороны взрослых. С Усаги мир стал теплее… полнее… совершеннее.       — Мако, я понимаю, что вам сейчас очень тяжело… Но поверь мне, как бы ни было страшно, все ещё может хорошо обернуться. Мы сами не верили… Мы искали принцессу, но в нас не было уверенности, что с её обретением мы сможем одолеть Галаксию и вернуть наш утраченный мир. Сказка про Свет Надежды была для нас дикой фантазией измученного разума, цепляясь за которую, мы самим себе напоминали глупых детей. Но встреча с вами все изменила… Мы не верили, сомневались, злились… ненавидели вас. И вы нас, мгм… — Илекс замялась, подбирая слова, — «сделали». По всем фронтам. Заставили поверить нас в то, во что мы сами не думали никогда поверить. В вашу хрупкую ломкую принцессу. Вы научили нас многому… Кто бы подумал, что спустя год наш мир вернется? Ты не видела истерзанную пустыню, которую оставила после себя Галаксия… И никого. Никого не осталось. Все они превратились в огоньки на бесконечном невидимом плаще Галаксии. А теперь — смотри, — Илекс махнула рукой в сторону, — там на лужайке резвятся дети, там прогуливаются придворные дамы, а там шутят наши рыцари, гвардия Королевства Олив. Я уж не говорю о празднике Летнего равноденствия, что сейчас гудит в городе. Мир и благоденствие. И все это вернулось благодаря вам. И вашей принцессе. А потому не ставь точку, не опускай руки, как когда-то были готовы сделать мы.       Юпитер растерянно посмотрела на Творца, ловя мягкую умиротворяющую улыбку.       — Вы все вернете. И Рей тоже. Если Усаги отняла вас у Хаоса вместе с другими звездами, то разве не сделает того же по отношению к смерти и забвению?       — Да… Ты права, — тихо выдохнула Макото, смаргивая навернувшиеся на глазах слезы. — Я не опущу руки… Мы не опустим…       А ветер смеялся в ветвях вольных деревьев, сплетаясь с детским смехом. Лазурная высь натянутым полотном сдерживала его, не давая умчаться в космос, чтобы принести Земле весть — её воины ещё надеются. Ещё стремятся бороться. И обязательно вернутся.       Пробуждение Икуко произошло не сразу… Лента Млечного Пути увлекла её столь далеко, что сначала она соскользнула в вялый тягучий мрак, а лишь затем увидела белый приглушенный свет палаты. Было пусто… Ни посетителей, ни соседок. Женщина тихо вздохнула, чувствуя легкое замешательство и дезориентацию. Сон только-только сошел с неё, оставив сладкий привкус надежды и притупив воспоминания последних дней. Понадобилось время и скользнувшая в поле зрения седая прядь волос, чтобы она вспомнила горькую болезненную череду событий, приведших её к этой опустелой палате.       Мимо дверей прошли, переговариваясь, какие-то женщины, возможно, что её соседки, решившие совершить променад в послеобеденное время. Обостренный слух донес даже чьи-то перекрикивания со двора… Миролюбивый ровный характер звуков казался миссис Цукино чужеродным. С небольшим усилием она села, спустила ноги и попробовала нащупать мягкие больничные туфли. На тумбочке в полупрозрачной зеленой вазе стоял букет подснежников*(2). Икуко удивленно прикоснулась к ним кончиками пальцев, не смея доверять собственным рецепторам. Мягкость лепестков, похожих на слезинки, которых пролился из её глаз уже не один обильный ручеек, ошеломила её. Надежда. Кенджи вопреки всему принес к её постели надежду, поскольку верил в нечто высшее, что могло охранить и уберечь их дочь, чтобы затем вернуть страдающим родителями… Кенджи…       Подснежники дрогнули, словно маленькие колокольчики:       «Усаги».       Женщина оторвала руку от цветов, поднося к губам, изо всех сил стараясь сдержать новый поток слез.       Внезапно мирный характер звуков переменился, переключая её внимание.       Кто-то протяжно закричал во дворе. Раздался жуткий грохот. Икуко вскочила с кровати, забыв про туфли, намереваясь броситься к окну. Однако на полпути замерла. Крик отразился эхом уже где-то изнутри больницы, проносясь по коридору мимо её палаты. Грохот повторился, здание затрясло.       — Сэр! Сэр! Сэр! — с топотом пронесся кто-то по коридору.       Зафонило — включили систему оповещения.       — Внимание! Внимание! Сохраняйте спокойствие! Персоналу больницы собраться в залах на этаже для организации эвакуации больницы. Сохраняйте спокойствие.       Грохот раздался совсем рядом, здание вновь содрогнулось. Кто-то завизжал, глухо ударился об дверь палаты. Икуко отшатнулась, чувствуя себя, словно в фильме про зомби-апокалипсис или просто в добротном ужастике (сама-то она их не переносила, но нередко оттаскивала Шинго за уши от телевизора во время просмотра оных). Удар в дверь повторился. Женщина попятилась к окну. От следующего удара дверь снесло с петель. На пороге в палату замерло странное существо, от вида которого Икуко замутило. Пучеглазое существо мерзкого желто-зеленого цвета, похожее на помесь богомола с человеком, застрекотало, выпячивая вперед маленькую грудь, виляя вытянутым брюхом, которое стучало боковыми хитиновыми пластинами по косяку.       — Добыча… — различила она в стрекоте едва понятное слово на человеческом языке. — Добыча…       Цукино уперлась спиной в подоконник, панически шаря руками по стенам, словно надеясь обрести оружие.       Чудище вошло в палату, слегка раскачиваясь на тонких ногах, вперившись хищным взглядом в несчастную жертву. Икуко, расценив, что за короткий вздох ничего не случится, вдохнула поглубже, утихомиривая панику. В поле зрения попал тонкий длинный торшер. Женщина метнулась к нему, крепко стискивая обеими руками, потянув его на себя так, что шнур с щелчком вылетел из розетки. Чудище вздыбилось на задних ногах, будто предупреждая её от необдуманных действий, но Икуко уже выставила вперед торшер, собираясь бороться.       Однако сойтись в смертельном поединке им не дали.       — Крик мертвых! — глубокий бархатный женский голос, выкрикнул странную фразу, а затем полыхнуло пурпуром. Чудище затряслось и опало на пол, испуская тонкий дымок.       — Вы в порядке? — в дверях палаты замерла высокая смуглая девушка с длинными темно-зелеными волосами и вишневыми глазами. Одета она была в форму знаменитых сейлор-воинов. Неужели?       Икуко нашла в себе силы только коротко кивнуть, не отрывая взгляда от спасительницы. Рассказы соседок про происходящее в Киото были полны упоминаний о сейлор-воинах. Если сейчас перед ней стоит одна из них, то значит они выжили, а раз выжили они…       Слезы вскипели в её глазах, обжигая кожу.       — Не бойтесь, — воительница прошла к ней, протягивая руку, полностью переключив внимание на неё. Ошибка… Существо трепыхнулось, поднимаясь на своих длинных конечностях, извиваясь по змеиному. Хищное шипение полетело в спину девушки. Она неловко качнулась вперед, словно ещё намереваясь приблизиться к Икуко, но затем порывисто обернулась. Монстр уже успел полностью выпрямиться, взмахнул своими лапами, одна из которых со свистом пронеслась почти у самого уха девушки и оцарапала ей предплечье, надорвав белоснежную ткань перчаток.       Воительница извернулась, отводя в сторону руку с длинным сиреневым посохом, на конце которого покоилось сердце с гранатом в центре.       Подул сильный ветер, и девушка раскрыла рот, чтобы снова закричать нечто грозное, но тут раздался грохот и в глаз монстру вонзился шприц. Он пролетел стрелой, свистя в воздухе.       — О ты, грозное чудовище, раскайся в своих грехах! И встань на путь праведный! Ибо зло всегда будет повержено! Больница — это дом жизни, где спасают заболевших людей. Я не могу простить тех, кто заполняет ее нечистой энергией и злоупотребляет этим! *(3) - зычно проговорил ещё один участник этой сцены. На подоконнике второго окна, располагавшегося рядом с пустеющей постелью Аяки, стоял высокий мужчина с блеклыми волосами в белом халате, сверкающий очками. За спиной он держал одной рукой развевающуюся на ветру простыню, а в другой стискивал пальцами ещё два шприца. Монстр дернулся, переключая свое внимание на новоявленного спасителя. Воительница уставилась на него в глубоком шоке, разве что в обморок не рухнула. Мужчина же метнул второй шприц, воткнувшийся во второй глаз чудовища, заставив его заверещать от боли. Простыня поплыла белой волной по воздуху и окутала это человекообразное подобие богомола, а сам мужчина резко ударил ногой куда-то в область груди чудовища. Оно дернулось и осело на пол.       — Крик мертвых! — вновь воскликнула воительница, обкатывая новой волной белую груду. Чудовище ещё раз дернулось и, вроде бы, отключилось. Затем девушка повернулась к мужчине:       — Ты сдурел?! Что ты творишь?! А если бы оно не было настолько слабо?!       — Оу, прости, не думал об этом, — пожал плечами их спаситель. — Но мне нравится, как тает расстояние между нами, когда ты беспокоишься обо мне.       — Что?! — щеки воительницы налились багрянцем.       — Тихо, Плутон, — мягко прервал её мужчина, властно опуская палец на полные губы девушки, усугубляя её смущение, и она отшатнулась от него, словно он вытворил нечто совсем невозможное. — Здесь есть ещё чудовища, а Сатурн одна не справится.       — Кто вы такие? — выдавила из себя Икуко. Её пальцы онемели, продолжая стискивать торшер.       — Защитники Земли, — тихо, потупив глаза, сказала та, которую назвали Плутон. — Мы рады помочь вам, миссис Цукино.       — Откуда вы знаете меня? — Икуко вновь ощутила поясницей твердость подоконника.       — Так уж получилось, — коротко бросил мужчина, не забывая при этом ободряюще улыбаться.       — Мы здесь, чтобы помочь. Их, по крайней мере, ещё пятеро, — пояснила Плутон.       — Кто это? — сухость во рту сделала голос приглушенным.       — Их называют фагами. Они жаждут выгрызть тепло из человеческого тела… Ненасытные чудовища, которые когда-то были людьми, — не менее глухо пояснила воительница.       — Были людьми? — Икуко растерянно посмотрела на неподвижный белый холм, скрывавший чудовище, человеческие черты которого напоминали ей больную фантазию какого-нибудь выпивающего художника. — Но почему…       — Если позволите, то я объясню вам подробнее чуть позднее. Нам надо уходить. Соичи…       Румянец на щеках воительницы никуда не делся, но голос старался звучать твердо.       Мужчина кивнул в ответ и взял Икуко под локоть, потянув её к дверям. Плутон тем временем пустила резиновый шнур вокруг холма чудовища, опутывая его, чтобы воспрепятствовать его движению, если оно вдруг придет в себя.       — Нам надо будет стащить их в одно место, когда все закончится… Я здесь как раз обустраивал очень удобное подземелье для… — заметил мужчина, вытаскивая Икуко в коридор.       — Главное не убить ненароком, — мрачно ответила Плутон, закрывая дверь палаты, а затем прикладывая оконечье посоха к ней. Замерцало фиолетовым. — Запечатала. А вы, профессор, мне потом поясните, зачем ВАМ вздумалось скакать по подоконникам с пафосными речами.       — Нууууу, Мимет мне как-то рассказывала…       — Не хочу больше слышать ни слова! — мрачное настроение воительницы мигом передалось её спутнику, и тот ограничился вялым ворчанием на тему, что потепление у них скоропалительно и кратковременно.       Спереди донеслись истошные крики, а снизу застучало, словно град по крыше…       — Военные…       Спутники Икуко коротко переглянулись.       — Мы не сможем их спасти… Нас только двое, а Нептун и Уранус…       — Мы спасем тех, кого сможем. Но мы не можем оставить миссис Цукино…       — Ожоговое отделение выше этажом. Палата № 7. Туда. Я пойду вперед, — отчеканила воительница, беря наизготовку посох.       — Хорошо, — Соичи резко сменил направления, увлекая за собой Икуко.       — Постойте! Куда мы? Что происходит? — женщина почувствовала, что опять очень слабо понимает происходящее.       — К друзьям вашей дочери. Там вы будете в безопасности.       — Что?! — странная, не совсем оформившаяся мысль мелькнула в голове Икуко и ускользнула вновь в глубины разума, плеснув насмешливо хвостом.       — К зданию подогнали военных, чтобы уничтожить монстров. Внизу опасно, нам будет не выйти. Кого успели эвакуировать — вывезли. На остальных из-за внештатной ситуации махнули рукой, расценив как уже состоявшихся жертв чудовищ. Им некогда было всех пересчитывать…       Икуко с трудом успевала перебирать ногами по ступеням, едва не спотыкаясь. Если она упадет, то новый знакомый просто протащит её по пролету, набивая ей синяков. А то и руку сможет вывихнуть…       — Но здесь, наверху…       — Их пятеро. Никто не успел сюда пролезть. Тем более, что те, к кому я вас веду, сумеют отразить удар.       — Но…       — Доверьтесь нам, Икуко, — он впервые обратился к ней по имени, сбавляя темп ходьбы. — Мы не допустим, чтобы мама Усаги Цукино пострадала.       Резкий щелчок двери, и растерянная женщина полетела боком в палату, едва не упав на изножье кровати.       — Харука, у нас гости, — раздался мягкий певучий голос. — Приятные гости.       — Позаботьтесь о ней. Я к Плутон, — коротко бросил тот, кого называли профессором, захлопывая дверь.       Мичиру не верила, что проснется… Тягостный мрак, рухнувший на неё в момент взрыва, казался ей местом вечного пребывания, на которое её обрекли. В тот миг, когда они с Харукой приняли решение, она была готова к смерти. Точно так же, как в тот момент, когда осознала, что её чистое сердце — это талисман. Точно так же, как в момент сражения с одним из отражений Нехелении, готова была принять на себя стрелу Марса. Точно так же, как в тот момент, когда они с Уранус предприняли отчаянную попытку обхитрить Галаксию. Пробуждение её обескуражило…       Перебинтованное тело ныло, лицо затекло, мышцы были словно деревянные. Потом, уже найдя в себе силы осмотреться, она поняла, что в какой-то мере ей повезло… Видимо, Харука умудрилась заслонить её. Всего-то пятнадцать процентов пораженных поверхностными ожогами кожных покровов и пять процентов глубоких… Глубоко обожжена рука, которой она заслонилась от вспышки, закрыв глаза. На плечах больше не было мягкого ощущения от волн волос — их опалило, и по длине они теперь были даже короче, чем обыденная прическа Харуки.       «Хорошо, что хоть что-то осталось», — уныло подумала девушка, ощупывая мягкие пряди.       Несколько дней после пробуждения она была одна. Харука, лежавшая на соседней кровати, едва-едва дышала, подсоединенная к многочисленным трубкам. Попискивали приборы… Когда Мичиру пришла в себя, ей объявили, что переведут её в другую палату, но она, чуть ли не со слезами на глазах, просила оставить их вместе. Вместе на смерть. Вместе после неё. Вместе. Негнущиеся пальцы то и дело тыкались, как потерянные щенки, в перебинтованные, неподвижные руки Харуки, но ответа не было…       Только на исходе третьего дня что-то переменилось. Пальцы дрогнули, когда она потянулась к ним в очередной раз…       — Ми…чи…ру…       — Харука! Харука! — она не могла сдержать крика счастливого ребенка, за которым наконец-то пришла мама, когда он успел уже почувствовать себя всеми брошенным и покинутым.       — Мы живы, — на тонких губах Уранус заиграла улыбка. — Или мы в раю? Только почему здесь так темно…       — Темно? — Мичиру растерялась, чувствуя как солнечный свет греет её щеки. — Вовсе не…       Она не стала договаривать, взглянув в умиротворенное лицо Уранус, темно-зеленые глаза которой потускнели, словно затянутые молочной пленкой.       — Да. Здесь почему-то всегда темно, любимая, — выдавила она из себя, неловко накрывая её ладонь своею. Это наказание. Не для Харуки, для неё. Это её вина. Мичиру вспомнила веер водяных брызг, обрамляющий двух влюбленных на мосту, который подняла Харука, упав по её воле в ручей. А ведь, если бы она не помешала её увидеть… если бы… если бы…       Мичиру неслышно спустилась с кровати и забралась с ногами на постель своей соседки, пристраивая голову ей на колени. Негнущиеся перебинтованные пальцы Харуки скользнули в её теперь такие короткие волосы.       — Мичиру…       Отекшие веки, раскрасневшаяся кожа… Короткий, едва отрастающий ежик светлых волос… Едкий запах мази из-под бинтов, покрывающих грудь, плечи и руки возлюбленной. У неё было три дня, чтобы рассмотреть Харуку и привыкнуть к нынешнему облику. Но все же… Мичиру лежала щекой на одеяле поверх ног Харуки и малодушно представляла, что с ними все в порядке, они не опаленные пламенем калеки, а могучие воительницы, прекрасные девушки, которых ждут дела и свершения, целый мир… Как, интересно, девочки? Им же удалось прорваться сквозь пламя? Их не должно было расплющить или покалечить… Расчет должен был быть точным. Старлайты хороши в этом деле — они не первый раз занимаются межпланетной телепортацией. Остается надеяться, что экстремальные условия не исказили их расчетов.       Она глубоко вдохнула запах мазей и опаленных тканей, словно это был аромат нежных роз, что часто были их спутниками при явлении врагам.       — Новый день, Харука. Мы ещё повоюем…       — Как ты думаешь, где Мамору? — тихо спросила Уранус. Мичиру в очередной раз оглядела палату, понимая, что это всего лишь попытка потянуть с ответом:       — Не знаю, Харука. Боюсь, что мы можем предполагать худшее.       И предположить пришлось. Когда с визитом пришли Сецуна и Хотару. Обе были мрачны и преисполнены горечью. Эндимион и воительница Марса мертвы. Надежды уже никакой, как вынуждено признала Сецуна. Линия этого мира строго определена. Плутон не говорила, какое будущее теперь им уготовано, но судя по тревожной морщинке на лбу — ничего хорошего.       — Лишенная защитника планета гудит… В попытке остановить чудовище генералы Эндимиона подготовили Золотой кристалл к пробуждению. Только расчет оказался неверным, да и слишком многое было на карту поставлено. Результат — принц погиб, а Золотой Кристалл расколот, как когда-то Серебряный, — отрешенный голос Хотару, звучавший столь по-взрослому для её маленького хрупкого детского тела, не поднимал настроения. — Принцесса и её защитницы внутреннего круга, — при этих словах в фиалковых глазах пепельная серость горя, — предположительно на Кинмоку. Чудовище Скрут — предположительно сражен.       — Предположительно? — отозвалась эхом Харука. Это слово было для них с Мичиру как дополнительный нож под сердце. Столько уплатить, а уверенности в том, что это был конец, все равно нет.       — К сожалению, да.       — Сецуна, а ты его не видишь? — осторожно спросила Мичиру, переводя взгляд на бесчувственную статую, которую изображала Плутон.       — Нет. Будущее полно вероятностей, но я не вижу Скрута в пучке линий Созидающей. Как и Эндимиона, впрочем… Но во всех них Земля охвачена пламенем.       Тягостное молчание обрушилось на них, припечатывая, притягивая к земле. Четыре последних воина в этой системе, два из которых были далеко не в лучшей форме.       — Они ведь вернутся? — спросила Мичиру, отворачиваясь к окну, где ветер трепетал верхушки тонких деревьев, высаженных перед госпиталем.       — Для этого не надо быть Хранительницей Врат Времени. Конечно.       Плутон успела вовремя.       — Крик мертвых!       Её атака смела уродливого фага, сгорбившегося перед тремя растерянными напуганными женщинами — две медсестры и пациентка. Нескладное существо, руки которого были превращены в длинные скальпелевидные лезвия, облаченное в белый халат, дернулось на полу, скребя своими конечностями.       — Уходите! — Плутон властно махнула посохом, указывая направление для бегства.       Женщины, плохо осознавая происходящее, мелко закивали и нетвердым шагом последовали к проходу. Алые капли на полу навели Сецуну на грустные мысли. Черт. Проблема фагов обострилась из-за гибели Эндимиона. Все стало куда сложнее… Плутон чувствовала, как воспряли духом все крохи от сил зла, что остались по уголкам Земли, подпитываемые безумной надеждой, лишенной цели… Просто разрушения, просто жертв во имя Великого Хаоса будет достаточно. Когда принесут нужное число жертв, Хаос ответит невольным мольбам своих слуг… Что будет дальше — Сецуна думать не хотела. Ещё кровоточило в области сердца при мысли о Маленькой Леди, существование которой оказалось невозможным в той реалии будущего, которую избрал этот мир. Слова Нео-королевы Серенити давали хрупкую надежду:       «Тебе известно, как я люблю Маленькую Леди. Она моя драгоценная дочь. Но я не могу заставить саму себя прийти к ней. С другой стороны, буду я королевой или изгнанницей, преступницей или воительницей, мне известно то, что она меня не покинет. Все равно придет ко мне. Возможно, в другом обличие, но придет… У Лунного Луча всегда должно быть продолжение. Он не иссякнет».       Только не ошибалась ли Королева? Сецуна с самого момента своего несчастливого пробуждения перебирала сверкающие нити «возможного», силясь найти там Маленькую Леди или хотя бы кого-то отдаленно похожего на неё. Мелисса*(4)… Мелисса… Мелисса… Гремело по нитям откуда-то спереди, а Сецуна всматривалась в темный силуэт, лишенная пока возможности увидеть… Эти нити были более вероятны, чем Хрустальный Токио, но все равно ещё неустойчивы. Мелисса — Маленькая Леди?       — Я тоже тоскую, Плутон…       У Хроноса было две дочери — одна встала у врат времени, другая вместила в себя всю разрушительную его мощь. Сейчас в обличии Сейлор Сатурн и Сейлор Плутон не было никаких «Сецуна-мама», «Хотару-дочь». Были только Хель*(5) и Шакти*(6), две дочери канувшего в небытие рода.       — Да… Я знаю.       — Мы ещё увидим её.       Шакти тоже обречена помнить, как и её старшая сестра. Хотя нет. В её случае это не обреченность — она рада помнить свою маленькую дорогую подругу, даже если мир вычеркнул её из собственно ткани, наскоро залатав швы цветными нитками.       — Как дела внизу?       — Одного скрутили военные. Одного обездвижила и скрутила я, — Сатурн угрожающе качнула своим грозным оружием — Косой Безмолвия. — И один сбежал, почувствовав, что сегодня не его день. А ты, вижу, тоже время даром не теряла.       — Да, как-то вышло, что нет, — Сецуна с сожалением посмотрела на монстра, ещё конвульсивно вздрагивающего и скребущего пол. — Нам надо их доставить к твоему отцу в «бункер» или что у него здесь. Нельзя допустить, чтобы их схватили военные.       — Да они и нас-то не против поймать… Только боятся, — в фиолетовых глазах Сатурн блеснула угроза.       — И славно. Не хочется начать разбираться с людьми из-за их научного интереса и страха, — буркнула Сецуна, прихватывая за воротник халата фага. Сейлор Хирург, видимо. Жаль, что они обезумели настолько, что призвать к сотрудничеству их почти невозможно. Так-то транспортировка станет не самым легким вопросом…       Икуко после радушного приглашения неловко присела на край кровати девушки с опаленными волнистыми волосами.       — Меня зовут Мичиро Кайо. А это Харука Тено.       Блондинка, кровать которой располагалась на расстоянии вытянутой руки, слепо посмотрела в сторону Икуко и дружелюбно улыбнулась:       — Рада знакомству, миссис Цукино. Ваша дочь наша дорогая подруга.       — Простите, — спешно вмешалась Мичиру, — не поймите нас неправильно. Мы понимаем, что вам тяжело об этом говорить, но у нас есть все основания полагать, что…       Икуко тяжелым взглядом обвела обеих. Бедные обожженные дети. Птицы, лишенные крыльев. Кажется, она уже слышала про Мичиру, как про всемирно известную скрипачку… Даже видела афиши пару раз. Взгляд остановился на плотно перебинтованных пальцах. Как она теперь будет играть?       — Миссис Цукино, — Мичиру протянула к ней свою руку ладонью вверх. — Поверьте нам… Все будет хорошо.       — Мичиру, — утомленно вздохнула Харука. — Мне кажется, что совсем не к месту…       Но Икуко не могла дослушать её речи. Приняв дрожащими руками протянутую ей ладонь, она залилась слезами, выслушивая сердцем оборванные недоговоренные фразы Мичиру.       »…полагать, что Усаги жива и скоро вернется».       Икуко была уверена, что таинственная женщина из сна говорила тоже самое. А значит, как бы ни было абсурдно это предположение с точки зрения разума, её дочь жива.       Осторожный стук в дверь прервал их где-то спустя пятнадцать минут. В дверях появился «профессор» в сопровождении маленькой темноволосой девочки в темном платье и смуглой длинноволосой девушки в белом халате. Медсестра? Что-то она выглядела слишком уж знакомой…       — Все утряслось, — сказала мужчина, скрещивая руки на груди. — Теперь мы можем спокойно поговорить.       — А как же персонал больницы и прочие? — скептически хмыкнула Харука.       — У них пока полно дел. Эвакуация прошла бестолково. Пока они сверяют списки больных, проверяют, кого вывели, и тому подобное. Через пятнадцать минут нам нужно будет вернуть миссис Цукино в её палату. Итак…       — Госпожа Цукино, для нас большая честь встретиться с вами, — взяла слово зеленовласая девушка.- Мое имя Сецуна Мейо. Я также являюсь подругой Усаги. Здесь мы — четыре девушки — являемся воинами в матросках, защитницами мира и покоя на Земле.