Элигос

Света не могла не волноваться. Ей говорили, что у дикой нет ни малейших шансов, что это задержание станет еще одной рядовой операцией, только и всего, но моя жена все равно была как на иголках. Я отвел ее на балкон, подальше от Светлых, снующих по нашей квартире. – Это ловля на живца. Не смей мне лгать, убеждая, что это не так,– бросила Светлана. – Все произойдет быстро. Как только суккуб сунется сюда, ее ликвидируют. – А присутствие в оперативной группе Темных тебя не настораживает? – Самую малость, – признался я. – Но это уже незначительные издержки. И, при том, мы же не пускаем их в квартиру. – Зря ты спас тогда эту дикую суку, – скупо бросила Света, глядя через балконную дверь на то, как Надя гордо демонстрирует Медведю свой очередной шедевр из пластилина. Вся картинка в черно-белом цвете: я так и не закончил курс лечения. Некогда исправлять. – Я надеялся, мы уже прошли ту часть, где я оказываюсь во всем виноватым. – Нет, ты не во всем виноват. – Света отвела глаза. Пауза, всхлип. Я неверяще посмотрел на жену – она стояла, необычно притихшая, глаза ее подозрительно блестели. – Антон, я плохая мать, – выдохнула Света и спрятала лицо в ладонях. – Что ты такое говоришь? – прошептал я, замирая. – Я говорю, что я не могу, просто не могу... я не чувствую ее. Мне так страшно за нее, – Света сбилась и в отчаянье посмотрела на меня, ища поддержки. Почему я так долго не замечал у нее кругов под глазами? – Гесер просто пришел к нам, он провел ее в сумрак, а я…Антон, я согласилась. Я хотела, чтобы она стала самой сильной! Какая дура! Надеялась, что если она будет самой Великой, я перестану бояться! Я так уставала. Даже не смогла взять на себя ее обучение. Но никто… они не оставят ее в покое, и, когда она смотрит на меня, я теряюсь, потому что знаю, что она видит вперед на сотни вероятностей. Всего лишь ребенок, откуда ей знать, что там действительно все хорошо, что она радуется тем вещам, которые действительно достойны? А она радуется. Радуется, вижу. Улыбается просто так, глядя вперед. – Надя всего лишь шестилетняя девочка, милая. Иная – да. Как и мы с тобой, и мы сделаем все для нее. Нет повода для… – Не говори мне, что я все себе придумала – я ее мать! Знаешь, сколько было Светлых Абсолютов, знаешь, почему Мария всегда так печальна? Я сделал шаг назад: – Она не повторит Его судьбу. А ты – не Мария. И никогда ей не будешь. – Она все слышит, Антон. Нас с тобой, наших соседей. Она слышит все в этом городе. И рассказывает это мне. Она еще такая маленькая, откуда она знает, что можно говорить, а что нет?! Я не справлюсь с этим одна! Мне так хочется сбежать. Рывком я притянул Свету к себе и зажал ее рот ладонью. Крепко обнял, чувствуя чужое тепло. Дура. Да, дура. – Зачем ей это? Суккубу, Антон? Зачем ей наша дочь? – Не ей, - поправил я Свету. – Это Сумрак. Он диктует правила. Все дело в поддержании баланса. Послушай. Никто нас не тронет, и мы справимся со всеми нашими врагами. С Темными и Светлыми, – выдохнул я. *** Диск с музыкой был зажат между пальцами на манер сигареты. Легко взлетев по каменным ступенькам, девушка ветром распахнула двери балетного класса. Тюль цвета слоновой кости поднялся к самому потолку. И волнами опустился, как только дверь была притворена. Стайка худеньких девочек обернулась на звук скользящих шагов, преподаватель застыла в вежливом полупоклоне. Удивленный вдох эхом пронесся по воздуху, заставив гостью поднять тяжелые ресницы, вскинуть аккуратную головку и осмотреться. Лена всегда мечтала танцевать в таком зале, где зеркала отражали другие зеркала, где пахло деревом и цветами, а не потом и алкоголем ночных клубов. Это были ее детские мечты, настоящие, пришедшие из человеческого сердца. Суккубу было бы наплевать на цветы и гладь паркета под ногами. Но не Лене Кудрявцевой. Она сделала скупой шаг, попробовав свои силы, подняла тонкие руки, чуть опустив вниз третий палец. Магнитофон проглотил принесенный ею диск и выбрал нужную мелодию. Лена заскользила по паркету в алых капроновых носках. Ее волосы вились пуще прежнего, рыжие локоны достигали поясницы. Бежевый топик и верхняя юбка смотрелись слишком дешево для этого убранства, но нижняя юбка вспыхивала все тем же алым, и казалось, что одежды кровоточат. Самая храбрая из маленьких балерин в три прыжка оказалась у кружившейся Лены – под такую музыка никто не смел передвигаться обычными шагами. – Почему Елизавета Михайловна совсем не двигается? – спросила девчушка, движением руки указывая на застывшую учительницу. – Потому что она устала, – пояснила Лена, пробуя свое тело в очередном па. – А вы устали? – Не устали, – отозвались вежливые отпрыски местной аристократии. – Тогда танцуйте! – рассмеялась Лена. – Танцуйте, как вам нравится! Идея девочкам понравилась, они высыпали на середину зала и закружились в своих собственных движениях. Иные всегда умели убеждать. – Вы наша новая преподавательница? – спросила та самая пигалица, что справлялась о застывшей преподавательнице. – Может быть. Тебя как звать? – улыбнулась Лена. – Ника, – с достоинством отозвался ребенок. – Я уже на шпагат могу сесть. Хотите, покажу? – Потом, Ника, все потом! Танцуй, Ника! – рассмеялась рыжая дикарка и расправила руки, словно тяжелые крылья. Еще одна ученица – слишком полная, чтобы в будущем стать балериной – поймала Лену за подол юбки и доверительно ткнула куда-то в угол: – Там новенькая. Она не хочет танцевать, – наябедничала она и почтительно отпустила юбку Елены. Лена прищурилась. Девочка, стоящая в углу, была младше всех остальных. Одетая в джинсовую курточку и шортики, она, понятное дело, выделялась на фоне других. Ее косички забавно торчали во все стороны. Лене стало интересно. Пусть она и не понимала природу своей силы, но ей казалось совершенно неправильным, что кто-то способен ее ослушаться. А уж если ребенок выделялся из ее нового сладкого мира, то это явно заслуживало внимания. Лена подошла к девочке и присела рядом с ней, чтобы заглянуть в глаза. – Здравствуйте, – вежливо поздоровалась малявка. – Я Надя. Она протянула руку, и Лена пожала мягкую ладошку. – Мои мама и папа очень не хотят, чтобы я с вами разговаривала. Надежда подумала немного, и вдруг подалась вперед, и обняла обескураженную Лену за плечи, чуть не повалив обеих на паркетный пол. – Вы, главное, не опоздайте, хорошо? Иначе у нас ничего-ничего не получится, – сообщила младшая Городецкая, и от каждого ее слова повеяло Силой. Лене пришлось пообещать, что она непременно успеет вовремя. Разомкнув свои ручонки, Надя выпрямилась и обернулась, хотя позади нее были только зеркала: – Ой, – огорчилась она, – меня уже зовут. Сказала и исчезла, оставив Лену сидеть в волне алого кружева. *** Ольга развернула нити и проследила пальцем за движением будущих событий. – Вот это – наш дикий Иной, максимальный уровень силы, негативный фон около ста процентов, уверенный, подкрепленный неизвестной нам информацией образ. Это – вероятностная вилка с вмешательством извне, положительный исход при которой 98, 76%, если мы правильно разыграем всю ситуацию, этим вмешательством станет наше появление. Света скривилась, отворачиваясь от карты: – Мне не нравиться твое «если». – У нас прекрасные шансы, милая. Прекрати себя изводить и настройся на борьбу, – властно прошептала Ольга. – Не могу я сидеть и ждать, как ты не понимаешь? – в тон ей зашипела Света. – Да все я понимаю, Свет. Недолго осталось, потерпи. Сегодня-завтра дикая нанесет удар, и тогда все закончится. Мы развеем ее, раскатаем по сумраку, и никакая Инквизиция слова нам не скажет. – Гесер рад, наверное. Это же отличный повод уничтожить сильную Темную. Антон сглупил, вырвав ее из когтей смерти, но завершить начатое все же нужно. Светлым выгодно нападение на мою дочь. Если посмотреть на это чуть шире, Светлые даже могут спровоцировать дикую на нападение, чтобы убрать ее. – Это чушь, – мрачно ответила волшебница, и Света невесело ухмыльнулась: – Да, чушь. Думаешь, я не понимаю? Но будь расклад немного другим, операция была бы вполне в духе Гесера. Мне ли не знать. – Много же ты нахваталось от своего непутевого муженька. – Непутевый муженек все слышит, – оповестил я женщин, отрываясь от монитора. Программа для Хены наконец завершила обработку всех данных и сейчас выводила алгоритм. – Антон! Где Надя? – дрогнувшим голосом воскликнула Света. – Она же была с тобой. – Она с Толиком на кухне, чай пьет, – буркнул я, вчитываясь в показатели. Светлана сорвалась с места и помчалась на кухню проверять мои слова. И она, и я чувствовали, что с дочерью все в порядке, но Свете еще и требовалось видеть дочь каждые пять минут. Это было затруднительно, если учесть количество незнакомых для Нади Светлых, наводнивших нашу квартиру, с которыми ребенок жаждал подружиться. То и дело она оказывалась в компании Медведя, Фаррида, Толика и даже Ласа, хотя последнее знакомство я не одобрял. Света зашла на кухню, заметила свое дите, и у нее отлегло от сердца. Надежда стояла к ней спиной. – Надюш, подойди к маме, – попросила Светлана, девочка обернулась и смешно дернула косичками: – Ой, – пробормотала она в пустоту, – меня уже зовут. – С кем это ты говорила? – Света протянула руку, чтобы поправить сползающую резинку на левой косичке. – Ни с кем, – честным голосом заверил ребенок. *** К вечеру нервы стали сдавать и у меня. Будь я по-прежнему на пике своей силы, стал бы изводить себя так? Сейчас я тянул на третий уровень, восстановление шло слишком медленно. Я мерил шагами пустую комнату, Светлые и Темные Иные ушли по своим наблюдательным постам, и мне оставалось только ждать. На лестничной клетке, изображая подвыпившую парочку, стояли Медведь и ведьма Алита, фаворитка Завулона (не пожалел ведь, отрядил). В глазок я мог видеть, как они самозабвенно читают по памяти Гумилева. Фаррид и Гарик ушли на два этажа выше, у подъезда Семен выгуливал соседского дога. Двое незнакомых мне Темных копались в припаркованной у тротуара Волге, они смачно ругались и то и дело устраивали перекур. Я отошел от двери. Все было хорошо. Все будет хорошо. В полночь линия вероятности полыхнула ярко алым. Это стало сигналом для всех нас. Елена шагала под светом фонарей, выбивая каблуками точный ритм. Сейчас, как и я, она тянула на третью-четвертую ступень. «Пусть подойдет к подъезду», – распорядился я. Светлана сидела на диване, обнимала дочь за плечи, отсчитывала ритм алых каблуков. Медведь подобрался, Семен потрепал дога за холку: «Не нужно спешить», – посоветовал он. «Как только подойдет к подъезду на расстояние двадцать шагов – берите ее», – выдохнул я. Двадцать шагов – минималка для наведенной на всех нас маскировки. Пусть так, пусть как в дешевом кино, из-за моего глупого альтруизма, из-за желания все исправить придет психопатка и попытается лишить меня дочери. Я даже точно не знаю, почему. Это невозможно. Единственное, что остается, – ждать. Новых чудес. И первый лик угрозы для моей семьи – хрупкая юная девушка, полупогруженная в сумрак, впечатывающая мох в асфальт каждым ударом каблука о землю. Почему? Зачем? Кто сказал ей, что моя дочь – отличная мишень для глупых игр с Силой. Почему все дикие от Тьмы глубоко верят в то, что их предназначение – уничтожить добро? Эти сектанты, у могилы ветерана раздирающие на части заблудшую кошку, эти Дети Ночи, пьющие кровь пьяных подруг? Кто первым сказал, что их цель – погасить свет? Уж не Светлые ли? Испуганные, тычущие пальцами в тех, чья аура пылает иными цветами. Еще пара шагов, и мы начинаем. Где-то на глубинных слоях ждут развязки Гесер и Завулон, им нет нужды вмешиваться: расстановка сил в нашу пользу. Они не вмешивались, когда суккуб погибала, и теперь, когда она идет убивать, Темная от Тьмы, они не станут делать первый шаг. Пешки идут против пешек. К тому же, это мне урок. Учитесь, господин Городецкий. Они гасят Свет, мы уничтожаем Тьму. Нельзя их жалеть. Нельзя их спасать. Когда все началось, думаю, я уже понял, что происходит, только не успел отреагировать. Никто не успел. Я смотрел через окно на то, как мобилизуются Светлые и Темные, как Семен перестает горбиться, выпрямляется и в прыжке выбрасывает вперед заряд жезла, как Алита проводит Медведя сквозь стены и бросает в суккуба что-то ведьминское, что-то черпающее силу ветра, и девушку сбивает с ног. Я знал, что скажет Ольга еще до того, как услышал ее взволнованный голос: «Студент сбежал!» Обратившись к потолку истинным зрением, я увидел его и сразу узнал, хотя видел только в чужих воспоминаниях. Никита Махрушев – прыжком в один портал из Тольятти в столицу, на крышу нашего дома. Дикий Темный, вознамерившийся погасить самый мощный источник света. Мы ставили капканы не на того хищника. Никита – фигура в адском пламени, решимость убить, аура камикадзе. Сбежал, не удержали. Пришел за моей Надюшкой. Не допущу! Светлана вскинула голову на мгновение позже меня. У идейных борцов все всегда в порядке. И у Никиты с решимостью все было нормально. Где-то там взревел Гесер. Внизу, у подъезда суккуб с легкостью сбросила с себя огромную тушу бурого медведя и подняла глаза. Все-таки слабость оказалась притворством. Так медленно. В полусумраке. Никита посмотрел на Лену, Лена увидела Никиту. Двое затравленных, непринятых зверя, не принятых даже теми, к чьей касте они принадлежали. Дети сумрака, брат и сестра, молодые максималисты, жертвы Инквизиторских экспериментов. Мы их не ждали. Сумрак их не желал, он отверг их, вывернутый, прогнувшийся, выбросил в наш мир. Не подкидные короли – нет, сброшенные шестерки. Они были рады видеть друг друга. Надюха обняла свою мать, потянулась к ее лицу ладошкой и закрыла ей глаза, так для нее делала Света каждый раз, когда по телевизору показывали неприятные сцены. – Не смотри мама, сейчас плохой свалится. Лена была полностью обнаженной, лицо ее было расцарапано Тройным Лезвием, а одежда сгорела из–за попавшего в цель заклинания одного из Темных. Она подняла руки, словно здороваясь с Никитой, Никита обескуражено замер, останавливая детонацию своей энергии. Словно брат и сестра. Наверное, Лена уже тогда поняла то, что я принял только через многие–многие бессонные ночи. Семья для Иного, действительно, главное, потому что только на нее можно рассчитывать в этом дерьмовом мире с шуткой–равновесием, с нелепыми войнами, с ненужными интригами. Семья. Это так по-человечески. Это так правильно. Семья для Иного – это не только кровные родственники – это все те, кто падая, лишь поднимаются в твоих глазах. И взрыв прогремел. Там, высоко, в летной зоне, на высоте в тысячу сумеречных уровней. Я так ничего и не сделал, потому что и не должен был. Она сама все сделала, дикая Темная Иная, скомкав слои и этажи, врываясь пальцами сквозь стены и перекрытия, она стала тем счастливым вмешательством, та, которую я спас. Она обняла своего брата сумеречным дыханием и подбросила к звездам. Пресс. Чистая сила, которую не ждали. Сумрак против сумрака. «Плохой» и правда упал. Надюшка, как всегда, оказалась права, он упал пеплом, смешанным с первым мокрым снегом. Все звуки мегаполиса смолкли, когда вспышка ослепила небеса. Снежинки полетели вниз, падая на безжизненную фигурку Елены, лежащей у мусорной урны, на бурую шкуру Медведя, за холку которого держалась красивая ведьма Алита с волосами цвета серебра. – Все кончилось? – спросила она. Маги проглядывали сумрак, в поисках новой угрозы, но ее не было. – Она его победила, – снова подала голос ведьма. – Мы думали, она идет убивать, но она прикончила убийцу. Я открыл створку форточки и вдохнул разряженный воздух: – И как я теперь узнаю, на кой черт этому Тольяттинскому парню понадобилась наша дочь? И тут Света заплакала.